Убийца.

Кажется, у Шинигами на редкость поганое чувство юмора. Нару? Мне не послышалось? Попасть в почти ненавистного — у Наруто были оправдания для своего ужасного и бестактного поведения, — персонажа — хорошее наказание, ничего не скажешь. Да, жизнь, но в Наруто? И проблема была не только в личности, куда меня заснесло, но и в самом мире - страшном, жестоком... Ничем принципиально не отличавшемся от прежнего. К сожалению, почти сразу после короткого разговора с Шинигами я надолго оказалась в кромешной тьме. Время тут текло значительно иначе, нежели во внешнем мире. Единственным источником света была я — точнее, то, что должно быть мною. Почти человеческая форма тела, только живот светиться ядовито-желтым, а от рук, ног, груди и головы исходит тусклый синий. Если приглядеться, то видно, как цвета смешиваются. Пока еще не заметно, но ранее чёткая линия теперь размылась. Словно краски на бумаге смешиваются, я все более окрашиваюсь зеленью, а различить когда-то разные цвета почти невозможно — об этом напоминают только светлые и тёмные оттенки. То, чего я не могла ожидать после «позеленения» — появления снопа красных точек прямо на животе, там, где раньше было жёлтое пятно. Я действительно походила на плохо раскрашенную игрушку. Если сравнивать — кто-то зажал это место ребром ладоней и держал, пока красная краска не покажется полностью и не засохнет. От этого беззвучно закричала — громкий звук остался и множился в моей голове. Не имея возможности пошевелиться и сделать хоть что-либо я заплакала, сжимая кулаки до боли и скрючиваясь в позу эмбриона. Мой живот словно выжигали и, имей я кожу — та бы давно сгорела, оставив после себя чудом уцелевший пепел. Неожиданно, так же, как и началось, все завершилось, а на этом месте остался черный круг, состоящий из малознакомых символов. Меня словно ударило током — вместе с этим по телу разливалась бурлящая, пьянящая энергия, а многочисленные мысли свелись к одной простой — «убить, разорвать, уничтожить». Рычащий голос продолжал что-то внушать, но в ушах звенело и мысли путались, сливаясь в один грозный гул... Очнувшись, весьма быстро поняла, что едва могу пошевелиться. После той адской муки, что мне пришлось пережить, я долго лежала не шевелясь, наслаждаясь спокойствием. Ничего не происходило — вокруг меня не было никаких громких звуков, только кто-то отчетливо посапывал. Мягкое одеяло и тёплая кровать — то, чего мне сейчас хватало для счастья. Отключившееся сознание не воспринимало ничего, оставляя мне мир блаженной неги. Но, к сожалению, вне зависимости от моего желания, я захотела есть, отчего и проснулась. А потом, проснувшись… «Я умерла.» От этой мысли приятная нега сошла на нет, а меня словно окатили холодной водой. Я — Пет-ра, ныне Нару, умерла и переродилась в неизвестном времени, вероятно, знакомого мира. Шинигами назвала меня так, перед тем, как отпустить, — возможно ли, что она просто не успела назвать фамилию и я не Узумаки? Да, конечно. Наруто — не единственный с таким именем. Буду надеяться, что так, хотя, зная мою удачу… Столько ненависти я не выдержу, слишком сильно Наруто презирали в Конохе. Точнее, я выдержу, а вот те, кто попытаются ненависть демонстрировать… Первоочередной проблемой стало то, что встать с первого раза не получилось. То есть, я свободно дергала крохотной рукой, — это смотрелось очень странно и со стороны даже забавно — но мне не хватало сил встать. Максимум, который мне удался — перекатиться на живот. От этого мои внутренности словно перемещались и меня стошнило непонятной — предположительно молоко или детская смесь — жидкостью. Сдержать это я не смогла, поэтому пришлось заткнуться и попытаться отползти — это не лучшее место для первой «тренировки». Да и, честно говоря, после этого в целом не хотелось больше напрягаться. Тело было невероятно слабое… Я чувствовала, что сил для полноценной ходьбы не хватит, но узнать это на практике было важно. Упёрлась слабыми ручками в