***
Слишком много было тайн вокруг. Эти непонятки вкупе со странным поведением Дженсена раздражали его, злили. Джаред решил во что бы то ни стало поговорить с Дженсеном, даже если придется скандалить, пригрозить уйти. Искал повода, чтобы остаться наедине, понимая уже, что Дженсен ни за что не будет говорить с ним в доме. Везде уши — все так говорили, и непонятно было, кто на кого стучал. Но рисковать нельзя, и Джаред обдумывал, как бы вывести Дженсена за пределы поместья и прижать к стенке. И придумал: лучше позволить дать сделать все профессионалу, самому Дженсену. Стоило ему это — один раз, подкараулив Дженсена, сделать грозный и одновременно отчаянный вид и прошептать едва слышно: «Нам нужно поговорить, делай, что хочешь, но найди способ!» Не успел Дженсен отреагировать, Джаред отступил и был таков. На следующий день его посреди дня призвал к себе сэр Арни и, озабоченно нахмурившись, заговорил: — Джаред. Можно я буду называть вас так? Спасибо, Джаред. У меня к вам будет маленькая просьба. Мой муж в последнее время переусердствовал в доказательствах верности и преданности мне. Он не выходил из дома почти месяц, это не очень хорошо для молодого омеги, и организм ведь не обманешь. Он так бледен. Он не хочет никуда выходить, говорит, что его место в доме, возле меня. Но теперь моя очередь выказать ему свое доверие и признательность. Прошу вас, отвезите его в наш летний домик в Сирре, он его очень любит, я знаю. Он всегда там расцветает; пусть он отдохнет на свежем воздухе, заставляйте его побольше гулять, есть. И, вы же знаете, через десять дней большой бал во дворце, приезжайте хотя бы за три дня до бала. Я думаю, ему пойдет на пользу отдых в тихом доме на берегу озера. Дэнни? Конечно, да. Его привезут завтра, соберут все вещи и привезут, думаю, неделька каникул ему не повредит тоже. А вы отправляйтесь прямо сейчас. Дженсен еще не знает, думаю, это будет приятный для него сюрприз. Приеду ли я? Это вряд ли, честно говоря, я буду очень занят в связи с этим балом. Джаред очень сильно сомневался, что для Дженсена эта неожиданная поездка будет сюрпризом, но высказывать вслух свои сомнения не стал, молча пошел собирать вещи в свою комнату: солдатский чемоданчик, смена белья, смена брюк, шорты, плавки, зубная щетка. Усаживаемый мужем в броневик класса А Дженсен выглядел растерянно-счастливым, без конца переспрашивал про Дэнни: «Завтра? Почему завтра, он в школе? Но, может быть, мы его дождемся? Хорошо, хорошо, Дьерк, как скажешь». Но едва машина отъехала от ворот, Дженсен снова переменился. Джаред мельком глянул на него. Рядом сидел совсем другой человек. Сосредоточенный, нахмуренный, немного сердитый. Поймав взгляд Джареда, прижал палец к губам и покачал головой: «Нет. Здесь тоже могут быть жучки». Джаред прикусил язык и молчал до самого Сирра, Дженсен дремал всю дорогу, а потом Джаред его растолкал и попросил объяснить, как проехать к дому. Потом они нашли дом — в отдалении от других, у самого озера. Джаред начал выносить корзины с едой, сумки с одеждой, Дженсен безмолвно принялся ему помогать. И… они молчали, будто никак не могли начать, Джаред понимал, почему он сам как онемел, он и правда онемел. Его поразила вдруг простая мысль: они вдвоем, в пустынном месте и никого больше рядом нет. Как-то неважно стало всё, все тайны и вопросы потеряли важность. Хотелось просто коснуться Дженсена, провести пальцами по щеке, обвести губы, погладить волосы, заглянуть в глаза, в надежде отыскать потерянное. Дженсен, Дженсен… Кажется, и у Дженсена было похожее состояние. Едва войдя в дом перед Джаредом, он бросил сумки, развернулся и уткнулся к нему в грудь головой. И ничего не говорил, слова были не нужны. Джаред стоял, как столб какой-то, намертво вцепившись в сумки, надо было их бросить как Дженсен сделал, но Джаред не мог, пальцы закоченели крючками, а Дженсен обнимал его за пояс и тихонько ныл, или плакал, или стонал на одной ноте, горестно и так жалко. Джаред опомнился от этого звука, пришел в себя, наконец стряхнул дурацкие