***
— Почему вы не рассказали молодому господину то, что утром устроили слуги? — бормочет Даль, расчёсывая влажные волосы принца после купания. — Если расскажу, их строго накажут, а я этого не хочу. Ты разве не понял, они сильно привязаны к господину Паку, вот как бы ты повёл себя на их месте? — Даль провёл гребнем по длинным шелковистым волосам и с сомнением покачал головой. — И всё равно, их нахальству и вольности нет объяснения, будь мы во дворце, то бы их… — Знаю, — принц касается руки Даля, — иди отдыхай. — Я провожу вас, — принц с теплотой взглянул на слугу, отрицательно качнув головой, — уж до своей комнаты я в состоянии и сам дойти, — и, не слушая причитания юноши, расправив подол накидки, направился по открытому проходу к своей комнате. Даль смотрел ему вслед и решительно не понимал столь разительных перемен в своём принце: отчего он вдруг стал таким кротким и слишком лояльным к слугам, совершившим непростительную грубость по отношению к члену королевской семьи. По возвращении с прогулки, принц совсем притих, стал задумчивее обычного и загадочно улыбался, но как только замечал на себе взгляд, сразу же принимал задумчивый вид. Он решительно не понимал, что происходит с принцем. В комнате горело всего пара свечей: одна на рабочем столике, за которым альфа читал книгу, а вторая возле расправленной постели. Как только Бэкхён появился в комнате, альфа отложил книгу в сторону и направился к омеге. У альфы были горячие руки и шершавая кожа, он чувствовал загрубевшие мозоли — следствие частых тренировок с мечом. Они усаживаются на мягкую перину и всё так же держатся за руки. — Ложись спать, мой принц. Завтра важный день, из дворца прибудут люди короля с эдиктом. А после мы будем готовиться к отъезду. — Но тогда отец останется один, — произносит принц, замечая тень грусти на лице мужа. Но эта грусть лишь отчасти связана с их отъездом, и Бэкхёну прекрасно известна истинная причина, о которой он не в силах заговорить. — Король распорядился, чтобы мой старший брат вернулся в столицу со своей семьёй, но это займёт не меньше одного лунного месяца, так что нет причин беспокоиться. — Но мы же можем остаться с отцом до возвращения твоего брата? — альфа согласно кивает и в благодарность касается горячими губами ладоней омеги. Принц от неожиданности чуть вздрагивает, но не пытается вырваться. Губы у альфы горячие и чуть шершавые, но ему нравится столь внезапная ласка до заалевших щёк и покалываний на кончиках пальцев. — Отец будет только рад, а теперь ложись спать, — Бэкхён тут же сникает, когда понимает, что и сегодня альфа собирается ночевать в другом месте, и когда мужчина уже разворачивается к нему спиной, с губ невольно слетает первое, что никак не даёт покоя: — Снова будешь ночевать в гостевой комнате? — и чуть тише добавляет: — Слуги будут шептаться, — он упускает тот момент, когда альфа снова усаживается рядом, обхватывая руками заалевшие щеки. — Тебя волнуют только пересуды слуг? — принц не в силах произнести реальную причину своего острого желания находиться рядом с альфой и днём и ночью. Только вот как ему это объяснить мужу, когда он от простых прикосновений вздрагивает, теряя дар речи. Альфа больше не задаёт вопросов, задувает свечу, укладываясь под мягкое одеяло. Бэкхён ложится рядом, складывая ладошки под головой. Слышит спокойное, равномерное дыхание мужа и завидует его спокойствию. У Бэкхёна же сна ни в одном глазу рядом с мужчиной, и он ворочается с бока на бок, пытаясь удобнее улечься. Но вмиг замирает, когда мужчина притягивает его вплотную к своей груди, поглаживая по волосам, шепчет: — Спи спокойно, мой принц, — на счастье Бэкхёна в комнате темно и альфа не видит, как щёки омеги покрываются румянцем и пылают жаром, а на губах расплывается счастливая улыбка от мысли, что в этих объятиях можно нежиться до утра.***
Чанёль просыпается еще до наступления рассвета, ночь выдалась бессонной, и дело вовсе не в том, что всю ночь принц доверчиво жался к нему, опаляя грудь горячим дыханием, от которого у альфы шли мурашки. Грядущее получение эдикта внесло сумятицу в его мысли, и он никак не мог перестать об этом думать. С сегодняшнего дня вся его жизнь изменится, и сердце тягостно ныло от беспомощности. Альфа был благодарен королю, что распорядился перевести брата на службу в Ханъян, он станет опорой для отца, да и для невестки и племянников северные земли не самое подходящее место для жизни. — Ваша светлость, — альфа оборачивается на зов, видя перед собой встревоженного слугу — Ким Даля. Юноша взволнованно посматривает на