***
— Барти, я слышал от охранников сплетни о тебе, но и подумать не мог, что тебя все же умудрились поймать. Нас обоих вели по подземным коридорам в сторону пункта отправления. Август был мрачнее обычного, но при виде меня тот резко оживился. Мракоборцы, которые сопровождали нас, недобро переглянулись и на их лицах растянулись противные усмешки. Ущербные люди всегда в таких ситуациях ухмыляются, ведь они счастливы, что подобное происходит не с ними. Они ликуют. — Ты же в курсе кто тебя сдал? — без интереса решил уточнить я, дабы поддержать разговор. — Каркаров — мерзкий ублюдок! Я всегда знал, что он из тех, кто побежит с тонущего корабля по чужим головам. Я устало вздохнул. Последние двое суток выдались на редкость выматывающими. — И почему Лорд держал при себе таких, как он? — Кто знает…. Ближе к концу Лорда вообще было сложно понять… Мы вышли на просторную подземную площадку, где стояло несколько мрачных повозок, явно созданных в стиле средневекового катафалка. Какие-то были открытыми, но некоторые — наглухо закрыты и поверху запечатаны светящейся рунной вязью. Каждую из этих повозок тянули фестралы. Я всегда искренне любил этих созданий. Их неоправданно многие считают опасными и естественно начинают бояться, но на деле же они — обыкновенные безобидные существа, хоть и несколько, возможно, отталкивающие. Хотя даже внешне они меня больше привлекают, чем, к примеру, те же всеми любимые единороги. Видеть фестралов я стал еще с четвертого курса — тогда я впервые столкнулся с действиями Пожирателей Смерти, хоть и был всего лишь сторонним наблюдателем. — А нам с тобой еще даже повезло, — решил, не унывая, продолжить Руквуд, — Есть участь и гораздо менее приятная… Я лишь хмыкнул. — Лишиться разума — не хуже, чем жить всю жизнь в заключении с дементорами. — Всегда есть шанс, что нас оправдают или… За спиной громко прыснул один из мракоборцев. — Не в вашем случае. Ваша вина доказана, а пожизненное, как ты, Руквуд, верно заметил — еще удачная для вас участь. Старичок Август лишь тяжело вздохнул. Сейчас он напомнил почему-то обиженного на весь мир ребенка, когда его мама отобрала у него ворованные конфеты, хоть тот и понимает что так и надо. — Барти, я хочу поделиться с тобой… Но он не успел договорить. Нас подвели к одному из раскрытых «катафалков», возле которого уже дежурило несколько охранников и, загнав внутрь, запечатали за нами дверь. Снаружи послышалось явно адресованное нам мракоборцами «Удачи!», а затем их удаляющийся сиплый смех. Внутри было мрачно, и свет исходил лишь от узкой щели между задрапанной шторкой и оконным проемом. Кроме нас двоих здесь был кто-то еще. Сев на свободное место и пододвинувшись для Августа, я прищурил глаза силясь разглядеть тех, кто был напротив. Там, в тени, сидело трое. В голове мелькнула одна судорожная мысль, но в нее слабо верилось. Неужели это… — Барти! Мою шею резко обвили костлявые руки подруги. Она, повиснув на мне, уткнулась носом в плечо. — Белла… Повисла тишина, прерываемая всхлипами девушки. Почему она плачет? Это вообще она? Я слегка отстранился от нее, чтобы суметь в слабом свете рассмотреть ее лицо. Она за это короткое время сильно исхудала. Ее слабые потуги заплакать резко сменились заливистым смехом, и я понял, что все это был лишь фарс. Актриса гиблого театра. Я усмехнулся. — Тебя все же поймали.… Как это произошло? — из тени, понуро поинтересовался Родольфус. — Каркаров, — зло отчеканил имя так ненавистного мне болгарина, — Он сдал меня и Руквуда. Попытался так же сдать Долохова, Розье, Мальсибера и Трэверса, но не учел того, что одного из них уже нет в живых, а остальных — схватили. — Бедный… бедный Барти. А что с твоим отцом? Он не попытался тебя убить, когда узнал с кем ты зависал последние несколько лет? — дурашливо поинтересовалась Беллатриса и отстранилась от меня, сев обратно между братьями Лестрейндж. — Он публично отказался от меня. А еще пожелал мне «сгнить» в Азкабане. И снова молчание. Белла лишь попыталась