***
Проснулся Конто, как обычно, еще до рассвета. Голова гудела, все тело словно набили тяжелой овечьей шерстью, и потому руки-ноги двигались через силу, а еще почему-то было очень жарко, словно спал он всю ночь подле печки. Ну, это ничего. Сейчас кружку кофе выпить, посидеть минуток двадцать, чтоб проснуться — и снова в путь-дорогу. Когда он, еще не совсем отошедший от муторного этого сна, только пошевелился, собираясь вылезти-выползти из-под одеяла, сзади кто-то недовольно, заспанно протянул: — Куда? Конто обернулся через плечо, в полнейшей темноте вглядываясь в человека и совершенно ничего не замечая — одну только сбитую набок подушку возле стены. Он вздохнул неуверенно, уже начиная думать, что привиделось ему это спросонья — и на секунду в воздухе ему словно померещился странный-странный цветочный запах: он, наверное, должен был быть красивым, ярким, да только сейчас от запаха этого становилось душно и муторно, будто цвел он последний день, — и Конто на одном каком-то внутреннем чувстве, ничего не понимая, выдохнул: — Кукла? Тень рядом зашевелилась, и из-под одеяла выглянул кто-то растрепанный и очень, очень злой: — Ну? Хозяин, ты чего так рано? Конто выдохнул с облегчением: и точно, Кукла, как обычно, с самого утра недовольный и неразговорчивый. Так, постойте. А почему?.. — Кукла, как ты? Ты чего? С тобой… — Я тут, чтобы ты спал. Так что спи, Хозяин, — прервали его лениво, зевая, да перевернулись на другой бок, отчего тень перед Конто странно запрыгала, завозилась. — Давай утром, а? Спать… Конто, от страха совсем проснувшийся, Куклу слушал уже с полностью ясной головой. Изнутри всплывали картинки вчерашнего вечера, общего их разговора и того, как Конто отключился прямо возле стенки. К счастью, в кромешной этой темноте даже смущение за некрасивое свое поведение не появилось, дожидаясь рассвета, так что, потерев лоб, Конто лишь неуверенно потянулся к горбатому одеяльному кому, на ощупь находя чужую голову да запуская пальцы в волосы. Под рукой лениво зарокотали, и Конто от этого стало легче. Возможно, конечно, что ему вчера послышалось, но ведь Кукла и правда сказал, что хочет уйти? Ох. Внутри уже тихонечко просыпалось пока еще неоформленное желание, даже необходимость какой-то деятельности, и Конто, пытаясь Куклу не потревожить — нечего человека сна лишать, — все же аккуратно выполз из кровати да, покачнувшись, потопал вниз, на кухню. Тихо спускаясь по кособокой лестнице, одно только не спотыкаясь о собственные ноги, Конто сонно сощурил чувствительные еще глаза, вступив в полосу яркого лампочного света, все еще горящего на кухне. Только сейчас он услышал тихий неразборчивый шум, тянущийся оттуда, и, нахмурившись, приблизился к арке, ведущей в комнату. Проморгался, по привычке пытаясь завернуться в старенький свой утренний халат, да только сейчас и вспомнил, что лег спать он, кажется, во вчерашней одежде: плотной рубахе да штанах из пестряди, а не привычной ночной рубашке. Стоило переодеться, и Конто пообещал себе это сделать сразу же, как чуть проснется да выпьет кофе. На кухне он сначала заметил страшный беспорядок, опытным взглядом подмечая и передвинутый стол, и вытащенную из шкафчика посуду, грязный-грязный пол, словно кто-то притащил из леса ведро земли да хорошо по ней потоптался — и только потом заметил двоих альф, сидящих друг напротив друга да замолкших, чуть только он зашел. Оба они казались какими-то уставшими и удивительно довольными, хотя и грязными до ужаса: измазанные кожухи висели рядом, на спинках стульев, на сапогах сантиметровый слой земли, а из-под рукавов рубашек виднелись не отмытые до конца ладони да такие же довольные лица, все в разводах от грязи. Конто даже остановился на секунду, ошеломленный видом. Ванька же, будто не замечая собственного бедственного положения, только кивнул ему добродушно: — Утро уже, Хозяин? — смешливо хмыкнул он, устало зевая в кулак. Том же просто обернулся на него, смерив острым взглядом — и Конто тут же опомнился, отступился, зажимая в ладони рубашку и жутко смутившись мятой