Негасимое пламя В сердцах гордых пылает! Поднимай выше знамя, Победа будет за нами! Мужество и воля, сила и отвага! Встать на страже правды — долг твой и судьба. Бой за справедливость ведёт воин света, И горит в груди его ярости пожар! Негасимое пламя В сердцах гордых пылает! (Kolovrat — Eternal Flame)
Свет. Ослепительно-яркое сияние. Изначальная музыка зазвучала в подземельях захваченного врагами дворца. Низкие глухие звуки рвались из горла рычащего медведя. Не ожидавший столь яростного напора огненного зверя майя отчаянно пытался освободиться из стальной хватки Пламенного. Вмиг ставшее тесным помещение бывшей кладовой не давало простора для битвы, поэтому Фэанаро, решивший во что бы то ни стало отомстить тёмной твари за мучения своего внука, переминался с лапы на лапу и швырял Саурона словно куклу то об одну, то об другую стену. Орки, слыша истошные вопли хозяина, толпами сбегались со всего дворца, и тут же в безумном страхе пятились назад, мгновенно ослеплённые светом Негасимого пламени. Майа защищался от мощных выпадов медведя голыми руками, самонадеянно не надев доспехи: Саурон рассчитывал уничтожить непрошеных гостей магией. Первое время Аннатар только и думал о том, как бы не дать зверю вцепиться в его горло, и вскоре прекрасная фана почернела и покрылась множеством рваных ран. Сверкавшие подобно эльфийским клинкам длинные когти Пламенного глубоко вонзались в плоть слуги Моргота — свет проник в самое сущность искажённого Тьмой майа, заставив задыхаться в лучах ослепительного потока и орать ещё громче. Вопившему во всё горло Саурону удалось призвать на помощь силу Кольца, и злые духи устремились к своему хозяину. Факел погас, потушенный взмахами крыльев летучих мышей, и теперь темница была освещена лишь сиянием, исходившим от огненного зверя. Фэанаро смог выпихнуть майа в коридор, опрокинув его навзничь. Медведь на миг ослабил хватку передних лап при падении, чем незамедлительно воспользовался Саурон. Хозяин приказал сонму своих слуг накинуть на воина Света липкую сеть паутины, чтобы уничтожить бушевавшее пламя, но первые броски тёмных не увенчались успехом. Сплетения тварей с громким треском сгорали, едва соприкасаясь с огненным зверем. Мелкие искажённые духи издалека плевались в Фэанаро ядом, потому что те из них, что отважились подлететь ближе и попробовать укусить медведя, вспыхивали и вмиг превращались в пепел, едва дотронувшись до сверкающей шкуры. Мельтешение за спиной поначалу не сильно досаждало Пламенному Духу: воспользовавшись тем, что Саурон отвлёкся на свое кольцо, он смог добраться до горла врага, и клыки свирепого зверя сомкнулись на шее майа. Подземелье сотряс победный рёв, но слепо подчинявшиеся зову Кольца тёмные всё прибывали и прибывали: вскоре спина медведя исчезла под шевелившимся живым покрывалом из тварей, пытавшихся во что бы то ни стало погасить свет огненного противника. Саурон распластался на полу коридора, захлёбываясь собственной тёмной кровью. Его крики смолкли, и только глухие хрипы вырывались из сдавленной тяжестью медведя грудной клетки, а руки тщетно пытались нашарить в густом мехе горло Пламенного. Майа забился в агонии, в отчаянии взывая к хозяину: в какой-то момент ему показалось, что Моргот услышал зов, потому что ослепительный свет стал слабее…***
Как только Атаринкэ избавил сына от последней цепи, Тьелпэ будто стало легче. Конечно, всё тело болело, даже дышать было тяжело, но исчезла давящая, исподволь уговаривающая сдаться липкая тьма. Искусник перевёл дыхание и перенёс Тьелпэринквара в дальний от дверей угол, наиболее безопасный в данный момент, и впервые отошёл от Келебримбора. Вытащив свои кинжалы из варжьих туш, он оглянулся на сына — тот отвернулся к стене, медленно водя рукой по каменной кладке. Однако вновь вернуться к Тьелпэ Атаринкэ сейчас не мог — огненный медведь полностью скрылся под слугами Саурона, а рассчитывать на помощь одного лишь брата было опрометчиво. Нолдо ринулся на тёмных, но занял положение у самой двери, чтобы не допустить ни одного прихвостня падшего майя в теперь уже бывшую темницу сына. Тьелкормо сражался яростно, однако его движения были легкими и непринужденными, а сыпавшиеся на врагов удары и едкие комментарии говорили о том, что Охотник прекрасно владеет ситуацией. Тварей становилось всё больше, и сражаться кинжалами было очень неудобно. Завладев орочьим ятаганом, Атаринкэ продолжил прореживать ряды тёмных, давая возможность брату подобраться к огромной куче из слуг Саурона, под которой уже давно скрылись и падший майа и Пламенный Дух. Чужой клинок, выкованный вражеской рукой, слушался плохо, но выбора не было, и нолдо яростно рубил им всё прибывавших врагов. Тем временем Тьелпэринквар, увидев, что его спасителям приходится тяжко, подполз поближе к одной из стен. О, если б он мог хотя бы встать на ноги и биться рядом с отцом! Но, увы, они отказывались слушаться мастера, хотя, приложив неимоверные усилия и перетерпев дикую боль, он смог подтянуть ноги к себе так, чтобы было легче осуществить задуманное. Только бы хватило сил! Правитель