Σχίσιμο (Схисимо)

 По дыханию на самом деле хорошо можно определить, спит ли человек. Глубоко ли спит. Дазай всю ночь до рассвета слушал мерный звук, отделив его от всех остальных, что наполняли летнюю ночь. Чуя, наверно, и сам не успел понять, что отрубился практически сразу. Сморило. Сначала дневная жара, потом Дазай со своим домашним цирком и собственной персоной его доконали. Сам он активно работал, но то и дело косился в сторону, наблюдая за тем, как все же во сне напряженное тело расслабляется, раскрывается. Чуя сначала спал, подложив руку под голову, на боку, но потом все же постепенно перекатился на спину, раскинув руки и вытянув ноги, Дазай даже в ущерб себе чуть притушил свет в лампе, чтобы не бил вдруг Чуе в глаза, потому что лицом он уже был обращен в его сторону. Хотя ему, похоже, было похрен. Дазай пару раз подходил к нему: ага, чутко он спит, хрен там. Он спокойно забрал у него первый раз уже высохшее полотенце, прогулялся смочить его и вернул на место. Спящее тело спустя пару минут почуяло живительную влагу и притянуло полотенце к себе ближе, свернувшись вокруг в него в калачик, что Дазай неотрывно наблюдал со своего места за столом, подперев подбородок рукой и тупо улыбаясь. Через некоторое время Чуя снова разбросал всего себя по футону – видать, действие холода закончилось. Забавно. Если еще раз так повторить, он снова свернется в клубок? Осаму исписал пару листов и не выдержал – он все же еще раз проверит. Не поленился – сходил снова намочить полотенце холодной водой, хотя оно еще толком не высохло, разве что нагрелось от тела; чай заодно себе заварил. Вернувшись – подложил мокрую ткань обратно, и уселся вкушать чаек и наблюдать представление.  Приятный вкус чая матча расползался по языку, а Чуя тем временем во сне снова тянулся к источнику прохлады. Так трогательно, конечно. Можно так всю ночь развлекаться. Интересно, Чуя знает, что с ним можно проделывать такой трюк? Когда он сворачивается в комок, его коленки невольно оголяются, выглядывая из-под юката, и Дазай решает лишний раз не таращиться, а то его выдержка покатится к чертям. Он и сам себе удивляется, в том смысле, что столь бурно реагирует на такие детали. Мужчины прежде не привлекали его настолько именно в эстетическом ключе. Хотелось бы знать, насколько глубок интерес одного сотрудника французского консульства к Накахаре.  Эти мысли не отпускают его до самого момента, когда рассвет уже вовсю раздаривает свои лучи земле, мол, заждалась? А вот и я! Осаму не закончил свою писанину, но и ему требуется отдых. Он сделал наброски, чтобы потом добить дело, а пока сидел, прижавшись спиной к сдвинутым сёдзи и вытянув ноги, следя за тем, как просыпается жизнь в его саду. Его клонило в сон, и вообще он полный болван, что опять работал всю ночь, но это самое продуктивное время. Даже если днем делать нечего, пиши да пиши, все равно на что-то отвлекаешься. Когда Акутагава только появился у него, Дазай первым делом решил оценить его способности в области прокрастинации, и, оказалось, что парень-то к ней куда более устойчив, чем он сам. Впрочем, до идеала – Дазай всегда это знал – ему на самом деле далеко, что бы там его вечно мрачный и сладкий мальчик не думал о нем. А вот ночью эту проблему почему-то удавалось проще решать, он был куда более внимателен и сосредоточен, выдавая сразу большой объем работы. Только потом наступали неприятные последствия. Дазай иногда думал, что, может, он просто нормально не высыпается, от того все эти видения и желания убиться его посещают, что-то неправильно работает в его организме. Но в итоге забивал на это все и делал так, как ему удобно. Читать тоже любил по ночам, но пока лежал в лечебнице привык делать это днем, так как пару раз за попытку читать ночью, ему влетело от Мори-сенсея, и тот угрожал изъять у него все книги. Пришлось подчиниться и перестроиться. Не так уж было и плохо. И все же ночью работать было как-то привычнее.  Вытягивая руки вверх и потягиваясь, широко зевая, Дазай глянул в сторону футона. Чуя явно балдел. Хорошо так развалился. Сопел себе мирно, даже ни разу не проснулся. Так уж ли сильно он ощущал со стороны Дазая угрозу? Стоит задуматься и принять еще один балл в свою пользу. И вообще, чего он тут расселся?  