Morsmordre

Все происходящее казалось чем-то нереальным, словно это какая-то бредовая галлюцинация. Мозг не успевал реагировать на быструю смену происходящего и отрицал реальность. Смотрю на отца, а вижу лишь ярость, а вот от мамы остается лишь только боль — все это вполне может быть плодом моего воспаленного сознания. Но верить в эту реальность уж очень хотелось. Теперь я выглядел в точности так, как выглядела пару минут назад мама. На мне уже не было той отвратительной тюремной робы — лишь твидовое платье, поверх которого накинута пурпурного цвета мантия. На плечи спадают светлые локоны, а в руках я сжимаю резную трость. Поменялись ролями, а ненависть отца ко мне, кажется, только усилилась. Отец грубо хватает меня за руку и толкает в сторону матери. Она слабо притягивает меня к себе и заключает в объятия. Теперь она заняла мое место. По правде сказать, мне стало противно. Глядя на нее и на то, как она сейчас выглядела, мне захотелось забрать ее отсюда — сбежать вдвоем, позабыв об отце, о тюрьме, Министерстве и обо всем мире в целом. Мне не хочется ее тут оставлять, но иного выхода явно нет. — Прости мам… Я, похоже, что виноват перед ней. Если бы не мое заключение и не ее большая любовь ко мне, то возможно свои последние дни она бы провела с любящей семьей в теплом и уютном доме. Но что есть, то есть. Муж — тиран, сын — преступник, а дом походит скорее на поместье графа Дракулы, чем на что-то уютное. Хотя последнее я уж точно преувеличил. — Ничего. Все не так уж и плохо. Я думала, что здесь будет гораздо хуже, — но увидев мое растерянное выражение лица, та поспешила добавить, — Барти, милый, я знаю, что ты был лишь свидетелем и не принимал участия в пытках. Я знаю, что Каркаров тогда всем наврал, чтобы его оправдали. Ты связался с дурной компанией, но это не сделало тебя плохим. Я это знаю. У тебя теперь все будет хорошо любимый, ведь появился шанс все изменить… Мама улыбается. Она как никогда права, но только лишь в последнем. Теперь я точно все изменю. Отец проверяет количество оборотного зелья, которое было приготовлено на оставшееся маме время. Хватит на неделю, но проживет она, скорее всего меньше. Я шепчу ей на ухо извинения, хотя и понимаю, что полностью ее надежды я исполнить не смогу. Я должен раскаиваться, но этого не было и не будет. Мне больно от потери, которая скоро произойдет — больно прощаться с человеком при жизни. С тем, кого люблю. Но внутри я ликовал, понимая, что этой жертвой я снова окажусь на свободе, а вот уже оттуда все будет гораздо проще. Я же все равно добьюсь своего! Мама больше не плачет. Она нежно обнимает отца и старается, словно вдоволь насладиться его близостью, чтобы потом уж точно этого не захотелось. Она любит его, ни смотря, ни на что. А он ее — да так, как никогда бы не полюбил меня. Папа, закрыв глаза, старается не видеть перед собой сына. Он прощается с женой, но ее облик соответствует моему. Для него это еще одно плохое воспоминание, еще один кошмар, который породил я сам. И я испорчу ему жизнь, ведь он этого заслуживает. Я сделаю все, чтобы он осознал, как ошибался… Вышли мы из камеры в немом молчании. Подобно маме, я ухватился одной рукой за отца, а другой, опираясь на трость, имитировал слабость, хотя, конечно, притворялся я мало — сил действительно не было, постоянные боли в суставах, головные боли и боли в желудке, а также непонятное чувство отторжения чего-то все никак не хотело покидать тело уже как несколько месяцев. К слову, папа тоже неплохо сыграл роль любящего и заботливого мужа. Он очень старался не скривиться от омерзения, когда приобнимал меня за плечи, якобы помогая в ходьбе. — Ну-с, Лорд и Леди попрощались? Желаете вернуться к сэру Экриздису или же вас сразу отвести в зал аппарации? В коридоре нас встретил Уэтмор. Он слегка преклонил перед нами голову, как бы показывая наше над ним превосходство, а его услужливый тон так и подмывало наброситься на него и свернуть ему шею. За прошедший год стало отчетливо ясно, что находится внутри этого ничтожества — лишь трусость, подлость, притворство, наглость и безмерное самолюбие. Так и хочется поскорее увидеть, как его мерзкую тушу покинет жизнь, но, к сожалению нельзя. Пока нельзя. С мерзавцами