Σχίσιμο (Схисимо)

Дазай и сам сразу почему-то догадался, что увиденный им дом едва ли принадлежит Чуе. Он хоть и чувствовал на территории себя вполне свободно, несмотря на привязавшегося едва знакомого человека, но как-то все это место с ним мало вязалось – интуиция подсказывала. Поэтому Дазай тут же бросился в свои бури фантазии, но задней мыслью все же предполагал что-то более прозаичное. Скорее всего, юноша тут просто работал. Они прошли вместе по дорожке, и Дазай сам аж заслушался, как его гэта отбивали ритм, нервируя немного человека, что шел впереди. Сад здесь великолепный, за ним явно присматривает несколько рабочих сразу. Совсем не похоже на то, что окружало его дом, да и если честно, приглядной являлась только часть, что непосредственно прилегала к его жилищу. Что там дальше – в эти дебри Дазай не забирался, считая, что ухоженность всей территории – слишком растратное дело, хотя Анго бы в таком случае сказал, что тогда бы у Дазая оставалось меньше денег на сакэ, к коему он порой был не прочь хорошо так приложиться. Да, тогда в Токио он неплохо так, кхм, приложился. Только вот вчера, можно сказать, отошел.  Накахара тем временем взбежал по ступеням на невысокий холмик, где стоял дом и приблизился к парадному входу, то и дело оглядываясь на своего гостя, явно надеясь, что тот все же имеет хоть какую-то долю воспитания и останется снаружи. Дазай же мнил себя существом любопытным, полагая, что во многом именно это качество до сих пор еще и держит его на этом свете, так что и думать не думал о том, чтобы упустить шанс войти. Осаму уже приходилось бывать в домах подобного типа. Один из его заказчиков был пожилым военным, которому захотелось увековечить все свои заслуги на бумаге, да сам он проделать такой трюк оказался неспособен, а Осаму не стал отказываться от большой суммы денег, хотя сочинять за кого-то его биографию – не совсем его профиль, но он подумал, что это может быть интересно, поэтому согласился, и несколько раз наведывался к нему домой недалеко от Токио, где тот отстроил себе целый особняк, как это называли, в викторианском стиле, видимо, насмотревшись чего-то подобного в ходе своих частых заграничных выездов. Признаться честно, тот дом немного отдавал безвкусицей. В него будто попытались запихать все элементы архитектуры и декора, что были известны. Здесь же наоборот: Дазай сразу оценил, что дом выглядит даже слегка аскетично, но в то же время никак не дешево или пошло. Они едва вошли, как по левую руку сразу же оказалась, кажется, столовая. Осаму там и тормознул, заглядывая и изучая длинный деревянный стол, возле которого ровными рядами выстроились стулья, в центре лежала ажурная кружевная салфетка цвета молока, а на ней в простенькой хрустальной вазе торчали засушенные цветы. Смотрелась композиция внезапно органично в затемненной комнате – шторы мешали попадать прямому свету, из-за чего сюда еще не успела проникнуть утренняя жара, да и днем тут явно будет дышаться полегче. Далее, кажется, можно было пройти на маленькую закрытую веранду – со своего места Дазай видел, что там стояли плетеные кресла и столик, на котором в беспорядке валялись какие-то книги. Интересно, а что будет, если он сейчас представит, что не вошел в этот дом почти что по приглашению, а влез, словно вор? Что он тут будет искать? Ценное – слишком банально. Может, какой-то компромат на себя же? Вообще зачем лезут в чужие дома? Не просто же для того, чтобы затаиться в темном углу, а потом выпрыгнуть и напугать хозяина, удрав, пока тот приходит в себя от шока. И самое забавное будет в том, что этот бедный хозяин потом себе голову сломает, какого хрена это вообще было. О да.  – Не трогай тут ничего, – предупредил Чуя, проходя мимо и неся в руках какие-то документы.  – Как скажешь, – послушно отозвался Осаму, проходя чуть дальше в комнату. – Зачем мы сюда пришли? Это же не твой дом, я правильно понимаю?  – Я здесь работаю. И живу заодно.  – О как. Ты работаешь на какого-то иностранца, судя по всему?  – Он сотрудник французского консульства. Я помогаю ему. И из-за тебя, – Чуя быстро что-то забрал с того самого столика на веранде, – я не успел с утра толком подготовиться! Корреспонденция скопилась, я должен был все это просмотреть еще вчера, а утром занести!  – Что мне сделать, чтобы заслужить твое прощение? – все-таки усмешку не удалось скрыть, когда он постарался спрашивать со всей честностью своих намерений исправиться.  – Съебись от меня подальше, – сквозь зубы выдавил Чуя, складывая все на обеденный стол и начиная перебирать.  – А помимо этого? А! Мысль! – Дазай заглянул к нему через плечо, намеренно сделав глубокий вдох носом. – Хочешь, я тебе помогу?  – Даже не смей! – Чуя дернулся, разве что не отскочил в сторону: мешали стол и стул, а сзади стоял источник свалившихся на него проблем, и Накахара явно инстинктивно ощущал, что надо вырываться срочно из капкана, но тормозил – не выспался. – Это личные документы и переписка!  – А ты, видать, пользуешься полным доверием, – тут же отметил Дазай. – У меня тоже дома есть помощник, проблемный, но все же не совсем глупый, тоже возится с моими письмами. Иногда так хочется надавать ему, чтобы мозги полностью на место встали.  – Тебя не касается, чем я пользуюсь, и твои дела меня не интересуют! Сгинь!  – О, да тут все на французском! – интерес Дазая как-то быстро стух, но он тут же, хватаясь за плечи Чуи, заглянул с другой стороны – какие-то документы на оформление имущества. – Знаешь, да, лучше мне в это не лезть.  – И ко мне лучше тоже не лезь, – раздалось злобное шипение, потому что Дазай по-прежнему продолжал удерживать его, сжав крепко плечи, из-за чего Чуя непроизвольно втянул голову, хотя, кажется, он еще просто сдерживался, чтобы не совершить кровавое убийство.  А вот жертва мало обращала на это внимание. Дазай внезапно уловил, что волосы Чуи отдают каким-то пряным ароматом. Видимо, частое нахождение на кухне в ресторане давало о себе знать. Запах совсем непривычный, даже чужеродный, но это не помешало тут же весьма жестко вдубасить его себе в мозг гвоздями. Но так и доиграться можно: Чуя, вырвавшись, повернулся к нему, чтобы, как минимум, отпихнуть от себя, но почему-то замер в нерешительности, будто его посетила какая-то важная мысль, и нет другого случая ее обдумать. Дазай стоял смирно, несмотря на ураганы в голове, которую просто взрывало от потока информации, а он подмечал все малейшие движения, даже самые тонкие складки на хмурящемся лбу, оценивал уровень скорости, с которой Чуя принимал решения, пока еще Дазай даже не знал, как и для чего именно использует все свои скрупулезные наблюдения. Параллельно и вовсе не головой он, конечно, уже чуть ли не план составил, что бы ему хотелось сделать с этим молодым мужчиной в первую очередь. Для начала – самое примитивное – хотя бы прижать его к краю стола и просто посмотреть, как тот отреагирует, но это лишь так, первая проверка, и далее бы Осаму тянуть не стал: он уже практически ощущал, как на его пальцах путаются колечки рыжих волос, а язык задевает нёбо, не давая словесно послать ко всем чертям – или же нет! – он бы не стал сразу нагло врываться к нему в рот, пробовал бы аккуратно – так близко – было видно мелкие трещинки на сухих губах, если повезет – они начнут кровоточить, и Дазай бы слизал кровь языком, смешав со своей слюной. И все бы это было едва касаясь, чтобы уловить мимолетность, зная, что еще пока есть шанс отхватить больше.  Ну, или отхватить по зубам, если он сейчас не прекратит пожирать его взглядом. Он уже даже не стал удивляться тому, как его понесло, поймал волну, что называется.  – Мне ничего не мешает размазать тебя по полу, – процедил Накахара сквозь зубы, лягнув Дазая по колену и отходя от стола, сгребая заодно все бумаги.  – Как же ничего не мешает? Знаешь, убийство японца в доме иностранного должностного лица, помощником этого лица, – почти международный скандал.  – Твоя туша не стоит подобных масштабов.  – Ты не хочешь выпить со мной? – вдруг спрашивает Дазай. Мысль эта в голове возникла у него спонтанно, но он тут же ринулся придумывать, куда бы затащить своего нового знакомого, даже не дожидаясь ответа.  – Боже, я уже не знаю, как тебе дать понять, что ты бесишь, и связываться я с тобой, охуеть как не хочу!  – Если честно, меня твои грубые закидоны тоже не особо устраивают, и шляпа у тебя дурацкая, а рост вообще жуть, на тебя легко можно нацепить кимоно и вполне сойдешь за майко, правда рыжина твоя все испортит, но все мы не без дефекта, уж мне ли не знать.  – Иди нахуй.  Что ж, Дазай ожидал, что ответ будет носить более распространенный характер, но, кажется, Накахара уже просто устал пытаться понять, какого хера с ним происходит. Он, игнорируя следящего за каждым его движением мужчину, быстро собрал все документы и быстрым шагом пересек столовую, уйдя в соседнюю комнату. Наивно полагать, что Дазай за ним не угонится, но тот решил, что надо дать небольшую передышку, поэтому он направился в сторону крытой веранды, где воздух был уже гораздо более прогретым и тяжелым, зато распахнутые ставни позволяли свету всей своей мощью проникать в помещение. Приятно тут, светло, кто-то цветы выращивает, похожие на розы, но и не розы. Дазая же больше интересовало, что лежит на столике. Книги – снова все на французском. Он мельком просмотрел их, но затем отложил. Какое-то вскрытое письмо. Без всякого зазрения совести развернул свернутую гармошку: написано на японском, приглашение на какой-то вечер с прослушиванием музыкантов симфонического оркестра. О, ну это модно, наверно. Несколько газет на английском, одна на японском, пара журналов, заголовок одного тут же заставил Дазая нахмуриться: в одном из них как раз печатали его истории. Он не знал, израсходован ли весь объем, что он отправлял заказчику, издание было свежим, но ради интереса стал листать. Да, нашел. История. Написал ее еще в прошлом году, потом откопал среди своих черновиков и отправил напечатать. Молодой мужчина, Хироши, мастер, изготавливающий кукол каракури, считавшийся гением, который изобрел свой вид механизма, заставляющий кукол двигаться и воспроизводить гораздо больше движений, чем могли остальные. Хироши проделывал буквально всю работу сам, даже не потому, что никому не мог более доверить ее, а просто в этом заключалась любовь к созданию, куклы для него были словно живые, в процессе сборки он общался с ними, за что прослыл странным человеком, и если бы не его талант, то давно бы уже его отправили куда-нибудь лечиться. Однако к неожиданности многих он внезапно женился на красивой девушке Рицуко и стал постепенно забрасывать свое производство, благо, что в деньгах столь сильно не нуждался. Но вот только куклам, которых он оставлял у себя, не продавал, это не понравилось. Хироши, их творец, лучше всех ведь знал, что они чувствуют, знал, как им будет без него одиноко. Но они сначала терпели и ждали, пока не услышали стоны тех, что так и не были закончены, и лежали с отделенными конечностями и несобранными механизмами, что приводили их в движение. Но Хироши более почти к ним не возвращался и даже подумал распродать то, что оставлял прежде себе, и тогда куклы решили, что во всем виновата жена их создателя. Однажды поздним вечером Хироши вернулся в свой дом, никого не обнаружив. Пока не прошел в свою мастерскую, в которой стоял сладковато-тошнотворный запах. Сначала он даже ничего не понял, и было слишком темно, чтобы разобрать, что за лужи натекли на пол. И он совсем был удивлен, когда обнаружил в углу на коленях с подносом огромную куклу. Поразился – он точно такого не создавал. А когда зажег свет, увидел, что это его Рицуко. Мертвая. И вся одежда на ней пропитана кровью. И вместо вынутых и сложенных на рабочем столе внутренних органов у нее теперь в теле стоят механизмы, которые Хироши сам изобрел. Окровавленные куклы, расставленные вдоль стен, замерли в традиционном поклоне.  Дазай сделал большой акцент на кроваво-мясных подробностях, и, возможно, кому-то не стоит это читать во время завтрака или ужина. Он так скользнул по тексту глазами – даже мелькнула мысль сделать новую редакцию, где бы он расширил сцену с перекраиванием Рицуко, а потом бы еще более сочно и жутко расписал момент, где неразобравшийся ни в чем в потемках Хироши пытается поцеловать свой выпотрошенную жену. Можно собрать это потом в какую-нибудь антологию рассказов…  – Я сказал тебе тут ничего не лапать! – нарисовавшийся рядом Чуя выдернул из рук Осаму журнал, гневно сверкая глазами.  – Но это почти мое! – чуть обиженно заявил тот.  – Ты тут перегреться успел? С хера ли это будет твое?  – Там напечатан мой рассказ! – Дазай выхватил у него журнал обратно, снова долистал до нужного места и чуть ли не в нос ткнул им Чуе. – Вот! Убедись!  – Цусима Сюдзи? – вчитался тот, слегка отстраняясь, потому что видеть на расстоянии чуть ли не приплющенных к лицу страниц было невозможно.  – Что? – Дазай развернул журнал снова к себе. – А, ну, издатель волен выпускать это под любым именем, только не моим.  – Странная, однако, у тебя позиция, – Чуе снова отдали журнал, и он скептически пробежался глазами по тексту. – Нечто сомнительное, я подобным не увлекаюсь.  – Согласен, не лучшее мое творение, это так, баловство ради денег и личных интересов, но ты даже не дочитал!  – Личных интересов?  – Ага, – Дазай сверлил его взглядом, и понимал, что Чуя сейчас из вредности просто не глянет больше в текст. Вот ведь вредная лиса! – Очень личных.  – Свалил бы ты уже, раз весь личный такой, – пробормотал Накахара, почему-то все еще не решаясь выпустить журнал из рук.  – Нет, ты работай, а я подожду, мне тут нравится, – Дазай брякнулся в одно из кресел, вытащив при этом из-за пояса веер, и тут же принялся им обмахиваться. Жарко.  Чтобы доказать, что он серьезно тут засел, Дазай порылся еще на столике, вынув какую-то тонкую книжицу. На английском, даже сразу не понял, что это такое. Йокогамский диалект? Э? Издание довольно старое, Дазай принялся листать. Какие-то списки слов: в одном столбике английские выражение, а в другом – не понять что. Написано латиницей, но выглядит как жутко корявый японский, воспроизведенный созвучными английскими словами. Знаний хватило, чтобы понять, что это такой своеобразный перевод, а потом до него дошло. Даже улыбнулся. Сейчас этот жуткого вида язык, если и можно было услышать, то только где-нибудь в торговых кварталах или порту, им пользовались где-то с начала эпохи Мэйдзи местные жители и иностранцы в переговорах. Дазай знал пару выражений, нахватался в каком-то баре от одного знакомого, использовав это потом в одном из своих произведений в речи второстепенного персонажа. Честно говоря, Осаму и не знал, что существуют целые словарные брошюры, да еще и с кучей разъясняющих пометок. Явно предназначено для иностранцев, да и, судя по комментариям в начале, автор, Хоффман Эткинсон, создавший этот своеобразный разговорник, был с юмором. Занятно здесь это найти. На обложке написано, что это дополненное и расширенное издание. Все он тут не разберет, но все равно поизучал бы… Если над душой не будут стоять.  – Ну, лисенок, чего замер?  – Еще одна фраза в мой адрес в подобном духе, ты снова отправишься на лечение или где ты там был, из какого дурдома тебя вчера забрали, тебе все понятно?  Дазай глянул сначала на Чую, потом на последнюю страницу брошюры и замотал головой:  – Wok-kallonai yo.***  – Ты точно шутом нигде не выступаешь?  – В детстве была мысль, но где-то я свернул не там и не срослось, – Дазай вальяжно обмахивался веером, продолжая изучать разговорник и время от времени стрелять глазами в сторону Чуи.  – А.  Явно это был знак того, что Накахара уверился в том, что перед ним нечто конченное и ему уже ничего не поможет, поэтому не стал более терять время и вернулся в комнату. Дазай, ухмыляясь, еще пару минут полистал книжечку, но вскоре все же утратил к ней интерес и вернул на место, растекаясь по креслу. Скоро вообще дышать будет нечем, хотя это не мешало ему особо занять себя мыслями на тему, что бы он мог сделать с Чуей прямо на этой веранде. Ему тут определенно нравится.  Услышав посторонние голоса, Дазай изогнулся, чтобы посмотреть, кого там еще могло принести. Кажется, в доме оживилась прислуга, отдаленно слышался хрипловатый голос Чуи, но Дазай не пытался особо вникнуть, что он там вещал. Интересно, этот дом кому изначально принадлежал? По виду его построили лет так двадцать-двадцать пять назад. Из этого можно было бы развить какую-нибудь историю, что-нибудь любовно-слезливое. Дазай не был любителем подобного, если уж честно, но если заказывали, то не отпирался – придумать и расписать не проблема. Меньше всякой ерунды будет в голове крутиться. Плохо, когда что-то там начинает застаиваться, оно потом может трансформироваться в нечто, что выйдет за пределы его головы уже не в бумажном виде, а он и не заметит. Осаму довольно долго смотрел в большие окна, практически не моргая, видя за ними вовсе не сад, где бурно росли цветы, а там был лес с хижиной, недалеко от горной реки, там жила девочка с отцом, из-за работы которого она часто оставалась в одиночестве и пугалась историй, что слышала от отца, боялась чудовищ, пока сама внезапно не стала им. И вот оно, словно зверь из речных глубин, идет, неся с собой удушливый сырой смрад, сейчас прямо к Дазаю, протягивая свою руку, словно облепленную серебристой-перламутровой чешуей, о чем-то просит или даже предупреждает, плачет, возможно, из-за того, что это он создал это создание таким несчастным и пугающим. Что оно будет делать в этом мире, если создатель его полный идиот?  – Ты, блядь, уснул, что ли?  Дазай не сразу смог сфокусировать зрение и вообще сообразить, где он и что сейчас видит, насколько это реально. Черт, опять не заметил, как его вынесло из реальности, аж дрожью ребра пробрало. Чуя стоял, склонившись к нему, пытаясь понять, тело само наконец-то свалит из дома или все же придется пинками выкатывать. Осаму мало волновало, что тот сейчас о нем думал, он все еще пытался прогнать из ноздрей запах реки, а с языка вкус грязной воды, поэтому подался вперед, весьма ощутимо сомкнув зубы на губах Чуи, что тот пискнул сразу и от боли, и от неожиданности. Это он зря сделал, потому что Дазая от этого звука будто прострелило, и он весьма резко притянул его к себе еще ближе за шею, целуя грубо и немного неуклюже из-за того, что знал, что в любой момент его могут просто раздавить на месте, а он еще не все успел попробовать. Жадно вдыхая носом пропитанный внезапной близостью воздух, из любопытства приоткрыл один глаз – Чуя же отупело моргал, даже толком ему не отвечал-то, и вообще, казалось, взглядом спрашивал: «Блядь, серьезно?!». Дазая от этого искренне на смех пробрало, он прям так и рассмеялся ему в губы и сам же выпустил, откидываясь назад, хватая с колен веер и начиная обмахиваться им, не прекращая хохотать.  – О мой бог, по-моему, даже ни одна девушка так не реагировала, ты просто чудо!  Эта фраза вывела Чую из ступора, и он ногой пихнул кресло, на котором развалился Дазай; удариться головой о пол – ну, это еще терпимая расплата.  – Клянусь, я прирежу тебя!  – Чуя, да чем ты можешь… – Дазай тут же заткнулся, когда возле его горла появился нож для вскрытия конвертов. Не самое страшное оружие, но в шею воткнуть – и здравствуйте, праотцы.  – Я что, похож на шлюху какую, что ты ко мне прицепился, идиота кусок? Отъебись! Я кажется, ясно пытаюсь дать понять, чтобы ты прекратил выносить мне мозги, лично меня ты ни в каком виде не интересуешь!  – Обидно, хотя я как-то и не рассчитывал вот так вот сразу, – Дазай не знал, куда смотреть, то ли на лезвие позолоченного ножа, то ли в глаза Чуе. Первое вроде как могло повлиять на целостность его шеи, если он ошибется в выборе слов, но этим так хотелось пренебречь, потому что выражение, с которым на него сейчас смотрят – бесценно. В голове тут же прокрутились тысячи сцен, которые он мог бы описать, господи, для этого достаточно просто смотреть ему в глаза. – Но это все мало имеет значение. Придется тебе смириться.  – Да ебать вас всех, с чем смириться? Что ты ко мне привязался? – кажется, Накахара был уже на грани отчаяния и в то же время Дазай читал на его лице нечто похожее на распаляющее его смущение; он и сам не замечал, как то и дело прикладывал свободную руку тыльной стороной к своим губам.  – В тебе что-то есть, – довольно спокойно отозвался Дазай. – Честно говоря, я и сам до сих пор дико удивлен. Это все мое долбаное писательство, ты интересный, с тебя можно что-то выписать, не так много на самом деле людей, которых хочется воплощать не один раз на бумаге, надо, чтобы они сильно задевали. Это что-то должно быть живым. Мне показалось, что у меня что-то получится, если я зацеплюсь за тебя, получится что-то, что я до сих пор не смог написать. Не хмурься, я знаю, то звучит, как бред, вообще я не особо склонен столь откровенно говорить с кем-то и вести себя таким образом, – Осаму словно опасался сказать что-то, что могло бы истинно описать его поведение, не говоря уже о том, что самому себе было как-то стыдно признаться, что он вдруг решил за что-то так вот крепко уцепиться, что могло в полной мере обозначать, как сильно на него давит оторванность от реальности, от людей. Но это же так нелепо, он постоянно старался увериться в мысли, что выше такого страшного бедствия, как одиночество, и воспринимал это просто побочным эффектом. На самом деле Дазай и так понимал, как сильно его заносит, никогда бы не стал столь порывисто цепляться за человека и целовать его, зная всего несколько часов. Сказать это все? Ох, слишком жутко. Может, это та искренность, что нужна тому, кто угрожал ему ножом, но Осаму еще не настолько испугался за свою жизнь. Ему даже хватило наглости, отодвинуть от себя нож, который Чуя и без того сжимал уже не столь уверенно. – К тому же ты выглядишь столь чувственно, что я просто не могу удержаться, в общем, я расцениваю это как приятный опыт для написания моих историй, как думаешь?  Вот что он несет сейчас?  Интересно, а Чуе слабо сейчас с диким воплем удрать от него подальше? Дазай смотрел на него, словно на пойманную в капкан жертву, а та все никак не могла толком проанализировать ситуацию и принять хоть какое-то решение. Он будто бы и хотел грубо обругать, даже врезать, но колебался, в какой-то момент все же поднялся с колен, зашвырнув куда-то на стол нож, что тут же слетел на пол, да так там и остался.  – Мне некогда с тобой разбираться, – пробормотал он, закатывая нервно рукава на рубашке, ему явно было жарко, но, быть может, не только от температуры воздуха. – Я должен уже был выдвинуться в сторону консульства.  – Так я тебя не держу, – невинно подметил Дазай, ощупывая голову – да нет, вроде жить будет, может, даже и на пользу пойдет – вдруг какие извилины на место встанут и его перестанет выносить из этого мира периодически.  – Но ведь потащишься следом, – недовольно произнес Чуя уже из столовой, где сгребал документы в большую сумку.  – Прогуляюсь заодно, – не стал отрицать Дазай, подбирая с пола веер и раскладывая его, чтобы немного освежить себя потоком воздуха, отгоняя мысли о том, что он мог бы еще сделать, если бы не начал ржать, пока целовал этого сбитого с толку лисенка. Только сейчас заметил, что тот, пока Дазай утопал на веранде в прострации, успел даже переодеться и от него стало пахнуть уже чем-то другим, что он уловил, пока был близко к нему. Чужой какой-то запах, тяжелый. Осаму невольно прищурился, двигаясь через столовую к выходу.  У дверей обнаружился посторонний человек, Накахара что-то бросил ему на французском и тут же выскочил наружу, ругаясь из-за тут же навалившейся еще сильнее духоты. Дазай так и продолжал активно обмахивать себя веером. Признаться честно, он уже начал ощущать всю тяжесть того, что ночью ни черта не спал, ел только какие-то фрукты поздно вечером, что ему принесла одна из служанок, в итоге и есть, и спать хотелось, да и слабость в теле еще обуславливалась тем, что он пока не смог вернуться к прежнему режиму. Кажется, переоценил свои силы, но делать было нечего, и они уже шли по дороге прочь от дома, и Осаму приходилось прикладывать усилия, чтобы не отставать от Чуи, который явно быстро просек, что семенить в гэта за ним – дело неблагодарное, и то и дело ускорял шаг. Идти было-то совсем недалеко, но эти минут двадцать показались Дазаю почти часом, исполненным мучений. За это время он даже не успел словесно подоставать своего нового уже нагло поцелованного знакомого. Хотя, может, это, наоборот, даст тому время прокрутить все в голове, хотя, ощущение было такое, что Чуя больше был сейчас заинтересован в том, чтобы выполнить свою работу. Честно говоря, его ответственность несколько раздражала Дазая. Слишком много суеты.  Дазай только и успел перевести дух, когда они шли уже вдоль канала Хорикава и он мог видеть здание французского консульства. Вокруг царило какое-то дикое оживление, кто-то бешено орал внизу с лодки, и там же кто-то дико смеялся, затем что-то плюхнулось в воду, из-за чего ор стал еще громче. Оглядывая окрестности, Дазай подумал, что практически не бывал на этих улицах. Колоритно. Словно Запад и Восток хаотично перемешались.  Нагнав Чую у самых ворот, Дазай замер, когда ему прямо в грудь уверенно уперлась рука. Он несколько удивленно глянул вниз.  – Ты не посмеешь зайти туда вместе со мной. Не говоря уже о том, что тебя оттуда просто выставят.  – Я что, не соответствую статусу? Ты, знаешь ли, тоже не особо импозантно сейчас выглядишь. Точь-в-точь работник ресторана, не более.  – Блядь, – Чуя сглотнул, – заткнись уже. Я был бы рад, если бы ты просто свалил отсюда, но прекрасно понимаю, что хрен ты мне окажешь такую услугу, но включи уже мозги и пойми, что тебе в самом деле не стоит туда соваться.  – Не сильно-то и хотелось, – Дазай, будто глубоко сожалея, поднял голову, чтобы оценить здание, напоминающее маленький не особо вычурный дворец где-нибудь во Франции. Смотрится мило, рядом еще залив картину дополнял. – Я поброжу здесь.  – Я надолго, – тут же выдал Чуя.  – Не надейся, от жары не сдохну. А если мне станет дурно, то нагло ввалюсь в здание консульства, представление будет загляденье.  Накахара взглянул на него так, словно оценивал его потенциал, судя по взгляду, Дазай прошел экзамен.  – Посмеешь ослушаться, утоплю, и вали вообще уже отсюда, я не собираюсь тратить на тебя весь день.  – А я надеялся, что ты меня чем-нибудь угостишь! – крикнул он ему уже вслед.  Чуя решил, что для него будет же лучше не реагировать. Даже не оглянулся. Так спешно скрылся сначала за воротами, а потом вскоре и в самом здании. А Дазай тем временем тоскливо оглянулся на другую сторону, где располагался помпезный Гранд Отель, там царило какое-то свое оживление. Толпа иностранцев что-то бурно обсуждала, привлекая к себе взгляды, проходящих мимо японцев. Поглядывая все же в сторону консульства, Дазай вышел на мост Ятобаси, перейдя который мог бы подойти поближе к отелю, но он застыл, лишь наблюдая за людьми. Жаль, у него нет зонта, чтобы скрыться от солнца, что недурно так уже напекало голову. Если, на самом деле, он еще проторчит тут немного на жаре под прямыми лучами, голодный, сонный и уставший, то ничем хорошим это не кончится. Мори-сенсей не один раз его перед выпиской предупреждал, чтобы он щадил себя, Осаму это осознавал и на самом деле по собственным ощущениям понимал, что с трудом пережил последнюю попытку самоубийства, и как бы ему очень повезло, что он сейчас стоит тут. Себя надо щадить, о чем он забыл в первый же момент, как только покинул лечебницу. Так что Чуе вполне серьезно следовало отнестись к его словам насчет угостить.  Оставалось лишь тяжело вздыхать. Он бы мог найти для себя более тенистое место, но тогда может упустить Чую из вида, впрочем, если он тут грохнется в обморок, то облажается так или иначе. Под мостом проплыло что-то крупное, судя по звуку, потянуло запахом речной воды, и Дазай невольно вернулся к своим видениям, что посетили его там на веранде. Некоторые из них на самом деле повторялись, но он никак не мог определить, в чем же заключается смысл. Это словно повторяющиеся сны, но ощущения от них хуже, потому что ощущение реальности куда сильнее, будто нет границ. Иногда у него бывало так, что он смотрел на людей и ему начинало казаться, что они прежде мерещились ему, он иногда специально даже вглядывался в лица, ища знакомых, но затем бросал всю это затею, чувствуя, что только перегружает себя этим.  Вот опять. На месте Гранд Отеля ему мерещится нечто совсем иное, какие-то навесные дороги, строения совершенно непонятного типа и назначения, а воды реки даже толком не видать. Оглядывается назад – здания консульства и близлежащих домов нет и вовсе, вместо этого какие-то каменные конструкции, лестницы – чужой пугающий мир. Дазай даже не знает, за что схватиться, немного ошарашенно смотрит по сторонам, на странных людей, идущих под зонтами, прячась от солнца, но в них что-то не то, совсем не то, он так не привык – мотает головой, приоткрывая один глаз. Отпустило. Все еще стоит на мосту, те иностранцы из отеля куда-то ушли – их уже и не слыхать, лишь крики на японском с проплывающих суденышек внизу. Солнце все также жарит, дышать невозможно, но он уже точно относительно вернулся в реальность. Уйдя с моста, Дазай двинулся вдоль ограды, держась за нее на всякий случай, совершенно не доверяя себе, однако все же решил спуститься вниз по ступеням, что вели прямо в воде, не смотря на то что вдоль не было никаких ограждений, и он старался ступать очень аккуратно, держась за каменную кладку, будто это его как-то спасет, если он все же кувыркнется вниз. Вообще будет забавно. Иногда он представлял самые нелепые варианты своей смерти, особенно вдохновение нападало в моменты, когда он был вместе с Одасаку и Анго, последний так вообще бесился из-за этого, совсем не разделяя черного юмора товарища.  Осаму уселся на ступенях повыше, вытянув ноги, но так, чтобы не доставать до воды. Прислонился боком к камням. Даже стало как-то легче. Чуя прав, думая, что он полный идиот. Сейчас бы развалиться дома прямо на энгава, таращиться на пруд, на чертова безголового тануки и писать историю о том, как солнечный удар волею судьбы перевернул чью-то жизнь, пусть само по себе событие – типичная невнимательность к условиям погоды, но его личный солнечный удар, который шарахнул вчера, не давал Дазаю встать и уйти, ведь он отчего-то не сомневался, что свет попался в ловушку тени. Он откинулся на ступени спиной, таращась в небо и обмахиваясь веером. Сжал веки лишь для того, чтобы потом перед глазами не плясали рыжие пятна, он не против, но конкретно одного, которое сейчас явно рискует упустить, пока валяется тут.  Наматывая собственные отросшие пряди волос на палец, Дазай поэтапно фантазировал на тему того, как мог бы прям на той веранде силой взять Чую. Не факт, конечно, что удалось бы сразу так его зажать, он явно попытался бы спасти свою шкуру от преследующего его психа, но Осаму почему-то был уверен, что стоило бы коснуться губами пары чувствительных мест, и он сразу бы сдался, только и подставляясь под его руки. Не испытывая ни к кому за всю жизнь реальной и искренней привязанности, Дазай и в этом случае рассчитывал удовлетворить свой временный голод, но отчего-то казалось, что потом зияющая дыра станет еще больше, правда, чего ему пугаться, он и так вечно куда-то проваливается в своих мыслях, а они сводят с ума, так что он бы согласился на то, чтобы осталась одна пустота. В ней нет ни плохого, ни хорошего.  – Я и в самом деле поверил сначала, что ты ушел, – голос рядом раздался не сказать, что прям неожиданно: Дазай, пребывая где-то в пограничном состоянии между обмороком от жары и своими видениями неизвестного происхождения, из которых он даже успел собрать новую историю, ощутил, что кто-то спускается по ступеням, но, признаться, честно решил, что это какой-нибудь блюститель порядка заметил его и собирается прогнать.  – Мне прям любопытно даже узнать, что такое могло привлечь твое внимание, что ты решил посмотреть вниз, где обнаружил меня, – хмыкнул Дазай, закрываясь от солнца рукой и приоткрывая глаза. Чуя сидел рядом с ним на ступеньках, прижимая к себе какую-то связку документов.  – Чистая случайность.  – Судьба?  – Не верю в такое.  – Я тоже, но порой это интересно.  С трудом, но Дазай все же сел, вдыхая слегка затхлый запах, что тянулся от воды. Виски и лоб Чуи слегка блестели от пота, волосы его прилипли к шее – это все солнце. А хотелось бы самому довести его до такого состояния, разложив у себя дома на футоне. Смотрелось бы замечательно. Безголовый тануки бы оценил. Черт, почему ему раньше не приходило в голову написать какую-нибудь мрачную историю про следящего за всеми проклятого безголового тануки? Дазай аж терялся: столько идей порой посещали за раз, и он разрывался, не зная, чего он больше хочет – изложить это все скорее на бумагу, или разложить на полу молодого мужчину, что, замерев, сидел рядом, возможно, подозревая, чего от него хотят, но едва ли пугаясь. Иначе Дазай давно бы уже плыл где-нибудь мордой в реке.  – Что это у тебя? – Дазай потыкал пальцем в связку бумаг.  – Работа, – немного устало отозвался Чуя.  – Я помню, тогда в ресторане, ты говорил, что у тебя нет времени, что сроки горят – чем еще ты занимаешься?  Накахара, немного удивленный и будто бы смущенный, посмотрел в его сторону. Показалось, что он размышляет о том, говорить или нет. Определенно, доверия у него не было в сторону нового знакомого, но Дазай на самом деле был воодушевлен от того, что Чуя не удрал, а сидел сейчас рядом с ним, и мерцала слабая надежда на то, что он не будет вести себя, словно злобный дикий лисенок.  – Ничего особенного, – отмахнулся он, отворачиваясь в сторону и наблюдая, как мимо проплывает лодка, создавая легкую рябь.  – Не хочешь, не рассказывай, – совсем без обиды отозвался Дазай, снова ложась на жесткие ступеньки теперь уже боком – неудобно, но так получался интересный угол обзора для наблюдения, тем более что Чуя то и дело ожидал от него какого-нибудь подвоха, поглядывая с опаской, но опять же – не убегал! – Впрочем, хочешь, я угадаю?  – Воздержись, я тебя умоляю, – его передернуло, когда Дазай положил руку на распрямленное колено, и было непонятно, конкретно к чему относилась эта фраза.  – Все, что хочешь!  – Я возвращаюсь домой. Ты можешь тут валяться и дальше, меня это не особо волнует…  – А разве мы с тобой никуда не сходим?  – Чего, блядь? – вот теперь точно, скорее всего, дернулся от того, что пальцы сжали колено, мгновенно прощупав все косточки.  – В честь знакомства! – не унимался Дазай, резко садясь и оказываясь прям перед ним. Бежать – только вверх по лестнице, а начнет отшатываться, рискует свалиться в канал. – Я даже сам за себя заплачу!  – Боже, да я в жизни бы не дал тебе пить или есть за мой счет!  – А список твоих отрицательных качеств пополняется, но он как-то меркнет, если смотреть на все остальное, – Дазай просто не мог удержаться: Чуя на солнце, слегка взмокший и какой-то замученный, будто кирпичи там в консульстве таскал, казался слишком соблазнительным, но даже не для того, чтобы сделать в ним все то, что успел Дазай уже нафантазировать себе, начиная со вчерашнего дня, а просто чтобы поцеловать. Прекрасно понимая, как выбесит его снова этим, он притянул его быстро к себе за подбородок, но целовал в этот раз не столь напористо, а будто стирал языком с губ солоноватость и тепло летнего зноя. Осаму внезапно пронзила опустошающая мысль о том, что во всем происходящем таится какая-то обреченность, и потом ему больно будет обо всем этом вспоминать. Ощутив, как это осознание остро кольнуло, пронзив насквозь, он с судорожным вздохом, привлекая ближе, вдавил пальцы в затылок Чуи, который уже и без того пытался упираться ему в грудь руками, чтобы отпихнуть, но получалось у него плохо: боялся сделать резкое движение и слететь с лестницы, хотя, наверно, больше его волновало то, чтобы документы не упали с колен; Дазай поставил себе задачу заставить его ответить ему, разве что место не совсем подходило, о чем Чуя пытался цедить сквозь поцелуй, злобно так, кусаясь и ругаясь, но все же пуская его к себе в рот. Дазая это все только приводило в восторг, и он, почти подавив в себе странное ощущение, что пугающе охватило его миг назад, решил перевести дух, напоследок проведя губами до скулы по раскрасневшемуся лицу.  – Мудак, да что же ты творишь?! – Чуя тут же принялся тереть щеку. – Совсем охуел? Тут все видят! Я не хочу, чтобы ко мне докопались, мне не нужны неприятности из-за тебя, дубина!  – Да никто тут не видит. Все мимо ходят, жарко, подумают, что мерещится. Разве что сидеть тут – у меня зад уже закостенел, и камни эти жутко горячими стали, – Дазай, слегка пошатнувшись от резкого движения, поднялся и принялся тянуться, разминая кости. Под бинтами было жарко, но он поправил их и просто смирился. – Пойдем, Чуя-кун.  – Никуда я с тобой не пойду, извращенец.  – Ты от жары весь пошел бурыми пятнами, или тебе так понравилось, что и сказать не можешь, а оно все на твоей коже читается?  – Придурок, ты чего несешь?  – Ты, как минимум, не скинул меня в реку – у меня есть шанс.  – Много возни – спихивать тебя туда.  – А я бы столкнул тебя, было бы забавно.  – Начинаю верить в проклятия. Точно. Иного объяснения нет. Меня кто-то проклял – и явился ты.  – Я бы назвал это благословением!  – Катись в ад!  – Знаешь, я где-то читал, что в скандинавской мифологии в аду холодно, такая погода – я бы не отказался, если честно.  Чуя всмотрелся в него, щурясь от солнца. Затем встал на ноги и поднялся на несколько ступенек, чтобы быть выше Дазая.  – Мне уже реально похуй, чего ты ко мне привязался, но у меня более нет времени с тобой возиться. Я возвращаюсь домой и буду очень рад, если ты съебешься, – он принялся подыматься наверх, и Дазаю пришлось нагонять. Его, конечно, развлекала реакция Чуи, но эта упертость, если честно, начинала слегка изводить. В другой раз бы он потерпел, но на жаре, голодный, немного сонный и по собственной глупости распаленный после этого навязанного в очередной раз поцелуя Дазай уже не готов был терпеть строптивость этой лисицы.  Чуя, поднявшись наверх, тормознул, опустив свою ношу на дорогу и проверив, все ли хорошо перевязано, чтобы не растерять. Осаму замер возле него, глядя на другой берег. Его внимание привлекла сцена, где молодой мужчина, японец, которому, наверно, было жуть как жарко в пиджаке, стоял в каком-то нервном приступе недалеко от Гранд Отеля, словно боялся подойти ближе, и будто бы кого-то ожидал, обмахиваясь книжицей. Далее в еще более раздраженной манере стал бродить туда-сюда, а затем из-за угла к нему подбежала девушка, одетая в простое, но делающее ее крайне изящной и чуть ли не парящей, кимоно, что-то быстро сказала и довольно-таки ловко помчалась дальше, стуча гэта.  – Что там такое? – Чуя глянул чисто из-за того, что Дазай уж слишком пристально наблюдал за вроде бы не такой уж необычной сценкой.  – Как ты думаешь, из-за чего она так шустро удирает?  – Откуда мне знать? – Чуя без всякого интереса проследил взглядом за девушкой. – Может, просто куда-то торопится, по виду похожа на служащую отеля, они тут часто ходят.  – Где ваша фантазия, Накахара-сан? – Дазай уперся локтями в ограждение, продолжая наблюдение. – А спорим, что сейчас здесь покажется довольно странного вида мужчина, который похож на душевнобольного, а ко всему прочему еще и будет завернут в одеяло? Спорим?  – Да что за бред…  – Спорим? – не унимался Дазай, хватая его за руку и указывая свободной рукой на другой берег.  – Да ты… Перегрелся совсем, что ли? Ай, не дергай меня так, ну, спорим! Если не так, ты отвяжешься от меня!  – Отлично! А ты исполняешь мое желание!  – Ты что, маленький? Да хватит меня дергать, плевать, согласен, все равно… Да, ебаный…  Чуя аж отшатнулся, видя, как из-за угла действительно появилось нечто странное, выряженное в серое юката, что сидело на нем так, будто он перед этим по земле скатился откуда-то с горы, а сверху еще кое-как было накинуто плотное покрывало, под которым явно можно только сдохнуть в такую жару, ремешок на его правом дзори был порван, из-за чего этот несчастный как-то еще и странно припрыгивал, в итоге эффектно так развалившись посреди дороги, распугав нескольких прохожих. Стоящий ранее возле угла мужчина, воззвав все свои бессмысленные мольбы к небесам, отправился подымать этот нелепый кокон; отодрать его от земли оказалось не так уж легко, но, видимо, окончательно взбесившись, самый более-менее адекватный участник действия рывком поставил своего, как надо понимать, знакомого на ноги и потащил обратно в сторону набережной, возмущенно что-то вещая, но конкретно слова было трудно разобрать из-за городского шума. В смятении наблюдая за разыгравшейся сценкой, Чуя повернулся к Дазаю, глядя на него в гневе, но и все же с трудом скрывая что-то отдаленно похожее на восторг.  – Ты… Блин, я не поверю, что ты мог отгадать!  – Нет же, Чуя, какой отгадать! И, опережая твои вопли – нет, и предсказывать я не умею! А все здесь! – он показал пальцем на голову. – Я только что выдумал его, и он воплотился жизнь. Это все мой дар писателя.  – Сомнительно. Максимум, что в тебе есть – дар бесить людей, и владеешь ты им в высшей степени замечательно, – Чуя оглянулся, но странная парочка уже давно скрылась из виду.  – Не важно, но ты успел подписаться на спор, и я победил.  – О, сука, я… Это все не считается!  – Как же! Все было честно. Не отпирайся.  Он недовольно с шумом выдохнул через нос, бегая глазами по улице, явно пытаясь придумать, как бы избежать своей участи, застыл взглядом на здании консульства, будто искал там спасение, мимолетное жалея о том, что, выйдя оттуда не сбежал, с другой стороны, куда бежать? – Дазай знал, где его найти, вот так подстава!  – Ладно, давай с этим покончим, и ты отвяжешься от меня, – он приподнял ногу, чтобы подпереть коленом, вываливающееся из его объятий документы – держать их так было совсем неудобно, но веревка, которой они были перевязаны, резала руки из-за тяжести. – Что ты хочешь?  – Не посчитай меня не особо оригинальным, – Дазай чуть ли не смутился, – но я был бы не против пойти к тебе и поесть чего-нибудь.  – Что? – документы снова едва не выскользнули из рук. Чуя и сам не знал, чего от него ожидать и морально готовился к самому бесящему для себя исходу, а тут такое. – Ты перегрелся, что ли?  – И это тоже. Ты же вроде как в курсе, что меня недавно выписали, это, знаешь ли, не так легко дается – сразу устраивать забег по улицам. И я со вчерашнего вечера толком ничего не ел. Умереть от голода – на такое не хочу подписываться.  Показалось, что Чуя даже выдохнул с облегчением, поняв, что не грозит ему особо ничего страшного. Дазай про себя усмехался, хотя в самом деле подразумевал то, что подразумевал, однако это было, по сути, предлогом, чтобы провести с ним еще некоторое время. Слишком много противоречивых ощущений скопилось за это утро, и с каждым разом становилось все интереснее. Как только окажется дома, то сразу же начнет делать наброски, благо хорошая память помогала сейчас все держать в голове. Конечно, он мог бы воспользоваться ситуацией и стребовать с Чуи не такую сущую мелочь, учитывая, что он жалел о том, что не дошел до того, чтобы забраться руками ему под рубашку, пока они сидели там внизу. Дазай дивился немного своему желанию ощутить его именно в физическом плане, но не находил в этом ничего странного, считая это частью постижения человека. Только уж больно это затягивать начало. Впрочем, он готов из любопытства и развеивания скуки, что – чего скрывать, не отпускала его последние месяцы – зайти так далеко, как получится. В конце концов, будет не так одиноко.  Так что теперь Дазай мог на полном праве брести за ним следом и надеяться, что все же не сдохнет по пути на жаре.  Надо сказать, Накахара был в этом плане куда выносливее. Шага не сбавлял, несмотря на то что местами приходилось идти в горку, ноша в руках его напрягала разве что-то неудобным для носки форматом, а никак не весом. Дазай же уже не мог так легко не отставать от него. Сейчас все было против него: погода, обувь, собственный организм. Мори-сенсей сделает ему выговор, если узнает, что Осаму совсем не заботится о себе, учитывая, сколько врачи потратили сил на то, чтобы привести его в чувство. Впрочем, в этом плане он всегда был эгоистом. Уже не так далеко от дома, Чуя чуть сжалился и сбавил шаг. Он может даже радоваться. Дазай так замучился, что даже рот открывать особо не было сил, а того вдруг потянуло поговорить:  – Ты чем-то болен или что с тобой? – в вопросе явно проскальзывал намек на бинты, что торчали из-под одежды.  – А ты разве не слышал, что несли мои друзья в ресторане? – переводя дух, спросил Дазай.  – Мне как-то не до этого было.  – Ну, конкретно, в этом случае – большая кровопотеря, – Дазай изрек это с таким видом, будто это его типичное повседневное и веселое времяпрепровождение – истекать кровью.  – Из-за чего? – Чуя, кажется, в самом деле не чувствовал подвоха.  – Вскрыл вены.  – На хрена? – с каким-то оттенком наивности спросил Чуя, повернув голову в его сторону.  – Странный вопрос, – хмыкнул Дазай. – Мори-сенсей, однако, тоже мне его постоянно задает. Зачем люди пытаются покончить с собой?  – Понятия не имею. У меня такие мысли не возникают.  Честно признаться, Дазай не знал, что именно ему ответить. Говорить о том, что ему вечно мерещится какая-то чертовщина, он не намеревался, к тому же дело было не только в этом. Идея пойти разбить себе голову об что-нибудь порой нападала спонтанно и служила словно вызовом, и он принимал его с воодушевлением и азартом, не испытывая при этом какого-то отчаяния или чего-то подобного, что обычно способствовало принятию решения уйти из жизни. В некоторых религиях это считалось грехом, но Дазай был избавлен от подобного гнета, поэтому в самом деле порой находил такие моменты подымающими его полутрупный дух. Даже последняя неудавшаяся попытка не несла в себе каких-то мучений, было что-то в духе: «А дай-ка я полосну себе по венам! Запястья что-то больно бледные, надо бы придать им цвета!». Хотя есть подозрение, что тогда так считали бутылки сакэ, что он успел к тому моменту в себя влить. Правда, были моменты более мрачные, когда Дазай в самом деле во всей черноте своих мыслей, не совсем разбирая, что реально, а что нет, мог идти и глотать яд. После такого случая он иногда замечал, как у Анго дергается глаз при виде его. Вот уж он устроил тогда развлечение своим друзьям. Наверно, они вообще удивлялись, как он еще в состоянии ходить, учитывая, что творит со своим здоровьем.  В итоге они так молча и вернулись в дом, и Дазай наглым образом сразу же поскакал на уже знакомую веранду, на которой кто-то успел прибраться. Чуя что-то крикнул ему вслед, но сразу за ним не пошел. Все журналы и книги отсюда убрали, зато на столике стояли свежие цветы. Красные и белые лилии. Осаму покружил вокруг них, вдыхая аромат, и подумал, что кто-то истинный садист, раз решил оставить их тут задыхаться в духоте. Это уже настоящее убийство, вот тут он выступает категорически против. Не потому, что в нем внезапно очнулся пацифист, просто больно цветочки было жалко. В саду они смотрелись куда лучше.  Чуя явился в тот момент, когда Дазай стоял у распахнутых стеклянных дверей, разглядывая цветы в саду, что еще не постигла жуткая участь.  – Я попросил на кухне, чтобы что-нибудь подали. Здесь, правда, готовят только европейские блюда.  – Я не привередлив.  – А я бы и не стал тебя спрашивать.  Дазай обернулся к нему. Стоит – немного в нерешительности. Вроде и хочет уйти, и в то же время не решается. Осаму, словно наяву, ощутил, как воздух становится чуть прохладнее, отдавая свежестью реки и хвои, а где-то в горах пронзительно красиво пели птицы, вырывая окончательно из реального мира. Вода в той горной реке ледяная, но в нее приятно летом опустить уставшие ноги – он будто бы сам ощущает, как камешки слегка режут ступни – какое блаженство! – приятно было бы Чуе, если бы он сейчас в самом деле – как в его фантазиях – ступал босиком в реку, чуть приподнимая полы кимоно, хотя до воды оно и так не достает, и все же – так смотрелось интереснее, живее, естественнее. Дазай еще не успел придумать, куда именно он идет, к хорошему или плохому, он просто ловил блики солнца, что отражалось в воде, старался глубже вдохнуть свежий воздух и запечатлеть это видение, чтобы потом добавить конец, где эта сцена может стать или началом чего-то поэтичного и еще более живописного, или же последним мигом счастья и умиротворения перед тем, как весь этот лес сгорит к чертям.  – Ты уверен, что ты долечился?  Когда Дазай включился обратно в реальность, обнаружил, что предмет его выбивания из адекватности стоит уже совсем близко к нему, смотрит снизу вверх пытливо, явно думая о том, как придется выносить тело, в случае если этот придурок вдруг тут отключится навсегда, и все же по глазам немного видно, что взволнован.  – А что? – Дазай смотрел уже более осознанно, но частично в голове прокручивал уже иную картину, так, про запас.  – Не первый раз вижу, как ты впадаешь в ступор, я не разбираюсь во всей это херне, но любой скажет, что это ненормально. Здесь жарко. Мне не надо, чтобы ты еще и в обморок грохнулся от перегрева, впрочем, как хочешь, можешь подождать в столовой, туда все принесут, а мне пора заняться делами.  – Так ты не составишь мне компанию?  – Да с какого хера? На это я не подписывался. Ты попросил тебя накормить, а не сидеть рядом в этот момент с тобой, – что ж, стоило признать, что Чуя отыграл раунд, сравняв счет, но Дазай ведь еще не был на пути прочь из этого дома, так что шансов не терял.  Чуя в самом деле не стал с ним сидеть, когда с кухни принесли странно пахнущий суп, и Дазай даже уже подумал о том, что, возможно, он все же начнет воротить нос, но недооценил свой собственный жутко голодный желудок, и спорить более с ним не стал. Да и не такая уж это была гадость, что-то мясное, но овощи – та еще ерунда. Да и Дазай как-то больше был занят тем, что все выглядывал из комнаты, ловя взглядом носящегося туда-сюда Чую. Чего он развел такую бурную активность во время, когда шевелиться лишний раз не хочется, понятно не было, но зато можно было за ним понаблюдать. В какой-то момент он вообще пропал из виду, и Дазай сник, но не бросился искать его по всему дому. Вернулся на веранду, вообще вел себя как-то дико скромно, скорее, даже пришибленно – все жара виновата, и засел в кресло. Тело требовало отдыха и сна, но последнее – Дазай не настолько устал, чтобы позволить себе расслабиться в чужом доме. Людям он не особо привык доверять. Вот и сидел себе тихонько, обмахиваясь веером, да и то потом рука устала – отшвырнул его на столик, тяжело вздыхая.  