***
Вид снаружи мало менялся. В основном погода хреновая, холодная и ветреная — она плохо сочетается с морем, так как влажность и без того повышенная становится просто невыносимой. Я укутался в тряпку, которую нашел в углу камеры. Похоже, что прошлый постоялец использовал ее как одеяло. Она практически не помогает согреться. Твою мать, как же тут холодно! Чтобы отвлечься, я решил все же рассмотреть те художества на стене, что оставил неизвестный до меня. Нехотя встав и приблизившись, я взглянул на эту наскальную живопись и понял — к концу жизни человек явно сошел с ума. На стене были схематично изображены сцены пыток, извращений, расчлененных тел, убийств, оргий и всего вышеперечисленного одновременно. Надписи — это отдельная тема. Множество ничего не значащих для меня фраз перемешивались с хаотичными оскорблениями, ругательствами и мольбами о помощи. Он кричал, звал, просил… Страшно представить, что творилось в голове этого бедняги. Сев обратно на матрас и возведя глаза к потолку, я стал обдумывать то, чем мне придется тут заниматься. Может, если все же постараюсь и налажу дружеские отношения с надзирателями, то смогу выпросить у них хотя бы книгу? Вряд ли, конечно, получится, но стоит попробовать. Сойти с ума от скуки я могу уже и сегодня. Только сознание решило уйти на вынужденный отдых как его тут же вывело в полную боевую готовность одно лишь: — Эй! Я аж подскочил. За стеной, к которой я прислонился, кто-то был. — Ты же Крауч? — добавили оттуда уже более четко. Судорожно прильнув к каменной поверхности ухом и различив, сквозь небольшую щель между камнями, странное шуршание по ту сторону стены, я отозвался. — Эм, да. — Ну, хоть кто-то! — облегченно выдохнул незнакомец. Его голос казался уж слишком адекватным — не подходящим под местные стандарты. — Ты кто? — спросил интересующий меня вопрос, но получил с той стороны лишь тяжелый вздох. Новый сосед явно не спешил отвечать. — Тебя ведь только сегодня привели, я прав? Я по привычке кивнул, но потом, спохватившись, вслух добавил «Да, сегодня» — У тебя голос молодой. Не помню… тебе хоть сколько лет? Я хотел уже, было, ответить, но вовремя спохватился, осознав, что сбор информации важнее, чем ее дележ. — Для начала сам представься! С кем я имею честь беседовать? — «Имеешь честь»? — невесело подавили смешок с той стороны, — смешной ты. Здесь такого понятия как «честь» не существует. Впрочем, неважно. Я из Блэков… — Из Блэков? Так ты, что, из наших? Почувствовав прилив энтузиазма я переполз к другому месту в стене, где слышно было определенно лучше. — Смотря, что ты имеешь ввиду под словом «наши». Но если ты имеешь в виду Пожирателей Смерти, то нет. — его голос хриплый и измученный. — За что ты здесь, Блэк? Снова с той стороны недобрый смешок. — А ты не догадываешься? — но, не услышав ничего в ответ, тот тяжело вздохнул и продолжил, — За пособничество Тёмному Лорду, за шпионаж и убийства. Блэк и шпионаж… как-то все не склеивается. Я облизнул пересохшие губы и размеренно процедил, при этом силясь держать голос относительно ровно. — Я знаю всех шпионов поголовно, а твой голос мне не знаком от слова «совсем». Если ты не Регулус, который подстроил свою смерть, но как-то глупо попавшийся Министерству, то значит ты… Сириус? В ответ лишь тишина. — Ты же не был Пожирателем. Так как ты тут оказался? — А тебе твой папочка не рассказал или же он посчитал это недостаточно занимательным поводом для «поболтать с сыночком»? — в голосе явно прослеживалась нескрываемая злость. Неужели этот… — Надеюсь, ты не решил, что у нас были хорошие отношения с отцом, а то я начну сомневаться в твоих умственных способностях. — А мне почем знать? — Скажем так, этот урод — гребаный тиран и деспот. Даже в сошедшем с ума Лорде