чистый пол, но спустя мгновение они разъехались в стороны. Н-да, я знала, что просто не будет, но настолько слабое тело… О любых нормальных передвижениях придеться забыть надолго. Когда там дети начинают ходить? На девятый месяц? О, Ками... Пока я не смогу встать на ноги, меня смело можно считать ничтожеством. Впрочем, даже после этого я не буду представлять из себя ничего особенного, по сравнению с даже генинами. С другой стороны, если я все же та самая Нару, то ответить мне все же есть чем. Голова болталась из стороны в сторону, от чего перед глазами все плыло. Лёгкое головокружение, которое я даже не смогла предотвратить, заставило меня сильно устать. Младенческое тело, — кстати, сколько мне месяцев? — было ужасно слабо. Удар, хотя, скорее, шлепок, о кровать, эхом отозвался в моей голове. Я задумалась о прошлой жизни — там у меня уже было все, что нужно для спокойствия, кроме дорогих мне людей. Единственный оставшийся известный мне родственник — сестра, — осталась без присмотра. Меня охватил страх. Хотя, без меня моя сестра должна справиться, немаленькая уже. Лишь бы кто-то не прознал о нашем родстве, хотя, этого мне уже, вероятно, никогда не узнать. Жаль только, я не могу найти и воздать по заслугам водителям и, главное, заказчикам. Интересно, а смогу ли я попросить перерождения своей сестры после смерти в одной параллели? Вряд ли — сомневаюсь, что Шинигами пойдет на такое, но… Надеюсь, что хоть какой шанс есть — желание присмотреть за моей Кристи не исчезло. Неожиданно зазвучала тихая мелодия, а следом я услышала звуки приближающихся шагов. В помещение вошла русоволосая женщина, которая сразу же испуганно охнула и презрительно поморщилась, беря меня на руки. Непривычный язык я понимала, пусть и звучание не было естественным — в прошлой жизни было несколько заданий в Японии. — Акума… Акума? Демон, что ли? И всё-таки не показалось, впрочем, за мои грехи могли меня сделать кем похуже. Например, гражданским. Или ребенком из Учиха - в таком состоянии попытаться сразиться против Итачи было бы проблематично. Нянечка брезгливо подняла меня на руки и усадила за один из детских стульчиков, прерывая мои мысли. От резкого движения что-то тихо хрустнуло в моей спине, а следом я почувствовала боль — не такую, как при перерождении, но достаточную, чтобы я заплакала. Вообще, для меня было странным так легко заплакать — возможно, сказывалась детское тело и гормональная буря. Спустя несколько минут, когда рядом со мной стояли стульчики с еще несколькими сиротами, боль внезапно прекратилась — вероятно, это была моя регенерация. Полезная, хотя и со своими минусами, вещь. К вопросу о возрасте: я стала разглядывать пухлые с узкими глазами личики детей. Если тут распределяют по возрасту, то я могу смело сказать — мне около года. Тот самый период, когда дети учатся ходить. Ну, не все так плохо. Значит, уйдет около трех месяцев, чтобы встать на ноги. Это будет первым шагом на пути к становлению шиноби. …Как же я ошибалась. Детский мозг не перерабатывал того объема, что требовался мне — в прошлом теле о такой проблеме не шло и речи. Попытки «не думать» увенчались успехом, правда, удавалось это редко и ненадолго. Это было удивительно, потому что этим полезным навыком обладали, кажется, все жители этой Деревни. Я же привыкла думать много и обо всем — о планах, о сестренке, о мести и о смерти. Душевному спокойствию меня учили, но после смерти Уэйда выдержка переросла в апатию. Правда, тут, в новом теле и с обновлённой душой, эмоции о людях того мира были словно чужими. Лишь мысли о сестрёнке словно обрели новую силу и теперь не давали мне покоя. А еще мне хотелось жить — так, как никогда раньше. Хотелось развиваться, учиться, изучать техники шиноби и тайдзюцу. Вроде бы в этом мире нет ничего подобного, значит, придётся самой. Эта мысль пугает — я помню свои ощущения от каждого в той жизни решающего удара, но что, если забуду? Спустя два месяца после моего перерождения — я отсчитываю недели по регулярной проверке, которую, видимо, проводят ради оружия деревни. Каждые семь дней приходит неизвестный АНБУ и разговаривает с моей воспитательницей. Той самой, что всегда «случайно» забывает меня покормить или хотя бы сменить подгузник. Ужасная женщина, если честно. Я добилась того, что раньше, в прошлой жизни, посчитала бы сущей глупостью. Я пошла! Сделав пять шагов я покачнулась и упала на коленки, спасая себя от столкновения с полом выставленными вперёд руками. Содранная на коленках кожа тут же начала зудеть, наращивая новый слой. Ну, теперь я буду передвигаться быстрее. Особого успеха мои регулярные падения не приносили — также как и мысли вообще. За еще несколько недель я продвинулась совсем ненамного — семь, максимум восемь, шагов. Правда, при ходьбе я выглядела ужасно — качалась из стороны в сторону, не в силах удержать равновесие. Одним из способов это исправить была медитация. Не попытки почувствовать чакру, а просто успокоить душу — на данный момент важнее. Ведь… все хорошо. Я живу в мире, где убивать — естественно, где мое умение владеть мечом оценят по достоинству, а, возможно, переродится Кристи. Хотя, наверное для этого придется приложить немало усилий, впрочем, мне же не впервой. О большем я и мечтать не могу, в самом деле. И все же, несмотря на (относительно, я ведь умерла) хорошую сложившуюся ситуацию мне было плохо. И хотя мне разрешено творить все, что вздумается, на самом деле я все также очень ограничена. До тринадцати, какая ирония, я не смогу покинуть Коноху, хотя даже так - лишь на миссиях. Вариант с побегом из деревни стоит отложить на потом. Да и сомнительно, что оружие деревни отпустят так легко. Жизнь в детском доме была рутиной. Каждый день ненавидящее лицо воспитательницы, глупые других младенцев, иногда маска АНБУ, который проверяет жива ли я. Ужасная еда, слабое тело, скучные игры — кубики, мать их... Все это стало обременяющей, раздражающий частью моей жизни. Ничего нового. Только странное чувство, что сегодня что-то будет меня не покидало с момента как я проснулась. Обманчиво-певучий голосок раздался из коридора — кто-то пришёл. Это точно не тот АНБУ — он должен придти лишь послезавтра. Тогда, возможно, кого-то заберут. Дверь в комнату отворилась и вошёл знаменитый шиноби, которого я считала ранее трусом. Большая часть лица была скрыта маской, но правый глаз смотрел прямо на меня. Хатаке Какаши. Бесспорно силён, но ужасно халатен и впечатляюще некомпетентен. Я помню, что его несколько раз упоминали в аниме до создания седьмой команды, но лишь обрывками. Все, что я знаю — он был в одной команде с Рин и Обито, а наставником был Минато, мой нынешний отец. И если Рин умерла, "упав" на Чидори Какаши, то Обито выжил, войдя в состав Акацки. Изуродованный, с одним глазом, я не хочу сталкиваться с ним, по крайне мере не сейчас. Пока я напрягала свой маленький мозг в попытках что-либо вспомнить, Какаши встал у порога и начал наблюдать за нами, детьми. Я не могла оторвать взгляда — если женщина не заметила, то я да: его глаз был слегка покрасневшим, значит, не так давно он плакал, а после закапал для успокоения капли, если тут такое есть. Покрасневшая кожа вокруг глаза выдаёт его. Пока я разглядывала Хатаке, он рассматривал меня, казалось, сравнивая с родителями. Воспитательница неловко покраснела и ушла за чаем, а он ничего не говорил и все также смотрел на меня. Я встала, и, слегка пошатнувшись, упала на коленки и тут же поднялась — хотела подойти к нему поближе и рассмотреть получше. Может быть, замечу что-то еще. Первый шаг, максимально широкий, второй ровно такой же. Передо мной появилось препятствие — какой-то ребенок спал прямо на ковре. Я неудачно попыталась его перешагнуть, но свалилась прямо ему на спину и малыш заверещал. На плач и глухой стук прибежала воспитательница и увидела, как Какаши кладёт плачущего малыша в кроватку и начинает укачивать всхлипывающую меня. Всё-таки, это