присвистнуть, но вышло что-то вроде шипения. Руквуд благоразумно решил не вставлять свои пять копеек, хотя ему и было что рассказать — его жена пообещала, что его дети даже колдографий своего папы не увидят. — Интересно, а нас распределят в одну камеру или же мы будем соседями? — снова подала голос девушка. — А нам почем знать, Белл-с? — раздраженно отозвался Рабастан, — никто из нас там раньше не был. — И то верно. — Барти, — резко обратился ко мне Родольфус, — ты успел что-нибудь предпринять касательно мальчишки? Я кивнул. В этот момент катафалк содрогнулся и фестралы начали свое движение. Нам предстояло еще долго катиться под землей, прежде чем мы доберемся до окраин Лондона, где уже можно будет продолжить путь по воздуху. Про это мне еще в детстве рассказывал отец. Папа.… К черту этого урода! Ни минуты больше не пожалею что потерял его! — Я нашел Поттера. Дамблдор спрятал мальчика у его дальних родственников в мире магглов. Но как оказалось, они для него и вовсе не родственники. Пришлось рассказать Лестрейнджам все то, что я успел за эту неделю найти на мальчика. И про усыновление, и про его родословную и про статус крови — про все. Пришлось так же поделиться несбывшимися планами, которые я планировал совершить, но неожиданно был так не вовремя разоблачен. — И что теперь делать? У нас был шанс все изменить, но где теперь мы и где Поттер? Из Азкабана мы никак не сможем повлиять на него и его мировоззрение. Магглы вырастят мальчика бесхарактерным олухом, а когда он прибудет в Хогвартс, его, следовательно, так же зачислят к таким же, как и он сам, олухам — в Гриффиндор, или, не приведи Геката, в Пуффендуй! Я облизнул пересохшие губы и, закинув ногу на ногу, отвернулся к окну. — И что теперь нам делать? Неужели все было зря? Может пора сдаться и покончить со всем этим? — последнее я добавил уже тише. Знать бы истинный ответ хотя бы на один из этих вопросов… — Ни в коем случае! Нам нельзя сдаваться! Забыл, что ли, кретин, что ждет Англию, если пустить все на самотек? — вспылила Белла. — Да, Барти, все было не зря. Мы побольше узнали о том, кто убил Лорда, а еще ты теперь можешь следить за ним… и… — И толку-то с этого? — перебил я Беллу, — Нас закроют. Вы хоть сами подумайте, как мы сможем оттуда добраться до Гарри? Все было идеально спланировано! Надо же было Каркарову появиться так не вовремя… — Возможно, мы найдем способ сбежать, — неуверенно высказалась Белла. — Ты хоть сама в это веришь? Повисла тяжелая тишина. Ее прерывал лишь стук колес и копыт о каменную кладку. Никому не хотелось сейчас говорить, все было слишком плохо — хуже некуда! Тишину вскоре все же нарушил Руквуд. — Крауч… — Ой, вот только прошу тебя…! — взбесился я. Одна только фамилия причиняет мне нестерпимую боль. — Ладно-ладно, Барти, — в примирительном жесте поправился бывший доносчик, — я хотел еще при первой встрече с тобой поделиться кое-чем, но не успел. — И что же это, — невесело поинтересовался я, повернув голову в сторону говорившего. — Меня, похоже, что судили после тебя, так как в зале сидела твоя мать, и она была не в лучшем состоянии…. Я… я услышал, что она что-то пыталась объяснить Бартемиусу. Тогда я не понял, что она имела ввиду, но теперь все встало на свои места. — И что же это? — аж приподнялся с места я и слегка наклонился к Руквуду. — Она просила его о помощи. Она просила пощадить… Я беззвучно чертыхнулся и снова отвернулся к окну. — Нашел о чем сообщить. Это было вполне ожидаемо… — …Нет, ты не понял. Она была уже на грани. В такую минуту люди редко волнуются, о ком бы то ни было, кроме себя, даже если это родной человек. Но она просила его пощадить тебя. Я с твоей матерью знаком еще со школьных времен и могу быть полностью уверен — это не последний раз, когда она будет просить его об этом…. Может быть он и… — Да, Руквуд, я знаю о вашей давней дружбе с моей матерью, но вы не были близко знакомы с моим отцом, — раздраженно оборвал его на половине фразы. — Хотя даже одних слухов