было больше человечности, чем в моем отце. До тебя это возможно не дойдет, но… — Завались, Крауч! И так ясно, что если бы любил, то тебя бы здесь не было. Впрочем, думаю, что ты все же так сильно накосячил, что он бы даже и при самой большой любви не смог бы тебя уберечь от этого курорта. Ты хочешь, чтобы утешили твое подорванное самолюбие и тебя искренне пожалели, но на деле же ты сам во всем этом виноват. Я абсолютно уверен в этом. Никто не станет жалеть того, кто оказался здесь за дело. — Заткнись! Меня вполне устраивает ситуация в которую я попал. По крайней мере, она была очень даже ожидаема, и я уже давно подозревал, что этим все и закончится. Я ни о чем не жалею! — А зря! Мой отец тоже был хреновый, но меня никто не смог заставить после выпуска жить с ним. Все могло бы пойти иначе, если бы не чертов случай предопределивший это самое «всё». Ты бы так же мог съехать от семьи и жить самостоятельно, но ты предпочел пойти по другому пути. Наверное, мы получили то, что заслуживаем… Я залился нервным смехом, который периодически прерывался из-за нехватки в легких воздуха. Блэк замолчал. — Да что ты вообще знаешь о хреновых отцах?! Смешно все это! Жалко и смешно. Повисло горькое молчание. Периодически относительную тишину прерывали мои несдерживаемые смешки. Возможно, с Сириусом я протяну немного дольше, чем мог бы. За решеткой погода ухудшилась. Ветер усилился, и теперь капли дождя могли долетать даже в саму камеру. Я подобрал с матраса тряпку, в которую был какое-то время до этого завернут, и понадеялся, что она защитит хотя бы от дождя. За стеной послышался странный шорох. Я прислушался и различил, что это явно звук чего-то булькающего или пузырящегося, а потом резкое… Бам! Громыхание срикошетило от каменных стен и неприятно повисло где-то у самых висков. Новый приступ головной боли поразил разум и сквозь него я услышал сдавленное «Черт!». — Блэк! Что там у тебя? — Тремор, — невесело отозвался сосед. -Тебе ведь только… Черт, да ты старше меня всего на три года! -Если через месяц нахождения в этом месте ты будешь абсолютно здоров, то я лично проломлю эту стену, чтобы пожать тебе руку. Об этом и думать не хотелось. Встав и подтянув матрас ближе к щели в стене, я улегся на него и, согнувшись в три погибели, снова прильнул к стене. — А что это там громыхало? — Где? — Да у тебя, кретин. — А, я плошку с водой уронил. Весь пол тут залил, а жаль. Воду принесут только ближе к вечеру. — А еда? — Завтра утром, когда надзиратель будет проводить учет. — Учет? — Ну, все ли на месте, сколько за ночь подохло, может еще, что… я не в курсе. Вспомнился отчего-то утренний неказистый гость с камерой. Не запомнил его имени, да и плевать — времени для этого как ни печально, но полно. — Как тебе тот тип, что приходил сегодня? — неожиданно, словно читая мои мысли, поинтересовался Сириус. — Достаточно мерзкий, чтобы начать фантазировать на тему того, что я с ним сделаю, когда окажусь на воле. — А ты думаешь что окажешься? С той стороны послышалось шуршание. Похоже, что Сириус улегся на матрас возле щели в стене. Я прикрыл глаза и, долго не думая, процедил. — Обязательно.***
— Да не убивал я этого урода, — сипло выплюнул явно надоевшую ему за время суда фразу, — Он сбежал, но подстроил все так, чтобы его не искали, а во всем обвинили меня. — По правде сказать, меня этот тип всегда раздражал. Если бы ты его в действительности убил, то я бы тебе даже за это поаплодировал. — Честно сказать сейчас я и сам бы хотел его прикончить. Бедная Лили, бедный Джеймс… А Гарри! Что же будет с ним?! Если бы только не эта крыса Петтигрю… За последние несколько дней Сириус не растерял своей болтливости. Когда казалось, что общих тем больше не оставалось, Блэк легко умудрялся