«Не стоит заглядывать чересчур глубоко в душу, иначе скоро наткнешься на решетку, которая ведет в подземные каналы, где текут нечистоты».
Нет людей без вредных привычек, у каждого они есть, возможно не такие пагубные, как курение или страсть к решению проблем посредством алкогольной продукции, и не такие раздражающие как необходимость доказывать окружающим свой ум, но они есть. И Паркер не был идеален, но самой скверной из своих привычек, пожалуй, он назвал бы неуместную рефлексию. Она проявлялась в моменты наибольшей опасности, когда ему была необходима вся его сосредоточенность и собранность. Вот и сейчас, уворачиваясь от невидимого врага, ускользая от обломков, он размышлял, как это вообще произошло? Почему он, как обезумевшая белка, мечется по комнате и, повинуясь лишь чутью, остаётся жив? И почему, собственно, он цепляется за своё существование, когда проще замереть и дать чему-то неопознанному нанести один верный удар, на котором все его тягости и закончатся? — Паркер, замри! — властным и не приемлющим отказа голосом, приказал Верховный маг Земли. — Что?! — в один миг возвращаясь в реальность, воскликнул Питер — Но, доктор Стрэндж, ведь это самоубийство, — как бы невзначай заметил он, уклоняясь от очередного невидимого, но весьма реального удара, и оказываясь на потолке. — То, что ты наблюдаешь и то от чего, ты уклоняешься - совершенно разные вещи, — напряжённо возразил маг, одним ловким движением замедляя падение особо крупной части потолка. А Паркер, не убеждённый, всё ещё подчиняясь чутью, ловко уходил от направленных на него ударов. Происходящее ему казалось несколько не честным, и даже не потому, что маг не изъявлял желание помочь, а потому, что это Нечто видело его, а он его - нет. И выловив из разрозненного потока мыслей, выход из ситуации, он сместился левее, в сторону осыпавшейся с потолка штукатурки. Но, к его разочарованию, это не произвело должного эффекта: штукатурка прошла сквозь объект, как и паутина до этого. Высказав своё недовольство вслух, Паук получил от мага всё такой же мутный ответ: «Это существо не из нашей реальности». На что Питер не преминул огрызнуться, что крушит оно весьма реально! И переместившись с опасной точки ближе к выбитым окнам, юноша продолжал тщетные попытки разглядеть невидимого монстра, ловя при этом малоприятные флешбеки о сражении с дронами Бека. Но вместе с тем, он ощущал и кое-что ещё странное, а именно: усталость, но не свою (он весь день провёл в кресле, ничего не делая), а как будто... чужую. И вот в этот момент, будто тот "кто-то другой", управляя его ногой, оступился. И Нечто, как разъярённый бык уже ринувшееся в его сторону, не намеревалось давать ему и шанса на спасение. И когда Питер уже приготовился к боли, он не ощутил ни её, ни удара, даже слабого дуновения ветерка и того не было. Стрэндж с помощью мантии левитации оказавшись рядом с ним, стащил его с потолка, и, уже внизу встряхнув его, как надоедливого ребёнка, без беспокойства, а как будто из вежливости поинтересовался, в порядке ли всё с ним. А Питер, ощущавший какую-то фантомную боль в области спины, неуверенно кивнул, подтверждая, что он в порядке. И пока Верховный маг не отпустил его плечо, так и было. Но как только тот отстранился, Паркер ощутил, опять же не свою, а как будто чужую панику. В растерянности вскинув руки к голове, он сдавленно простонал: «Да что же это?». Маг смерил его внимательным взглядом, оказавшись рядом, аккуратно взял юношу за руки, которые тот отчаянно прижимал к голове, настойчиво их отнял, требуя, чтоб тот на него взглянул. И Питер, через силу повиновался. Как только он на мгновение