Спустя некоторое время по шагам он определил, что его таки решили почтить визитом.  – Я надеялся, что ты уйдешь сразу.  – До дома будет тяжело идти в такую погоду. Тебе меня совсем не жаль? – Осаму даже не повернулся к нему, глядя на улицу расфокусированно.  – Не напрашивайся, наймешь рикшу, не обеднеешь, а у меня нет ни капли жалости к тебе, учитывая, что ты достаешь меня со вчерашнего дня.  Дазай изогнулся, чтобы посмотреть на Чую. Он был слегка взмокший, отросшая челка его налипла на лоб и влажными прядками тянулась к шее – ощущение, будто он по улице по холмам носился, но самым забавным Осаму показалось то, что остальную часть волос он закрепил на затылке карандашом, кончик которого сейчас торчал с левой стороны, и Дазай тут же вспомнил кандзаси, что продавал тот странный дед – Чуя точно убьет его, если Дазай предложит вставить ему нечто подобное в волосы. Ладно, это он оставит при себе.  – Ты чем-то занят? – Дазай решил сменить тему.  – Работаю, блядь, не видно, что ли? – Чуя глянул на него, словно тот был сущим болваном, впрочем, Дазай в самом деле отдаленно представлял, в чем именно заключаются его обязанности, да и размышлять об этом не хотел. – Мне с тобой некогда возиться…  – А когда будет время? – тут же подловил он его, получив в ответ гневный взгляд.  – Никогда.  – Надо было мне загадывать какое-то более значимое желание, – будто бы с сожалением сказал Дазай, – но это было бы не так интересно, если бы я завоевывал твое расположение через силу.  – Какое расположение? Я жду, когда ты свалишь. Сейчас же.  – Как скажешь, – оставалось лишь вздыхать, но Осаму вдруг подумал, что сейчас действительно лучше отступить; Накахара Чуя, кажется, слишком уж ответственно относился к своим обязанностям, все его внимание было сконцентрировано именно на этом, и гостя он выпроваживает не только из-за того, что тот дико ебет ему нервную систему. Правильным будет подловить его вновь, когда он будет более расслабленным, к тому же, если уж так честно, Дазай и не знал, что с ним делать. Ну да, с утра гонялся за ним, и тут вдруг озарило – а что дальше-то? Не совсем так, конечно, просто присутствовало некое смятение, даже легкий страх – если он захочет потащить его за собой, если сможет утянуть – тогда Чуя и сам коснется его собственной жизни, мог ли он себе это позволить? Оградиться от него в таком случае или? Или.  Дазай уже в самом деле собирался двинуться на выход, как увидел, что Накахара насторожился – снаружи слышно было, как на территорию дома въехал автомобиль. Он нахмурился, выходя в коридор и злобно поглядывая на Дазая, который не особо-то и шевелился, все зачем-то оглядываясь на веранду, а уже, когда оказался в холле и дверь раскрылась, то смог воочию лицезреть хозяина дома.  Вошедшим был уже не прям молоденький, но все еще полный сил мужчина крайне приятной наружности, одетый не то чтобы официально, но в такую жару он не снимал с себя пиджак и даже не ослабил узел галстука, разве что свои длинные, струящиеся словно шелк, черные волосы забрал сзади в хвост, дав шее хоть какую-то возможность дышать, а в руке его был сложенный японский зонтик от солнца, который он, скорее всего, таскал с собой в качестве аксессуара, нежели ради того, чтобы иметь возможность использовать.  – Чуя-кун, планы изменились, я решил прибыть раньше, завтра рано утром отбываю в Токио, честно говоря, не нравится мне такая спешка, но, боюсь, иначе не получится, придется тебе здесь присмотреть за домом, – к некоторому удивлению Дазая, что не мог отодрать от него глаз из своего ни на секунду не замирающего писательского любопытства, тот говорил на японском, да жутко сносно, как можно было судить всего лишь по одной этой фразе. Он даже не сразу обратил внимание на постороннего человека, чуть отходя в сторону, пропуская в дом какого-то японца, что внес следом за ним неопознанного вида коробки, сразу три штуки, ловко так протащил, а они явно были не легкие. – Если успею, я поработаю с архивом, но, скорее всего, тебе придется самому разбираться. Справишься? Да и там много старых записей, к сожалению, мои попытки читать иероглифы на старых письменах часто оканчиваются провалом, а ты явно лучше меня с этим справишься. Я понимаю, что это совсем не наша работа, но мадам Лантье так просила! Это определенно поможет ей в ее работе над книгой, будет очень жаль, если она покинет Японию ни с чем.  – Мсье, куда это поставить? – раздался голос того японца из дальней комнаты.  – Бросайте все там, Хамасаки-сан, я сам разберу, – мужчина, который до этого все свое внимание обращал исключительно к своему помощнику, наконец-то чуть повернул голову, увидев в проходе в столовую постороннего, и слегка растерялся, глядя на него во все глаза.  Дазай чисто на автомате отвесил неглубокий поклон, тоже разглядывая его теперь уже в упор, пытаясь утихомирить внутри бурю из обрывков историй, что немедленно оживились, почуяв очередную свежатину. Почему-то захотелось написать о нем что-нибудь в трагичном ключе, так, чтобы за душу брало, не сейчас, но Дазай сохранил бы эту идею в голове, может, даже не в качестве главного героя бы его пустил, но точно бы уделил достаточно внимания. И еще – добавил бы чего-то скрытого, таинственного, того, что всегда заканчивается плохо.  – Рандо-сан, а, – Чуя замялся, не зная, как реагировать на то, как эти двое рассматривали друг друга, – он уже уходит, это…  – Твой знакомый, Чуя-кун? – голос звучал удивленно, недоверчиво, но мужчина вдруг совершенно искренне проявил ответную учтивость, склоняясь в поклоне, да не так, как это делали местные иностранцы, что аж смешно становилось от их неуклюжести, а довольно изящно, будто с детства тренировался.  – Нет, что вы!  – В этом доме редко бывают посторонние. Артюр Рембо, – и он уже протягивает руку в привычном для себя жесте, на что Дазай реагирует не сразу, но только лишь потому, что следит за Чуей. – Я сотрудник французского консульства, советник, хотя это не совсем моя основная деятельность, – немного почему-то смущенно произнес он, – зато открывает много возможностей. А вообще занимаюсь исследованиями в области истории на территории Японии.  – Занятно, – Дазай смотрит с интересом и подозрением, а потом спохватывается: – Дазай Осаму.  – Очень приятно, – Рембо осмотрел его с ног до головы, повернувшись к Чуе. – Не знал, что у тебя в самом деле тут есть знакомые.  – Он не знакомый, – Чую, кажется, жутко бесит такое предположение. – Зашел извиниться за вчерашнее. Это из-за него мне пришлось отработать лишнюю смену, – даже не пытался ничего скрыть, это Дазая подивило и насторожило одновременно. – Эм, по-моему, вы уже задержались, – Чуя свой источник проблем чуть ли не под локоть хватает, чтобы поскорее выставить, но того тоже просто так не сдвинуть с места.  – Очень любопытно было узнать, кто живет в таком доме, – прямым текстом выдал Осаму. – Я в самом деле доставил некоторые неприятности. Только вот прощения так и не получил.  Накахара сильнее вонзил в его плечо пальцы, как бы намекая.  – Уверен, любые недоразумения можно решить. Что ж, интересно было хоть кого-то нового здесь застать. Мы живем несколько уединенно, мне нравится, что из-за сада дом выглядит необитаемым, поэтому я и решил его снимать. Хорошо, Чуя-кун, нам надо будет многое обсудить перед моим отъездом, я даже еще не могу сказать, сколько на это уйдет дней. Проводи гостя, а потом я тебя жду.  Чуя пробормотал что-то вроде «сам проводится», но все же не сразу покинул холл, он все так же удерживал Дазая за локоть, словно боялся, что тот может выкинуть что-то нехорошее, а потом стал подталкивать к выходу.  – Эй, лисенок, не утруждай себя, сам путь найду, – Дазай извернулся, умудрившись потрепать его по волосам, за что едва не получил по носу, благо отдых и сносный очень поздний завтрак, если его можно было таковым назвать, все же немного оживили его и вернули силы вовремя реагировать на опасность.  – Сука, не смей! – прошипел Чуя. – И вообще не появляйся в этом доме более! Рандо-сан настороженно относится к незнакомцам, не хочу, чтобы он потом мне что-то выговаривал. Держись от меня подальше, не до тебя. Будем считать, что инцидент в ресторане был исчерпан! Мсье Мессадье, escortez-le, s'il vous plaît!  