сумки. Взял Дженсена за плечи и потряс: — Давай, говори. Все рассказывай. Или я просто оставлю тебя, все брошу и уйду, ясно?! Заебало всё, все эти сраные непонятки. Конечно, не оставил бы, и не оставит, и будет до конца с ним, но надо же воспользоваться минутой слабости омеги — пусть жестоко, но Джаред не мог больше мучиться неизвестностью. Дженсен притих и покорно кивнул, вытер ладонями лицо, спросил разбито: — Что ты хочешь знать? — Во-первых, где дети? По моим подсчетам, от первых мужей у Дьерка штук шесть детей. Где они? Дженсен бледно улыбнулся и поднял на него влажный взгляд. Спросил треснувшим голосом: — Ты думаешь, я их всех убил? — Просто. Ответь мне на вопрос. Дженсен вздохнул: — Ну, это самый простой вопрос. Дети в гареме. В той части, куда тебе нет доступа. Туда свободно проходит только Дьерк, а все учителя, няньки, повара или живут там, или входят по пропускам. Все очень жестко, дом в доме. Наследники же. — А почему тогда?.. — Дэнни? Я настоял. Я сделал все, чтобы убедить Дьерка, что мой сын должен быть со мной. Потому что будь он там, — Дженсен задохнулся, но скоро взял себя в руки, и ровно закончил, — будь он под властью Рейведека — Дэнни бы и дня не прожил. Сказали бы: несчастный случай, отравился или случайно упал и свернул шею, а Дьерк бы ничего не смог сделать и простил бы Ведди, даже если бы точно знал, что это он. Замял бы дело. А я не мог этого допустить. У Дьерка много детей, а у меня один. А потом, после… Я все оставил как есть. Убедил Дьерка, что хоть один его ребенок должен ходить в школу как другие дети из приличных семей, совсем необязательно так прятать их. Дьерк согласился, но поставил условие, чтобы был охранник. — Ладно. Хорошо, что дальше? Ты избавился от Рейведека. Чтобы обезопасить себя и сына. Как ты это сделал? Дженсен молчал, Джаред поторопил его: — Дженсен. Я на твоей стороне, я просто не хочу, чтобы ты мне лгал, или чтобы меня использовали вслепую. Дженсен? Дженсен вздохнул, потер лицо ладонями, и попросил: — Давай сперва поедим? Есть хочется… Они разобрали сумки, вечер опускался быстро, и они зажгли свет. Вскоре явился альфа из поселка, узнать, кто тут. Узнав Дженсена, он радостно заулыбался: «Как долго вас не было! А как Дэнни? завтра приедет? Как хорошо! А Сэр Арни будет? Нет? Жаль, ну ничего, приятного вам отдыха». Потом приходил молочник, и Дженсен оживленно болтал с ним, а Джаред не мог его снова узнать. Он казался таким простым, нежным, таким… домашним? Таким, каким он, наверное, был до всего этого ужаса: до борделя, до Дьерка, до гарема. А потом они пили чай на веранде. Дженсен сидел в плетеном кресле, грел руки о чашку и рассказывал буднично, спокойно, глядя перед собой и иногда улыбаясь: — Мне очень повезло. Когда Дэнни забрали, Рейведек беременный был. Как раз пятый месяц, в таком состоянии не до интриг. Он благополучно продрых все это время, пока я снова обустраивался в гареме. Если бы… если бы он был в норме, он придушил бы Дэнни в первый же день, впрочем, может быть и нет, Дьерк бы не позволил. Ему нужен был Дэнни, чтобы взять меня, но тут наши интересы совпадали. В любом случае, это была удача. Я обрабатывал Дьерка, и мне никто не мешал. А когда Ведди пришел в себя, то обнаружил гарем в гареме. Я отгородился ото всех. Ты видел, у меня отдельные апартаменты. Он не мог зайти ко мне свободно, как раньше, не мог командовать и помыкать мной. У меня был свой повар, я сам выбирал продукты, из которых готовить, и у меня были свои слуги. Конечно, он пытался переподкупить их, но я специально выбрал тех, кто уже успел пострадать раньше от его коварства. Он не мог добраться до меня, и его это страшно бесило. — Подожди, — Джаред решился перебить омегу, — но ты же… начал с середины. Ты сказал — снова обустраивался в гареме. Это был уже… третий раз? Да, третий. Так расскажи про первый и про второй. Дженсен молча смотрел в чашку и все так же тихо улыбался, но Джаред чувствовал, как все стремительно меняется, будто гроза наступает. Воздух между ними накалялся. Дженсен медленно повернул