мы разберемся чуть позже. — Леди неважно себя чувствует. Будьте любезны передать Жозефу нашу благодарность за помощь, а мы, пожалуй, как можно скорее аппарируем. Тот лишь невнятно согласился и повел нас вдоль по продолу. Из моей камеры напоследок послышалось тихое «Прощайте» и я обернулся. Мама улыбнулась и слегка махнула мне рукой. Я улыбнулся ей в ответ, но вышло это как-то натянуто. Мама вообще странная женщина. Она искала все это время оправдание своему сыну в то время как все твердили что он — монстр. А когда она нашла что-то слегка напоминающее оное, то тут же безоговорочно поверила в это, в меня и в мою невиновность. За эту веру она решила отдать остаток своей жизни, наверняка, даже и не подозревая, что на деле же она помогает сбежать абсолютно виновному, в понимании общества, человеку. Ее действия повлекут в будущем большие проблемы для Министерства и магов в целом, а во всем будет повинна банальная материнская любовь. Даже смешно, что все происходит именно так. Проходя мимо камеры Блэка, я встретился с ним взглядом. Он уже не спал и сгорбленно сидел у некогда нашей общей стены. Оторопелым взором он провожал меня, а я лишь мысленно взмолился, чтобы он ненароком не обратился к моему отцу — ведь у него было для этого предостаточно поводов. Похоже, Сириус понял, кто скрывается под внешностью хрупкой и болезненной женщины, так как успел по-доброму усмехнуться и подмигнуть. Я довольно улыбнулся ему в ответ. Тебя я тут точно не оставлю. При первой же возможности заберу, ведь невинным жертвам моего отца тут уж точно не место. Шли мы поспешно, что немного было неудобно для моего притворства, ведь я старался выглядеть больным и изнемогающим. Больше, чем я есть на самом деле. Отец незаметно подталкивал меня вперед, как бы намекая, что притворство — притворством, но терпеть все это он долго не будет. В какой-то момент мимо нас проплыл дементор. Он приостановился в воздухе и словно просканировал нас своим восприятием. Я почувствовал как по всему телу прошлись мурашки. Я испугался его, ведь сейчас все может провалиться и меня снова засадят в камеру, а возможно даже и убьют, высосав из тела душу. Даже отец явно заволновался. Хоть его лицо ничего и не выражало, но рука, которая придерживала меня, больно впилась в плечо. Правда все очень скоро и закончилось. Чудище, словно не обнаружив подмены, полетело дальше, а мы выдохнули с облегчением. Они же слепы! Ощутили, что в Азкабан вошли один здоровый человек и один больной, и они также ощутили, что вышли мы в том же составе. Как все удачно сложилось! Проходя мимо одной из камер, я боковым зрением зацепился за темную копну волос и бледную истощенную фигуру девушки. В одну секунду мы встретились глазами, и я подмигнул ей. После того, как я по-змеиному облизнув губы, улыбнулся, та шокировано подорвалась с лежбища, чуть при этом, не упав, и прильнула к решеткам камеры. «Это ты?» немым вопросом читалось во взгляде девушки. Я лишь кивнул. Она тут же счастливо залилась безумным смехом и восторженно запрыгала по камере, но, похоже, что ее ноги были не готовы к такому, так как она не устояла и шумно упала. На звук грохота обернулись и отец, и Уэтмор. Последний лишь раздраженно, сквозь зубы цыкнул и продолжил ходьбу кинув нам через плечо. — Беллатриса Лестрейндж — эти стены не смогли ее свести с ума, так как она уже прибыла сюда такой, ну, поехавшей. Подобные ей психи могут жить тут десятилетиями, ведь сумасшедшим гораздо проще приспосабливаться. И я ничего, конечно, не хочу сказать, но ваш сын достаточно легко в сравнении с остальными переносит пребывание тут. Возможно, что для него это даже… — Закрой рот! Я не нуждаюсь в чужом мнении, причем в таком. Твоя работа — провожать нас. Так исполняй ее, молча, если дорожишь своим местом и здоровьем. Тот лишь скрипнул зубами и раздраженно буркнул. — Как угодно Вашему Лордству! Почему-то подумалось, что этот год дался мне в действительности гораздо проще, чем, к примеру, тому же Сириусу. Мысленно оскорбив Уэтмора за тупые выводы и пообещав самому себе в будущем встретиться с ним, я понадеялся на то, что Белла действительно сможет еще какое-то время тут продержаться. За остальных я более чем спокоен. Они точно меня дождутся.