отвлёкся от всё ещё призывающего к бегству чутья, паника, как по волшебству, ушла. — Спасибо, — восстанавливая сбивчивое дыхание, искривив губы в улыбке, выдавил из себя юноша. А маг отстранённо отозвался, что в благодарности нет необходимости, ведь он ничего не сделал. Питер нахмурился и прежде чем он успел что-либо сказать, Стрэндж кивком приказал ему замолчать и наблюдать. Комната продолжала разрушаться невидимым чудовищем. Ещё один кусок стены, с оглушительным для Питера грохотом, оказался на дубовом полу. А то Нечто, теперь казалось преследовало кого-то другого, но такого же невидимого, как и оно само. — О! Оно и без меня справляется, — вяло отшутился Паучок, на что маг утвердительно кивнул, с издёвкой добавив, что оно и изначально без него справилось бы. Драматично расправив алый плащ, бывший хирург указал на дыру в потолке, на множество вмятин на стенах и на два раздробленных шкафа, а затем, заострив внимание на зеркале, за которым частично не было стены, но тем не менее оно было, как и прежде, целым, пояснил, что всё дело в несоответствии. На вопрос Паркера: «Что же это значит?», маг устало вздохнул: — После того, как Танос уничтожил камни, — начал Стрэндж, меланхолично созерцая новые трещины на стенах. — Наша реальность подверглась неслыханному до этого удару. Она выдержала, но её границы истончились, появились трещины, — горько усмехнулся он, будто стены реальности волновали его больше, чем стены в его собственном доме, а затем смерив мальчишку снисходительным взглядом, добавил: — И то что мы с тобой наблюдаем, Паркер, есть самые явные последствия преступления титана. Одна реальность пересекла другую. — Это опасно? — Не думаю, — задумчиво покачал головой маг. — По крайней мере, для сложных в магическом и духовном плане предметов, — высокомерно кивнул мужчина. А Паркер, внимательно следящий за передвижениями существа из другой реальности, взволнованно и одновременно восторженно осведомился: — То есть, кто-то в параллельной реальности крушит ваш храм? Встретив хмурый взгляд мага, юноша его стойко выдержал, и тот сдавшись, устало вздохнул: «Можно и так сказать». И наблюдая, как парнишка, уже без маски, щурится, будто действительно надеясь таким образом заглянуть за завесу, Стрэндж, не сдержав усмешки, несложным движением руки, сотворил заклинание, которое, подобно тысяче живых искр, распространилось по помещению, вырисовывая силуэты предметов из другого мира, видимых ему, но недоступных для юноши. Восторженное «О!», сопровождаемое сотней вопросов, вызвало у Верховного мага очередную снисходительную усмешку. А Питер, не замечавший лёгкой издёвки в ответах мага, с живым интересом оглядывался вокруг. Силуэты иной мебели, очерченные искрами, показались Паркеру скучными, но и многие вещи (такие же скучные) и из их мира также были окутаны искрами, что в некотором роде подтверждало теорию, что параллельные реальности имеют совсем незначительные различия. Но всё внимание Питера, конечно же, было посвящено, тому, уже не такому невидимому, чудовищу. Опыт, подаренный путешествием в космос и библиотекой Комар-Таджа, позволил юноше заключить, что это гигантское, под три метра, вытянутое существо явно не из их мира, о чём красноречиво заявлял его внешний облик. Голова, выходящая прямиком из туловища, полностью покрытого густой шерстью и две «руки», скованные железом и охваченные огнём, напугали бы любого. «Зом» — так обозвал существо, вдруг сильно нахмурившийся Стрэндж. Паркер попытался припомнить, читал ли он о нём что-то, но тут же бросил попытки что-то вспомнить, ведь наблюдать за происходящим было в разы увлекательнее, когда ты это