к нему лицо и проговорил бесцветно, улыбаясь побледневшими губами: — В первый? В первый раз все было замечательно. Мелкий, глупый, до смерти испуганный омежка послушался взрослого, искушенного Ведди. «Ты должен защищать свою честь! Чем яростнее ты будешь защищаться, тем больше тебя будут ценить». И он же потом уговорил отправить в бордель непокорного омегу, посмевшего поднять на альфу руку. Это он предложил… Он. А во-второй раз, когда Дьерк решил забрать меня из борделя, решив, что я за три года похорошел и ему хочется самому меня ебать, Ведди уже не притворялся моим другом. Он лгал на меня, он подсунул мне в постель свои драгоценности и назвал меня вором, он приходил оскорблять меня, дождавшись, когда уйдет Дьерк. А потом, когда я забеременел и сказал Дьерку, что ненавижу его, он снова под давлением Рейведека отправил меня обратно к Саливану. Ночью, перед самым моим отъездом, Ведди пришел. Джаред простонал, зная уже, что дальше будет: — Не надо, Дженсен. Но Дженсен, как в бреду, не снимая страшной улыбки с лица, продолжал: — Я лежал на скамье связанный. Дьерк, пьяный, приходил до него, трахнул меня, умолял о чем-то, но я отворачивался от него. Не хотел даже слушать. А потом пришел Ведди. Он пришел с битой, я не мог защищаться. Мои руки были привязаны, ноги тоже, а он бил меня по рукам и говорил, что такой… шлюхе, как я, никогда не достанется его замечательный Дьерк. Что я… что мне надо оторвать руки за то, что я хотел взять чужое. А потом он… он трахнул меня этой битой, он очень старался повредить… убить моего Дэнни. Но у него не вышло, слава богу, не вышло. Тогда бы мне пришлось убить его. А так — пусть живет. На Дженсена страшно было смотреть: по щекам его текли слезы, и чашку он давно уронил; обняв себя обеими руками, смотрел перед собой остановившимся взглядом и все еще улыбался. Джаред не мог больше смотреть на это. Вскочил, дернул с кресла на себя Дженсена — и плевать на все, лучше сдохнуть, чем так жить, когда нельзя поцеловать страдающего любимого человека — поднял его лицо за подбородок и поцеловал — страстно и нежно, стараясь отогреть, вытащить из кошмара воспоминаний, в которые он, Джаред, его вверг, отогреть-отогреть, отлюбить хоть напоследок. Пусть их потом убьют, все равно не доберутся так быстро, и у них будет хотя бы один этот вечер, эта ночь. Джаред целовал его, жадно, не умея, не желая остановиться, срывая с него одежду. Дженсен не сопротивлялся, отвечал, сперва слабо, потом все отчаянней, сильнее, держал его и никак не хотел отпустить. Даже когда Джаред оторвался от него, чтобы снять одежду, и потом, когда они нашли кровать, не отпускал. И пока трахались, как дорвавшиеся, как в последний раз — не отпускал. И потом, даже во сне не хотел размыкать рук, спал с разгладившимся лицом и казался таким молодым, даже юным. Джаред не понимал, как удается ему, пройдя через ад, выглядеть таким невинным, нежным, таким чистым. Джаред заснуть не мог, все представлял себе, как узнает благодаря импланту об измене Дьерк, как собирает команду и едет, уже, наверное, в пути, и Джареду, на самом-то деле, было плевать, на себя, на жизнь. Но что будет с Дженсеном? Дженсен сладко зевнул, приоткрыл глаза, потянулся, прошептал: — Не спишь? Не бойся, я чип перепрограммировал. Спи… И закрыл глаза. Джареду потребовалась целая минута, чтобы уяснить произошедшее. Он задохнулся от возмущения — он ведь с жизнью прощался! Он искренне рисковал, а Дженсен! Вот сукин… Но его затапливало уже восхищение, облегчение, счастье: у них есть еще время, еще немного времени. Чуть больше, чем он думал — спасибо, господи. — Сукин ты сын, — ласково прошептал Джаред и поцеловал его. Дженсен в ответ даже глаз не открыл, лишь немного приподнялись уголки губ в улыбке.Часть 3
24 августа 2019 г. в 18:56
Конечно же, он согласился остаться в доме. Он чувствовал, что пружина закручивается, события, так медленно, годами, текшие, убыстряются, все приходит в движение, и вот-вот что-то произойдет важное. Он должен быть тут и помочь, если понадобится, Дженсену.
