Потерянная юность

Когда они вернулись, все, не только Тодороки, заметили разницу. Изуку стал более энергичным, более живым. Всемогущий был очень рад такому повороту, и его одноклассники тоже, а вот от учителя Айзавы это их не спасло. Тот узнал об их поездке, и от праведного гнева им помогло лишь то, что Всемогущий взял всю ответственность на себя. Но их всё-таки отправили на исправительные работы: в академии делать уборку. Деку же продолжал светиться изнутри даже во время этой самой уборки. — Кажется, Мидория сошёл с ума. — А может он просто влюбился? Услышав обрывок такого диалога между одноклассниками, Изуку покраснел до кончиков ушей. Да, от осознания своих чувств к Тодороки он погрузился в какие-то далеки мечты и ушёл из этого мира, оставив свою оболочку с весенним (хотя сейчас была совсем не весна) настроением в этом мире. — Мидория, что-то случилось? Когда же его об этом спросил сам Тодороки, Изуку покраснел ещё сильнее и был готов провалиться сквозь землю. Сказать в тот раз он тоже не смог. Лишь дал Шото узнать частичную правду о его состоянии. — Ну, ты же помнишь, что произошло в лесу? Теперь я знаю, что могу ему сопротивляться. Это вселяет в меня надежду, и теперь я буду бороться, чтобы не отдать ему контроль. Мне даже кажется, что у меня начало получаться. — Это прекрасные новости, Мидория. Похоже, в их жизни наконец-то что-то начало меняться в лучшую сторону. Может, им получится вернуть свою потерянную юность? Но то, что так стремительно окрасилось в алый цвет, было сложно так же быстро вернуть в девственно чистый. Некоторые травмы вылечить нельзя и некоторые сломанные жизни уже не вернуть назад. Не всё же люди в мире получают в конце свой долгожданный счастливый конец. Такую простую истину осознал Шото буквально на следующий день после этого самого диалога. Тёмный Деку впервые за долгое время появился именно на теоретических занятиях. И всё было ровно так же как и в лесу. Только в этот раз его злость была гораздо сильнее. В тот раз он сдерживал свои эмоции, а сейчас был похож на бомбу замедленного действия, которая в любом случае за день взорвётся. Тодороки всё ещё был заинтересован в том, чтобы это был он, а не кто-либо ещё. Не хватало им ещё смертей. Но стоило Шото к нему подойти, как тот обошёл его. — Уйди с дороги, — грубо и коротко. Но этого было достаточно, чтобы Тодороки замер и не попытался его остановить. Эти глаза… Красные огни в зелёном болоте стали гореть в два раза ярче. Шото понял, что если попытаться сейчас возразить, то он сам пострадает здесь и сейчас, и ни минутой позже. Тело сковал знакомый страх, и он просто не смог. Не хотелось, чтобы ему сломали несколько костей, в лучшем случае. Вот только Тодороки поступил умно и заметил эту опасность. Кто-то другой мог это упустить из внимания и попасть под горячую руку. Этот кто-то нашёлся на следующий перемене. Урарака забежала в класс в поисках учителя Айзавы. — Что случилось? — Деку и Бакуго дерутся в коридоре! Вот тут уж все и побежали на место конфликта. Тодороки тоже направился туда же, чувствуя внутри липкий комок паники. Чёрт, что же этот ублюдок вообще творит?! Урарака объяснила, что они просто столкнулись плечами. Бакуго что-то сказал в своей обычной манере, а Изуку тут же завёлся и ответил что-то ещё хуже. Вот тут и началось. Когда они пришли на место, драка была в самом разгаре. — Чёртов ботаник! Что, устал молчать и сразу без слов к действию?! Вот только этого мало, чтобы победить! — Бакуго пока не использовал взрывы. Делать это в закрытом помещении очень плохая идея. Значит, он пока ещё в себе. — Смотришь на всех свысока своим презрительным взглядом! Открыл своё истинное лицо?! — О, нет! Мне до твоего высокомерия далековато. И не смеши меня. Подобными ударами тебе ни за что меня не достать. Мне кажется, или ты стал ещё более слабым, Каччан? — удар по гордости. Деку очевидно провоцирует его на ещё большую агрессию и без стеснения использует причуду, но Бакуго пока удачно уворачивается. Особенно это видно по трещинам на стенах. Значит, удары не попадали в него. — Раньше тебя ничто не сдерживало от того, чтобы ударить меня сильнее, а сейчас даже попасть не можешь. Ты что, всё ещё расстроен из-за смерти Киришимы-куна? Мне так жаль, Каччан. — вот это было уже плохо. Очень плохо, где же учитель Айзава? — Ты! Ублюдок, что