***

— Мастер Барти! Мастер Барти! Вы вернуться! Вокруг меня с отцом крутилась эльфийка Винки, а я все никак не могу перестать глупо улыбаться и разглядывать окружение. Я дома. Наконец-то. Поместье Краучей мне всегда нравилось, хоть оно и могло показаться каким-то холодным и отчужденным. С каждой вещью здесь меня связывали воспоминания, при мысли о которых на душе почти всегда становилось теплее. Я вернулся и теперь я свободен. По прибытию отец заклинанием сразу снял с меня облик матери. Похоже, что ему было невыносимо на меня такого смотреть. — Винки, приготовь для него ванную. Эльфийка лишь возбужденно кивнула и в секунду испарилась. Отец, молча, последовал вглубь дома, по пути снимая дорожную мантию. Видимо он абсолютно не боялся поворачиваться ко мне спиной — несколько слоев достаточно сильных сдерживающих заклятий на доме я почувствовал сразу, как только тут оказался. Просто так сбежать не смогу. Папа очень даже основательно подготовился к моему прибытию. Да и что бы я мог сейчас ему сделать без палочки? Накинутся с кулаками? Выцарапать глаза или свернуть шею? Я еле стою на ногах! А попробуй я хоть что-то сделать, меня тут же остановят и неизвестно, как после этого ко мне тут станут дальше относиться. В голове к списку «необходимого» я добавил задачу «научиться беспалочковой магии». Жаль, что еще во время учебы изучал все, кроме этого. Зачем-то тратил уйму времени на развитие фамильного дара и изучал тучу ненужных никому иностранных языков.… Изучил больше сотни, не считая нескольких мертвых языков, а также языка крыс, гоблинов (да, у них есть свой собственный язык!), языка птиц и самое что ни на есть бесполезное — языка троллей. Ну, кому взбредет в голову общаться с этими существами, если в их лексиконе есть только подлежащее и сказуемое, а воспринимают за раз они не более пяти слов. Тупые тролли и тупой язык! А вот беспалочковая магия.… Надо было налегать именно на это. Такое умение в тягость точно никогда не будет, а в отдельных случаях, как в случае с тем же Азкабаном этот навык мне бы ой как упростил там жизнь. Сняв отвратительные мамины ботинки на невысоком каблуке, которые за время пути успели прилично так натереть ноги, я прошелся босиком по холодному полу в сторону гостиной, куда уже успел уйти отец. — Ты ничего не хочешь мне сказать, папа? Не хочешь поговорить? Мой голос эхом прошелся по пустынному дому — казалось, что год назад вместе со мной из этого поместья ушла и вся жизнь. Все тут конечно чисто и убрано, но свет почти нигде не горел, холодный полумрак не особо приветливо окутывал многочисленные портреты родственников (которые сейчас смотрели на меня как-то особенно придирчиво), а стоявшая могильная тишина заставляла все вспоминать и вспоминать о маме. Для этого места она уже умерла. Так, любая цепочка мыслей неотвратимо приводила к размышлениям о смерти. Папа молчал. Он, похоже, что зашел в гардеробную и не намеревался вести разговор оттуда. Пройдя между кожаными креслами и обогнув кофейный столик, на полу у камина я заметил приличных размеров сверток. Он был упакован в непрозрачную бумагу и отчего-то интриговал своей неопределенностью. Он появился тут явно недавно. Когда я приблизился к нему, чтобы приоткрыть и посмотреть содержимое, то за спиной услышал холодный голос. Резко появился терпкий запах огневиски. — Повесим, когда ее не станет. — Это портрет? Сам заказал или мама настояла? Я обернулся и встретился с убийственным взглядом отца. Тот смотрел на меня как-то странно. Взор полон ненависти, презрения и отвращения, но заметна также и боль. Она по маме или по упущенным возможностям? А ведь я когда-то нуждался в совершенно