своей одежды. Альфа, кажется, понял его смущение, и улыбнулся тихо, одними губами, и махнул ему плечом приязненно: — С добрым утром, Конто. Тот лишь кивнул растерянно, переводя взгляд с одного на другого, но, собравшись, все же повернулся к кухонной стойке. — Чай вам, кофе? Оглянувшись назад, Конто успел заметить, как переглянулись странно альфы между собой, и только на это вздохнул. Ладно. Если уж Кукла целую ночь его грел рядышком, заснув, как ни в чем не бывало, так почему бы и Ваньке с Томом за его спиной не переглядываться? Почему бы и нет? — Давай, Хозяин, подлецу этому кофе твоего, а я так перетопчусь, — загрохотал чем-то позади Ваня. — Еще на обход идти сегодня, там к завтраку вернусь. Том не отказался, и потому Конто кивнул, не оборачиваясь, потянулся выбрать из всей посуды, наваленной кучей на столе, три чашки: две на кофе, одну — на чай из малины да бадана, чтобы Ваньке взбодриться немного. Как-то с самого утра тяжело стало. На Конто опять навалилась тяжесть непонимания, и очень хотелось спросить, разобраться, узнать, что произошло, но он не был уверен, стоит ли. Может, как и с Куклой, он больше навредит, чем поможет? Может, ему стоит в этот раз остаться в стороне, как бы тяжко это ни было? Том тут же, будто почувствовав что-то, его окликнул тихо: — Конто, ты как? Альфа, судя по звуку, встал, и Конто, уж было застывший от испуга — это что же, Том мысли читать умеет? — сразу завозился активнее, включая конфорку да забегав суматошно в поисках чайника. — Просто спать хочется немного. Все хорошо, — постарался улыбнуться он подошедшему альфе, наливая в чайник холодной воды. Том в ответ только посмотрел на него укоризненно да встал так, чтобы преградить Конто путь к плите. — Мы договаривались, помнишь? Конто, я твое «хорошее состояние» из другого угла комнаты смог ощутить, — передразнил его альфа. — Иван, есть ли на него, дурака, какие-то методы влияния? — обернулся он раздраженно на Ваньку, и тот, к вящему удивлению Конто, вполне дружелюбно альфе кивнул. — Оставь его пока, подлец, пусть кофе сделает, авось успокоится. Конто, — перевел Ванька взгляд на него, закончив оттаскивать стол в родное его положение (так вот что за грохот ему послышался), — сейчас все расскажем, не грузись. Хорошо все заканчивается. Он зевнул, щелкнув пальцами, и опустился тяжело на стул, подпирая тяжелую свою голову рукой. Конто же, взглянув на спокойного, хотя и сонного альфу, неуверенно попытался улыбнуться, успокаиваясь, а хоть бы и по привычке: обычно же, если Ванька не волнуется, значит, пока дела хорошо идут. Вот уж что-что, а этот урок Конто выучил, казалось, до конца жизни. — Ну, ладно, Ванька, — вздохнул он сам себе, оглянувшись на альфу. Том, все еще немного раздраженный, нехотя посторонился, дав Конто возможность поставить наконец чайник, и отступил обратно к столу, прислонясь к столешнице. Альфа неотрывно за ним следил все то время, пока Конто насыпал в турку кофе да смешивал Ваньке травяной чай — это чувствовалось буквально спинным мозгом, — так что вскоре Конто не выдержал: едва не обжегшись пару раз о чайник, он заставил себя остановиться да повернуться к Тому нормально. «Что такое?» — спросил альфа безмолвно, щуря глаза да выглядя как-то больно довольным жизнью для пяти часов утра. «Хватит, — попросил его Конто одним взглядом, показательно дуя на обоженные пальцы, — мешаешь». Том посмотрел на него укоризненно, всем своим видом говоря: «Сам виноват», — но все же отвернулся, так что Конто со спокойной душой смог вернуться к завтраку.***