по-настоящему видишь. Быстро мечущийся из стороны в сторону соперник Зома ловко уворачивался, как и Питер зависал под потолком, и, если мог, давал отпор, но по большей части, перемещаясь, изматывал себя и противника. Сражение, начавшееся внезапно, также внезапно и окончилось. В одно мгновение страшный монстр вдруг исчез, а герой обессиленным силуэтом опустился на пол и осел, но затем резко обернулся назад. Паркер, непроизвольно отзеркалив его движение, также обернулся в сторону дверного проёма, за которым, он обнаружил другого Стрэнджа. Узнать его не составляло труда: тот же рост и тот же плащ левитации, и та же манера, творя заклинание, надменно задирать подбородок вверх. Указав на двойника и на мгновение забыв, что это не культурно, юноша воскликнул: «Это же вы!». Стивен Стрэндж, не разделявший его восторгов, даже не обернулся, казалось, он даже не услышал его, он, как и его двойник неотрывно следил за силуэтом на полу. И волна ужаса, уже его собственного, прошлась по спине Питера. — Доктор Стрэндж! — схватив мага за предплечье, настойчиво позвал его герой. Но тот никак не среагировал, и Паук сжал руку мага чуть сильнее. И наконец, Верховный маг Земли, будто скинув наваждение, перевёл на него взгляд, затем хрипло, но уверенно, проговорил: — Чтобы ни произошло, Паркер, не касайся предметов из другой реальности. А лучше не двигайся! Точки соприкосновения слишком явные, — спустя мгновение напряжённой тишины добавил маг, глядя на что-то позади Питера. — И что, нам теперь просто стоять и ждать, когда это закончится? — тихо поинтересовался Паук, с трудом сдерживая нотки недовольства в голосе. — Да, так будет вернее всего, — кивнул маг, смерив юношу быстрым и нечитаемым взглядом. А затем, предвосхищая вопрос, проговорил: — Несоответствий меньше, чем я предполагал. А это не очень хорошо, — хмурясь, отозвался мужчина, и, кивком указывая на окутанный искрами силуэт, добавил: — И присутствие другого меня истончает грань миров лишь сильней. Паркер задумчиво кивнул и, задав ещё пару вопросов, на которые маг ответил с неохотой и односложно, замолчал. Ещё некоторое время ничего не происходило, два призрачных силуэта, в отличии от них, разговаривали. Паркеру, не привыкшему к бездействию, стало откровенно скучно, он мысленно представлял о чём мог говорить другой Стрэндж? Да и был ли он в той реальности таким же высокомерным, как здесь? И какого цвета мантия левитации там? И снова, из-за склонности к неуместной рефлексии, Питер упустил момент, когда собеседник ЛжеСтрэнджа исчез из его поля зрения, и, судорожно озираясь в его поисках, наткнулся на взгляд Верховного мага своей реальности. — Не двигайся! — тихо прошипел волшебник, но Питер, проследив за его взглядом, который был направлен в упор на него, в испуге отступил - те живые искры, а вместе с ними и силуэт, проходили сквозь в него. — Успокойся, Паркер, — твёрдо и уверенно приказал ему Верховный, но Питер, привыкший поступать так, как ему вздумается, отступил ещё на два шага, задев при этом призрачный стул, и тот, совсем как реальный, опрокинулся. Испугавшись уже этого, Паук натолкнулся на позади стоявший, также окутанный искрами, древний стол. Послышался лёгкий стук фарфора, но Паук был на сто процентов уверен, что чашку, из которой каких-то сорок минут назад пил чай Стрэндж, задел не он. И Паркер, под яростный возглас Верховного мага: «Не смей!», инстинктивно кинулся за чашкой, что сорвалась со стола. Он знал, что поймает её, у него же ускоренная реакция, как-никак. Вместе с ним ту же чашку поймал и кто-то другой, но осознать это ощущение он не успел, потому что яркая вспышка света и мгновенная боль полностью поглотили его.***