малом. К хорошим со мной отношениям нужно было сделать совсем ничего, но как жаль, что ты даже и не пытался… — Хотя, пожалуй, это глупый вопрос с моей стороны. Её же ты любил! По-видимому, во всем мире только она одна как-то смогла найти к тебе подход. — Лучше молчи! Не смей о ней сейчас говорить! — подумав с секунду и отхлебнув из стакана алкоголь, тот вздохнул и уже более спокойно продолжил, — Я не корень всех твоих проблем, Барти, и нечего придумывать в моем лице деспота. Во всем произошедшем виноват только ты один. Все началось с твоих школьных дружков, а закончилось услужением этому уроду. Вспомни, тут не было моего участия! — Вот именно что твоего участия не было. Как раз это и есть корень всех проблем. Отец устало качнул головой и, достав из-за пояса палочку, взмахнул ею. В камине заплясал огонь. В его свете папа, казалось, постарел лет на тридцать. В нем четко прослеживалась одна единственная мысль — он очень от всего устал. Портреты на стенах стали жмуриться от резкого света, а некоторые, которые были явно поспешно наделены возможностью говорить, даже умудрились пробурчать что-то неприятное о нарушителе их спокойствия. По правде сказать, мне было тоже больно и неприятно, после целого года заточения в постоянном полумраке, испытать подобную смену освещения. Что ж, придется привыкать. Не сидеть же остаток жизни в подземельях и скрываться от солнца, словно какой-то неказистый упырь. Посреди помещения оказалась Винки. — Все готово, хозяин. — Хорошо, эльф. Приведи его к обеду в человеческое состояние и позови меня, когда вы закончите. Гляди за ним в оба. Если он, конечно, попытается сбежать, то встретит смерть раньше, чем планировалось, но лучше этого не допустить. Все понятно? — Да, хозяин. Винки будет внимательна, — а затем та уже обратилась ко мне, — Пойдемте Мастер Барти. Вам надо искупаться, сменить одежду.… У вас очень плохой вид. Я проверить вас на заболевания. Там где вы быть все это время условия ужасные. Как хорошо, что вы вообще живы! Она опасается меня. Её шаги короткие и осторожные, движения скованы, но она старается показать всю свою заботу. Пусть так и будет. Отец, скорее всего, планирует держать меня в доме на привязи, а с помощью эльфа у меня, возможно, появится шанс на бегство. Винки шла рядом и держала меня за руку. Похоже, что папа проинструктировал ее перед моим прибытием и, сейчас, она четко выполняла его наказание. При первом поползновении сбежать или сделать что-то плохое она тут же узнает об этом и сможет меня остановить. Интересно, папа решил меня всю жизнь тут так держать? А как же просьбы мамы о налаживании нормальной жизни, исследованиях, жене и наследниках? Решил проигнорировать эту часть ее просьбы? Вообще не удивило. После непродолжительных действий с водой и моющими средствами я впервые за последний год почувствовал себя человеком. Винки не доверила мне бритву, сославшись на то, что хозяин запретил острые предметы, и принялась самостоятельно приводить мое лицо в порядок. Когда раздражающей бороды на лице больше не было, эльфийка решила подровнять прическу. Когда-то она была поспешно обкромсана тюремным цирюльником, а затем, такими же бесформенными пучками и отрастала. Сейчас же, одеваясь в свою старую домашнюю одежду, а именно в темно-серые брюки на подтяжках и белую рубашку я снова видел в зеркале того парня, которым я когда-то был до заключения. Единственное, что отличало меня от себя прежнего, так это глубоко залегшие синяки под глазами, слишком острые скулы, нездоровая бледность и измученный взгляд. Я как раньше, но только лучше. Я все еще не знаю своего предела. — Мастер Барти, мне необходимо вас осмотреть.