— Мы тут, Хозяин, уберем, что разворотили, не боись, — уже более-менее взбодрившись, проговорил Ваня, грея ладонь о горячую еще чашку с чаем. Конто на это только посмотрел на обоих неуверенно, не зная, стоит ли ему спрашивать — ответят ли ему. Ваня, взглянув на него, сморщился недовольно, прорычал лениво: — Да еб твою мать, Хозяин, куда опять ушел? Том, сидящий рядышком, только хмыкнул грустно, отпивая кофе. — Тише, Иван. Конто, никто от тебя ничего скрывать не собирается, веришь? — повернулся альфа, пододвигая к нему чашку. Конто взял ее послушно и только нахмурился: ну нельзя же человеку так ловко чужие мысли угадывать. — Я просто… — он потер шею, поджав губы и совсем-совсем не понимая, что с ним такое происходит. Как-то исподволь поднималось раздражение на самого себя: ну же, Конто, что ты ведешь себя как подросток-бета, только-только узнавший, что его отдали на пожизненную службу? Не те уже твои года, чтобы на такие мелочи обращать внимание. Соберись. — Извините, просто уж, кажется, совсем я перестал что-либо понимать, — он отпил из чашки, подождав, когда горечь кофе продерет его до самых кончиков, и все же поднял взгляд, стараясь улыбнуться. — Расскажите, как вы до такого дошли, что вдвоем за одним столом сидите. Ты же, Ванька, Тома выкинуть хотел. Оба альфы на слова его синхронно оскалились весело да только переглянулись заговорщицки. Конто, увидев довольные их лица, тоже не смог не усмехнуться: — Ну-ка, альфы. Подрались, что ль? — Обижаешь, Хозяин, — зарокотал Ваня смешливо. — Да этот же подлец супроть меня и тычка одного не выстоял бы. — Положим, не выстоял бы, — согласился миролюбиво Том, придерживая чашку за донце да вертя ее на пальцах. — Да только и я не так прост, ваше благородие. — Да побежали они, как дети малые, с вечера на вепря, — невнятно пробубнил себе под нос Кукла, тихо появившись в дверях. — Утро. — И какого вепря, Кукла! — ухнул Ванька довольно, щелкая пальцами. — Вот уж сколько лет не мог на охоту хорошую выбраться: нужна рядом голова толковая, чтоб на дичь добрую выйти, а не зайцев за яйца таскать. — С добрым утром, бета. Сохатый научится — будет тебе помощь, — кивнул альфе Том, даже не спрашивая — утверждая. — А пока, Конто, тебе Иван тушу разделал да в погреб мы сложили, мяса достаточно. Альфа развернулся к нему чуть устало, посмотрел странно-странно, сверкая зелеными радужками — и вдруг отвернулся мгновенно, смущенно разглаживая пальцами лоб. (А Конто, врезавшись в выражение его глаз, тут же вспомнил: так Сойка на него взглянул давным-давно, когда Конто ему впервые ужин принес да к столу пригласил. Он запомнил этот острый прямой взгляд: отчаянная смесь из недоумения, подозрительности и уже тогда пробивавшейся из Сойки мягкости; и вот сейчас так на него смотрел Том — только в его глазах подозрительность уступила место чему-то жутко смущающему, отчего хотелось тут же отвести взгляд и так же страшно хотелось взглянуть снова, и потому Конто только кивнул растерянно, не зная… да ничего уже не зная). — Оглянуться не успел — а они уж поскакали, красавцы, — продолжил ворчать Кукла, не замечая больше никого. — Вы себя-то в зеркале видели, черти? — мрачно отметил он, подходя к конфорке да заново ставя чайник. — Без страха и не взглянешь. Хозяин, ты их чего мыться не отправил? — А Хозяин сейчас глупый, слово лишнее боится вставить, — ответил вместо него Том, уже поднимаясь из-за стола. — Так где у вас, Конто, отмыться можно? — проходя мимо него, альфа обернулся на секунду, уж было собираясь спросить что-то еще, да тут же оказался снесен ревниво фыркающим Ваней, ухватившим его за плечо да потянувшим за собой: — Ну пошли, подлец, я тебе все покажу. Конто, уставший, запутавшийся от этого разговора, кажется, еще больше, чем с вечера, проводил обоих взглядом, задумчиво крутя по столешнице кружку, и только хмыкнул задумчиво, когда рядом с ним присел Кукла. — Беспокоятся они за тебя сильно, — тихо произнес тот, вглядываясь куда-то в сторону коридора, откуда глухо доносился шум текущей воды. — Едва вчера друг друга не разодрали, как ты заснул. И Томас еще… как зачарованный ходит, — хмыкнул бета, прихлебывая травяной чай. — Помяни мое слово, Хозяин: ты от него уже не отвяжешься. Конто только отмахнулся тихо: — Куда ему? Ему уезжать надо, тут он не останется, — Кукла на это усмехнулся криво, зная больше, чем говорил, и Конто с тяжким вздохом подумал, что, видимо, сейчас все его люди будут что-то недоговаривать. От такого положения дел Конто ощущал себя жутко неустойчивым: словно прямо из-под ног вырвали единственную