продолжать находить темы для разговора. — А как мимо тебя, Крауч, могло пройти мое дело? Оно же было достаточно громким. Чем ты был тогда таким уж занят? — Пытался отыскать Тёмного Лорда, — без левых мыслей ответил я. — Ну и дурак же ты все-таки! Он же был мертв. Даже я успел об этом узнать. Я оскорбился. Встрепенувшись и подобравшись ближе к щели в соседнюю камеру, я стал нервно пояснять ему. — Слушай, псина, ты понятия не имеешь, почему за Лордом шло так много людей. Не из слепого щенячьего обожания, что было присуще скорее вам, а из чувства ответственности и верности идеологии, которая способна спасти то, что вы так стремительно уничтожаете. Нам единственным было не плевать на будущее магического мира, так что впредь советую тебе держать пасть закрытой, если не собираешься тщательней обдумывать свои слова. Уж явно не тебе, псевдо-Блэк, осуждать нас за попытку все исправить! Понимаешь, никто не удосужился сообщить о его смерти, и нам пришлось уже действовать самостоятельно, исходя из ситуации… — Да успокойся ты! Реагируешь словно какой-то чокнутый фанатик, впрочем, коим ты и являешься, — раздраженно прервал он меня, — Мне уже глубоко плевать на всю эту вашу политику. Единственное, что меня еще хоть как-то сейчас волнует — это судьба моего крестника. Но отсюда я ничего не могу поделать. Остается лишь смириться с ситуацией и просто пытаться выжить — быть может, там, в министерстве еще пересмотрят свое решение и… — Неужели ты в это веришь? После того, как тебя сюда посадили без суда и без следствия? Как ты можешь еще верить в их адекватность? Сириус замялся. Видимо он не хотел об этом думать. После этого разговора мы старались меньше говорить о политике.***
Желудок скрутило судорогой и я, казалось, еще сильнее свернулся. Еды катастрофично не хватало, а отсыревший хлеб словно подорожник на гангрену — слабо помогал. Вода закончилась еще час назад, а остаток подобия на батон валялся где-то в углу камеры и был благополучно мною забыт. Новая волна боли заставила еще сильнее свернуться и неосознанно начать расцарапывать кожу в области живота. Шла вторая неделя. — Вначале практически у всех такое бывает. Еще несколько часов перетерпи и потом полегчает. Потом останется лишь ноющее чувство голода. Без боли. — Закройся Блэк! И без тебя тошно! — Что я могу отсюда вообще сделать? — Можешь просто помолчать!***
Время перестало существовать. Режим сна абсолютно сбит и для меня больше не имеет значения, засну я ночью или днем. После продолжительных мучений с желудком я неосознанно провалился в болезненную дремоту и в какой-то момент уснул. Снилось что-то очень странное. В сюжете фигурировал мой отец и как ни странно Гарри. Поначалу все казалось вполне адекватным, но когда Гарри попытался найти во рту отца кучу бешеных собак и в процессе разорвал ему лицо все стало совершенно неправильным. Из глаз, из ушей, изо рта и из носа отца полезли миниатюрные собаки вроде той, с которой носилась та маггловская девчонка… хм, я все же забыл ее имя. Что-то там было на J. Хотя, плевать уже на нее. Разбудил меня настойчивый крик из-за стены. — Уэтмор! Урод, ты где? Тут человеку за стеной плохо. Уэтмор! Ну же! Где ты паршивец? Ему нужна помощь! Помоги ему! Слышишь? Я повернулся в сторону стены и бледными обескровленными губами прошептал. — Сириус, успокойся. Все в порядке, я еще жив. Послышался облегченный вздох. Он меня услышал — Уэтмор все отменяется! Стоит повременить с могилой для Крауча. — Ты слишком язвителен для гриффиндорца, — безынтересно протянул я. — Вот что делает с приличным человеком компания слизеринца. — Ты договоришься! — И что? — Забыл что ли, что я рано или поздно выйду отсюда? — Мечтай-мечтай.***