Питер слегка дёрнулся, приходя в себя, но даже такое слабое движение вызвало в его теле острое жжение, из-за которого он взвыл. Осознав, что он сидит, прислонившись к стене, он позволил себе слегка откинуть голову назад. Тело щипало и ныло так, будто он минут двадцать варился на медленном огне, видимо, взрыв, или что бы там ни было, был действительно мощным, раз даже костюм не выдержал и пропустил часть тепла. Острый укол беспокойства заставил его резко распахнуть глаза, о чём он тут же пожалел, зажмурив их. Слабый, но, непосредственно для его ужасно чувствительных глаз, яркий свет мирно гудящих ламп вызвал вспышку головной боли и очередной болезненный стон. Вопреки дискомфорту, всё также плотно зажмурив глаза, Паркер ощупал себя. И облегчённо выпустил воздух из болезненно сжавшихся лёгких — костюм был в порядке, разве что из-за переизбытка энергии сработал предохранитель и металлический паук отключился, теперь прикрывая только жизненно важные органы. Но следом за облегчением последовала навязчивая головная боль, а вместе с ней и дежавю, что в подобной ситуации он уже был. Неприятный холодок пришёлся по его позвоночнику и, на свой страх и риск, юноша снова открыл глаза. На этот раз он поступил умнее и устремил взгляд в пол. Грязный, с зеленоватым оттенком пол, холодный свет ламп дневного типа на некогда бежевых стенах и чёрная против света решётка — это всё, что он успел разглядеть за то мгновение, прежде чем вновь зажмурился от боли. Но вместе с болью, как по волшебству, включился и остальной мир. Теперь отовсюду раздавался звон и характерный треск телефонов, шелест бумаг, хриплые и усталые голоса. Но вместе с тем Паркер различал еле уловимый запах табака, что крайне взволновало его пустой желудок. По его скромному мнению, было лишь два варианта его местонахождения. Первый, и самый ужасный: он в клетке в Дейли Бьюгл, куда его лично притащил, и как зверушку запер, карауливший его под окнами храма Джей Джон Джеймсон. (Ужасная шутка про клетку, в так ненавидящем его издательстве была, авторства ЭмДжей. Они долго над ней смеялись, но глубоко внутри юноша опасался, что это действительно так). И второй вариант, более вероятный, но не менее приятный: он в полицейском участке. Но как он оказался здесь, Паук затруднялся ответить, ведь всё, что он запомнил прежде, чем отключиться - яркий свет и нестерпимый жар. И, вспомнив об самом важном, что у него в этой жизни осталось, юноша, судорожно дёрнувшись, нащупал в кармане ЭДИТ, слегка подрагивающей рукой бережно вытянув очки из кармана толстовки, с подступившим к горлу комом внимательно оглядел и: те, на первый взгляд, были целы, и, быстро нацепив их на себя, он с замиранием сердца ждал мягкого приветствия ИИ. Наконец услышав: «Добрый вечер, Питер», он, судорожно выпустив из лёгких воздух, тихо отозвался, что он рад, что она цела. Но от приятной беседы и выяснения обстоятельств произошедшего его отвлёк грузный мужчина сорока лет в полицейской форме. — Проснулся? — не спрашивал, а утверждал офицер с усами, и дождавшись от Паркера скупого кивка, пробасил: — Поднимайся. Оформлять будем. Питер с величайшей неохотой поднялся, бережно сняв очки и также бережно вернув их в карман, покинул клетку и медленно волоча ноги, двинулся следом за мужчиной, вяло размышляя о побеге. Опустившись на жёсткий стул, он слегка поморщился. Тело, охваченное жжением, нервировало и раздражало. Но больше этого Паркера бесила страшная слабость, которую он безуспешно пытался прогнать, пялясь на блики, что образовывались из-за ламп на гладкой поверхности стола. — Где так умудрился