Дженсен вовсе перестал выходить из дома, казался робким, задумчивым, кротко спрашивал у Джареда, как Дэнни, уводить сына к себе не пытался, запретил Дьерк: «Ты портишь мне сына, он альфа, должен общаться с альфами!» — и переменил стиль одежды.
Джаред не понял сперва, в чем дело, но однажды заметил, как Дженсен поправлял перед зеркалом размотавшийся шарф, и увидел на его шее синяки, и на запястьях тоже — и ему стало нехорошо.
Он побледнел, переживая приступ ярости, а Дженсен заметил его в зеркало и, быстро оглянувшись — рядом никого не было, покачал головой: мол, не вмешивайся. Выглядел при этом решительно, даже страстно. Прошептал одними губами снова: «Не смей».
Тут в комнату кто-то вошел, и Дженсен, мгновенно превратившись в робкую овечку, побрел куда-то прочь.
Все в доме тоже притихли и сплетничали по углам: «Между хозяевами кошка пробежала. Да, да, господин решил, что младший муж взял слишком много власти, и воспитывает его, как жалко Дженсена! Он не в пример лучше обращается с людьми: вежливый, не то что эта гадюка Рейведек. Интересно, уж не его ли рук дело? Бывало, он много гадил Дженсену, еще когда тот был простым наложником, невзлюбил с первого взгляда, видать, сразу почувствовал в нем угрозу. Ты, Джаред, не знаешь, тебя еще тогда в доме не было, но этот Рейведек житья Дженсену не давал, ух, и ненавидел же его! Нет, не расскажу, что делал, тут кругом уши, вдруг завтра он вернется, и тогда меня Рейведек со свету сживет. Да мало ли за что? Ему доложат, что я тут сплетничаю. А кто ж его знает, никто не знает, где он. Может быть, вокруг света путешествует, нервы в порядок приводит. Очень он в последнее время злой, нервный был».
Но Джаред потерял покой, не мог спокойно думать о том, что Дьерк избивает Дженсена. Это было невыносимо, и он однажды, не выдержав и усыпив гаремную стражу, прокрался в гарем, в тот самый отдельный отсек, где жил Дженсен. Он знал, что сейчас там Дьерк, и хотел увидеть своими глазами, что же там происходит.
Они даже не закрыли дверь. В этой части гарема, в покоях Дженсена, никто не мог сейчас быть: наложники жили в другом крыле, и под отдельной охраной, двоих других мужей в доме не было — и Дженсен там был один, вернее, в данный момент с мужем.
Джаред издали услышал мокрые шлепки, стоны: раз-два-три шлепка — он насчитал их три, когда подкрался к двери и спрятался в портьерах, — потом он услышал голос Дьерка, неожиданно размягченный, ласковый:
— Милый. Я думаю, хватит.
Дженсен, распятый на крестовине буквой икс с привязанными к ней руками и ногами, с иссеченной спиной и задницей, издавал короткие стоны. Дьерк хищно расширял ноздри, вдыхая воздух, наполненный запахами крови, медленно вводил в анус омеги пальцы и снова спрашивал:
— Дженсен? Скажи мне, что довольно. Я хочу трахнуть тебя.
— Нннет, — выдохнул Дженсен голосом, полным боли, и Джареда всего перетряхнуло, — еще. Еще пять ударов…
— Ты заигрался, милый, — с легким неудовольствием произнес альфа, но пальцы вынул, отбросил прочь медицинскую перчатку и снова взял в руки плеть, — хорошо же. Но держись теперь, пока не получишь свое полностью. Я пожалел тебя но, вижу, зря.
Альфа размахнулся и действительно не жалея хлестнул, Дженсен вскинул голову и закричал. Альва лупил как молотом по наковальне: раз, два, три, четыре, пять. Джаред ждал, что он остановится, они же говорили — пять?! Почему он продолжает?! Шесть… восемь, пожалуйста, нет! Десять!
Дженсен громко, сорвано дышал, когда альфа бросил плеть, выругавшись, запрокинул грубо голову Дженсена и впился в его губы злым поцелуем.
— Ты. Ты что-то делаешь со мной страшное. Дженсен, я иногда боюсь тебя, — признался альфа чужим, каким-то незнакомым голосом и принялся срывать с себя одежду.
Джаред ушел, не дожидаясь, когда свалит альфа, он предполагал, что тот теперь не уйдет долго, может быть, до утра, а смотреть на жесткий, злой, приправленный кровью секс он не мог и не хотел.