бы о нем хватило для того, чтобы понять — этот человек скорее живьём меня съест, чем спасет. — Ты еще молод, Барти, и не успел узнать этого, но у женщин на нас есть огромное влияние. Практически никогда мы не замечаем этого, но за большинством серьезных мужских решений очень часто стоят хрупкие, прекрасные и очень расчетливые девушки. В случае с твоими родителями, к счастью для тебя, как раз такая ситуация. — Ты знал, что происходило у нас в семье? Ты знал, что Он делал? Август резко помрачнел. — Да, она говорила мне. Но она так же мне говорила, что сама разберется во всем, чтоб я не лез в это и никому не говорил. — И ты, как хороший друг, во всем ее слушал? — Я же и говорю — женское влияние! — Чушь все это! Август смутился, но все же добавил: — Посмотрим. Я отчего-то уверен, что для тебя еще не все закончилось… Я предпочел промолчать. Встретившись взглядом с Лестрейнджами, я понял, что эта новость их явно вдохновила. Мне же она казалась бестолковой и невозможно наивной. Какое у моей мамы может быть влияние на этого деспота?! Абсурд просто… Прошло немало времени, прежде чем в тишине прозвучали слова, которые хоть и хотелось оспорить, но язык не повернулся этого сделать. — Если все так и произойдет, то ты, Барти, будешь просто обязан воплотить все свои планы касательно мальчика. Как только появится возможность, вы вдвоем освободите нас, а мы уж подождем. Сколько потребуется — столько и подождем. Это еще не конец, хоть и может так показаться.***
Тюрьма в Северном море была такой же отталкивающей, какой ее зачастую описывали очевидцы. Холодная, неприступная, обмывающаяся соленой водой и колючими ветрами. Уже издалека можно было наблюдать что башня, подобно разлагающемуся трупу и червям, просто кишела дементорами. Нас доставили на верхнюю площадку башни, где уже парило, по меньшей мере, двадцать фигур в черных плащах. От этого вида стало нереально жутко. Когда дверь открылась, и нам пришлось все же выйти, нас обдал ледяной морской воздух, к которому до боли во всем теле никак не хотелось привыкать. — Господа и дама! — неожиданно проскандировал на удивление очень живой и веселый голос, — добро пожаловать в тюрьму строжайшего режима для волшебников и волшебниц! Добро пожаловать в Азкабан, мои дорогие! Поначалу мы не поняли, кто к нам обратился, но вот толпа дементоров расступилась, и к нам вышел крупный и очень бледный пожилой человек. Его старая темно-серая мантия была вся испещрена микро дырками и затяжками, а в старомодном цилиндре зияла приличная дыра. В глазу был монокль, а в руках золотая трость. Он хромал. — А я думала, что тут из персонала только эти половые тряпки! — выдала ничуть не смутившаяся Белла. Незнакомца позабавило такое сравнение. — Смею заметить, юная леди, что половыми тряпками их еще никто не называл. Было всякое, но… — Так у вас до меня и не было таких потрясных леди, — решила съязвить Белла и в конце лучезарно заулыбалась. Мужчина резко сменился в лице и лишь презрительно фыркнул. — Так, закончили с прелюдиями! Меня зовут Жозеф Гарсия Экриздис — я тут смотритель, директор, тюремщик и тот, кто будет лично присутствовать на ваших похоронах, если вы попытаетесь сбежать, — и он с хитрым прищуром обвел нас взглядом, от которого пробрало холодом не хуже, чем от ветра. — Более того — именно я и выкопаю вам ваши ямы. Видели внизу холмики без надгробий? Это все — ваши единомышленники. Там уже многих хоронят поверх других тел — мест не хватает. Так что, советую не чудить тут. Дементоры — существа не самые дружелюбные. При попытке бегства они не вернут вас обратно в ваши камеры. Всем все ясно? Мы лишь слабо кивнули. — Ну, вот и чудненько! А теперь, следуйте за мной. Надо закончить с вами побыстрее — через полчаса у меня прибудут следующие новенькие. Мы молча посеменили за стариком-смотрителем. Вслед за нами бесшумно поплыло несколько дементоров. На крыше было два спуска — один на внешнюю сторону башни, а другой на внутреннюю. Нас повели по внешней. — Многие просят