него, при этом озираясь по сторонам. — Ваша светлость, выслушайте меня, — жалобно просит мальчишка, что у Чанёля не хватает духу отказать. — Что такое, Даль? Тебя кто-то обидел? — Его Высочество вам никогда не расскажет, а я, не подумайте, что я ради себя. Я никогда не был замечен в клевете, только мне невыносимо смотреть, как нашего принца обижают, а он всё терпит. — Постой, кто посмел обидеть принца? И где, в моём доме? — альфа в мгновение вспыхивает, сжимая с силой кулаки, с готовностью накинуться на обидчиков мужа. — Ваши слуги, слышали бы вы, что они говорили о Его Высочестве, а он даже никого из них не наказал. Принц же не желал вам плохого, всего лишь следовал воле короля. Так в чём его вина, скажите мне? Даже учителя велел привести из дворца. — О чём они говорили? — Не могу знать, единственное, он обмолвился, что из-за него вы всё потеряли. И я сразу вспомнил слова дочери советника О в королевском саду, она накинулась с обвинениями на принца, мол, если выйдет за вас, то разрушит вам жизнь. — Седан? Быть того не может, она бы не посмела… — Я собственными ушами слышал, как она обвиняла принца, он же ни в чём не виноват. Почему вы все с ним так поступаете? — Глаза омеги покраснели, и первые слезинки были уже готовы навернуться на глаза. — А ты ничего не путаешь? О Седан действительно сказала так, как ты говоришь? — Собственными ушами всё слышал, Ваша светлость, она оскорбила Его Высочество и так зло на него смотрела. — Хорошо, Даль, сейчас ты покажешь мне каждого, кто посмел злословить на принца.***
Огласить эдикт короля было поручено советнику О, как главе ведомства чинов. Во дворе дома Паков собралось всё семейство О, включая супругу советника О, Сехуна и его сестру О Седан. Из дома вышел Чанёль: он был облачён в синий халат, как и пристало чиновнику шестого ранга, на голове был надет само, а поверх халата нагрудный пояс катти. Альфа направлялся к советнику О твёрдым уверенным шагом: он держался уверенно, с гордо поднятой головой, ничем не выдавая своего уныния. Принца восхищало то, с каким достоинством держался альфа, словно бы эдикт был для него безграничной милостью и наградой от короля. Глава палаты Инчжо — советник О — взирал на него с одобрением и после поклона развернул свиток и приступил к оглашению эдикта. Пока зачитывался эдикт, на лице мужчины ни один мускул не дрогнул, тогда как для Бэкхёна каждое произнесённое слово громогласным голосом советника отдавалось тупой болью. Сегодня был последний день, когда младший Пак облачился в одеяние чиновника, он исключался из государственного совета, с него снимались все военные чины, а вместо них Его Величество одарил его титулом супруга королевского принца Чосона с причитающимися привилегиями в виде земель, рабов и материальным вознаграждением. Отец альфы хоть и производил впечатление непоколебимости, но во взгляде принц прочитал сколько же там бессилия. Когда старший О закончил оглашение эдикта, Чанёль принял из рук мужчины свиток и трижды совершил низкие поклоны. — Отныне род Паков породнился с великим родом Ли, служи Его Величеству верой и правдой, как и прежде, — и, оглянувшись на прибывших с ним чиновников, снизив голос на несколько тонов, произнёс: — Возвращаемся во дворец, — выказав своё почтение принцу, мужчины один за другим направились к воротам и потихоньку начали отбывать на своих паланкинах. Старший О же пока не спешил уходить и вместе с военным советником направился в дом. Принц не решался подойти к альфе, который не сводил взгляда со свитка, так и стоял, замерев на одном месте, не замечая ничего вокруг. И когда он уже почти решился, его опередили Сехун с Седан. Альфа что-то говорил его мужу, похлопывая по спине, а Чанёль в ответ натянуто улыбался. Пока Бэкхён выгадывал момент, чтобы подойти, троица направилась в сторону сада. — Видишь, Даль, он даже не взглянул на меня, наверное, сейчас лучше не докучать ему. — Да что вы такое говорите, Ваше Высочество?! — Ему сейчас будет тяжело находится рядом со мной, о чём, как ты думаешь, он будет думать, каждый раз глядя на меня? Да, по сути я принц, и только по сути. Брак со мной для их семьи даёт лишь формальные привилегии, а какой от них прок? — Даль ни слова не понял из сказанного принцем, он ничего не смыслил в хитросплетениях и законах королевской семьи. Ким Даль, как и многие слуги, был необразован и только благодаря принцу освоил с горем пополам значение нескольких иероглифов и научился немного писать, но и это считал огромным достижением для сына простых крестьян. Они остановились у покоев отца альфы, слуге