Эпистолы несостоявшегося эскулапа

Короткий ноготь подковырнул коричневый островок, огибая его по краям и слегка приподнимая, как крышку сундука с сокровищами, из под которого вот-вот должен появиться безумный блеск золота, завораживающий и опьяняющий, но нет. Кусочек мертвой плоти отлетает куда-то на пол, оставляя после себя белесые разводы, которые постепенно начинают наливаться бордовым и мутнеть, как потревоженное болото, затягивая в свою тьму, обволакивая со всех сторон, не оставляя возможности сбежать или отвлечься. Бордовая капля наливается, ловя отблеск рассеянных лучей света, чтобы через секунду быть стертой с поверхности, растворяясь и расползаясь некрасивой кляксой на бледной коже, к которой так их хочется прикоснуться языком и слизнуть, как дорожку чистого гера. Участок кожи ужасно чешется, заставляя скрестись и что-то внутри, что разрасталось с каждой секундой, мешая сделать вдох, уменьшая в размерах легкие и заковывая в цепи сердце, контролируя каждый удар, пока по ней не проходятся короткие ногти, загребая под себя ряды эпителия, сгребая целые складки и вызывая резкий выдох, схожий с предоргазменной судорогой, которая подсаживала на себя похлеще того самого гера, заставляя пальцы двигаться все быстрее и более рвано, а ресницы трепетать и на мгновение сжиматься на резких движениях. Каждый вдох раненой птицей вырывался из под ребер, перебитыми крыльями собирая прутья своей клетки, срываясь с края собственной бездны, пока под мелкую щель ногтей медленно не начинала забираться рубиновая влага, которую хотелось слизать с таким маниакальным рвением, с каким сухие, отпечатавшие на себе узоры пустыни губы не тянутся к желанной воде. Теплая плоть соприкоснулась с жидкой лавой, растекшейся теплом где-то там под сердцем, на секунду озаряя и освещая то, что всегда покрывалось мраком и тщательно укутывалось в тьму. Нежные лезвия впиваются в кожу, заставляя все сопливые истории про вампиров захлебнуться собственной желчью. Смыкаясь, ограничивая пространства и обратно пропорционально увеличивая мгновения свободы и тихого умиротворения. Все останавливается слишком быстро, когда по телу пробегают мурашки, будоражащие и вздымающие волосы, нарушающие единение, и наглухо запечатывающие собственным присутствием тихие потоки боли. Опечатывая жизнь в бренном теле.