***
Комната, в которую привели принца, была достаточно просторная и тут царила ощутимая прохлада. Невыносимо сильно было желание скинуть с себя эти многочисленные одежды, чего, к сожалению, он себе не мог позволить. Время шло, и тело пробирал нервный озноб, несмотря на то, что до сих пор было невыносимо жарко; с улицы доносились голоса гостей и мелодии комунго*. Бэкхён сидел неподвижно с тех пор, как его привели сюда слуги и оставили одного. В ступнях всё явно ощущалось онемение и покалывание, но с места он так и не сдвинулся, то и дело опасливо косился в сторону заранее приготовленной постели из белоснежного белья и атласных подушек с искусной вышивкой. А когда дверь приоткрылась, и в комнате появился Пак-младший, принц попытался как можно грациозней подняться на ноги, когда же это ему удалось с горем пополам, он опасливо качнулся, но упасть ему не дали сильные руки альфы, что обхватили его с боков. Альфа продолжал придерживать его, и принц отчётливо чувствовал на себе его взгляд, но посмотреть на мужчину, который до невозможности смущал этой близостью, не находил в себе сил. Когда же он поднял глаза, на него смотрели огромные чёрные глаза, а сам мужчина, кажется, даже не дышал. — Ваше Высочество?! — Ноги затекли, — сконфуженно шепчет омега, придерживаясь за альфу, и отводит взгляд робко в сторону. Как же ему сейчас неловко, ещё и этот взгляд, от которого кружится голова. Альфа заботливо усаживает омегу на атласную подушку, а сам садится рядом. Двери со скрипом приоткрываются, двое слуг вносят собан*, поставив рядом с принцем и Паком-младшим, низко поклонившись, тут же спешат оставить молодоженов наедине. Бэкхён сидит, низко опустив голову, не решаясь взглянуть на мужчину. — По традиции супруг-омега должен наполнить своему мужу чашу с вином, но я не смею просить… — Я не намерен нарушать традиции, и вы не должны. Пусть я — принц, но теперь и ваш супруг, — приподнимая взгляд на альфу, решительно говорит омега, протягивая подрагивающие руки к сосуду с вином, что не осталось незамеченным самим альфой. Чанёль перехватывает ладони омеги, тонкая изящная рука ложится в крупную и горячую ладонь, принц испуганно сжимается, чувствуя кожей лёгкие поглаживания по своей, а следом его заключают в объятия, из которых почему-то не хочется вырываться. Они чем-то были похожи на отцовские: такие же тёплые, в которых омега чувствовал себя защищённым. — Что же вас так напугало, мой принц? Здесь вас никто не обидит, даю слово, — Бэкхён не может найти себе места из-за неловкости, покрываясь густо румянцем, но старается взять себя в руки и чуть подаётся назад. Дрожь в руках никуда не ушла, но ему удалось наполнить чашу вином, не пролив ни капли. Пока альфа пил вино, Бэкхён снова потупил взгляд в пол, дожидаясь, когда альфа насытится напитком. — Идите сюда, — протягивает мужчина свою руку принцу, помогая встать. — Вам, должно быть, неудобно во всей этой одежде, позвольте я вам помогу, — но вместо ответа принц, что есть силы, зажмуривается, что вызывает лёгкий смешок у альфы. Перед ним стоит смущённый, раскрасневшийся принц, альфа невольно вспоминает их первую встречу, когда смешливо-гордый принц важно задирал нос. «И где же ты сейчас мой гордый и отважный, воробушек?» — размышляет Чанёль, обходя принца и надавливая пальцами на застёжку пояса. Пояс с позвякиванием опускается на пол, отчего Бэкхён вздрагивает, но с покорностью позволяет раздеть себя. — Вот так вам будет удобнее, — принц распахивает глаза, осматривая себя и, поняв, что альфа снял только часть его наряда, выдыхает с облегчением. — Мы пробудем в доме моей семьи несколько дней до оглашения эдикта короля, а после отправимся в тот, что распорядился приготовить Его Величество, — получив согласный кивок, альфа ласково улыбается, не сводя взгляда с ещё зажатого Бэкхёна. — Ложитесь спать, сегодня был тяжёлый день. — А… — Я приду чуть позже, ложитесь, — настаивает Чанёль, подводя принца к постели.***