ты только что сказал?! — взревел он и кинулся на него. В глазах обоих была жажда чужой крови. Они сами не заметят, как серьёзно покалечат друг друга. Единственное, о чем подумал Тодороки, так о том, что он об этом и правда потом пожалеет, перед тем как кинуться к ним и схватить Деку. — Иида, Шоджи, держите Бакуго! — тем не нужно было повторять дважды. Каччан орал и пытался вырваться. Он даже был готов использовать причуду, даже если это навредит другим одноклассникам, но Тодороки тут же заморозил его руки целиком и полностью, надеясь, что это остудит его пыл. Упоминание Киришимы будто свело Бакуго с ума. — Отпусти! Зачем ты лезешь не в свои дела?! — шипел Деку и вырывался точно так же, как и Бакуго. Почему его ярость была не менее сильной, чем у Бакуго, Шото не знал. Тот бился в его руках, и его удары были довольно сильными. Заметив, что Тодороки жмурится от боли, одноклассники хотели ему помочь, но тот их остановил. — Нет, я сам! — если он ещё не ударил его со всей дури с помощью своей причуды, то есть что-то, что удерживает его. Не факт, что то же самое будет и с остальными. — Что ты делаешь?! Так хочешь, чтобы тебя раскрыли?! — прошипел тихо ему на ухо в ответ Тодороки. Вот после этих слов сопротивление ослабло, и Деку в конце концов успокоился. А вот Бакуго наоборот становился всё злее и злее. Но в этот момент явился учитель Айзава и выключил причуду обоих и начал отчитывать обоих здесь же. Он выглядел рассерженным. Все, конечно, знали, что Каччан и Деку не особо ладят, но чтобы кидаться друг на друга с целью отправить в больницу, а то и в могилу… До такого ещё не доходило. Обоих серьёзно наказали, но им, похоже, было абсолютно плевать. Те даже не пытались дослушать слова учителя, лишь бы быстрее уйти и выместить гнев на чём-то. Или даже на ком-то. Именно поэтому после занятий Тодороки направился в сторону комнаты Изуку, надеясь, что этот ублюдок никуда не успел уйти. Сейчас шанс того, что он захочет убить кого-нибудь ещё слишком велик, а потому одного его оставлять нельзя. Даже несмотря на свой страх, Шото всё равно шёл на это самопожертвование. Ради Мидории. Он не выдержит ещё одной трагедии. Тодороки едва смог поднять его на ноги после этой истории, одновременно и сам стараясь не сломаться. Ещё одна смерть просто уничтожит их обоих. Уж лучше Тодороки сам возьмёт на себя часть возможного груза. Когда он постучал в дверь, никто с другой стороны не ответил, но та не была заперта. Шото вошёл и обнаружил хозяина комнаты на кровати. Он сидел, уткнувшись носом в собственные колени, и совершенно не шевелился. Лишь сжатые в кулаки руки выдавали его напряжение и злость. — Зачем ты пришёл, Тодороки-кун? Тебе и правда так нравится провоцировать меня? — насмешливый голос, и тот лениво поднял голову, смотря на Шото. Фальшивый. Все эти эмоции ненастоящие, лишь маска. — Ты сам мне доходчиво объяснил, почему я не смогу сдать тебя. Я не хочу, чтобы из-за тебя у Мидории были проблемы, — спокойно сказал тот, держась поближе к двери. Но успеет ли он её открыть в случае чего? — Сомневаюсь, что это уже имеет хоть какое-то значение. Ты же знаешь… Рано или поздно, я сам открою миру правду и перейду на сторону Лиги Злодеев окончательно. Этого не избежать. — и Шото знал. Его шпионаж не имеет такого важного значения для злодеев, особенно после отставки Всемогущего. Сейчас по большей части Тёмный Деку просто играет с ними в старшеклассников. Но рано или поздно ему это надоест. Их хрупкий, заново отстроенный мир едва ли долго сможет продержаться. — Почему ты подрался с Бакуго? Если бы хотел убить, сделал бы это скрытно. У тебя не было никакой причины затевать драку посередине коридора, — осторожно спросил Тодороки. Но это было бесполезно. Деку снова использовал причуду. Его прижали к стене, держа рукой за горло, уже в следующие же мгновения. Шото даже не попытался дотронуться до ручки или использовать свою причуду. В конце концов он за этим и пришёл, чтобы успокоить этого психа, дабы тот никого не убил. Слишком активные сопротивления взбесят того ещё больше. — Задавать вопросы, лезть в мои дела, которые тебя не касаются. Ты просто самоубийца, Тодороки Шото. — Кх… У-успокойся, — с трудом проговорил Шото, и его горло сжали ещё сильнее, совсем перекрывая кислороду вход в его организм. — Успокоиться?! Как я