принц велел ждать, а сам снял обувь, поднялся по ступеням, но так и замер у двери, не решаясь дать о себе знать, когда услышал разговор старших: — Твой сын всегда был благоразумным, сегодня он в очередной раз доказал, что он истинный сын своего отца. Ты им можешь гордиться. — Ты прав, и я горжусь им, но как отца меня беспокоит счастье моего ребёнка. Но ты же знаешь какой он, привык всё держать в себе, и сейчас мне как никогда хочется сломать эту стену, понять, о чём он думает, что чувствует. Не пойму, в кого он такой?! — Бэкхён услышал, как рассмеялся старший О. — Как это в кого? А то ты не знаешь в кого он пошёл характером, друг мой, — Бэкхён уже хотел было уйти, и не подслушивать разговор старших, но створка дверей отъехала в сторону, омега виновато опустил взгляд, пойманный за постыдным занятием. — Ваше Высочество? — принцу было ужасно неловко, но он нашёл в себе силы поднять глаза на старших, и не было там ничего, чтобы указывало на осуждение. — Прошу прощения, я невольно стал свидетелем вашего разговора, мне стоило уйти сразу, как я понял, что у вас гость. — Я уже ухожу, Ваше Высочество, дела ждут, — Бэкхён ответил на поклон старшего, провожая мужчину взглядом. — Хочу вам кое-что показать, Ваше Высочество, — они спустились со ступенек, направляясь в ту часть дома, где омега ещё ни разу не был. Обошли главные постройки, оказавшись в саду, путь их лежал через дугообразный мостик из светлого камня с резными балясинами. Бэкхён молча следовал за старшим, разглядывая на ходу сад. Здесь не было таких просторов, как во дворце, но это место показалось ему достаточно уютным и тихим, где можно было приятно провести время за чаем в дневные часы. Они остановились у павильона, и, взглянув на табличку, что находилась под самой крышей, Бэкхён сразу понял, куда его привёл старший Пак. — Родовой храм рода Пак, — прошептал принц, тут же получая кивок от старшего. В помещении горело несколько свечей и пахло благовониями, освещение было весьма тусклым, но позволяло разглядеть портреты людей, что были развешаны вдоль одной из стен. — Не буду утомлять вас многовековой историей нашего рода — это слишком скучно, — ласково улыбнулся мужчина, — я привёл вас не за этим, но позже, если того пожелаете, с удовольствием поведаю историю нашей семьи. Сегодня хочу вас познакомить с папой Чанёля. — С папой? Он здесь? — Бэкхён ничего не понимал, ведь он слышал, что старший Пак давно вдовец, но ещё сильнее его удивило, что отцом альфы был омега-мужчина. Старший лишь улыбнулся, подмечая растерянность омеги. Они шли всё дальше и дальше, когда старший, наконец, остановился напротив одного из портретов. От одного взгляда на рисунок принц застыл, не в силах произнести ни слова, с холста на него смотрел омега с такими отчётливо знакомыми чертами лица. — Они очень похожи, не находите, Ваше Высочество? — Безусловно, но я не знал, что ваш супруг был… — Мужчиной? — усмехнулся старший, лукаво глядя на принца. — Это был мой сознательный выбор, который родители не одобрили. Не буду пересказывать вам нашу историю, но отец всё же дал своё одобрение на брак, хотя немалую роль сыграло и то, что Сольчан был из благородного и уважаемого рода. Мой муж подарил мне троих прекрасных сыновей, но, к сожалению, последняя беременность стала для него роковой. Он так мечтал об омеге — мы оба мечтали. Но когда после рождения Чанёля лекари запретили ему рожать, я отказался от этой мечты ради здоровья мужа, а Сольчан до последнего скрывал. Мой принц, Его Величество долгие годы обдумывал ваше будущее, в последние годы делился своими тревогами о вашей судьбе и именно я был тем, кто предложил королю выдать вас за моего сына. Удивлены? — Но зачем? Вы же добровольно обрекли своего сына, а из-за меня теперь его жизнь лишена всякого смысла?! — принц не верил своим ушам. Он и представить не мог, что советник мог так поступить с младшим сыном. — Вы ошибаетесь. Да, я готовил сына на своё место, но уже после понял, насколько был опрометчив. Он искусный воин, наделён чутьём ведения боя, но его слабость в другом. Нравственность и благородство будут мешать ему в принятии верных решений в интересах страны. Иногда ради спокойствия и благополучия необходимо поступиться собственными принципами, а мой сын прежде думает сердцем, поступая по совести. У политика должен быть холодный и расчётливый ум. Вы чем-то похожи с моим сыном, оба свободолюбивы, честны и открыты, — они долго еще разговаривали за чаем, что был накрыт в саду. Бэкхён больше молчал, слушая рассказы старшего Пака о сыновьях. Разговор в большей степени