— И что же здесь делает наш новобрачный? — О плюхается рядом с альфой, протягивая флягу с вином. Пак делает небольшой глоток — вино крепкое, с насыщенным терпким вкусом, что с лёгкостью вскружит голову и снимет усталость. Сделав ещё несколько глотков, возвращает сосуд другу. — Неужели он тебя прогнал? — в ответ губы альфы расплываются в счастливой улыбки, и он мечтательно запрокидывает голову к чёрному небу. — Видел бы ты его, он совсем ещё ребёнок, смотрел на меня, как перепуганный зверёк. Нет, Сехун, я так не могу, и пока он того сам не пожелает, не прикоснусь к нему. — Да от вас, господин Пак, за километр несёт влюблённостью, — посмеивается О, делая ещё один глоток вина. — А знаешь, я даже рад, если так. Да, в этом союзе гораздо больше минусов, чем плюсов, но если в итоге ты обретёшь своё счастье рядом с принцем, моё сердце будет спокойно. — Скоро прибудут с эдиктом из дворца. С меня снимут воинские чины, и будет наложен запрет на любую политическую деятельность. Но злиться на принца я тоже не могу, он, как и я, выполнял волю Его Величества. — А ты почему здесь? — Их разговор обрывает строгий голос советника Пака, который стоит на расстоянии нескольких шагов вместе с советником О, Чанёль и Сехун тут же встают, кланяясь старшим. — Для Его Высочества сегодня был тяжёлый день, он отдыхает, — спокойно объясняет Пак-младший, но старший всё равно осуждающе покачивает головой и цокает с недовольством. — В таком случае, идите за мной. Вслед за старшими они заходят в рабочий кабинет отца, где слуги зажигают несколько свечей. Советник О Хэвон первый усаживается возле стола, отодвигая в сторону несколько свитков. Советник Пак усаживается по левую руку от него и на его лице улавливается тень беспокойства, когда как О выглядит куда более спокойным и расслабленным, о чём говорит его невозмутимое выражение лица и то, как он расслабленно постукивает веером по ладони. Чанёль сравнивает отца и сына, понимая, что друг взял лучшее от отца: прямой нос, аккуратную форму разреза глаз и острую форму подбородка. У Чанёля от отца только рост, в остальном он копия папы, как любил повторять старший, наверное, поэтому и любил его сильнее старших сыновей. — Наследный принц наконец-то возвращается. Признаться, я уже не верил в это. Теперь Нораны прикусят языки, им придётся отказаться от своих замыслов просить короля назначить сына Субин наследным принцем. — Согласен, — вступает в разговор старший О, — когда наследный принц вернётся, мечты Субин превратятся в пепел. И как только принцу исполнится восемнадцать лет, ему придётся покинуть дворец. — Отец, не недооценивайте главного советника, он так просто не откажется от замысла сделать своего внука наследным принцем. — Никогда ещё сын наложницы не становился королём, — не терпя возражений, бросает старший. Он, как приверженец строго соблюдения традиций и правил, считает подобное просто недопустимым. — Так-то оно так, и нам только на пользу, что народ не пылает любовью к принцу. А вот наследного принца, впрочем, как и принца Бэкхёна боготворит, но нужно быть начеку, Субин не так проста. И вот что, — склоняясь чуть ниже к остальным, уже на порядок ниже говорит советник О: — Король намерен отказаться от трона в пользу наследного принца, и об этом Субин ни в коей мере не должна узнать.***