могу успокоиться, когда у меня перед глазами каждый день находится всё это. Я ненавижу это общество, героев, злодеев, всё что с ним связано. Особенно не могу терпеть этот бывший символ мира. Как ты предлагаешь мне успокоиться? — второй рукой он демонстративно указал на комнату, полностью заполненную мерчем со Всемогущим. А что он думал? Изуку был его сумасшедшим фанатом. — И я не могу всё это убрать, чтобы не вызвать подозрения всех его друзей! — Деку заметил, что Тодороки побледнел и был уже на грани. Руки, что в отчаянии хватались за его и пытались убрать, ослабли и превратились в конечности тряпичной куклы. Злодей опустил Шото, и тот упал на колени перед ним, хватаясь за горло и вдыхая жизненно необходимый воздух, мучаясь от приступа внезапного кашля. — Я отвечу на твой вопрос. Ты хоть знаешь насколько тяжело терпеть эту головную боль, не спать в борьбе с самим собой и при этом не иметь возможности задушить виновника этого состояния. Ты молодец, Тодороки-кун. У него снова появилась надежда и сила драться со мной, вот только это бесполезно. Он лишь надоедливая муха, что испытывает остатки моего терпения. — теперь было понятно, отчего он так разозлился. Когда Шото смог восстановить дыхание, он ответил ему. Лучше бы вообще молчал. — Слишком сильно ты бесишься из-за обычной мухи. Тем более… Разве не так же ты мучил его? — Тодороки даже не удивился, когда его ударили ногой в живот. Он вовсе с колен упал на пол, но не пытался подняться. Сдерживал свою собственную обиду и злость, терпел эту боль. Продолжал повторять в мыслях, что так надо. — После каждого такого раза я хочу убить его. Уничтожить, вырвать его из этого мира навеки вечные. Я хочу единолично управлять этим телом, и я найду способ сделать это. И тогда я с удовольствием посмотрю на твою реакцию и твоё отчаяние, Тодороки-кун, — с угрозой в голосе сказал он и снова ударил. Шото сжал зубы и закрыл глаза. — Попробуй. Я использую твой же метод на тебе, и ты станешь лишь плохим воспоминанием в нашей жизни. — и опять удар, более сильный чем другие. Шото очень надеялся, что его органы ещё не совсем отбили, а кости по-прежнему целые. — А знаешь, что?! Мне плевать. Чем раньше я покончу с этим фарсом, тем быстрее я смогу покинуть эту академию, и в следующий раз смогу сравнять её с землёй. Пойду расскажу Бакуго правду о смерти его любви. Полежи здесь, Тодороки-кун, и подожди, пока я не принесу тебе его очаровательный труп. — а вот этого он не хотел. А потому, когда злодей развернулся, чтобы исполнить свой замысел, Шото с трудом поднялся. — Ты думаешь это меня сможет остановить?! — Шото приморозил его ноги к полу. Когда же злодей освободился, Тодороки уже подошёл и с силой развернул его к себе и поцеловал. «Думай, думай обо мне, сосредоточь свою ярость на меня, только не смей рушить мою жизнь ещё одним убийством». Тёмные глаза снова посветлели на один миг. В них отразилось немалое удивление и вопрос. Всего один единственный вопрос среди всей этой ненависти и тьмы. «Неужели тебе настолько не дорога твоя жизнь, Тодороки-кун?» Любовь ужасна и жестока. Когда человек действительно любит другого, это толкает его на самые рискованные и глупые поступки. В такие моменты своя жизнь может быть безразлична, лишь бы дорогой человек выжил. Любовь сильна. Люди, готовые вытерпеть ради этого чувства всё, что угодно, и даже шагнуть в бездну. Шото почти не чувствует страх, когда эта самая бездна смотрит на него такими глазами. Любовь — ужасное оружие. Если её отнять, то человек может погрузиться в поистине ужасающее отчаяние. Быть настолько психологически сломанным, что почти едва ли не мёртвым, даже физически. Изуку. Именно его вторая личность, размышляя о любви, испытывает странные чувства. Презрение. Ведь это настолько ничтожно. Любовь делает людей слабыми и жалкими. Но вместе с презрением он чувствует и долю восхищения. Он не знает, какой из себя герой Тодороки, не видел этого лично. Но теперь что-то знает о нём как о человеке. Правда, это то самое самопожертвование, что убийца не сможет понять. Ведь любовь для него такое далёкое и незнакомое чувство… Наверное? Почему в его голове это утверждение звучит настолько неуверенно? «Это не мои. Его чувства. Нужно избавиться от его личности, пока я не заболел и не сошёл с ума из-за этих чувств». Ведь любовь — это болезнь.