***

К обеду я был полностью обследован и даже напоен несколькими зельями. Никакого эффекта они пока что не возымели, но возможно они накопительные. Зайдя в обеденный зал, Винки передала двум другим эльфам, которые сервировали стол, чтобы один из них позвал отца. Через несколько минут в зал спустился папа и сел на противоположный конец стола. За все время он не проронил ни слова. Мы молча ели и думали каждый о своем. Сейчас папа был абсолютно спокоен. На его лице не было гримасы ненависти или омерзения, и он не пытался снова читать нотации. У него, похоже, что все под контролем, и он точно знает, что я не смогу ничего предпринять. Тёмный Лорд мёртв, я взаперти, палочки нет, физически я ослаблен — ничто не поспособствует моему побегу и дальнейшему разоблачению его махинации. Он и его репутация в безопасности. Доев салат, который мне настоятельно, — из-за моей старой диеты, — рекомендовала эльфийка, я отложил приборы и, сложив руки на груди вперился взглядом в моего «спасителя-освободителя». Тот же, в свою очередь, продолжал невозмутимо наворачивать мясной рулет, запивая его вином, и даже ни разу при этом не взглянул на меня. Такое безразличие начинает меня жутко раздражать. Только я хотел было задать интересующий меня вопрос о том «Что ждет его дражайшего сына дальше?», как меня неожиданно осенила идея. Если он будет игнорировать меня, а я не буду лезть к нему с расспросами, то он в какой-то момент потеряет бдительность и мне будет проще составить план побега. Для начала необходимо найти способ обойти защиту на доме. Обойду ее, а аппарация до Лютного — плевое дело. Необходимо забрать свои вещи у Горбина, а дальше… — Ты будешь постоянно находиться под присмотром Винки. Посещать тебе будет разрешено только свою спальню, ванную комнату и столовую. Если будешь прилежно себя вести, то разрешу еще посещать библиотеку. В случае прихода гостей — ты сидишь в комнате и никуда не лезешь. Попытаешься сбежать, напасть или еще что-то в этом духе — меры твоего содержания ужесточаться. Тебе все ясно? Я хмыкнул, скептично закатил глаза и, облизнув губы, согласно кивнул. — Как долго продлится все это? — Радуйся, что вообще здесь. Если бы не твоя мать, то для тебя, глупец, там все бы и закончилось. Он отхлебнул из бокала вино и отставил его в сторону. Жестом подозвав к себе эльфа, тот что-то сказал ему и встал из-за стола. Эльф кивнул и испарился. — Слушай, пап, а ты никогда не пытался разобраться, почему у Тёмного Лорда было столько последователей? — я встал из-за стола и не спеша направился в сторону отца. Необходимо было поговорить, — Большинство из них были из приличных семей — уважаемые люди с безупречной репутацией и прекрасными возможностями в обществе. И вдруг они все становятся по другую от вас «сторону баррикад» и начинают якобы устраивать хаос в мире магов и маглов. Ты задумывался о том, почему же тогда так произошло? — О, еще как задумывался. Наверное, даже чаще, чем надо было бы. Знаешь, к сожалению, теперь приходится постоянно об этом думать, когда я смотрю на своего сына, у которого когда-то тоже были все возможности на успешное будущее, а он предпочел принять сторону убийц и сумасшедших преступников, которые кичатся своей «особой расой». Я оскорбился. — Мы не кичимся этим. Мы лишь хотим в перспективе дойти до министерского законодательного уровня, на котором мы официально смогли бы вносить верные и действительно важные законы, которые бы поправили ситуацию в стране. Ближе к своему концу Лорд действительно стал сходить с ума, но это было вполне ожидаемо — движимый своими маниакальными идеями он часто мог наплевать на человечность, а это уж кого угодно сможет изменить в хреновую сторону. Но планируемые изменения в строе страны были неизменны. Мы все так же желали изменений к лучшему! Отец снова стал раздражаться. Подойдя практически вплотную ко мне, тот сквозь зубы начал