Принца выманили на улицу громкие голоса с той стороны двора, где располагалась кухня, говорили на повышенных тонах, и он бы не придал этому значения, но Даль, которого он отправил за завтраком, всё не возвращался. — Ты только посмотри на него, решил, что смеет нам приказывать. Послушай, тут тебе не дворец! — Как вы смеете, я личный слуга Его Высочества! Вы все будете наказаны за свои грязные языки! — А что он такого сказал? Это же правда, из-за принца молодой господин потерял все свои права, он не сможет стать советником короля. И за что нашего господина обрекли на такую участь? — Бэкхён притаился у массивных деревянных дверей, забывая дышать и не понимая толком в чём его обвиняют, да и кто? Слуги? — Верно, из-за принца одни несчастья! — Как вы смеете, он всё ещё принц этой страны, немедленно замолчите! — Даль, хватит! — Решает прекратить эту перебранку Бэкхён, подходит ближе, и равнодушно посматривает на слуг, те разом притихли, смиренно опустив готовы. — Принесите мне завтрак, и ещё, если я узнаю, что вы перечите моему слуге или отказываетесь выполнять его поручения — каждый будет строго наказан, — и не дожидаясь ответа проглотивших языки слуг, покидает кухню гордой походкой. Хотелось бы ему понять, что значат слова слуг и есть ли в них хоть доля правды, но кого ему расспросить об этом? — Где мой муж? — оглядывается он на Даля, который идёт следом. — Господин уехал во дворец с самого утра. Что за вольность себе позволяют слуги в этом доме? — принц на это ничего не отвечает, поднимается по ступенькам и, не доходя до дверей, сворачивает под навес. — Даль, отправляйся во дворец и приведи ко мне учителя. И поспеши, это очень важно, понял меня? — юноша кивает как болванчик и тут же убегает в сторону ворот. К завтраку, который вскоре принесли слуги, омега так и не притронулся. Нетерпение не давало ему покоя, а есть разом расхотелось, он лишь сделал несколько глотков холодной воды и пристально наблюдал за воротами. «Есть ли хоть доля правды в их словах, или они просто невзлюбили меня?» — размышлял принц, наблюдая за двором. Сейчас его охватило сожаление о том, что он так халатно относился к урокам. Заучивать бесконечные правила и законы королевской семьи было безумно скучно, и большую часть он просто пропускал мимо ушей. А вот уроки каллиграфии и рисования принц любил и показывал весьма высокие результаты. И на все жалобы учителя король лишь снисходительно улыбался, наблюдая, с каким восторгом в глазах омега вырисовывает замысловатые линии на светлом листе пергамента. «А что если госпожа О говорила тогда правду, а я всё принял за простую ревность?» — не унимался он. Время близилось к часу лошади, день обещал быть жарким и душным, и Бэкхён поспешил спрятаться в своих покоях от зноя. Вскоре появился Даль с учителем, омега приказал слуге дожидаться на улице и никого и близко не подпускать к покоям, пока он с учителем будет беседовать. Даль поплотнее прикрыл двери и с важным видом стал спускаться; вокруг покоев принца уже собрались слуги, о чём-то шушукаясь. Видя в них потенциальную угрозу для принца, фыркнул в их сторону: — А ну ступайте по своим делам! А будете докучать Его Высочеству, я младшему господину Паку нажалуюсь, уж он найдёт на вас управу! — те хоть и пофырчали в ответ, но стали расходится. Усевшись в тенёчке, его разморило от жары, он начал уже дремать, когда за спиной раздался скрип двери. — Даль, проводи учителя, — юноша с волнением поглядывал на принца, тот как-то разом переменился, словно бы то время, что он разговаривал с учителем наедине, сделало его старше на несколько лет и он смотрел на мир уже другими глазами — взрослого человека, обременённого долгом. Бэкхён стоял неподвижно, провожая взглядом учителя, и как только тот скрылся за воротами, уже было собирался вернуться к себе, но его внимание привлекла девушка, в знакомых чертах он узнал Седан — дочь советника О. Та что-то держала в руках, ласково улыбаясь слугам. Когда девушка подняла на него взгляд, вежливость не позволила повернуться к ней спиной и направиться