больно — падать головой о пол. По-моему я просчиталась и стоило обойти этого крикуна, ведь мягкий, безопасный ковёр заканчивался как раз там, где он лежал, но теперь ничего не изменишь. Лоб пульсировал, а еще по нему потекло нечто горячее, неужели и правда кровь? Какаши вытер меня предложенной неожиданно вежливой воспитательницей салфеткой и теперь качал меня на руках. Это было до ужаса странно, но я немного успокоилась. Его дрожащие покачивания меня слабо расслабляли, хотя давали непривычное чувство уюта, дома. Подросток, казалось, не замечал моего по-детски нахмуренного выражения лица и пустым взглядом смотрел на меня. Он медленно закрыл глаз и вытер слезинку, увиденную только мной. И хотя он уже джонин, Какаши все еще человек, потерявший наставника, почти отца. Мне только интересно, почему он не пришёл раньше? Вряд ли я это узнаю. Неожиданно, он прижал меня к груди и что-то зашептал, беззвучно плача. — Сенсей, Кушина-сан, простите меня, простите, простите… Он все повторял «простите», а я замерла. Значит, не бесчувственный и не бессовестный? Обычный, совершенно нормальный для этого мира человек — с этой стороны я не пыталась на него посмотреть. Какаши продолжал бормотать извинения, но мертвые его не услышат, а мне прощать его не за что. Он сделал все, что было в его силах. В какой-то момент слова Хатаке слились для меня в единый гул, а все вокруг стало трястись. Кто ему вообще разрешил взять ребёнка в руки? У него же ПТСР! Ладони трясутся, носом шмыгает, глаза красные от слез, куда Хокаге вообще смотрит? Хотя, Третий всегда был мутным человеком, замыслы которого я так и не поняла до конца. Неужели хочет, чтобы такой талант, как Какаши, закопал себя в депрессии? Или считают, что все и так пройдет? Шиноби, Ками их подери... Я подняла руки в попытке выбраться из рискового положения, но моих копошений даже не заметили. Краем глаза заметила плохо скрываемую злую улыбку воспитательницы. Я зашевелилась и стала дергать руками и ногами, лишь бы Какаши положил меня обратно в кровать. В его трясущихся руках чувствовала себя беспокойно, а еще хотелось плакать, ведь шишка на лбу все ещё болела. Не выдержав, я заревела, как бы позорно это не звучало. Кажется, мой плач произвёл сильное впечатление на Хатаке, и он спешно положил меня в кроватку. Немного неаккуратно, но лучше, чем воспитательница. Он встал рядом с бортиком и продолжал на меня смотреть. Возможно, я поторопилась с выводами. Этот человек меня напрягает. Люди с ПТСР - опасны, и для себя, и для окружающих. Им надо проходить долгую психологическую и, иногда, медикаментозную терапию. А тут? Вот придет ему в голову, что это я виновата в смерти Минато - и успеют ли остановить шиноби S класса? Тёмная маска скрывает почти все эмоции — думаю, мне придется купить подобное для спокойного детства. Мое любимое место в этом мире — кроватка. Уютное, где нет кричащих младенцев, мстящей за что-то воспитательницы но, как выяснилось, иногда есть Какаши, что было разом и хорошо, и совсем нет. Он взял привычку покачивать мою кроватку, напевая неразборчивую песню. Наверное, колыбельная. Его немелодичный голос внушал доверие, странным образом успокаивая меня. Он редко попадал в ноты — я чувствовала это интуитивно — и от этого хрупкое равновесие моей души снова улетучивалось. К счастью для меня, ведь больше не приходилось тратить большую часть времени на медитации, Хатаке стал приходить регулярно раз в неделю, иногда выходило два. Он больше не брал меня на руки, за что отдельное спасибо, а просто сидел и смотрел на меня. Порой, набравшись смелости, он подходил ближе, к бортику, и плакал. Он не ревел, как я — лишь одинокие слезинки давали понять, что с ним что-то не так. Перед самым уходом он начинал тихо петь колыбельную. Я, к сожалению, смогла понять из нее лишь несколько слов: «мир», «дом», «я». И несмотря на все предыдущие мысли, я поневоле проникалась к нему эмоциями. Одинокий, потерявший всех близких, лично