Because of you

«Отпущение грехов даёт нам не столько священник, сколько сама исповедь». © Оскар Уайльд — ТВОЮ МАТЬ! — орёт Лиам. — ТВОЮ МАТЬ! — он кидает свой телефон в стену, и я вздрагиваю. — ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?! — парень ходит то в одну сторону, то в другую. Эд хочет что-то сказать, но Лиам не даёт вставить и слова. — Это значит, что мы в полном дерьме! Если Зейн приведёт сюда людей из SSL, то нам крышка. У нас не хватит людей, чтобы противостоять им. Лиам ходит из стороны в сторону, яростно махая руками. Он пинает бетонную стену, потому что ничего больше, чтобы он мог пнуть, не было рядом. — Мы можем уйти, — осторожно говорит Эд, а Лиам начинает смеяться. Громко смеяться. Это немного разряжает давление между Эдом и Пейном, но не надолго. — Ты придурок? — резко перестав смеяться, Лиам начинает злиться. Он кладёт руку на его плечо и очень крепко сжимает. — Если ты хоть слово ещё промолвишь, я пущу тебе пулю в лоб и даже глазом не моргну, ПОТОМУ ЧТО ТЫ НИКТО. Я не собираюсь просто так взять и отдать дело всей своей жизни. Я смотрю на всех в этой комнате. Охранники, что стояли около дверей выглядят не так устрашающе, а Эд больше похож на маленького мальчика, у которого отобрали леденец и он вот-вот заплачет. Единственный, кто не изменяет себе и своим принципам — Лиам. Он подобаемо лидеру пытается быстро разрешить проблему в своей голове, не обращая внимания на бездарных помощников, про которых думал не самым лучшим образом. — Что прикажите делать, сэр? — первым говорит охранник возле двери. Сначала Лиам не реагирует на это, но потом поднимает голову и говорит. — Иди и прикажи всем быть на готовности. Тревога №231. Крупный мужчина кивает и поспешно покидает помещение, не закрыв до конца железную дверь. — Что нам делать с ней? — Эд всё же осмеливается начать говорить, несмотря на указ Лиама. Пейн тоже реагирует на это спокойно (насколько это возможно при данной ситуации). Лиам не отвечает, он внимательно смотрит на меня, и мне кажется чего-то ждёт. Не дождавшись от меня необходимого, Лиам достаёт пистолет, и я инстинктивно закрываю глаза. Никогда не думала, что мой конец будет таковым. — Дженнифер! — я смотрю сначала на Лиама, сидевшего на корточках возле меня, а затем на пистолет что лежал у меня на коленях. — Слушай меня внимательно. Я оставлю тебе пистолет, чтобы ты смогла защитить себя в крайнем случае. Охранник будет стоять возле двери с другой стороны, и будет охранять тебя от тех головорезов, которые сейчас приедут сюда. Прошу тебя, Дженни, ни в коем случае не выходи отсюда пока Джон (имя охранника) может защитить тебя. Если Джона убьют, и они ворвутся, стреляй. Не жалей никого, потому что они будут убивать всех, кого видят, и ты не исключение. Я не буду говорить всего того, что они смогут, если захотят, с тобой сделать, я думаю, ты и так это понимаешь, — я киваю головой. — После этого просто беги. У тебя не останется другого выбора. Я не держу тебя здесь больше. Ты можешь бежать, дверь закрыта не будет, а Джон насильно не затащит тебя обратно, просто… Умоляю, не выходи отсюда, пока всё это не закончится. — Зачем? — единственный вопрос, который возник у меня после всех слов Лиама. Он не относился к его инструкциям, но он понял, что я имела в виду. Он слабо улыбнулся, и взгляд его смягчился. — Надеюсь, ты умеешь стрелять из этого. Если нет то, у тебя проблемы, — он посмеялся, но я была серьёзна. Лиам, молча, встаёт, всё ещё пристально смотря мне в лицо. Я не понимала ничего, что происходило. На мои вопросы никто не отвечал. — Лиам, почему ты всё это делаешь? — я задаю вопрос полностью, потому что мне начало казаться, что Пейн продолжает меня игнорировать. Зачем человеку, который хотел от меня избавиться на протяжении почти трёх лет, спасать мне жизнь? Лиам всегда старался отстранить меня от Зейна, чтобы я не мешала его делам, но вот сейчас, у него есть шанс убить меня и закончить с этим раз и навсегда. Почему он не делает этого? Почему Лиам так ведёт себя? Зачем он поцеловал меня? Зачем он говорил мне все те слова? Какой цели он добивается? Мне кажется, я знаю ответ, но он звучит очень странно (я вспомнила об этом за долю секунды). Этого просто не может быть, или я не хочу это признавать, потому что боюсь. Боюсь, что признавшись себе, моё отношение так же изменится к нему. Нет, я не перестану считать его последним ублюдком на этом свете, человеком, который загубил тысячи жизней, но… Я не думала, что он может быть таким… Я вспомнила, что однажды, в самом начале наших отношений, спрашивала у Зейна о Лиаме и его семье. Мне было любопытно, есть ли у такого как он семья или он сирота. Зейн рассказывал мне, что у Лиама есть мать и сестра, которых он любит и опекает. «Это звучит неправдоподобно. Лиам не похож на человека, который может о ком-то заботиться», — говорила я. «Он не такой, каким кажется. Если бы ты видела его с сестрой и матерью, то изменила бы о нём своё мнение. Я никогда в жизни не видел, чтобы брат так сильно любил свою сестру, так заботился о ней.