Я даже не понял когда прошел месяц. За это время я успел основательно так сблизиться с Блэком, несколько раз с ним серьезно поссориться, но через дюжину невыносимых часов напряженного молчания снова помириться. За этот месяц я полностью успокоился после пережитого на суде и теперь постепенно прихожу к мысли, что возможно все так и должно было случится, что это было кем-то уже заранее предопределено. Головные боли после того суда так и не прошли. Они периодически прекращаются, но затем вновь возобновляются и с новой силой какой, казалось, еще не было прежде. Иногда они доводят до темноты в глазах, а иногда и ослепляют. Гул, стук и жужжание сменяются на ненавистный мне звук колоколов. Стоило бы проверить голову на какие-нибудь повреждения, но уж явно не здесь — не в этих стенах. От скуки я, отыскав подходящий камень, стал выцарапывать на свободных участках стен свои рисунки. Рисовал я еще с детства неплохо и изображенные сцены суда, домашних застольных посиделок и школьных времен выходили вполне узнаваемо. Однажды я изобразил Поттера. Это было сделано просто так, без каких-то левых мыслей и вначале все было нормально, но когда рисунок был готов, я почувствовал что-то очень странное в области сознания. Это не была совестью или чем-то ей подобным. Скорее неуверенностью, что я поступаю правильно по отношению к Сириусу. Я ему так и не рассказал про все свои мысли о Гарри, в то время как он мучается незнанием о судьбе доверенного ему крестника. Но я решил все же молчать про это. Сидеть мне с ним еще долго, а портить отношения не стоит. — Ты читал Уайльда? Портрет Дориана Грея? — прорезал тишину вопрос соседа. — Нет. Даже и не слышал о таком, — честно признался я. — И не удивительно, ведь это маггловская классика, а вы, Краучи, блюдете чистокровность и все с ней повязанное. — Ты отвлекся. Что там с этим Уайльдом? — В его романе идет речь о превосходстве внутренних качеств личности над всем прочим. Главный герой в поисках чувственных и внешних утех губит душу свою и все окружающие от этого, не говоря уже и о самом виновнике, страдают, и кто-то даже погибает. — Интересно было бы почитать про это, — согласился я, а в мыслях же окрестил Сириуса скрытым магглолюбом. Чистокровные семьи редко приветствуют интерес детей к миру не-волшебников и не удивительно, что у него часто появлялись проблемы с родней. Он никогда напрямую не говорил, что всерьез интересуется магглами, но заговаривает он о них со мной с жуткой постоянностью. Хотя, если уж откровенно признаться, маггловская литература действительно стоит своего внимания. Она более разнообразна и богата на фантазию об обыденном, чего не встретишь в той же магической литературе. Я никому и никогда не признаюсь, что одно время в тайне зачитывался Лавкрафтом, По, а так же Чеховым, Достоевским и Булгаковым. Это моя позорная тайна, которую я очень люблю от всех оберегать. — Мне видится влияние Тёмного Лорда похожим на влияние главного героя этого романа. Движимый своими эгоистичными целями он полностью прогнил изнутри и заразил собой весь мир. Сколько людей пострадало из-за его действий…! Зачем он это говорит? Вроде бы уже давно условились не говорить о политике. Он пытается меня вывести из себя? — Наверняка как минимум половина от всех местных заключенных сидит тут благодаря нему. Он зачастую вербовал в Пожиратели еще школьников, тем самым ставя крест на всей их дальнейшей жизни. С тобой все именно так и произошло. Не находишь печальным, что и твой отец мог так же озлобиться благодаря Лорду? — Почему мы об этом снова говорим? — А почему бы и нет? Разве у нас табу на подобные разговоры? — Его планы были не эгоистичными, — полностью игнорирую все его замашки — я абсолютно спокоен, — Все вы так считали, но никто даже и не пытался задуматься, почему… — Почему что? Почему