Осаму уже не видит смысла соблюдать тишину и осторожность. Он подползает ближе к Чуе, вдвоем на футоне они поместятся, только если прижаться друг к другу, заманчиво, но это потом. Волосы у лисенка взлохмаченные, раскудрявились, и Дазай не отказывает себе в удовольствии впутать в них пальцы, а затем ласково провести по щеке, склоняясь прямо к губам. Чуя реагирует спустя полминуты, выдавая откуда-то из груди хриплый выдох и податливо открывая рот больше, из-за чего Дазая слегка срывает, и он подминает под себя сонное расслабленное тело, которое, кажется, совсем еще не осознает, где оно и кто над ним. Чуя с легким стоном чуть вскидывает бедра, прижимаясь, а Дазай только и успевает ловить носом воздух, потому что рот совсем уж занят, схватывая слабые приглушенные стоны. Охренеть, он вообще-то не рассчитывал, что его так легко вот унесет и захочется раздвинуть коленом ноги, и войти в мягкое тело глубоко, выдавливая еще более проникновенные и даже болезненные всхлипы. Едва приоткрывая глаза, Чуя отвечает на его поцелуи, пусть это и не совсем осознанно, но Осаму готов поклясться, что прежде еще не испытывал столь бурного желания никогда не отпускать чей-то рот. Хотя ему все же приходится это сделать, чисто чтобы понять, сколько еще мгновений осталось до того, как до Чуи дойдет, кого он сейчас целует, а потом сколько будет времени в запасе, чтобы увернуться от кулака в морду. О том, с кем Дазая могли перепутать, хотя казалось бы, он предпочитает не думать.  Чуя никак не может заставить себя раскрыть глаза, все жмурится; Дазай же привстает над ним, позволяя схватиться за свое плечо, и в какой-то момент Накахара все же разлепляет веки и таращится прямо на него. Хрен поймешь, чего там у него на уме, смотрит вообще будто бы без единой мысли, затем переводит взгляд куда-то в сторону и пытается чуть запрокинуть голову, словно хочет осмотреться и убедиться, что это все ему не мерещится, а хозяин дома в любой момент готов держать оборону. Наконец, на него снова переводят взгляд. Рыжий и сонный мальчик на миг поджимает губы, а потом сдавленно произносит:  – Сука, ты же обещал, что не будешь ко мне лезть! – он не пытается ни вырваться, ничего, ощущение, будто на него сейчас вновь упала вся тяжесть мира, и он не спал сладко всю ночь, обнимаясь с мокрым полотенцем.  – Ну-ну, я свое обещание четко сдержал. Помнишь, что я сказал? В течение ночи – ни пальцем. А сейчас, смотри, лисенок, уже утро, светло совсем.  – Ты просто дьявол, – у Чуи перехватывает дыхание, когда его резко целуют в белеющий участок груди, там, где распахнулось юката, а потом резко отпускают, чтобы не отхватить самому. Но Чуе пофиг, он растягивается на футоне, несмотря на наличие угрозы рядом, вытягивает руки за головой и смотрит в потолок; в какой-то момент хмурится, а потом вытаскивает из-под себя несчастное полотенце, мнет его в руках и откидывает в сторону. – Ты реально сидел здесь всю ночь?  – Я здесь работаю, если ты не заметил. Ну и ночую по большей части, – Дазай оглядывает помещение, словно сам пытается его оценить.  – И ты всю ночь сидел и писал? – Чуя скептически приподнимает одну бровь. – Впрочем, без разницы, – он садится, пытаясь немного размяться. – Скажи, чтобы мне вернули мою одежду.  – Ты уже сбегаешь?  – А по мне видно, что у меня есть желание задержаться здесь еще?  – А у тебя какие-то срочные дела? Рембо-сан очень ждет тебя? – Дазай внешне пытается казаться безразличным и не показать, что в его словах кроется желание поддеть.  – Он все еще в Токио, – Чуя поднимается на ноги и выглядывает на улицу, а Дазай едва сдерживает смех от того, как у гостя сейчас растрепаны волосы. Накахара именно в этот момент тянет руку к затылку, словно почувствовал что-то, но, скорее всего, он просто по привычке пытается примять пряди, что ему не особо удается. – Во второй половине дня меня еще ждет работа в ресторане. Не говоря уже о других поручениях. Я вообще не должен был у тебя тут застрять!  – Приходи ко мне опять, – негромко произносит Дазай, словно предлагает что-то такое обычное и кому-то с кем давно знаком, кого не возмутит и не поставит в тупик подобное предложение.  – Я еще пока умом не тронулся, чтобы добровольно на такое подписаться. Ты и сам псих, и здесь у тебя неспокойно.  – Да ну, брось, очень даже весело, да и ты неплохо выспался, не отрицай, – Дазай приторно улыбается, когда Чуя, недовольный, поворачивает к нему голову. Отрицать ему сложно. Выглядит он отдохнувшим. – А если придешь, я дам тебе почитать другие свои рассказы. Или даже что покрупнее.  