Дазай и не заметил, что местный дворецкий тут уже притаился, и Чуя в самом деле оставил его ему на растерзание. Осаму не стал сопротивляться, когда его учтиво, но с нажимом стали вновь провожать к дверям. Мсье Мессадье плохо говорил по-японски, в основном знал какие-то отдельные общие фразы, что, однако, не мешало фальшиво зачем-то благодарить за приход; Дазай немного повеселился, заставив мужчину раскланяться перед выходом, тот вроде как и хотел соблюдать традиции страны, в которой судьба вынудила его оказаться, но и выходило у него уж слишком неловко, и кланялся он слишком низко и неуклюже, явно мечтая поскорее выпроводить этого навязчивого японца, что так смущал его, из-за чего он столь быстро закрыл за Дазаем дверь.  Господи, это же просто ужасная жара! А в доме не чувствуется так сильно! Дазай вскинул голову вверх, прикрывая глаза от солнца. Тело снова пронзила усталость, захотелось прилечь, но спать в такую погоду, что там говорил буквально вчера Ода? Можно было, конечно, проявить наглость, вдруг бы его отвезли – машина, стекла которой сейчас протирал шофер, смотрелась крайне заманчиво, но Дазай сунется обратно только если ради Чуи, в остальном – просить и унижаться он не собирался.  Шагая по дорожке, стал нащупывать на поясе веер, чтобы хоть как-то спастись, и в недоумении замер, опустив глаза вниз. Черт, блядь… Чуя так скоро выставил его, когда явился этот его Рандо-сан или как там он его называл, что Дазай и не подумал о том, что начал уже процесс раскидывания собственных вещей по чужому дому, как бы намекая на то, что собирается тут обжиться. Вот уж идиот. Веер его так и остался лежать на столике на веранде. Мозг тут же смекнул, что это будет отличным предлогом вернуться в дом снова, но повод увидеть Накахару еще раз нужен был теперь куда более весомый, это все даст ему лишь мгновения созерцания, так что своим имуществом, которое способно помочь ему дойти относительно живым в такую погоду до дома, он раскидываться не желал.  Мысленно чертыхаясь, Дазай быстро смекнул, как выйти из ситуации, но все же был крайне недоволен собой. Ему не хотелось тревожить хозяев, а Чуя вряд ли высунет свой нос, так что он решил, что разберется со всем сам. Тем более – делов-то!  Дазай свернул с дорожки, пробравшись в дальнюю часть сада, стараясь сильно, на всякий случай, не выдавать себя стуком гэта, впрочем, тут никто и не ожидал от него подобной наглости, так что он без приключений обошел дом, на всякий случай, поднявшись на каменное крыльцо, прибегнув к высшей степени конспирации – разулся. Он помнил, что двери на веранде так и остались открытыми, он просто заглянет туда, заберет веер и тихо уйдет. В голове, несомненно, возникли всякого рода мыслишки, и ради новых ощущений он вполне мог бы проникнуть в дом и втихую там побродить, быть может, чего полезного еще для себя выведать, найти комнату, где обитает злобный лисенок, потому что такой херней он прежде не занимался, в чужие дома, да еще и иностранцев, не влезал, не врывался, и было бы забавно увидеть рожу Анго, скажи он ему об этом по секрету. Тот сразу начал бы вопить что-нибудь о международном скандале. И вообще Дазаю для вдохновения очень уж не хватает всяких экстремальных ситуаций! Было кое-что по ранней сопливой молодости, но уже давно не в счет. Он бы очень мог расширить таким образом свои возможности, описывая живые сцены, полные риска и азарта. Он и так мог это сделать, воображение позволяло, но на собственной шкуре испытанное – оно как-то всегда лучше потом воплощается на бумаге.  Правда, в один момент Дазаю стало уж совсем не до приключенческих историй. Он был погружен в свои мысли, однако не терял бдительности, подкрадываясь ко входу на веранду. Вовремя замер, иначе бы точно попался на глаза. Не сразу, но это явно было бы последним, чего он сейчас желал. Хотя насчет желаний – вот сейчас, в этот момент, крайне насущный вопрос! Чертов веер! Почему он сейчас так далеко, когда в жар бросило еще сильнее? И ведь даже не заберешь, потому что прямо на этом чертовом столе, прислонившись, расположился Рембо, чьи пальцы сейчас тянули рубашку Чуи из-под брюк, забираясь под нее и оглаживая медленно-вязкими движениями по спине. Он откинулся назад, утягивая своего помощника за собой, целуя в губы, при этом не встречая никакого сопротивления. Даже стоя на улице, затаившись, Дазай прекрасно улавливал звуки сбитого дыхания, и сейчас четко мог идентифицировать, что то, что звучало громче, принадлежало именно Чуе. Как хорошо отсюда было видно, как он запрокидывал голову назад, прикрыв глаз, позволяя оставлять легкие поцелуи на своем подбородке, на шее; Рембо что-то бормотал, словно на смеси французского и японского, и Дазай едва смог разобрать нечто похожее на то, что эти двое нормально виделись только вчера утром. Чуя же особо не болтал, его волосы по-прежнему липли к его лицу, но карандаш уже давно был вытащен из плотного рыжего жгута, и Рембо сминал их пальцами на затылке, свободной рукой расстегивая на Чуе рубашку и тут же оглаживая его бледную грудь, из-за чего Накахара изгибался, подставляясь еще больше под поцелуи и открывая рот, словно птенец клюв, требуя поскорее насытить его.  У Осаму горло сдавило от этой сцены. Он не был ни шокирован, ни смущен, он… Просто не подумал о таком исходе. Скорее, просто не успел, потому что слишком хорошо знал свою фантазию, и она бы точно дошла до подобного, и он уже перед глазами мог явить себе сцены куда более развратные, нежели эта сплошная невинность, но в его представлении, что сложилось столь быстро и ошибочно, все было не так. И не потому, что он в любую свободную минуту представлял себя вместо Рембо, который сейчас зажимал меж своих бедер Чую, что зарылся к нему обеими руками в волосы, распустив их, и целовал его так, будто хотел что-то вытянуть изнутри, а просто в его голове был Чуя, к которому никто еще не успел прикоснуться.  Кажется, все будет сложнее, чем он себе представлял. Вторгаясь столь внезапно в чужую жизнь, он как-то не подумал о том, что, возможно, там может быть уже тесно. Однако ж знакомые ощущения. Уже такое бывало. Когда он находил будто бы кого-то, кто вызывал у него интерес, может, даже был близким по духу, а затем оказывалось, что он лишний, и тот человек, в принципе, уже окружен теми, кто ему интересен, а ты только со стороны наблюдаешь, прям как сейчас, не испытывая даже возбуждения, лишь щемящую тоску и, наверно, какое-то эстетическое удовольствие.  Может, поэтому он так цеплялся за Одасаку и Анго, потому что они пока не стали теми, кто однажды тоже уйдет за иными людьми, которые им гораздо больше интересны, нежели некий псих, который увлекается суицидами и строчит книжечки под чужими именами и для чужих имен? Дазай не страдал никогда от жалости к себе, просто все эти вещи принимал как данное, хмурился и улыбался, смиряясь и иногда даже облегченно вздыхая, ведь один он никому ничего не должен. Да и что ему горевать от скуки, когда его то и дело уносит куда-нибудь, даже сейчас, когда большая часть внимания была сосредоточена на двух прижимающихся крепко друг к другу и целующихся в эту жару еще жарче людях, он словно бы краем глаза видел какие-то странные картины, наполненные разноцветным свечением, голосами, криками и почему-то горькой смертью.  Продолжения не последовало, от чего Дазай, наверно, все же выдохнул с облегчением, понимая, что он еще не совсем докатился до того, чтобы подглядывать вот так за кем-то, но и сорваться с места просто так не мог, не говоря уже о том, что чертов веер все еще лежал на столе. Рембо что-то сказал Чуе, чуть отстранил его от себя и, поправляя одежду, двинулся в столовую. Чуя замер, словно пытался отдышаться, а затем двинулся следом. Опомнившись, Дазай решил воспользоваться быстро моментом и прошел на опустевшую веранду, пожирая взглядом стол, словно тот мог помочь ему досконально воспроизвести перед глазами то, что он видел пару минут назад. У Осаму и в мыслях не было менять свои планы, в конце концов, Чую он может просто использовать для вдохновения, все равно бы долго все это не продлилось.  Он забрал свой несчастный веер, тут же раскрыв его. Еще мгновение назад слышал шорохи в столовой, но даже не думал сбегать. Просто развернулся, глядя на замершего у стола и пялящегося на него в упор Накахару. Рубашка его была застегнута, но все равно теперь имела слишком мятый вид. Так можно и не догадаться, в чем причина, но Дазай – сам видел. Он прикрыл лицо веером, скрывая улыбку, но глаза все выдавали. Чуя молча смотрел на него, дыша через рот, – Дазай учтиво склонился, пряча за спиной руку, в которой так и держал гэта, и спокойно вышел обратно на улицу, теперь уже точно собираясь вернуться домой.