Эрегиона с нежностью погладил камни своего детища, стараясь передать любовь и благодарность за верную службу. Откликнулись все: даже самые крохотные камешки, украшавшие двери, ответили своему королю. Тогда мастер попросил пол коридора накрениться — тёмные начали съезжать и падать, в том числе и те, что навалились на огненного медведя. Нолдор же твердо стояли на ногах. Тьелпэ тяжело выдохнул — сил больше не было: он не сможет ни перегруппировать камни, чтобы слуги Саурона провалились в землю, ни замуровать их в подземельях, наглухо запечатав коридоры. Келебримбор прислушался к себе. Как ни жалко ему было разрушать творение рук своих, оставлять дом тёмным он не хотел. Однако всё же решил спросить и его мнение. Камни согласились с мастером, обещав, что как только последний эльф покинет дворец, тот рухнет и погребёт под собой немало искажённых тварей. Правитель Эрегиона горячо поблагодарил каждый камушек и с тяжёлым сердцем навсегда попрощался со своим созданием.***
Во время боя с майа огненный зверь несколько раз небрежным взмахом плеча стряхивал с себя навязчивых тварей, но вскоре тёмных стало так много, словно в подземелья спустилась вся армия Саурона. Шкура медведя стала липкой от яда, а пепельно-серое покрывало из тел погибших в огне тварей перестало пропускать свет, но Фэанаро не собирался выпускать из стальных объятий хрипящего майа, продолжая с силой сжимать челюсти на горле приспешника Моргота. Внезапно Пламенному показалось, что каменный пол накренился, и объятые диким ужасом твари бросились врассыпную. Огненный зверь отпустил шею падшего майа для того, чтобы энергично отряхнуться и сбросить с себя трупы врагов — этого краткого мига Саурону хватило, чтобы скользнуть по накренившемуся полу как можно дальше от лап свирепого медведя… Как только Атаринкэ увидел, что отец вновь свободен и яростно рычит на разбегающихся подобно крысам слуг Саурона, а брату не угрожает опасность, он вернулся внутрь бывшей темницы, но не стал прерывать разговор Тьелпэ с камнем, понимая, как это сейчас важно для сына. Попрощавшись с домом, лорд Эрегиона прикрыл глаза, а его рука, только что касавшаяся камней, безжизненно съехала по стене вниз и гулко ударилась о пол. Атаринкэ бросился к сыну и опустился перед ним на колени, невесомо кладя ладонь Тьелпэ на лоб и делясь с ним своими силами. Тьелпэринквар вздрогнул и дёрнулся, пытаясь подняться на искалеченные ноги. — Я здесь, всё хорошо, — Искусник придержал его на месте. — Потерпи ещё немного, мы совсем скоро будем дома, в нашем Форменоссэ. — Прошу подожди, атто, — Куруфинвэ услышал жаркий шепот лорда Эрегиона. — Ещё один пленник… рядом… соседняя кладовая. Отец, нужно… — Я понял тебя, — Атаринкэ кивнул сыну и выскочил в коридор, где был тут же схвачен и остановлен сильными огненными лапами. — Куда?! Время на исходе, возвращаемся! — рявкнул на него Турко. Воспользовавшись возникшей суматохой Саурон незаметно исчез, тратя силы на то, чтобы затянуть рваную рану на горле и остановить хлеставшую из ран кровь. — Торон! Атто! — Атаринкэ попытался освободиться из железных объятий Фэанаро. — Тут рядом, за стеною ещё один пленник. Вы знаете, что его ждёт… Договорить Искуснику не дали — несколько орков, оправившись от первого испуга из-за ушедшего из-под ног пола, уже вскочили и попытались проникнуть в бывшую кладовую. В лапах у одного из них был взведённый арбалет, который мгновением позже с грохотом упал на пол. Ещё один собирался метнуть нож в лежащего Тьелпэринквара, но не успел. Медленно заваливаясь на пол и отвратительно булькая распоротым горлом, он всё же исхитрился дотянуться острием до руки Атаринкэ, который незамедлительно пресёк атаку слуг падшего майа, вновь отступив в бывшую темницу сына. Как только Тьелкормо услышал о ещё одном несчастном, нолдо ринулся в соседнее помещение. Пламенный Дух прикрывал его спину, взмахами передних лап впечатывая особо рьяных врагов в пол и стены коридора. Словно вихрь сметя попавшихся на пути орков, Турко ворвался в соседнюю кладовую и при тусклом свете факела увидел ещё одного пленника. Тот вздрогнул, а потом широко распахнул глаза, с удивлением глядя на Светлого. — Времени нет. Терпи, — отрывисто бросил Турко, взявшись за цепи. В отличие от Келебримбора эльф был подвешен за руки на вбитые в стену крюки. Решив, что оковы собьёт брат, Тьелкормо снял пленника со стены и как можно быстрее двинулся обратно, взвалив освобождённого на плечо. Охотник осторожно выглянул в коридор и, выждав момент, когда оставшиеся в живых твари отвлеклись на отца, рванул вперёд. Светлый не мог видеть, как рухнувший на пол раненный Искусником орк, подбирает уже взведённый арбалет. Жгучая боль пронзила плечо, а парный выстрел почти в упор отбросил Тьелкормо назад. Спасённый эльф дёрнулся и обмяк. — Тварь! — прорычал Охотник, но орк, вмиг смятый могучей медвежьей лапой, уже не мог услышать крик Светлого. По подземельям пронёсся яростный рёв, заставив тёмных в страхе попятиться назад. Глухой гул возвестил о том, что дворец готовится осуществить задуманное его творцом…