к себе. Не ждя ничего хорошего от новой встречи, он направился к ней, приветливо улыбнулся, получая в ответ сердито надутые щеки и колючий, как шипы, взгляд. — Теперь, Ваше Высочество, надеюсь, вы счастливы? Думаю, вам и дела нет до того, что разрушили чью-то жизнь. — Я не хотел этого, это было желанием Его Величества, — на что та лишь продолжала метать в него молнии взглядом. — Седан? — Бэкхён вместе с девушкой перевели взгляд, замечая у ворот старшего и младшего Паков. — Дядя, — тут же меняется в лице юная О, — матушка передала вам сладости. Чанёль, я принесла и твои любимые, — щебетала она, кружа вокруг мужчин. Бэкхён чувствовал здесь себя лишним, словно бы он чужой: и среди этих людей, и в этом доме. Потупив взгляд в землю, сначала шёл не спеша, а когда что-то начало давить изнутри, подбираясь к горлу, а в глазах защипало, он ускорил шаг. Он слышал за спиной шелест чужих шагов, но так и не обернулся. — Ваше Высочество, — скрипнули ставни дверей, за спиной у него стоял младший Пак, — Седан вас чем-то расстроила? — в ответ Бэкхён только мотает головой, нежность и забота в голосе альфы сбивает его с толку, но собравшись с духом произносит: — Есть способ расторгнуть брак, не вызвав гнева Его Величества, и вы снова сможете вернуться в совет, — принц боязливо поднимает взгляд на Чанёля, а затем продолжает: — Я постригусь в монахи, оставлю мирскую жизнь, и тогда для всего мира буду считаться мёртвым, а вы вдовцом. — Я вам настолько противен, что вы предпочтёте добровольно заточить себя в стены монастыря до конца дней, а шёлк сменить на грубую и невзрачную одежду? — принц машет головой, уже хлюпая носом. — Из-за меня вас заточили в клетку, золотую, но по сути клетку. Позже вы возненавидите меня, а я не смогу жить, когда меня все вокруг презирают. — Чанёль продолжает смотреть на принца, чувствуя вину за собой, что в первый же день не уберёг и позволил обидеть. Он притягивает к себе хрупкого и ранимого принца, невесомо поглаживая по спине. — Я никогда не приму подобных жертв, они попросту мне не нужны. Я дал слово королю и до последнего буду его держать не потому, что это мой долг, а потому, что сам того хочу. Стойте здесь и никуда не уходите, — омега вяло кивает, да и куда ему идти? Теперь он замужний омега и без позволения мужа и за порог дома не может ступить. С улицы слышится стук копыт и фырканье лошади. — Ваше Высочество, — зовёт его младший Пак, и омега спешит на зов, выскакивает на порожек и в изумлении замирает. Перед самыми ступенями стоит альфа, держа под уздцы вороного коня. Никогда он ещё ничего подобного не видел в своей жизни, как этого невообразимо красивого коня: мощная грудь с не менее великолепно развитой мускулатурой, длинные стройные ноги, но самое главное украшение — длинная и волнистая грива, что волнами струится до самых ног животного. — Даже у самого короля нет такого коня, — хвастается альфа, видя с каким восхищением принц смотрит на животное. — Вот так диковинка, — всё, что сможет произнести омега, приближаясь к животному, но не без толики осторожности. Альфа подаёт ему руку, а затем ближе притягивает к себе. — Хотите прокатиться на Вороне, мой принц? — Ворон? Странное имя для такого коня, — задумчиво говорит, покачивая головой, но без раздумий соглашается на предложение. — И ещё, — уже куда более серьёзно обращается к альфе, — раз мы теперь супруги, думаю, можно отбросить излишние формальности. Они жутко неуместны, — тише говорит омега, получая в ответ улыбку мужчины — знак одобрения. Чанёль помогает принцу сесть на коня, а затем усаживается рядом, крепче прижимая к своей груди. — Кажется, я ему не нравлюсь, — понимает принц, когда конь начинает фырчать и бить копытом. — Дай ему время, мой принц, и Ворон тебя полюбит. «Как и я».