обгореть? Сейчас же далеко не июль, — с дежурным, но тем не менее, добродушным смешком, осведомился полицейский, выуживая из кипы бумаг необходимый ему протокол. — Что? — хрипло переспросил Паркер, удивлённо мазнув рукой по щеке и подбородку, тут же вздрогнув от усилившегося жжения. Полицейский, снова усмехнувшись и сжав пухлыми пальцами ручку, в следующую секунду накинул на себя маску отстранённого стража правопорядка и задал первый из бесконечного списка вопрос: — Имя?. — Серьёзно? — вскинул брови Паук. Это вышло крайне резко и грубо. Он был сбит с толку, ведь ему казалось, что теперь-то каждая собака в Нью-Йорке знает, кто он. Но, встретив недовольный взгляд полицейского, и всё-таки не сдержав издёвки, юноша протянул: — Питер Бенджамин Паркер. Мужчина с густыми усами довольно кивнул и широкими буквами вывел имя парня в чётко отведённой для этого графе. Затем, перейдя к следующему пункту, офицер всё тем же намеренно угрюмым голосом спросил: — Место и дата рождения. Питер, больше увлечённый наличием собственных бровей, (как-то раз он подпалил себе лицо, чиня репульсор, тогда ощущения были примерно такими же, как он ощущал сейчас) и легко касаясь их кончиками обожжённых пальцев, раздражённо промычал: — Десятое августа две тысячи второго года. Куинс, — и, убедившись в наличии бровей, он слегка спокойнее добавил: — Нью-Йорк. Планета Земля. Офицер, начавший выводить его ответ на бумаге, замер и, окинув его в миг ставшим презрительным взглядом, прошипел: — Не ёрничай, пацан, ведь и до утра запереть могу! Питер, опешивший от его реакции, недоуменно свёл брови. Ему-то казалось, что некоторые поправки, что обсуждались на первом слушание, уже вступили в силу. «Видимо, нет» — легко усмехнулся Паркер, надеясь, что если и он подпишет договор, то его действие вступит в силу также с отсрочкой. Но, видимо расценив усмешку задержанного по-своему, полицейский насупившись, без прежней отстранённости, а как будто даже зло, осведомился: — Вы, мистер Паркер, утверждаете, что вам двадцать три? Питер, устало пожимая плечами, согласился, что с учётом «Щелчка» ему двадцать три, а так ему восемнадцать. Полицейский, сведя густые брови, сквозь зубы процедил: — С учётом какого же это «Щелчка» восемнадцатилетнему вдруг двадцать три? — и Паук, в тон офицеру, ощетинился, что это с учётом «Щелчка» Вечного титана Таноса, ему двадцать три! После его ответа настало напряжённое затишье, которое всё же прервал полицейский, ледяным тоном потребовав от него документы, удостоверяющие личность. Паркер из вежливости пошарил в карманах джинсов и толстовки, но там, он знал, ничего кроме ЭДИТ нет. Его единственные документы, что не были изъяты Россом — водительские права, которые он, к величайшему удивлению Ленга, без проблем получил, он оставил в рюкзаке, который в свою очередь оставил в храме. Поэтому, одарив офицера Хендерсона, имя которого красовалось на значке, кислой улыбкой, он процедил сквозь зубы, что документов у него нет. Раздражаясь отразившемуся на лице мужчины недовольству, поинтересовался: — А в чём конкретно меня обвиняют, сэр? — вежливое «сэр» он добавил в последний момент с крайней неохотой, что не осталось незамеченным представителем правоохранительных органов. — Вы, мистер Паркер, — холодно начал полицейский. — Незаконно проникли в складское помещение магазина «Lise Charmel» по адресу Бликер стрит сто семьдесят семь а. И, как сообщила администратор, не только спали, но и, цитирую: «Пускали слюни не просто на подлинно французский стиль, но и на произведения искусства! Которые теперь придётся уценять», — растягивая рот в надменном оскале с чувством собственного