перевести их во внутреннюю часть тюрьмы, но там под завязку. Так что не обессудьте. Шли мы недолго. Если считать сверху, то где-то на этаже шестом нас покинул Руквуд. Его поселили рядом с Долоховым. Антонин при виде нас аж встрепенулся, прильнул к решетке и быстро затараторил с характерным для него славянским акцентом. — Крауч! Лестрейнджи! Не ожидал вас так скоро тут увидеть! Скажите, как там сейчас? Еще много наших? Скажите, там еще остались наши? Смотритель прислушался к нашему разговору, а я лишь устало вздохнул и перевел глаза на русского. Он плохо выглядел, а ведь он тут чуть больше недели. Страшно представить, что скоро станется с нами… — Еще есть. Из приближенных мы — последние. Я резко оглянувшись на смотрителя и убедившись, что он не успеет толком среагировать, быстро приблизился к Долохову и прошептал так, чтобы услышал только он: — Остался лишь хорек, Яксли, Эйвери, Крэбб, Гойл и Кэрроу. Про остальных ничего не знаю. — Прискорбно… — удрученно протянул тот, — от них толку как от козла — молока. Эти ничего предпринимать не станут. Я нервно, по-змеиному облизнул пересохшие губы, вспомнив о кое-ком неприятном. — Антонин, Каркаров… он оказался предателем. Он сдал меня и Руквуда взамен на освобождение. Он также назвал и твое имя, но ты уже на тот момент был пойман… — Сволочь! Я всегда знал, что… Но его резко оборвал старик — смотритель. — Так, все. Мы спешим. Долохов, отойди от решетки! Антонин неохотно отпрянул. Он молча проводил нас взглядом и продолжил заниматься своими делами, а именно — ничем. Дальше, мы расстались с Рабастаном и Родольфусом. Их расселили в соседствующие камеры, что немного порадовало — они будут вместе. Белла начала заводиться, когда Жозеф отказал ей в заселении в соседнюю от мужа камеру, так как та была занята, а на переселение неизвестного заключенного ради девушки смотритель пойти не хотел. — Не разводите тут истерику, мисс! Вы не особенная и ради вас исключений делать не будем. Когда мы снова двинулись за стариком, то напоследок услышали из темной камеры Родольфуса «Удачи! Надеюсь снова вас увидеть» Рабастан, со своим менее сентиментальным характером, решил с нами не прощаться.***
За спиной закрылась тяжелая решетчатая дверь. Послышался скрежет нескольких засовов и произнесенное заклинание замуровывания. Перед тем как проститься Белла крепко меня обняла и шепнула на ухо, что будет скучать. Я ответил, что тоже буду. И я не соврал. Мы с этой девкой неплохо так сдружились за последние проведенные рядом года. Сейчас же для нас не осталось никого, кто был бы более родным, чем мы друг для друга. И хоть раньше я считал, что девушки не могут стать настоящими друзьями, но Белла это успешно опровергла. Я действительно буду за ней скучать. И да, я раньше уже думал об этом. Возможно, если бы не Родольфус, то она могла бы мне даже понравиться как девушка, но нет. Так я никогда с ними не стану поступать. Они — мои друзья. Мои очень близкие друзья. А Белла… Жаль, что я подвел ее. Я не смогу спасти друзей… Вот никак не смогу. Отсюда без магии не сбежать, а палочку у меня отобрали еще на суде Каркарова. В предположении о неком «особенном женском влиянии» моей мамы на отца столько огрех, что считать это чем-то возможным — просто смешно. И выходит, что с большей долей вероятности за свою жизнь я так больше ничего, кроме этих чертовых каменных стен и не увижу. Присев на видавший и лучшие деньки матрас я облокотился спиной о холодную каменную стену и подогнул к себе ноги. Взгляду предстала стена, полностью испещренная многочисленными царапинами, надписями и надколами. Похоже, что прошлый владелец этих апартаментов был достаточно буйным. Что ж, теперь это место мое. Я, конечно, как и большинство подростков, хотел в скором будущем съехать от родителей — выпорхнуть из семейного гнезда, как это принято называть, — но все пошло как-то не тем боком. Совсем не тем боком… — Ну, вот я и дома, — хрипло протянул я, — Поздравляю тебя, Крауч, ниже падать уже некуда!