убивший человека, которого, возможно, любил, после - лишившийся Минато, который стал ему почти отцом... Он был странно похож на меня, и это притягивало. Ну и пугало, совсем немного. С момента моего перерождения прошло немногим меньше года. Время текло подозрительно быстро и утекало сквозь пальцы, но из-за однообразности дней все было словно в тумане. Какаши также приходил и пугал-успокаивал меня, воспитательница безрезультатно пыталась меня незаметно убить (дай только встану на ноги, тварь), а дети, растущие вместе со мной, начинали говорить. Кособокое хождение освоили все — не считая самых маленьких, тем даже голову удержать было трудно. Нас все еще не пускали на улицу, где развитие было бы опаснее, но быстрее. Хотя, другим, нормальным детям с головой хватало общения между собой. И пусть никто еще не мог выговорить целой фразы — я, к слову, не пыталась вообще — ненависть ко мне была впитана с молоком. Пример, подаваемый воспитательницей, был усвоен — Наруто за человека считать не надо. Для них все гораздо проще — я была «злым» существом, как говорила наша надзирательница. Строгой она была, впрочем, только для меня — всех остальных детей она любила и ухаживала за ними с усердием. Примерно неделю назад к нам принесли книжки — детские, деревянные, красочные. Гораздо больше меня интересовали не яркие картинки, — хотя, признаю, они сильно привлекают внимание — а слова. Их было совсем не много, но каждый символ я старалась понять. Чернил или ручек с бумагой нам, конечно же, не дали — кто будет давать детишкам хоть сколько-нибудь ценные вещи? Книги, вероятно, усиленные чакрой для более долгого использования, были полезными. Правда, без учителя было тяжело запоминать сложный японский язык, но от этого мои старания лишь возрастали. Рядом с аккуратными иероглифами красовались картинки поясняющие их суть. Из письменной части японского помнила совсем немного — лишь то, что было нужно на заданиях, но благодаря крупицам информации изучала новое. Самым прекрасным в этой области было открытие того, что транскрипция, используемая в реальности Хагоромо, была похожа на мой родной английский. Некоторые знаки были и вправду ни на что не похожи, да и выстроить логическую цепочку, чтобы объяснить их значение я не могла, но надеялась, что учить грамоте нас всё-таки будут. В соседней комнате вскипел чайник, и воспитательница, до этого занимающаяся с другими сиротами, подорвалась с места, аккуратно положив ребёнка на ковёр, а затем вышла из комнаты. Несмотря на уважение традиций, люди все же пользовались техникой, хотя и не сильно пытались ее развить. Правда, я хорошо знаю, что женщина, присматривающая за нами, не любит чай, а больше предпочитает странный сок, от которого я чувствую необычную энергию. Думаю, что это чакра, а напиток — более безопасный для здоровья аналог кофе, все же дети тут не спокойные. Так вот, если она заваривает чай, значит придет либо Хатаке, либо неизвестный АНБУ. Думаю, что Какаши — он всегда приходил за пару дней до проверяющего, около обеда. Время определяла с помощью погоды за окном, надеюсь, тут тоже двадцать четыре часа в сутках. Сегодня я не могу выяснить час, но это скорее осторожность, чем реальное разочарование. Моя гипотеза подтвердилась — Копирующий ниндзя пришёл вместе со звоном дверного колокольчика. Воспитательница провела его в комнату, где находилась я, и, одарив меня презрительным взглядом, удалилась. Она действительно думает, что маленький ребенок ее поймёт? Не воспринимая меня, как обычное дитя, она лишь становится моей помехой. Не врагом, но приятного все равно мало. Сидя у стены и склонившись над книгой и очередным сложным иероглифом-буквой, который мне не удавалось запомнить, заметила, как Какаши присел рядом со мной. В последнее время он все чаще решался подойти ко мне, но до сих пор избегал смотреть на лицо — видимо, я слишком похожа на Ми… отца. Да, точно, отца. Хатаке внимательно следил правым глазом за моими