превосходства протянул полицейский. А Паркер, выслушав это и дальнейшее заявление, поинтересовался, а что же именно он испортил? И получив быстрый ответ, с ужасом уткнулся лицом в собственные ладони, и взвыв, чем напугал полицейского, в голос простонал: «Какого Чёрта?». Это было самое ужасное, что только могло произойти, и зная Джеймсона, можно было предположить, что уже завтра первую полосу его газетёнки украсят заголовки «Славный Человек-паук убийца и фетишист, крадёт женское бельё!». Это во всех отношениях было несправедливо! У него и в мыслях не было спать на кружевном белье! Он даже не знает, как вообще там оказался! И теперь что? Одна вспышка и клеймо позора на всю жизнь? «Шикарно! Это то, о чём я мечтал!» — зло думал юноша, до скрежета сжимая челюсть, чтоб снова не заскулить. И видимо смягчившись из-за отчаяния на его лице, полицейский принялся заверять его, что администрация магазина отзовёт заявление, если его опекун возместит ущерб. Из всей вдумчивой речи офицера Паркер выделил только «опекун», и скривившись вопреки дискомфорту, мотнул головой. Втягивать в это Мэй он не станет, она и без того волнуется о нём двадцать четыре на семь, звонить ей сейчас по такому дурацкому поводу было бы несправедливо. Поэтому, оборвав полицейского на полуслове, юноша выступил со встречным предложением: — Слушайте, офицер Хендерсон, может опустим все эти формальности, ведь вы и так знаете кто я, — вежливо и спокойно, как мог в сложившейся ситуации, протянул Паркер. — И кто же ты? — уязвлённый беспардонностью юноши, что проигнорировал его участие, жёстко усмехнулся мужчина. А Питер, с недоверием продолжая глядеть на полицейского, прикидывал каковы шансы, что этот «Офицер Хендерсон» не куплен Дейли Бьюгл и не тянет время до прибытия репортёра из этой жалкой газетёнки. Но по внешним признакам Паркер затруднялся сказать, что полицейский кого-то ждёт, ведь он ни разу за время их «беседы» не взглянул на часы или телефон. Он действительно выглядел как человек, который выполняет, может, не совсем любимую, но работу. Хотя нельзя было исключать и того, что офицер перед ним - лишь одна из многих жертв неудачного возвращения. О подобных случаях ЭмДжей читала много. И были даже те, кто, исчезнув со стройки, возвращался, когда здание уже было построено… Так что этот бедолага вполне мог пребывать последний год в коме и только-только вернуться в реальный мир. — Вы действительно не знаете, кто я? — чтобы подтвердить собственные подозрения поинтересовался юноша. — Мне не до твоих игр, пацан! — покрываясь ярко алыми пятнами прохрипел офицер. — И будь ты даже сыном президента, мне всё равно! Твои возраст, имя и номер опекуна! — стукнув ладонью по столу, взревел он. Паркер, пребывавший в не самом лучшем расположении духа, разозлившись в ответ, огрызнулся: — Да это смешно! Он действительно воспринимал происходящее как зверскую шутку, ведь каждый в Нью-Йорке, да и не только там, знал кто такой Человек-паук, и что он убил Мистерио! Бьюгл об этом неустанно напоминали. Да даже если б он сжёг тот магазин, то это бы не усугубило его ситуации! Ведь пресса каждый день приписывает уйму смертных грехов. И теперь этот доблестный страж правопорядка не только притворяется, что не знает его, но и пытается напугать его парой испорченных комплектов нижнего белья! Это было до рези в горле смешно! Стремительно вскочив, отчего стул с глухим стуком опрокинулся назад, Питер, нависнув над полицейским, вопреки здравому смыслу и не затихающему чутью, практически прокричал: — Да всё вы знаете! Я Питер Паркер! И я Человек-паук! — он не собирался это заявлять на весь участок, но