касался младшего сына, и омега с интересом слушал, радуясь возможности побольше узнать о муже. Он видел, сколько любви плещется в глазах старшего, когда тот говорил о Чанёле, и поэтому никак не мог понять поступков старшего. Омега чувствовал некую недосказанность, которая, без сомнений, была. Откровения старшего не складывались в единую полноценную картинку. О чём-то старший Пак умолчал, и эта недосказанность могла бы всё объяснить. Возможно, придёт время, и ему вручат недостающий пазл, а пока остаётся только ждать. Но одно он решил для себя уже точно - альфа никогда от него не узнает настоящую правду об их браке. Когда омега вернулся в комнату, та оказалась пустой, и ничто не указывало на то, что альфа тут был в его отсутствие. Он окликнул слугу, что мёл двор, мужчина тут же откинул метлу в сторону, на ходу вытирая руки об штаны. — Где молодой господин? — Так уехал он, Ваше Высочество. Вывел Ворона и ускакал, ничего не сказав. — И давно? — Только час козы* наступил, проводил господ О и следом сам уехал. — Час козы… сейчас уже час обезьяны* на исходе. Уехал на Вороне, только вот куда? — слуга озадаченно посматривал на принца, который больше говорил сам с собой. — Подай лошадь, мне нужно уехать. — Что вы, Ваше Высочество?! Распоряжусь приготовить для вас паланкин… — Лошадь я сказал! — не терпя возражений, скомандовал принц. — Но как же так, — только и разводил руками мужчина, но Бэкхён не желал терять время на бессмысленные разговоры, быстрым шагом направляясь к конюшне. Неловко ведя коня за поводья, он не обращал внимания на причитания слуги, что умолял одуматься. И, уже поставив ногу в стремя, оглянулся на бледного как мел мужчину. — Никто тебя наказывать не будет, даю слово. А если кто спросит, скажешь, что и видеть не видел, куда я делся. Омега окончательно пришёл в себя, когда мчался в сторону того луга, где они были с альфой ещё вчера. Бэкхён не был опытным наездником и самостоятельно сидел в седле едва ли несколько раз до этого, но был полон решимости, что совсем позабыл о страхе. Уже когда конь галопом нёсся вперёд, а ветер свистел в ушах, осознал, насколько опрометчиво было с его стороны мчаться с такой прытью, но все его мысли занимал муж, а остальное было не важно. Со слов старшего Пака, Чанёль глубоко в себе прятал все поражения и неудачи, не выставляя на показ. Он не был уверен, что найдёт альфу на том же месте, но сердце в груди металось, как израненная птица, твердя: «Он там». Бэкхён отбросил прочь все свои обиды, когда альфа после получения эдикта не удостоил его ни взглядом, ни вниманием. Тогда в груди клокотало что-то необъяснимое и незнакомое; это он должен был быть рядом с мужем, он и никто другой. Грудную клетку распирало и жгло, а на глаза наворачивались слёзы. Принц не хотел больше видеть рядом с мужем юную О, которая как назло вечно крутилась перед альфой. То, что их могут связывать особые чувства, так и вовсе думать было страшно, он уже полноправно считал альфу своим и ничьим больше, а вместе с тем подступала горечь, как тогда, когда отец ласково улыбался Субин и держал за руку. Омега никогда не был эгоистом, он просто слишком был одинок, и те крупицы внимания и любви отца нанесли свой отпечаток на юношеское сердце, истосковавшееся по теплоте и ласке. Вдалеке показалась фигура, а рядом чёрный конь, в котором он сразу же признал Ворона. Предчувствие не подвело, и Чанёль был здесь. Оставшиеся несколько метров, что разделяли с альфой, он уже бежал, не разбирая дороги. Альфа сидел на траве к нему спиной, низко склонив голову. Стук сердца бил по ушам, а в глазах темнело от быстрого бега. — Чанёль, — не своим голосом что есть силы выкрикивает омега. Альфа вскакивает на ноги, оторопело смотрит на омегу, что шаг за шагом приближается к нему. — Чанёль, — снова повторяет принц, и голос его начинает дрожать. Он впервые называет мужа по имени, чего не делал до этого, но по удивлённому и восхищённому взгляду понимает, насколько это приятно мужу. Мужчина притягивает омегу ближе, неверяще смотрит на супруга, покрывая тыльную сторону ладоней поцелуями. — Душа моя, повтори, — ласковое касание на его раскрасневшихся щеках, и с губ срывается куда уже более ласковое и мелодичное: — Чанёль. А дальше случился первый в жизни принца поцелуй; тело пронзает что-то горячее и трепетное, что отдаёт лёгким покалыванием в ключицу, а в животе происходит что-то необъяснимое. А когда в рот проникает чужой язык, что вызывает в принце и страх, и восторг, он теряет нить реальности и всецело отдаётся во власть этих восхитительных ощущений.