потугами, а после поднес руку к цепочке букв, над звучанием которой я билась весь день. — Дзю-цу. Я считала, что это — какая-то простая техника, знание которой не повредит никому, а все оказалось гораздо проще. — Дзюцу. — Я посмотрела на парня, но тот не отрывая широко раскрытого глаза от книги был, наверное, удивлён. Дети шиноби взрослеют гораздо раньше обычных детей, и лишь поэтому произношение для меня небольшая проблема. Запинки возникают лишь с чтением, но здесь, видимо, поможет Какаши. Ткнув пухлым пальчиком в еще одно неизвестное слово, но уже на другой странице, я стала ждать от него ответа. — Ка-ге. И с этого момента моя жизнь не перевернулась, но стала проще. Теперь Хатаке учил меня грамоте вместо нерадивой воспитательницы, что уже спокойно забывала про меня на долгое время. Я училась говорить чётче, ведь появился слушатель, что мог оценить произношение. В этом плане пришлось разочароваться в себе — длинные слова стали проблемой, которую я старательно преодолевала. Теряя концентрацию на втором-третьем слоге, язык начинал заплетаться и приходилось начинать с начала. Раз за разом, повторяя одни и те же слова, получалось все лучше. Как мантра, утром, в обед и вечером звучали одинаковые слова, что выглядело наверняка странно. — Какаши. — В следующий раз, когда пришёл Хатаке, я поздоровалась, назвав имя. Открытый мне глаз следил за мной, настораживая, все же, у него тяжёлый взгляд — в прошлой жизни, обращая внимания на подобные мелочи, было гораздо труднее распознать эмоции по взору. Зрение словно стало острее — я видела каждую мимическую морщинку на лице. Лишь интуитивно понимала, что означает выгнутая бровь, ее малейшие перемещения. Говорить о нижней части лица было трудно — воспитательница испытывала лишь злость и ненависть, когда смотрела на меня и даже отводя взгляд была сердита, а Какаши скрывал большую часть за маской. О детях говорить нечего — все были почти одинаковы, но едва выделялось количество тех или иных эмоций. Хатаке, кивнув в ответ, уселся рядом. Привычку опираться на стену я завела для ровной осанки, тем более, что это могло помочь при ходьбе. Действительно, результат был виден — вкупе с многочисленными падениями, мои шаги становились увереннее, быстрее и шире, хоть и прогресс шёл медленно. Пока Копирующий наблюдал за погодой в большом окне, пыталась зрительно скопировать череду букв. Так как тренироваться мне не на чем, приходиться полагаться на собственную память, что не хорошо. Да, каждую секунду проводила за изучением материала, но я не владею Шаринганом. На секунду мелькнула бредовая мысль украсть додзюцу Какаши, но испарилась так же быстро, как и появилась. Переведя взгляд на зашуршащего чем-то Какаши, увидела блокнот и ручку в его руках. Что-то записывает для Хокаге? Наверное, все же слежение за будущим оружием Деревни не должно быть прекращаемым. Маловероятно, что на должность наблюдателя-охранника выставили Хатаке — он, как никак, был учеником моего отца и мог быть некомпетентен при выполнении задания. Хотя, кто их знает, этих политиков — до безумия странные люди. Пока я пыталась понять, кто же Какаши для Третьего Хокаге, он молча протянул мне блокнот с ручкой. Кажется, мои теории сейчас не нужны, буду тренировать каллиграфию. Внимательно рассмотрев обычную на первый взгляд вещь, заметила странную на ощупь бумагу. Она отличалась от той, что была в книгах — защищенная чакрой для более долгого пользования, — а будто состояла из нее. Чувствовать чакру я научилась довольно давно. Энергия, витавшая в воздухе и не дающая мне покоя, была ею. И хотя это лишь предположения, я уверена, что так и есть. Воздух, которым тут дышат, еда, которую едят, жилища, в которых живут люди — все это пропитано чакрой, но в настолько малых количествах, что местные ничего не замечают. Для меня, еще помнящей жизнь прошлого мира, все казалось новым. Таким странным, непривычным, но абсолютно нормальным здесь, в реальности Хагоромо. Поэтому