свою тираду. — Послушать тебя, так вы были за правое дело! Но тогда зачем вы стольких убивали? — он резко ударил кулаком по столу отчего эльфы, наблюдавшие издалека за этим действом, в испуге подпрыгнули и скрылись из виду. — Зачем пытали? Вы же хотели быть реформаторами и законы вносить! Так почему вы выбрали такой путь? Ты знаешь ответ на этот вопрос? Ты — гребаный Пожиратель Смерти, который мучил, пытал, сводил с ума и убивал людей. Ты знаешь, в чем был смысл всех тех жертв? Бедные Лонгботтомы только недавно стали реагировать на присутствие людей! Их разум полностью был разрушен и они никогда не станут прежними! Но знаешь, что в их ситуации было самым обидным? Так это то, что их жертва была полностью бесполезной. Они пожертвовали собой за «просто так», ведь ни они ничего не защитили, ни вам ничего не досталось! В чем был смысл?! А его не было! Вы лишь упивались своим положением! А ведь таких семей как Лонгботтомы — уйма! Нет ни одной семьи в Британии, которую бы не затронули вы со своими садистскими идеями! — я хотел было вставить слово, но мне этого не дали, — Обыкновенные реформаторы, которые бы хотели лишь хорошего своей стране таким гадким именем как «Пожиратели Смерти» не назвались бы! На этих словах он резко схватил меня за левое запястье и показательно повернул его, чтобы было видно метку. — Какое-то время я надеялся, что Каркаров привирал насчет тебя. Я надеялся, что ты был кем-то приходящим и уходящим в их рядах — сторонним деятелем, который хоть и поддерживал их, но не состоял в основном составе. Какое-то время я хотел наивно верить, что у тебя даже этой пакости на руке нет, — и он кивнул на слегка подвижный рисунок змеи с черепом, — Я очень на это надеялся. Думал, что может через год-два после твоего заключения стоит поднять на рассмотрение несколько дел заключенный, среди которых должно было быть и твое, и мы бы попытались тебя оправдать, ну или хотя бы снизить срок с пожизненного на что-то более реальное, — его голос заметно понижался. С каждым словом он, словно терял всю свою прежнюю ярость и на смену ей приходили лишь тоска и желание дойти до истины. — Но твое дело поменяло обороты, когда колдомедики смогли частично восстановить память Лонгботтомов. То, что эти бедные люди видели последним, перед тем, как потерять рассудок. Мы смогли спроецировать это и записать на отдельный носитель, который сейчас храниться в архивах в папке с твоим делом. Догадываешься, что же мы могли такого там увидеть? Я задумался, силясь припомнить события того дня. Прошло много времени с тех пор, … но я все же вспомнил о чем с таким скрытым ужасом и отвращением в глазах мог говорить сейчас отец. О том, что даже непрошибаемую Беллу тогда напугало — речь шла о моем срыве. Тогда я не контролировал себя и просто-напросто добивал чету мракоборцев, хотя сейчас я понимаю, что можно было бы обойтись и без их жертвы — она была и впрямь бесполезна. Но что ж я мог тогда поделать? Мы не знали, как дальше жить без Лорда, а Лонгботтомы так неудачно попались под горячую руку. Ухмыльнувшись и облизнув по-змеиному губы, я довольно прошипел. Теперь они все знают. — Я и помыслить не мог, что рассудок этих идиотов мне так дорого обойдется. Как только мы бы узнали о кончине Лорда, стоило их тут же прикончить. Вышло бы и гуманнее и менее затруднительно для колдомедиков. Послышался звук шлепка, и мою щеку тут же пронзила жгучая боль. Я не знаю, почему сказал это вслух. В мыслях я могу по-разному рассуждать о ситуациях и о людях из них, но вслух высказать подобное, да ещё и при отце… Такое у меня впервые. Похоже, что контроль нарушен. — Неудивительно, что Тёмный Лорд ценил тебя. Он был падок на всякое талантливое и садистское ничтожество вроде тебя! Чувствовал себя особенным в его рядах, да? Наслаждался этим? Его войне уже как год пришел конец! А те из вас, кто остался в живых, будут до скончания своих