Осаму вообще-то не было уверен, что этим сможет зацепить его, сказал чисто так, не зная на самом деле, чем его таким заманить, учитывая, что упираться он будет из принципа. Однако на него внезапно смотрят заинтересованно. Больше – видно, как Накахара взвешивает все за и против и, кажется, жестко мысленно спорит сам с собой. Дазай так и сидит на полу, борясь с тем, чтобы не завалиться на футон, потому что отсутствие сна начинает бить по мозгам, а еще вдруг есть дико захотелось, и девочки, наверно, уже поднялись, чтобы что-то приготовить, и только сейчас Дазай еще и вспоминает, что у них там беспокойным сном забылась Хацуё-тян – черт, про нее он совсем забыл! Анго уже должен был получить его послание, стоит ждать ответного. У него совсем сейчас нет настроя разрешать проблемы этой гейши, как бы ни было ее на самом деле жаль, но, кажется, отвязаться он не сможет, а то к чертям отправится весь его благородный образ.  – Я подумаю.  – А? – Дазай переспрашивает не из-за того, что хочет, чтобы Чуя повторил, а в самом деле не понял, к чему это было сказано, так как мысленно он все еще не расстался с Хацуё-тян, прикидывая в голове, что еще бы мог для нее сделать, возможно, с выгодой для себя.  – Насчет зайти к тебе. Хотя ты сам подкинул мне работу, на это тоже уйдет время.  – О как. Не думал, что ты так легко сдашься, – Дазай в самом деле удивлен, он растекается по футону, теребя бинты на шее и заваливается на спину, таращась в потолок – там, наверху, болтается петля. Внезапно так хочется сунуть в нее голову, он даже вытягивает руку, словно хочет дотянуться, но наличие постороннего человека в комнате отвлекает от суицидальных мыслей. Кстати, о нем. Дазай подумал о том, что допишет небольшую сцену к рассказу, что накатал ночью. Ему до боли в груди понравился этот образ дрыхнущего Чуи, и танцующий демон заглянет к нему. Это не поменяет сюжет, скорее послужит дополнительным описанием к поведению демона, к его угасающей человеческой сущности, а сам автор просто будет ловить удовольствие от описания сцены, которую наблюдал все ночь. Сплошная красота и эстетика. Петля подождет.  – Я просто понимаю, что ты тоже не отвяжешься. Не хочу, чтобы ты приходил в тот дом или в здание консульства.  – Ну, главное было дать тебе повод приходить сюда.  Чуя предпочитает никак не комментировать.  – Есть закурить? – внезапно спрашивает он.  – Не замечал, что ты куришь, – Дазай немного удивлен, он переворачивается на живот и озирается, будто в поисках, а затем, будто вспомнив, мотает головой.  – Когда бы ты успел заметить? Мы, к счастью, не так часто виделись.  – Ну, я не совсем об этом, – Осаму многозначительно прикладывает пальцы ко рту – Чуя щурится, а потом нервно вздрагивает, уже жалея о том, что спросил.  Дазай лишь ухмыляется, а затем поднимается.  – Пойду узнаю, что там насчет завтрака, заодно проведаю Хацу-тян, чтобы ты не говорил, что я тварь бессердечная. Ну и шмотье твое принесу, хотя в этом ты гораздо лучше выглядишь, – Дазай выскочил в коридор прежде, чем Чуя успел хотя бы недовольно цыкнуть.  В итоге со своим гостем он толком и не попрощался. Появление Осаму в доме девочек спровоцировало у Хацуё-тян приступ очередного слезоотделения, и просто не получилось легко вырваться. Дабы никто не усомнился в его высоких моральных качествах, Дазай так и остался с ней, выслушивая целый поток жалоб на человека, из-за которого она оказалась в таком положении. Честно говоря, Дазай не считал ее такой уж жертвой и прекрасно знал, что она сама первым делом приняла внимание этого Такахаси, но теперь уже было поздно о чем-то жалеть, и, слушая ее, Дазай, признаться, испытывал желание уже не просто обломать его по всем фронтам, но и сделать гадость. И даже не только потому, что ему было жаль эту гейшу, которая в своей трагедии не сразу поняла, на какой пусть ступает, а просто раздражал определенный тип людей. Быть может, стоит поразмышлять о чем-то радикальном в его отношении?  Он завтракал вместе с Хацуё, когда примчавшаяся Кёка-тян сообщила, что их гость все же слинял, а еще она притащила послание, что с утра передал ей Ацуши-кун. Насчет первого Дазай немного сожалел, но решил, что сейчас даже хорошо, что Чуя удрал, тем более что он явно этого и жаждал, но как-то уже не было сомнений в том, что вернется сюда. Послание же от Анго он прочел, замерев с палочками у рта. Тот, как и предсказывалось, был очень недоволен очередной выходкой Дазая (блин, это выглядело так, будто Осаму сам притащил гейшу в свой дом и решил поиграть в ее спасителя, а то, что у него просто рука не поднялась ее выставить, как-то в расчет друг брать не стал), однако предложил встретиться во второй половине дня в городе, на что Осаму покривился, так как вовсе не горел желанием выползать куда-то в такую жару, но возражать не стал, тем более что ему лень было снова связываться с Анго, а если он не пошлет ему ответ, то, значит, принял его предложение.  