бумага, в которой эту энергию четко ощущала, была чакропроводящей или что-то вроде. Я дотронулась до нее шариком ручки и замерла — вспомнились все те неотправленные или написанные в никуда письма того мира. Встряхнув головой, продолжила выводить дрожащей и пухлой рукой. По лбу скатилась капелька пота от напряжения, а следом выпала ручка, и, покатившись, достигла противоположной стены. Я зашипела, откладывая блокнот в сторону и вставая на ноги. Делаю несколько шагов, прежде чем достигнуть цели и взять наконец искомое. Разворачиваясь, замечаю, как один из играющих малышей смотрит на меня. Он не заинтересовал, поэтому продолжила идти обратно, к наблюдающему за мной Какаши. Глупый ребенок, как с начала окрестила его я, пошатываясь, шёл ко мне, размахивая толстыми руками. Не остановившись, продолжила идти далее — желание сделать что-то значимое, как отправную точку, преследовало меня. Быть беспомощным младенцем надоедает, а ведь в таком положении мне придется провести еще несколько лет, прежде чем мои кости перестанут быть хрупкими, будто стекло. Предположительно девочка, судя по розовой пижаме, все еще шла за мной. Я дошла до стены, и села рядом с Хатаке. Что бы она не хотела сделать, рядом со взрослым ничего не будет. Впрочем, запутавшаяся в собственных ногах девочка меня уже не интересовала; положенный на мои колени блокнот, с зажатой ручкой в ладони, притягивают внимание гораздо больше. Первая линия, кривая, как змея, была началом. Вторая, более приятная глазу, пусть и не идеальная, была выведена более быстро. Мое первое слово, пусть и всего из двух* линий, написанное в этом мире — «человек». Улыбка, появившаяся на лице от радости за себя, была в мгновение стерта ударом маленького кулака. Подняв голову, увидела ту самую девочку, шедшую за мной. Интересно, почему Какаши не остановил ее? У меня попытались вырвать блокнот, а я, интуитивно, сжала его край, сминая бумагу. Абсолютно обыкновенная практика для детей, еще не обладающих разумом. На мгновение пожалев о том, что сидела у стены, встала, переваливаясь на Хатаке. Тот поспешно встал, давая мне упасть, а девчонка победно размахивая блокнотом, корчила рожи. До чего же раздражает, кто она, чтобы прикасаться ко мне?! Убей её. Низкий, рычащий голос продолжал внушать мне эту мысль — очевидно, это Лис пытается выбраться на свободу. Тем не менее, несмотря на мое резко отрицательное отношение ко всему происходящему, Жар изнутри обволакивает меня, не выпускать его наружу сложно — так и тянет устроить здесь пепелище. Так, вдох-выдох, все хорошо, я могу забрать блокнот потом. Сейчас, наблюдая за несколькими детьми, что следят за мной, страхуя предводительницу, я понимаю что не смогу ни драться, ни даже противостоять им. Рассердись я сейчас — доказав свою агрессивную натуру, — на меня тут же ополчилась вся малолетняя орава, а травля могла продолжаться до моего выпуска отсюда. Осознание своей слабости и ничтожности было как никогда сильно. Меня захлестнуло негодование — Пет-ра, великая наемница, с одним проваленным заданием из сотен других, боится детворы — это даже звучит по-злому смешно. Кровь прилила к моему лицу, а руки мелко затряслись — чтобы скрыть позорную дрожь я сжала их покрепче в кулаки. Мое тело снова исполнилось той огненной энергии, что вызывала раздражение и зуд; появилось желание расцарапать себе вены, лишь бы прекратить эту кратковременную муку, что для меня длилась долгие секунды вечности. Жгучая вспышка боли пронзила голову, а мысли перемешались — мимолетная мысль об успокоении вызвала новую волну ярости, и я слышала, как трещат мои мышцы и кости от этой демонической силы. Жгучее желание что-то или кого-то сломать, раздавить, растоптать перекрыло воздух. Тяжело дыша, упала на колени, удерживая живот - там находился центр моих страданий. Хотелось сбросить себя это наваждение, освободиться от навязчивых мыслей и эмоций - вот только сделать это не удавалось; раздирая кожу ногтями, я