веков влачить жалкое и бессмысленное существование, ведь они больше никому не будут нужны! Вы все — лишь мерзавцы, по которым Азкабан плачет. Тебе повезло из них больше всех, ведь твоя мама слепо любила тебя и обменяла свою свободу на твою. Но такие как ты… вы ведь даже отбывать наказание нормально не можете. Вы не раскаиваетесь. Вас всех надо лишь истреблять… Я опустил глаза в пол. Я чувствую, как что-то в груди рвется наружу и норовит все здесь уничтожить. Я, нервно зацикленный в своей привычке, пытаюсь крохами оставшегося сознания успокоиться, но не выходит. Я цыкнул и раздраженно поднял на отца глаза. Тот успел лишь вздрогнуть. — Ну держись тварь! Я резко набрасываюсь на отца, но тот вполне ожидаемо выказывает сопротивление. Он останавливает мое нападение, облокачивается одной рукой об стол, а другой хватает меня за грудки и впечатывает спиной в твердую поверхность. На меня выливается недопитое вино и окрашивает новую рубашку в бордовый. Я хватаюсь обеими руками за его шею и стараюсь как можно сильнее придавить сонную артерию, но длины рук не хватает, чтобы можно было полноценно обхватить шею. Или скорее это силы мне не хватает? Да, её самой! Руку, которая меня держит, я стараюсь на инстинкте укусить, но не дотягиваюсь. Мне больно. Отец вдавливает меня в стол, а я, брыкаясь, стараюсь зацепить его ногами. Получается. Из-за резкого удара под дых он случайно прокусывает губу. На меня упала капля его крови. Я ухмыляюсь и, слизнув её с щеки, возобновляю попытки придушить этого урода. — Успокойся, Барти! Прекрати! Я все же вырываюсь из хватки отца и в одно мгновение снова набрасываюсь на него. Обхватив его голову, я стараюсь сломать его позвоночник, но и на это сейчас не хватает сил… черт! — Я убью тебя! Слышишь? Ты же мне всю жизнь испоганил, урод! Все это из-за тебя! Отец, снова услышав мои обвинения, лишь одним точным движением раздраженно сбрасывает меня с себя и встает с пола, на который мы умудрились вместе упасть. Я не успеваю подняться, как он тут же бьет меня в область груди, отчего меня скручивает пополам и я забываю как нормально дышать. Боль прошлась волной по всему телу, и я неосознанно заскулил. Смотрю на него, а он на меня. Зло скрепя зубами и пытаясь пересилить боль и встать, я произношу то, чего я явно не хотел бы говорить при других обстоятельствах. — Ну же! Давай! Прикончи уже меня скорее! Убей меня, подонок, и дело с концами! Можешь не переживать, мама об этом уж точно не узнает… Отец останавливается в метре от меня и вроде как задумывается о чем-то. Когда его лицо приобретает более спокойное выражение, он удрученно вздыхает и достает палочку. Стало очевидно что какое-то его решение уже принято. Неужели он меня и вправду сейчас убьет?! — Прости сын, но ты не оставляешь мне иного выхода. Я честно, хотел, чтобы все было иначе.… Но все самого начала было одним сплошным провалом! Он. Меня. Сейчас. Прикончит. Черт! Я пытаюсь встать и совершить очередную бессмысленную попытку напасть, но ноги тут же подкашиваются. Я снова падаю, но уже на колени. — Отец… На мгновение в глазах отца я увидел ту самую вселенскую боль, которая могла бы говорить лишь о том, что он сожалеет… …сожалеет о том, что сейчас произойдет. Я испуганно расширяю глаза, зная, что не смогу защитится от смерти, а отец лишь ждет. Смотрит на меня и чего-то ждет. Чего же? Раскаяния? Знает же, что не получит его… Я нервно облизываю губы. В последнее мгновение я подумал о Гарри — о ребенке, который бы мог все изменить. Я подумал о друзьях, что сейчас сидят за решеткой и ждут меня. Я бы о многом успел бы подумать, если бы на глаза предательски не навернулись слезы. — Прошу тебя… Я не хочу! Слова теряются в беззвучном всхлипе. Я с ненавистью кидаю последний взгляд на отца, уже готовый принять свое наказание, но тот лишь качает головой, направляет на меня свою палочку и четко произносит: — Империо!