усталость, мутность сознания и ломота в теле дали о себе знать в последний момент. Он, как утопающий на последнем издыхании, выкрикнул это, словно зов о помощи, чтоб офицер наконец разул глаза и узнал его. И израсходовав остатки сил на этот эмоциональный всплеск, Питер, слегка навалившись на стол и вцепившись в него обожжёнными пальцами, из-за чего столешница слегка треснула, глухо прохрипел, что ему надо позвонить. Офицер Хендерсон пробурчал что-то недовольное в ответ, но, до сих пор обескураженный «признанием» возражать не стал, и проводив шатающегося из стороны в сторону Паркера до телефона, приказал другому офицеру присмотреть за этим «ненормальным». Может, в любой другой ситуации Питера и расстроило бы замечание полицейского, но сейчас его больше расстраивал факт собственного бессилия и невозможность сбежать. Привалившись к стене, он, абстрагировавшись от внешних шумов и особого ощущающегося в этом коридорчике запаха табака, с трудом снял трубку. Быстро отринув мысль о том, чтобы позвонить подполковнику Роудсу, Паркер с величайшей неохотой начал набирать номер Хэппи. Вариантов кому звонить у него было не так уж и много: Сэм ещё с прошлой передряги злился на него, Ванду он вообще видел последний раз месяца два назад. Конечно же, оставался ещё Барнс, но навряд ли бы Питер решился позвонить Зимнему солдату. Тот хоть и оттаял к нему, но всё равно держался отстранённо. Спустя бесконечное количество гудков, трубку всё-таки подняли, и Питер, опережая собеседника затараторил излишне бодрым голосом: — Привет, Хэппи! Знаю-знаю, поздно, но ты не мог бы за мной подъехать? — но тут его перебил отнюдь не сонный Хоган: «Питер, это ты?», на что юноша нетерпеливо заверил мужчину, что это он, и без дальнейших объяснений назвал адрес и слегка дрогнувшим голосом, за который он позднее себя корил, попросил того поторопиться. И дождавшись от мужчины утвердительного ответа, облегчённо выдохнул: «Спасибо» и повесил трубку. Желания возвращаться на жёсткий стул у него не было, но и любого другого выбора, впрочем, как и последние месяцы, у него тоже не было. Так что, подавив стон, он двинулся обратно к надоедливому офицеру и к его кривым усам.***
Хэппи, на удивление Паркера, прибыл быстро, через тридцать минут, хотя парень и ждал его только через полтора часа. Ведь сборы под взволнованные возгласы Мэй никогда не проходили быстро. Мужчина, заметив его, приблизился. Юноша с замиранием сердца ждал очередной тирады Хогана о том, что если он теперь ему почти дядя — это не значит, что он обязан срываться на любой его зов о помощи (хотя как раз и значит). Но опять же, к удивлению Паука, мужчина и слова об этом не сказал, даже как-то нерешительно опустил руку на его плечо и обеспокоенно оглядывая его, взволнованно поинтересовался, всё ли с ним в порядке. А Паркер, утомлённый и злой, огрызнулся, что лучше не бывает! На что Хэппи якобы понимающе кивнул, а затем обернулся к полицейскому, спрашивая подробности того, что произошло. Облегчение, от появление опекуна, на лице полицейского отразилось столь явно, что Паркер не сумел сдержать раздражённого вздоха. Снова проведя рукой по лицу, Питер заметил, что жжение уменьшилось, хотя дискомфорт всё ещё ощущался, значит он стал более или менее восстанавливаться. А Хоган, слушая подробный рассказ офицера кивал, хмурился и продолжал бросать на юношу крайне частые и обеспокоенные взгляды. Видимо он выглядел действительно плохо, раз Хэппи так на него смотрит, решил Питер и непроизвольно расстроился из-за этого, ведь последний раз тот так беспокоился о нём только, когда зашивал его после встречи с поездом в Германии. Питер был уже