он без разбору убивал ни в чем не повинных магов и магглов? Почему он занимался террором, геноцидом и устраивал хаос в мире? Как вы там все это оправдываете? Всеобщим магическим благом? Чушь это! — А ты хотя бы, ради интереса, сравнивал способности волшебников прошлых лет и теперешних? Если бы даже самый неумелый ученик Мерлина встретил Альбуса Дамблдора — величайшего волшебника современности — то его бы уверенно назвали отсталым, и то бы сильно смягчили определение его способностей. Как думаешь, почему магия вырождается? Не знаешь? А Тёмный Лорд знал и пытался это исправить. — Да он был просто больным психопатом, который помешался на чистоте крови. Как можно вообще его оправдывать? Я помолчал с секунду, но не смог не согласится с ним. — Это точно, но его мысли были верными. Многие из нас совершали определенные действия даже без его указаний, а некоторые указания мы благополучно пропускали. Зачастую мы сами, без Лорда, могли установить степень недозволенного и не совершать… — …Не значит ли это, что вы еще большие психи чем он? Убийства и террор с какой стороны ни посмотри — всегда зло. Я задумался. Психи? Мы? Вот это уж вряд ли. — Ты знал, что Лорд планировал поджечь Альбуса на глазах у всего Хогвартса, когда придет время. Так он хотел привлечь к себе больше внимания молодежи. Ну не псих ли, ты мне скажи? В сравнении с ним нас можно считать за абсолютно нормальных. К слову, привлечь молодежь можно и более гуманными способами. — Кошмар, и вы бы эту хрень с поджогом сделали бы? На глазах всей школы? — Возможно. Приказ — есть приказ. — Хорошо, что он мертв… — Пока еще не знаю.***
Я разодрал руки до крови, но я не чувствую боли. На стенах больше не осталось пустого места — одни лишь воспоминания вперемешку с чужими бредовыми фантазиями. Я выронил из рук окровавленный камень и огляделся. — Уже места нет для твоих художеств? — послышалось из-за стены что-то неразборчивое и чавкающее. Видимо Блэк решил перекусить. Я молчу. И, правда, больше нет. — Ты никогда не спрашивал о том, кто жил тут до тебя. Что, совсем не интересно? — А что тут спрашивать? Больной человек с извращенной фантазией. У него явно была куча комплексов, и, возможно, шизофрения. — С чего ты это решил? — Если бы ты видел то, что он тут натворил, то понял бы, почему я так решил. Сириус лишь хмыкнул. — Он был оборотнем. У него была человеческая жена, совместная дочка, хороший дом, нормальная работа и друзья. Но в одну ночь он лишился этого всего. Проснулся утром, а в доме лишь море крови. По жалобам на шум прибыли авроры и когда начались поиски погибших, то встала дилемма — тел не было. Как бы ни искали, но ничего не удавалось найти. Бедный мужик смог помочь закрыть это дело только тогда, когда его непроизвольно стошнило перед всеми тем, что не удалось за ночь переварить. Вот тогда-то он окончательно и сошел с ума. Бедняга даже не помнил как жрал их в очередном ежемесячном припадке. Оказалось, что на протяжении полугода, каждый месяц он промышлял этими трапезами, но, вот незадача, в тот раз он повредил сильно ногу и не смог выйти из дома тогда, когда пришло время поесть. Вот тогда-то семья ему и полезла в глотку. Я подошел к решетке и всмотрелся вдаль бушующих вод, которые здесь выглядели скорее как одна единая стихия-организм, который должен был бы уже давно смыть этот проклятый остров вместе с этой тюрьмой, но этому не бывать. Уж точно не при мне. Все на этом острове сломаны, но не все еще сломлены. Я — из числа первых. — Что с ним сталось? — Он долго бушевал — это я узнал уже от Уэтмора. Когда я оказался здесь он был практически мертв. Месяц отказывался есть, а на слабом теле любая болезнь лучше приживается. Вот и помер он. Через несколько дней тут появился ты. Честно признаться, я даже рад, что в соседи мне достался кто-то вроде тебя. Не могу представить, чтобы было сейчас со мной, если бы вместо тебя тут оказалась какая-нибудь неразумная тварь или допустим скучный дед, который решил на склоне прожитых лет ограбить Гринготтс. Хоть мы во всех смыслах по разные стороны баррикады, но… Крауч? У тебя там все хорошо? Ты что-то притих… — Я нашел место. У меня есть еще целый пол и потолок для рисования.***