его, главную опору — забрали право беспокоиться о ком-либо, право чем-то помочь, — и он не знал, на что теперь опереться. Может, конечно, так должно было произойти: людям — выпорхнуть из-под его крыла, найти собственный путь и обрести собственный голос, а Конто — с этим смириться. Боже, он чувствовал себя отцом-омегой, который со страхом смотрел, как его дети взрослеют и больше в нем не нуждаются — и от этого становилось смешнее вдвойне: Конто совершенно точно не был родителем, а его люди — давно уже не дети. Но он все равно хотел заботиться. Конто помогал, потому что это было его сутью, он весь состоял из одного только внутреннего желания, чтобы всем было вольно, чтобы кому-то было хорошо. И права этого он лишился. Кукле он не смог помочь — и тот уезжает; у Мелочи глубоко-глубоко внутри — Конто помнит его запах — все еще гноится застарелая рана, и никак с этим не справиться; Ванька за эти дни осунулся, устал и все глядел волком; Том… Все правильно: Конто не смог им помочь и потому стал ненужным. Конечно, стал. И вот уже Мелочь тянется его успокоить — боже, ну зачем его успокаивать? должно быть наоборот, должно! — Браты лишают даже завалящей работы, а Кукла обсуждает свои планы, не тревожа Конто, не давая ему даже возможности чем-то помочь.***
В ванной согнувшийся уж было над странной конструкции раковиной Томас вмиг выпрямился. — Подожди, Иван, секунду, — кинул он тихо альфе, вытирая руки. — Там Конто опять слишком много думает, помочь надо. — Чуешь ты его? — серьезно спросил Иван, отступая от проема двери, чтобы дать Томасу возможность пройти, и сложил руки на груди. В тусклом отсвете единственной на весь дом лампочки вся его фигура будто наполнилась рельефностью — монументальностью, как у языческих каменных божков, — и Томас лишь кивнул ему в ответ, нервно оскалив клыки: — Чувствую.***
На плечо задумавшемуся Конто опустилась чужая ладонь. — Бета, ты зачем мне Хозяина обижаешь? — раздался глухой уже от усталости голос Тома, и Конто тут же обернулся, заволновался: — Нет, Том, это не то… Кукла только хмыкнул тихо, прихлебывая из чашки, когда альфа, не дослушав, опустился перед Конто на корточки, чуть оскальзываясь на грязном полу да беря в свои еще чуть влажные ладони чужие руки. — Конто, — тихо начал Том, удерживая его взгляд, — ты зря себя ненужным чувствуешь. Тебя не отстраняют. О тебе беспокоятся, понимаешь? Кукла твой просто не хочет тебя волновать сверх меры, ты и без того сейчас устал за троих. — Хозяин, ты правда все так понял? — удивленно пробормотал Кукла, пересаживаясь поближе да обхватывая его плечи рукой и ласково тормоша. — Хозяин, это же не про то совсем, — бета чуть отстранился, зашептав тихо-тихо: — Я просто в глаза тебе смотреть боюсь, не могу, и должен сам понять, что еще имею на это право, понимаешь? Я не хотел тебя обижать, Хозяин, честно, и никто от тебя не устал, и я же вернусь, вернусь обязательно, веришь? Все хорошо будет, Хозяин, — Кукла обернулся вкруг него, обнимая, кажется, всем телом, как недавно его самого обнимал Конто — и от этого в уголках глаз последнего запекло, как бывает перед близкими слезами. — Ну, ну, омега, полно, — подвинулся Том, заглядывая ему в глаза да прижавшись вдруг щекой к его ладоням — и Конто все же не выдержал, всхлипнул тихонечко. Альфа на это только улыбнулся: — Дай и другим о тебе позаботиться, Конто.***
Когда Том вскоре встал, ушел отмываться, Кукла тоже пошевелился, все не выпуская Конто из своих рук: — Ну что, Хозяин, за работу? Конто тут же кивнул смущенно, неуверенно: — Полы вымыть, завтрак сготовить, и я еще щелока вчера замешал на стирку, — он чуть отстранился, взглянув на Куклу искоса, не до конца еще зная, как с бетой обращаться. — Ты хочешь помочь, Кукла? — Ты еще попробуй меня прогнать, — смешливо ответили ему, поднимаясь. Кукла посмотрел на него серьезно, грустно и, колеблясь, закончил: — Спасибо тебе, Хозяин. За все тебе спасибо. Конто вздохнул, опустив глаза, и только покачал головой. А тем временем небо за верхушками сосен уже порозовело. Пора выключать свет.