<…> Впервые, я встретился с ними в девятнадцать лет. Мы остановились у него. Его сестра такая милая. Лиам заставил меня играть с ней в куклы! Ты понимаешь?! Я со своей сестрой никогда не играл в них, а тут сразу же выполнял роль и матери и бабушки. Невероятно! Почему я был бабушкой, в ту очередь когда Лиам был отцом?», — вспоминая, Зейн смеялся. Я точно не помню, но Зейн рассказывал, что его сестра чем-то болеет и ей необходимы большие деньги на лечение, реабилитацию, лекарства. «Честно, Лиам кардинально меняется в их компании. Он очень счастлив, но был бы счастливее, будь Элайза (имя сестры) здорова», — Зейн долго вспоминал, чем она болеет, но Пейн никогда не распространялся об этом. «Не уверен, что кто-то кроме меня знает об этом. И даже я не узнал бы, если тогда не вынужден был ночевать у него». Ещё Зейн сказал, что Лиам проводит с ними много времени, помогает всеми возможными способами. Он купил им дом и большая часть его состояния находится на банковских счетах матери. Я не верила в это, разумеется. Как человек, забирающий жизни, столь гадкий и отвратительный, может быть любимым братом и сыном? Как такой человек может любить кого-то кроме себя? Я никогда не задумывалась о его семье до рассказа Зейна. «А они знают, чем он занимается?», — спросила я. «Э-э, не думаю, если честно. Я никогда не спрашивал об этом. Думаю, вряд ли. Его мать так набожна. Если бы она узнала о его делах…», — ответил Зейн. Не понимаю, почему я вспомнила об этом именно в этот момент. Лиам ещё раз улыбается, той обычной простой улыбкой, но вновь уходит от ответа. И в моём воображении сразу всплывает ответная улыбка его матери и сестры. Постоянно Пейн вынужден улыбается им как в последний раз, потому что он никогда не может быть уверенным, что сможет навестить их завтра. Лиам немного кивает, а улыбка превращается в её жалкое подобие, и он собирается уходить. — Лиам, стой! — внутреннее «я» тревожно трясётся где-то в углу моего сознания. Хочу ли я подтвердить свою теорию его признанием? Хочу ли я знать правду? Он поворачивается. — Можно спросить тебя? — Лиам будто понял, что я имела в виду, и замер. Он махнул рукой, и все вышли один за другим из помещения. Он долго молчал и ходил по комнате, пока не сел на кровать и не закрыл лицо ладонями. Я не могла решиться на разговор. Мы были с ним на одной волне, и понимали друг друга, не произнося и слова. С чего бы вдруг между нами возникла такая тонкая связь? — Как давно она умерла? — я говорю шепотом. Мне было неприятно это спрашивать. — Сегодня ночью. И вот тут мне стало всё ясно. Я не знаю, откуда у меня появилось это предчувствие, и как я вспомнила о его семье, но после его признания, все его карты, которые он так тщательно прятал ото всех, вывалились из его рукавов и карманов. Они, словно киноплёнка, начали рассказывать мне историю его жизни. Не оставалось и малейшего сомнения, почему он был так ласков со мной. Ему было стыдно. Стыдно за все те отвратительные вещи, которые он когда-либо делал с женщинами. Лиам не открывает своё лицо. Он где-то там, далеко в своих мыслях и воспоминаниях. — Мне жаль, — я сказала это довольно холодно. Мне было действительно жаль его сестру и его мать, но не его самого. Поменялось ли моё мнение о нём? Нет. Проблемы его семьи не дают ему права лишать другие семьи отцов, братьев и матерей. Почему он думал лишь о заботе о своей сестре? Те люди, которым он продавал наркотики тоже были чьими-то братьями и сёстрами, сыновьями и дочерьми, отцами и матерями. Многие из них хотели забыться о своих проблемах, но губили наркотиками свою жизнь. Лиам не думал, что у кого-то из его жертв такая же ситуация. Он был равнодушен к ним и их семьям. Безусловно, то, что произошло с его сестрой ужасно, и мне искренне жаль её. Она была невинным ребёнком и не заслужила такой судьбы. Но Лиама это не оправдывает. Он мог бы заняться чем угодно и заработать нужные деньги. Если это нельзя сделать легальным способом, он мог бы заняться менее членовредительским делом. Если его так тянет на незаконные деяния, занялся бы воровством. Таким способом Лиам принёс бы меньше вреда человечеству, чем продажей наркотиков. — Откуда ты узнала про неё? — Лиам говорил очень тихо, я еле слышала его голос. — Зейн рассказывал мне про тебя и твою семью года два назад. Он снова молчал. — Как ты… Откуда ты узнала про неё? Я отвечала не сразу. — Я не знаю. Что-то внутри говорило мне это, — пауза. — Сколько ей было? — Тринадцать. И он замолк. И молчал долго, не смотря на шум за стенами и дверью. За весь наш небольшой разговор Лиам так и не показал своего лица. — Надеюсь, с тобой всё будет хорошо, и мы ещё встретимся, Дженни, — когда Пейн наконец приходит в себя и встаёт с кровати, он устало подмигивает и произносит моё имя с тем ехидным оттенком, каким он любил говорить его раньше. Это словно воодушевило его, а меня успокоило. Лиам выходит из помещения, и я больше не видела его.