Колокола… Опять эти гребаные колокола в голове! Больно… Уже прошло хрен — пойми сколько времени, а план побега даже в форме замысла отсутствует. Бью кулаком по стене. На нем уже живого места нет. Руки окровавлены и перемотаны какими-то старыми тряпками — Уэтмор не нашел нормальных бинтов. Разбегаюсь и врезаюсь в стену, которая разделяет нас с Блэком. Сириус молчит. Уже давно молчит. Он ничего не может сделать. Я кричу. Вою. Связки, кажется, что повреждены, но я продолжаю кричать. Сползаю по стене на пол. Зацепляю рукой миску с водой. Окунаю руку в нее. Печет. Я взвыл от боли. — Барти… Я продолжаю кричать. Не слова. Звуки. Теперь кто из нас двоих тут большая шавка? Ей богу звучит, будто кто-то усердно топит больную псину. Я устал. — Прошу, Барти, успокойся! Если будешь думать, то ты вскоре сможешь сбежать отсюда… Сжимаю виски. Лишь бы только череп не треснул. Голова, что делать с ней?! Я так больше не могу! Не могу! Я хочу прекратить все это… Поджимаю к себе колени и утыкаюсь в них лицом. Не могу успокоиться. Мне больно. Мне плохо. Мне тошно. Обидно… Я не могу больше так, не могу! Я хочу… — Крауч, что ты тут устроил? Мне позвать Дементоров, чтобы они тебя успокоили? Беру миску с водой и кидаю ее точно в голову подошедшего Уэтмора. Того окатывает вода с головы до ног. Тот неразборчиво выругался и ушел. Я всхлипываю. Больше нет сил открывать глаза. — Хочу сдохнуть. — Нет! Не смей! Слышишь? Не смей даже и думать об этом! Помнишь, у тебя там, снаружи есть какая-то цель. Живи ради нее! Не думай о самоубийстве! Я молчу. Меня всего трясет. Обхватываю руками себя за выпирающие ребра и сгибаюсь пополам. Чувствую, как очень быстро падает температура. Холод уже не причиняет той боли в костях, что была поначалу пребывания здесь. — Ну вот, ты допсиховался. Эта гнида привела сторожевых. Замок на решетке щелкнул, и в нее вплыла черная фигура в балахоне. Поднимаю безжизненный взор на Дементора. Чувствую слабость. Чувствую отчаяние. Чувствую… …ничего уже не чувствую. Где-то вдалеке слышу чей-то плачь. Такой отчаянный и потерянный… Грустно все это. Почему не могу помочь? Дементор сделал свое дело и очень быстро ушел. Похоже, что ему было нечем во мне поживиться. Резко наступившая слабость намертво пригвоздила меня к матрасу. Нет, кто-то там все же определенно плачет. До сих пор. Уэтмора поблизости уже не было. Может это Блэк… Как же пусто. — Барти, успокойся! Не плачь! Ты еще сможешь отсюда уйти… …Только вперед ногами.***
Лежу обессиленный на спине и рассматриваю корявые рисунки на низком потолке. Не особо сейчас уже понимаю, как у меня получилось рисовать там, но моим рукам, похоже, пришло время отдохнуть — мест для наскальной живописи больше не было. — Можешь так не убиваться. Все с твоим крестником в порядке. Он жив и здоров. Живет у своей тётки и ее семьи. Это прозвучало слишком громко в наступившей тишине. После последнего нервного срыва прошло около недели, а моральное опустошение все никак не пройдет. — Откуда ты это знаешь? Шум за стеной говорил о том, что Сириус подорвался со своего лежбища и вплотную прильнул к стене. — Просто знаю и все. Можешь за него быть спокоен. У него все будет хорошо. — Ты странный. Я усмехнулся. — Ты только это понял? Сколько я уже здесь? Ты же там ведешь свои подсчеты? Засечки на стенах, да? Так сколько я уже тут? Я уже давно перестал считать дни. — А я перестал ставить засечки. Но уже почти год. Я замер. Целый год. Целый год я уже тут и за все это время толком даже не придумал нормальный план побега. Почему я все еще тут? — Целый год, а я все еще здоров. Ты уже давно мог бы начать ломать эту стену, чтобы пожать мне руку, — горько подавил смешок и облизнул губы. Хотелось отвлечься от грустных мыслей. Я закрыл глаза и сладостно утонул в мечтах о свободе, о солнце, которого здесь практически никогда и не было видно без туч, о деревьях и траве.