До своего отправления, Дазай еще немного успел поработать над ночным текстом, дописав для него задуманную вставку. Строчил он быстро, все еще вдохновленный тем, что всю ночь созерцал спящего Чую, а также сделал пометки для так и не появившегося перед его глазами Акутагавы, чтобы он это все начисто переписал. Надо сказать, мальчик себе много позволяет, прячась от него, но Осаму сейчас особо не было до него дела, поэтому он не стал пытаться его выкорчевать из домика, где он один хозяйничал, а собрался поскорее и, немного хмурый, вышел за ворота дома. Господи, ну за что такая жара? Осаму даже не стал надевать пиджак, а рукава рубашки закатал по локти, обнажая бинты, тянущиеся от запястий, хотя легче ему не стало. Прогуливаться в такую погоду – сомнительное удовольствие: все вокруг плавится и будто настроено на уничтожение живого, но Дазай любил бродить по округе. Здесь было множество небольших домов со своими маленькими садиками, всюду зелень и цветы буйно цветут, их поливают, и он бы сам не отказался, чтобы его кто-нибудь полил. Он немного прошелся пешком до храма, окруженного садом, что выглядел капельку зловеще, зато тень там была идеальная, свет не проникал сквозь густые кроны деревьев, и там внутри будто прятали что-то сокровенное. Дазай никогда не проходил на территорию, а сейчас замер возле тории, высившихся прямо перед каменными ступенями, что вели к главному зданию, что также от посторонних глаз скрывали деревья. В конце марта-апреля здесь всегда буйно цвела сакура, и Дазай иногда приходил побродить рядом, ступая по дорожкам, усыпанным розоватыми лепестками, что словно снег укрывали собой все вокруг. Дазай уже даже жалел о том, что рано закончившийся мерзкий и не менее душно-сырой сезон дождей провалялся в дурке – зелень в такие дни изумительна, глаз любуется и выхватывает оттенки, которых в любое другое время, особенно на таком солнце, не словишь. Зато сейчас здесь бурно вился асагао, демонстрируя все оттенки от фиолетового до синего, пытаясь соперничать своим буйством яркости со все еще цветущими адзисай: кустики так сильно разрослись, что стали захватывать все вокруг, и могли своим розово-синим сиянием утянуть, утащить с основной дороги, и Дазай так вот едва не убрел. Прямо в храм. Анго явно не будет рад, если он опоздает – сейчас не до исследования местности вокруг дома, и Дазай поспешил поймать рикшу, что отвез бы его в сторону Бентен-дори, где среди всяких магазинов с безделушками, фарфором, шелком и прочей ерундой, на которую легко зарились прибывшие издалека европейцы и американцы, Сакагучи давным-давно облюбовал себе небольшое кафе, куда забегал каждый раз, когда у него возникало свободное время в течение рабочего дня. Дазай не был особо в восторге от этого места, зато там подавали вкусные суши. Повар, Мидзуки-сан, был родом из Осаки и уверял, что готовит именно по оригинальным местным рецептам, особо любил даже пересказывать их, правда, Дазай обычно ни черта не понимал, что он говорит, и дело было даже не в том, что он говорил всегда только на родном диалекте, а просто в отсутствии передних зубов. Ходила даже байка о том, как он их потерял, мол, помог каким-то иностранцам, что бродили тут в округе по магазинчикам, собираясь прикупить какой-нибудь японский меч и шелка для своих жен, когда на них напали некие сомнительные личности, и тут появился воинственный Мидзуки-сан, что, кстати, вполне можно представить, учитывая его грубый самурайский вид, хотя сам он всегда говорил, что происходил из простолюдинов, и заступился за несчастных, заплатив своими зубами. Однако Анго как-то, когда приходил в кафе в очередной раз вместе с Дазаем и Одой, поделился более правдивой версией, которая была жутко банальна: был пойман вместе с чужой женой. Дазай на самом деле не видел в этом банальности. Это извечная история: люди придумывают новые направления в искусстве, меняют политические строи, ударяются в философию, услышанную и до конца непонятую, изобретают новые верования, но в чем-то остаются преданными своим желаниям. На самом деле в этом что-то было.  Только вот сейчас совсем не тянуло думать о чем-то таком: Дазай уже весь измаялся, пока его везли, и мысленно он очень сочувствовал до черна загорелому парню, что катил повозку с ним. Интересно, чем он занимается вне работы? С виду довольно молод, возможно, примерно одного возраста с Дазаем, силен, разве что на лицо страшноват, хотя едва ли мог травмировать чей-то эстетичный вкус: Дазая любых людей мог найти интересными, даже если они некрасивы или откровенные тупицы, последние вообще порой жуткий клад историй.  