пыталась отрезвить сознание, но Лис взвыл, порождая новую волну головной боли. Перед глазами появилась оранжевая, почти красная плёнка, мешающая обзору - впрочем, и без того мало за чем следила. Девчонка, кажется, затряслась - не знаю как, но получилось прочувствовать окружение. Каждый человек ощущается отдельно, сборище горячих ниток и клубка; вероятно, это система чакры каждого из присутствующих. Какаши возвышался где-то надо мной, очевидно, желая вырубить меня - вот только закончилось бы это слишком плохо для меня. "Так," я вздохнула, как только могла "Все это делается ради Кристи. Сестра. Моя малышка. Одна." "Кристи." Всего одно слово прояснило мой разум, избавив его от нападок Лиса, рвущегося на свободу. Клянусь, я слышала его разочарованный стон, но ни радоваться, ни гордиться этой победой не было сил и желания. Из легких будто выкачали воздух, от чего дыхание было тяжелым и прерывистым. В глазах темнело и все размывалось, а блестящие крохотные звездочки кружили перед самым носом, не давая сосредоточиться на чем-либо. Отвернувшись, я направилась в угол читать книгу дальше. Девчонка попыталась ухмыльнуться, но на детском лице это выглядело смешно. Ну смейся, смейся... Тем не менее, Какаши чему-то кивнул и пошёл в сторону выхода. С этого момента стало ясно, что даже на его помощь можно рассчитывать не всегда — если Хокаге дал приказ, Хатаке выполнит его любой ценой. Дождавшись наступления ночи, я достала заранее украденные из кармана воспитательницы ножницы и встала. Моя мелочность и невозможность действовать так, как я привыкла, не давали покоя. Кто бы мог подумать, хах, что опущусь до такого незначительного поступка?.. Все дети моей группы спали на огромном матрасе, поэтому добраться до девчонки, что забрала мой блокнот было легко. Он был не настолько важен для меня, как последствия моего бездействия — проигнорируй я это, началась бы травля, мешающая развитию этого тела. Мелкая, незначительная пакость могла предотвратить ее, значительно облегчив мою жизнь здесь. Уголок блокнота выглядывает из-под подушки, а сама она безмятежно спала. Парой неаккуратных движений я срезала ей значительную часть волос, а причину моего появления здесь аккуратно вытащила. Девчонка даже не проснулась, лишь дернулась. Я же вернулась на свое спальное место, убрала блокнот в пододеяльник и уснула. На следующее утра первым, что увидела было красное лицо той девчонки. Даже для глупого ребёнка вроде нее было очевидно, что волосы ей отрезала я — ни у кого больше для такой «жестокой» мести не было причин. Отвернувшись, вновь попыталась уснуть, игнорируя выскочку. Она неожиданно разревелась и стала вытирать руками слезы. От шума и плача проснулась детвора, уже заранее обвиняя во всем демона. Несмотря на мои предположения, они лишь стали смеяться над ней — неужели из-за неровной стрижки и слез? Это уже, впрочем, не мое дело. С насмешками ей придеться смириться. И научиться не лезть ко мне. Этот случай может обеспечить мне жизнь без лишних помех в течении нескольких месяцев, а то и года. Мне уже около трех лет, значит до предположительного выпуска два-три года, а после — Академия Шиноби. Сейчас я более-менее уверенно хожу, хуже, чем в прошлой жизни, но неплохо для моего возраста, значит пора развивать и руки. Один из самых простых способов, на мой взгляд, отжиматься руками от стены. Делая так по несколько раз в день я смогу стать сильнее к выходу отсюда. Кивнув своим размышлениям, я подошла к стене и упёрлась в нее. Первое отжимания удалось быстро, второе с напрягом, третье почти никак, а четвёртое не получилось. Руки обвисли по бокам, а поднять их не хватило сил - я действительно так слаба? Чтобы достичь большего у меня есть не так уж много времени... Значит, придеться тренироваться по максимуму, не забывая о чтении и письме, если я хочу выжить. Этот мир куда опаснее моего предыдущего... Но и я стану опаснее. Мне нужно время. Но когда оно пройдет, меня уже не остановят.