… О всем том, что раньше было так привычно и воспринималось как должное. Я представил, что забираю Гарри из дома Дурслей, что я его выращиваю, постепенно обучаю всему тому, что знаю сам, оберегаю и даю возможность вырасти в кругу действительно любящих его людей… Странно все это, конечно. А потом мы вместе штурмуем этот проклятый остров, разрушаем тюрьму, спасаем друзей — Беллу, Родольфуса, Рабастана.… Остальных мы тоже заберем. Долохова, Руквуда… всех. И Сириуса тоже заберем. Даже если он не присоединится к нам — все равно заберем. Он тут совершенно ни к месту. Попал по ошибке, ни за что. А как человек — он неожиданно оказался хороший. Он не заслужил всего этого… А потом… Я расплылся в мечтательной улыбке. Правда, вот Сириус… — Барти, — неуверенно начал он и запнулся. Отчего-то он не хотел дальше говорить, но ему все же пришлось, — ты ведь не здоров. Знаешь же? Ты абсолютно болен.***
Не имею ни малейшего понятия, сколько точно времени прошло с тех пор, но при том, что новую тюремную робу выдают нечасто, мне уже успели сменить ее шесть раз. По большей части потому, что я умудрялся ее случайно рвать. Но это не меняет того факта, что я тут уже давно. Я окружил себя воспоминаниями, образами, мечтами. Похоже, что я отточил свой навык в рисовании до приличного уровня, хоть из материалов у меня и были что стены да камни. За все время, что я тут находился, меня несколько раз брили, но естественно этого было недостаточно. Борода выросла для меня откровенно длинная. Я ужасно исхудал. Такое тело я видел только у магически истощенных трупов, но нет. Я чувствую в себе магию. С этим все в порядке. Скорее всего, если бы я сейчас попробовал колдовать, то произошел бы магических выброс, и я бы с легкостью смог разрушить как минимум стены, которые сдерживали нас тут. Но беспалочковой магии надо учиться постепенно отказываясь от оной. Отказываться впрочем, у меня нет от чего. Кроме камеры с Сириусом была также и другая камера с противоположной стороны. За весь этот год из соседнего помещения я так и не смог ни с кем заговорить, хотя там кто-то точно был — туда постоянно приносили еду. Я только начинал заговаривать сквозь щели в стене, но тут же понимал что меня даже не слушают. С Уэтмором мы так толком и не подружились. Общались нормально, но он всегда очень спешил покинуть мою камеру. Если я пытался его разговорить, то он лишь огрызался. Тогда и я стал с ним грубо спорить. Впоследствии, все наше общение свелось к банальным оскорблениям и угрозам. Очень цивилизованно. Правда я уже позже заметил, что его тут словно что-то всегда пугает. Хотя, что этого человека с таким набором шрамов как физических, так и моральных тут может напугать? Как я уже давно выяснил — это следы, оставленные всеми недовольными постояльцами данного «общежития». Одним утром, когда Сириус еще не успел проснуться, я услышал что открывается решетка. Как раз в это время нам должны приносить еду и Уэтмор, наверняка, как и всегда попытается избежать моей компании. Чудак-человек. Я же ничего ему так и не сделал! Уверен, что здесь есть кадры намного страшнее меня… Смешно. Не поворачиваясь к пришедшему я бросил через плечо. — Что, набрался смелости