Учитывая, какую толпу он содержит дома, не говоря уже о доме самом, Дазай иногда старался придержать свои траты, мало ли, однако все же заплатил парню больше положенного. Пролитый по пути пот стоил того. Входя в кафе, Дазай первым делом уткнулся в Мидзуки-сана, который в редких случаях отлучался от стола, за которым готовил, он крутился возле окна, сделанного на европейский манер, пытаясь прицепить с внутренней стороны какой-то большой плакат, но никак не мог подлезть.  – Что это у вас такое, Мидзуки-сан? Рекламировать новое блюдо собрались?  – Ну, тут это не секрет, Дазай-сан, – он пинком пододвигает стул и взбирается на него. И разворачивается вместе с плакатом, прежде чем сделать еще одну попытку прикрепить его. – Как вам? Каори-тян рисовала, я за это бесплатно ее угостил. Талантливая девушка, правда, мать у нее сущая фурия, едва уговорил отпустить сюда. С такой мамашей она точно останется старой девой. Я бы сам на ней женился, но маман – надумаете жениться, Дазай-сан, прежде смотрите на родню, а то ведь потом маяться придется.  Дазай по большей части пропустил мимо ушей его рассуждения, пристально и интересом разглядывая новое меню. Да, он слышал о Каори-тян, и она в самом деле недурно рисовала, раз так аппетитно смогла передать новые творения Мидзуки-сана, и Дазай ткнул пальцем сразу в несколько картинок суши.  – Хочу вот это!  – Мгновение, Дазай-сан! – и он тут же метнулся к столу, оставив плакат так и валяться на столике у окна.  – О, Анго! – Дазай и не сразу заметил, что тот уже сидит, сжимая одной рукой кружку с холодным чаем, а другой то и дело встряхивает газету, краешек которой капризничал и не хотел выпрямляться. – А я думал, что прибуду все же раньше тебя.  – В такую жару все быстро выдыхаются, особо не поработаешь. Я решил не терять времени, – Анго кивнул в знак приветствия, краем глаза оценивая Дазая, а затем убрал от лица вредную газету и уставился на друга так, словно искал на нем новые следы попыток убиться нахрен. Тот лишь хмыкнул.  – Даже если я совершил очередную попытку, то ты все равно ничего не разглядишь.  – Я не это высматриваю. А проверяю твою адекватность.  – С этим вообще всегда проблема, смирись, – он сел рядом, кинув пиджак на свободное место. Жутко хотелось пить.  – Как к тебе попала эта гейша? – Анго внезапно сразу решил перейти к делу, и Осаму лишь пожал плечами, Мидзуки-сан придвинул к нему стакан с холодным лимонадом, и тот, почти что счастливый, сделал пару глотков. Краткий миг желания жить.  – Полагаю, пришла ногами. Как и любая другая. Как и мы с тобой, будь на ее незавидном месте.  – Дазай!  – Что? Ты спросил – я ответил. И вообще я все тебе разъяснил в записке.  – Разъяснил. Ты, по сути, скинул все на меня. К тому же, думаешь, это так просто? Эта девушка сбежала практически из окия!  – Не пересказывай мне то, в курсе чего я и так, да и осведомлен лучше, чем ты, – Осаму устало выдохнул, потягиваясь и разминая затекшие мышцы спины, вспоминая того рикшу, что его подвозил – вот у кого, наверно, все точно затекает, но и выдержка помощнее будет. – И не вижу ничего такого ужасного в том, что хочу помочь девушке. Но ты знаешь, что я держусь отстраненно от круга людей, среди которых мог бы найтись тот, кто способен бы был помочь Хацу-тян, да и кто я для них, если уж так посмотреть? А ты, разве не готов помочь другу?  – Тебе, что ли? – Анго издевается, разглядывая его скептически, и Дазай искренне начинает смеяться, кивая в знак благодарности Мидзуки-сану, который подает ему тарелочку со своими новинками, и Осаму тут же подхватывает палочки, чтобы приняться за еду. – Ладно, у меня были одни мыслишки на самом деле. Если эта твоя гейша не особо притязательна, хотя…  – Что тебя смущает?  – Тот факт, что она помчалась к тебе.  – Фе пофял? – рот забит рисом и рыбой – благословите вас боги, Мидзуки-сан! Это даже стоит того, чтобы даже быть однажды представленным в повести какой, разве что герой не узнает о том, что это именно его прославили: Дазай знал, что тот читает вещи, что он писал, но понятия не имел, что истинный автор сидит сейчас под носом и с удовольствием поглощает свеженькие суши.  – Ну, она определенно на что-то рассчитывает. Да и твоя физиономия явно в приоритете.  – Да ты признал, что я ничего, а всегда говорил, что мои бинты пугают.  – Поменьше обматывай ими голову и будет терпимо.  – Отвык от этого, пока валялся в дурке. Так, давай проясним относительно Хацуё. Я никогда не появлялся с ней на людях, ни в каком качестве, исключая день знакомства, но тогда она сопровождала моего знакомого, однако она бывала у меня дома. Ты же знаешь, я не могу не пожалеть девушку, – на этой фразе Анго закатывает глаза, – она мне в самом деле нравилась. Да и сейчас нравится.  – Вот и возился бы с ней сам.  – Не настолько нравится. Это нравится где-то на уровне того, что я вполне был бы готов вместе с ней шагнуть в море. Знаешь, связанные вместе руки и ноги, пена и песок, отсутствие воздуха в легких – одна вода да соль, романтика и все такое. Впрочем, это же тоже способ решить ее проблему, стой, надо подумать!  – Не заткнешься, я прямо сейчас упакую тебя и отвезу туда, откуда забрал несколько дней назад.  – О да, Мори-сенсей будет рад. Мне кажется, ему нравился процесс нашего общения. Я был у него, но мы не долго общались. Ощущение, будто он просто проверил, жив я еще или нет. Неважно. Анго, так у тебя кто-то есть, говоришь, на примете?  – Да, один господин из Токио. Харасэ-сан. Вдовец. Человек хоть и выученный старыми нравами, но довольно демократичный, как бы сказали, во многих отношениях. Разве что ему уже за шестьдесят. Я давно с ним знаком. Состоятельный. Покрупнее будет этого Такахаси, разве что давно не являлся публике.  – Он нам понадобится. Но у меня есть один вопросик. Ты же все знаешь, Анго, я уверен!  – Что тебе еще от меня надо? – тот так насторожился, зажав палочками на тарелке суши и глядя на Дазая так, словно тот предложил ему убить этими же палочками сначала друга, проколом в горло со всей дури, а потом уже и самому убиться.  – Да не пугайся так, я не прошу тебя выдавать все твои секреты, что ты узнаешь от больших людей, пока прокручиваешь свои сделки, больно надо. Но Такахаси Дзиро-сан, что о нем тебе известно?  Анго смотрит на него в упор, потом все же вспоминает про еду и уже без всякого энтузиазма запихивает комок суши в рот, жевать – кажется, у него челюсть слегка сводит.  – Что ты задумал?  – Хочу устранить угрозу, – Дазай даже не пытается скрыть.  – Не думал, что ты так далеко можешь зайти ради этой женщины.  – Не совсем так. И вообще не буду скрывать, меня слегка напрягает то, что Хацу-тян примчалась именно ко мне, не в плане последствий, хотя я не могу исключать, что однажды Такахаси прискачет и начнет барабанить в мои ворота, думаю, на заклание отдам ему Акутагаву – тот выйдет к нему с хмурым видом, и, скорее всего, незваный гость решит, что его только что прокляли взглядом, и развернется, но я о чем вообще… А! Раздражают. Прям охереть как бесят подобные люди. На публике одно, а за завесой – та еще сука.  Дазая при этом нисколько не задевает то, что он сам такой же. Не задевает до тех пор, пока он не вспоминает, что ему накануне вечером сказал Накахара Чуя. Теперь вдвойне захотелось что-то сделать.  – Ты хочешь, чтобы я самолично позволил тебе натворить дел?  – Анго, ты же знаешь, что я сделаю все так, что никто и не заметит, чья это была рука.  Тут с ним даже не спорят. Дазай ухмыляется. Кажется, он почти наелся. Мидзуки-сан все подкладывает и подкладывает, но тяжело есть столько в такую жару, хоть он и глушит этот чертов сладкий лимонад, не понимая, как еще его не перекосило и не свернуло от сладости и жуткой кислоты.  – Дазай, даже если я расскажу тебе о каких-то его темных делах, то ты вряд ли сможешь сделать так, что власти обратят на него внимание…  – Я сам с этим разберусь.  – Черт… Если честно, ты – последний человек, с которым хочется о подобном болтать. Несомненно, этой гейше в самом деле стоит держаться от него подальше. До меня доходила одна информация… Довольно деликатного характера.  – Деликатного характера? Ты о том, что он любит до крови избивать и душить проституток в постели, а затем стал проделывать это и с гейшами?  – Ты и без меня все знаешь, зачем тогда спрашиваешь?  – Смертельные случаи были?  – Были. Но сейчас нет смысла поднимать эти дела. Мы ничего не докажем.  – Больно надо упираться. Дай мне просто имена несчастных, а вы, Мидзуки-сан, можно карандаш, – внезапно обращается Дазай к повару, который отвлекся на разделку рыбы, напевая шепелявую песенку, в которой едва-едва можно было разобрать слова. Тот немного удивлен, но все же протягивает из кармана фартука карандаш, и Дазай быстро начинает что-то царапать на салфетке. – Анго, ты на машине? Подкинешь меня до почты?  Тот неуверенно кивает, глядя на то, как Дазай сжимает в руке салфетку с какими-то записями, которые тот не успел разглядеть.  – По глазам вижу, что ты что-то коварное замутить решил.  – И как я выгляжу? Опиши!  – Кровожадно, – сразу выдает Анго, даже не задумываясь. – С тобой так часто, если ты не замечал.  – Я, конечно, хорош, но не таскаю с собой зеркало, чтобы любоваться каждый раз своей физиономией. Ты, кстати, не ответил, дашь или нет, я мне нужен точный ответ, чтобы ты потом не уворачивался.  – Ты вообще-то и не спрашивал, ты просто сказал: «Дай!». В твоем духе.  – Главное, произвести эффект. Ладно, ты там подготовь этого вдовца, скажи, что у тебя есть, чем его утешить, Хацуё-тян все же придется вернуться в окия, о-каа-сан у них там строгая, но все же вполне адекватная, если узнает, что ее подопечная обзавелась данна, то позлится да примет обратно. Надо их поскорее вывести в свет, что называется. Все в твоих руках, Анго!  – Ну ты и зараза!  – У меня и без этого полно дел, – Дазай явно переигрывает, пытаясь показать, насколько непосильна его ноша, а сейчас так вообще встать тяжело, потому что нельзя за раз так обжираться! – Столько писанины! Даже нет времени подумать о том, как бы безболезненно убиться, что тебя явно порадует, да и так! Дела-дела-дела! Еще и капканы надо расставить!  – На кого это? – Анго уже устал вздохом реагировать на его слова.  – На лис, на кого же еще?  – Даже спрашивать не буду, что ты там творишь.  – В самом деле не интересно?  – Я не Ода, чтобы слушать весь тот бред, что ты несешь.  – И все же ты прислушиваешься!  – От твоей активности трудно скрыться, и это при том, что ты бываешь весьма ленив.  – Когда мне ждать от тебя вестей? Я сейчас о том человеке, Харасэ-сан, ты сказал, да?  – Затягивать не буду, найду возможность увидеться с ним сегодня-завтра. Постараюсь как-нибудь деликатно все объяснить, боже, ради чего я это вообще делаю, – внезапное осознание для Анго дается тяжело, но отступать уже некуда, он и так понимает, что Дазай не отстанет.  – Я так понимаю, Харасэ-сан человек одинокий? Сыграй на этом.  – Я и без тебя знаю, как давить на жалость.  – Дай мне знать, когда он наймет ее на о-дзасики или просто для похода в ресторан, не важно. Тогда я ее отправлю домой, ей определенно влетит, но о-каа-сан будет дурой, если упустит такой шанс.  – Я оценил твой расклад, но все же не понимаю, чего ты так упираешься. Впрочем, развлекайся, мне не жалко.  – Об этом потом можно написать рассказ, – Дазай выуживает из внутреннего кармана пиджака свой веер и начинает им обмахиваться, чуть оттянув бинты от шеи. – Ты уже собираешься?  – Нет, еще есть немного времени. Посижу здесь. Останешься ждать, загруженный ты наш?  – Уговорил, – хмыкает Дазай, растекаясь по столу и с ужасом наблюдая, как Мидзуки-сан готовит для него какое-то угощение. – Вы меня разбалуете, Мидзуки-сан!  – Вы болели, Дазай-сан, вам надо хорошо питаться! Вообще для меня загадка, как можно было столь теплой весной заработать воспаление легких! Это же могло и плохо кончиться! – сокрушается Мидзуки-сан сквозь свой беззубый рот, и Дазай косится на Анго, мол, не мог ничего другого придумать, а тот лишь незаметно пожимает плечами, типа, ляпнул первое, что в голову пришло, и скажи спасибо, что не поведал, где ты был на самом деле. Можно подумать, Дазай переживал, что о нем подумает какой-то повар. – Но главное, Дазай-сан, что вы не запустили болезнь, а лечились! А то получится, как у одного из персонажей романов Хориэ-сана! Помните-помните? Тот парень, прозванный Светлячком, который специально запустил болезнь и не обратился к врачам, решив, что так он наконец-то сможет умереть, а ведь и подумать не мог, что все будет так мучительно! Жестоко-жестоко! Вы читали, Дазай-сан?  – Я не настолько глуп, как герои произведений Хориэ-сана, – довольно скучающе отзывается Дазай. – В жизни бы не стал ждать смерти таким образом. Хотя, может, дело в опыте.  – Вам, должно быть, близки произведения этого автора, я только на днях перечитывал его первые рассказы, надо дать почитать их Каори-тян, хоть просветить ее немного, для чего вообще женщине нужен мужчина.  – Хреновое пособие для сих целей, – задумчиво тянет Дазай, правда, за грохотом посуды его не слышат, да и Мидзуки-сан продолжает что-то там говорить о том, что любит читать, и Дазай снова радуется тому, что никто не в курсе, что из этой писанины принадлежит ему. Не хотелось бы, чтобы все это связывали с его личностью.  – Между прочим, Дазай-сан, – в этот момент к нему движется тарелка с жирной такой порцией суши. Комок риса с рыбой. Выглядит дико аппетитно, но желудок жалобно стонет – он не заслужил, чтобы его так отягощали в самый разгар летнего зноя, но Осаму все равно тянет к себе тарелку и смотрит на обратившегося к нему человека. – Для разнообразия: что бы вы посоветовали почитать?  – Что-нибудь, где описывается зима, – рука устала уже обмахивать веером. Он сейчас думает о том моменте, когда Чуя улетел в пруд к карпам (девочки утром доложили, что все рыбы целы, что значило, что чья-то очень желанная задница не превратила карпов в камбалу), и ему самому хочется теперь нырнуть туда же, и даже не утопиться, а просто освежиться. И чего Накахара вчера так жаловался – это же сейчас предел мечтаний!  – Вы любите зиму, Дазай-сан?  – Если сидеть в офуро, то почему бы и нет? – так, стоило вспомнить о существовании рыжей лисы, и теперь мозг работал только в этом направлении и добавлял, разве что не вслух: если сидеть в офуро с одним юношей… Этого еще сейчас не хватало, Дазаю и так дурно от переедания и высокой температуры воздуха. Черт, надо было все же трахнуть его с утра, сейчас бы легче было. Или, наоборот, хуже. Не исключено, не исключено…  – Я бы хотел хотя бы раз взглянуть на зиму где-нибудь не в Японии. А в Европе! Накопить бы денег, да рвануть. Но я все же еще не расстался с идеей насчет Каори-тян, а это потребует вложений. К тому же я бы тогда увез ее в Осаку показать своим.  – Анго, – Дазай замедляет движение руки с веером, таращась в одну точку, мысль посетила его только что, и он все еще не знает, стоит ли озвучить. Плевать. – Ты знаешь кого-нибудь во французском консульстве?  – Чего это ты заинтересовался? Съездить куда надумал? – Анго лишь немного удивлен, пока еще не насторожился даже.  – Интересуюсь.  – Я со многими иностранцами контактирую по долгу службы.  – Артюр Рембо. Знаешь такого?  – Хм, дай подумать, – он пялится в газету, будто ищет ответ там. – Слышал, кажется, может, где-то пересекались. Но, как ты понимаешь, лично не знаком. Эй, надеюсь, ты нигде не косякнул, и мне не придется еще и с ним разборки устраивать?  О, да у него прям нюх на нечто подобное. Нет, Дазай пока ничего такого не сделал.  – Откуда ты его знаешь?  – Познакомился на днях у него дома.  – Даже не буду спрашивать, как ты проводил эти дни после выписки, учитывая, что в тот же день умудрился выкинуть номер.  – Ты про Чую? – Дазай ухмыляется, наблюдая за тем, как Мидзуки-сан снова начинает штурмовать стул, дабы прикрепить плакат, что с таким старанием нарисовала для него любезная Каори-тян.  – Про него, полагаю. Угораздило же тебя прицепиться.  – Угораздило. Он, кстати, ночевал у меня сегодня.  – Твою мать, что?!  – Господи, что ж ты так орешь?!  – Как он у тебя дома оказался? Не говори мне, что ты связал его и притащил…  – За кого ты меня принимаешь? Сам пришел. Правда, пришлось поспособствовать этому, но не важно. А благодаря Акутагаве ему пришлось задержаться на ночь.  – Дальше даже спрашивать не буду.  – Они любовники с Рембо, – Дазай только сейчас понял, что ему срочно надо было кому-то выговориться по этому поводу. Кроме Анго жертв иных он не нашел.  – Гадство, я должен был догадаться, что ты не просто так свои вопросы задаешь. Меня только не втягивай в это. Не надо мне международных скандалов.  – Анго, а ты все же можешь что-нибудь для меня узнать про Рембо, а? – Дазай смотрит на него столь невинно, что Сакагучи хочется выбежать отсюда с диким воплем, останавливает разве только тот факт, что он еще счет не оплатил, а удрать будет некрасиво, даже если ему запишут все в долг.  – Ты не много ли просишь? Совесть у тебя есть?  – Не верю, что ты откажешь!  – Я это и собирался сделать. Я согласился помочь тебе в просьбе с той гейшей просто потому, что сам знаю, какая сволочь этот Такахаси, жалко девушку, но лезть в такие дела! Избавь меня от этого! Что ты вообще к этому парню привязался?  – Писательская душа требует жертв.  – Укола в зад с успокоительным она требует, – недовольно бормочет Анго. – Нет, и не смотри на меня так! Не пройдет!  – Черт. Надо менять тактику.  Анго некоторое время смеряет его тяжелым взглядом, а потом замученно вздыхает, но так ни слова и не говорит. Дазай тоже более не пытается завязывать разговор. Секунды назад у него опять перед глазами плыло пространство, но все быстро вернулось на место, он даже толком не успел разглядеть ничего, лишь какие-то огромные окна, будто разноцветные, а потом все смазалось. Минут через пятнадцать они покинули кафе, едва отвязавшись от болтливого Мидзуки-сана, благо, что другие клиенты пожаловали; Анго подкинул Дазая до почтового отделения, но ждать его не стал, ссылаясь на то, что ему уже пора. Отправив послание с выдуманного им адреса, Осаму снова вышел под палящее солнце. С минуту стоял, глядя на небо, чуть прикрывая глаза рукой, раздумывал, в итоге сам себя отругал себе под нос и отправился ловить рикшу, чтобы добраться до дома.