почти счастлив, что он вот-вот сможет убраться из этого места, когда лишённая всякого сочувствия фраза полицейского: «Вам бы сына к врачу сводить», вызвала в нём очередной приступ бешенства, ведь это было сказано не так: «Вам бы показать сыну врачу, ведь у него жуткие ожоги», это было сказано так: «Вам бы сына к психиатру сводить». И только чудом Питер сдержался и не вспылил, хотя тут и не было заслуги в его хвалёной выдержке, всё дело было в смертельной усталости. Наконец двинувшись в строну выхода, Паркер ощутил нечто схожее с душевным подъёмом. Но вялая мысль, что в облике Хогана что-то не так, смущала его. И когда они отошли от угрюмого офицера полиции, Паркер беззлобно заметил: — Хэппи, а ты похудел, — и, переведя взгляд на волосы, со смешком добавил: — И полысел. Питер не хотел грубить, это вырвалось помимо его воли. И Паркеру было вдвойне неприятно осознавать, что он срывается на родных из-за того, что ему плохо. Да и в целом, в такие моменты юноша успешно убеждал себя, что он просто работает на опережение. Ведь знает, что его будут так или иначе отчитывать, порицать и в тысячный раз заявлять о его безответственности, поэтому он пытался, хоть и грубо, но по возможности сменить тему. Но Хоган, проявляющий сегодня чудеса выдержки, никак не отреагировал на выпад, и лишь с ещё большим беспокойством оглядев Паркера, снова спросил: — Питер, ты точно в порядке? Да и что с тобой, чёрт возьми, приключилось? Паук, слегка сбитый с толку беспокойством в голосе мужчины, неуверенно протянул: — Да? — всё же решив не упоминать Стрэнджа, к которому Хоган питал смешанные чувства, не ответив, непринуждённо и наигранно бодро, будто между прочим поинтересовался: — Ты же не сказал Мэй, что едешь за мной? — и тут же сам ответил на собственный вопрос: — Конечно же, сказал». Но тут Хэппи Хоган возразил, что не сообщал, и нахмурившись уточнил у Паркера, хотел ли тот, чтоб он сообщил его тёте об этом. Питер, на мгновение удивлённо замерев напротив машины, и мотнув головой, заверил мужчину, что конечно же он не хотел бы, чтоб Мэй знала об этом. И уже забравшись в салон на заднее сидение, Паркер понял причину такого раннего приезда и позднего бодрствования мужчины — ссора. И слегка посочувствовав Хэппи, проговорил: — Не переживай, Хэпс. Мэй отходчивая, даже если и кажется, что она никогда не простит, она простит. Просто когда она кричит на тебя, тебе следует молча кивать, и, когда надо, заверять её, что такого больше не повторится, — со знанием дела, подавляя отчаянный зевок, закивал Паркер. — О чём ты? — хлопнув водительской дверью, непонимающе отозвался Хоган, вглядываясь в измученное лицо юноши в зеркало заднего вида. — Ну, ты же на диване сегодня спал? — высказал собственное предположение юноша, которое коротким кивком подтвердил всё также взволнованный мужчина. — Ну, я о том и говорю, — засыпая, кивал Питер. — Извинись и Мэй простит. А то она может обидеться на тебя за то, что ты долго не извиняешься или того хуже, подумает, что на диване ночевать тебе нравится в разы больше. — мягко улыбнулся Паучок, сонно прикрывая глаза. В уютном и, самое главное, тёмном салоне машины сидеть было в разы комфортнее, из-за чего его неумолимо клонило в сон. — Паркер, о чём ты вообще говоришь? При чём тут диван и твоя тётя? — уже оборачиваясь к нему всем корпусом, ошарашенно и смущённо воскликнул мужчина. А Питер, вяло приоткрыв глаза, выдавил из себя унылую улыбку. — Ого… Так это она тебя довела, — зевая, выдохнул юноша и, откидываясь на сидение, уже на грани сна и яви, прошептал: — Это что-то новенькое, — договорив, окончательно провалился в спасительное забытье.