войти? Поздравляю тебя, у меня как раз нет настроения вести с тобой полемику о никчемности надзирателей, как профессии. За спиной послышался сухой кашель, а затем какой-то сдавленный звук, … который явно принадлежал женщине? Я быстро, насколько это было возможно, обернулся и так и обмер. В дверях стояло четверо. — Думаю, что я могу вас оставить тут втроем. Уэт, постой в проходе, дай семье пообщаться. Больше года как-никак прошло. Чувствую, как все тело пробирает озноб. Головная боль снова дает о себе знать. Жозеф, будто бы сам себе, кивнув и поправив на голове дырявый цилиндр, развернулся и направился туда, откуда и пришел. Уэтмор вышел вслед за начальником. Я встретился взглядом с абсолютно больными глазами мамы. Она так постарела за этот год… Ноги ее не держали и поэтому одной рукой она опиралась на трость, а другой цеплялась за плечо мужа. Папа… — Дорогой! — с трудом «прошелестела» мама и отпустив Крауча-старшего хотела было подойти ко мне, но не удержалась на ногах и рухнула на колени. Подорвавшись с места и сам чуть не рухнув я поймал ее в объятия. Такая тоненькая, хрупкая и невесомая… Я впервые за последний год почувствовал человеческое тепло. Мама пахла лавандой и лекарствами. Также, как и раньше. — Мама… я… я так скучал за тобой! Как ты? Как себя чувствуешь? Что вы здесь делаете? — Милый, у нас мало времени. Я… мне осталось совсем немного. Я очень хотела еще раз тебя увидеть перед тем, как уйду, и… Я неотрывно смотрю в ее глаза. Она плачет. Так горько и бесшумно. Создается даже ощущение, что она перестала дышать. Я лишь уткнулся ей в плече и прикрыл глаза силясь запомнить каждое ощущение, что она дарила своим присутствием. Я прятал от нее глаза. Я не плакал. Слез больше не осталось. Я лишь чувствую усталость и пустоту. — Мама… Было так тепло, приятно и больно одновременно. Я никогда по настоящему не расстраивался из-за смертей близких и знакомых, но к маме я испытываю что-то особенное. Наверное мне будет плохо, когда ее не станет. Над нами послышалось сухое «кхм-кхм». Я поднял глаза и встретился с ледяными очами «Великого и Всемогущего». Я больше ничего от него не жду. Я знаю, кто он такой и как он ко мне относиться. Я знал это всегда. Теперь я наверняка не стану перед ним пресмыкаться, даже если это в последний раз, когда мы с ним видимся. Я ненавижу его. Рано или поздно я его убью. Абсолютно уверен в этом. — Дорогая, у нас мало времени. Приступай уже скорее. Я перевел глаза на маму, а та лишь смущенно пожала плечами и легко улыбнулась. Улыбка такая печальная… — Только пообещай мне это еще раз. Обещай, что не нарушишь мою последнюю просьбу! Я, кажется, начинаю догадываться о том, что они задумали. Но почему? Как такое вообще может быть возможным? Я снова посмотрел на отца и поразился тому, что увидел. На его лице читалась боль. Да такая, какой не было, когда он прилюдно отказался от меня. Ему плохо. По-настоящему. Неужели… — Обещаю. Коротко и ясно. Я все осознал. Поверить не могу! Неужели Август был все же прав тогда? Неужели она на него повлияла? Охренеть просто… — Мама, я не понимаю… О чем вы? Я… — Я меняю свою жизнь на твою, любимый. Врач сказал, что мне осталось не больше недели, а у тебя все еще впереди. Прошу, используй этот шанс и начни жизнь с чистого листа! Помогай людям, найди себе хорошую девушку, роди и воспитай хороших наследников, займись исследованиями, которыми ты так хотел заниматься еще во время учебы в школе — живи полной жизнью и иногда вспоминай меня. Я люблю тебя, сын, и папа тоже. Даже если он и говорит, что это не так. Помни об этом всегда… и живи жизнью хорошего человека, прошу тебя… Мама целует меня и достает из сумки два сосуда. По цвету стало ясно, что это оборотное зелье. Неужели я все же выберусь отсюда?