***
— А он сделал что-то плохое? — прерывает тишину Марта, болтая ногами, сидя на соседней качели. — Этот твой Майкл? — Неа, — мотает головой парень и улыбается сестре. — Просто такой человек — сам по себе плохой. — Не знаю, — малышка довольно хорошо выговаривает слова, — у меня в группе есть один мальчик, Сэм, вот он — плохой. — А что он сделал? — Он вчера задушил Звёздочку, — шипит девочка, — он гадкий! — Ничего себе, а кто такая Звёздочка? Кукла? — ухмыляется Джим. — Кошка, — отвечает Марта, чему-то улыбаясь, глядя в пустоту, — но не волнуйся, я наказала его. Джиму становится не по себе. Он прекрасно знал сестру и эта зловещая улыбка и не менее зловещая фраза никогда не предвещала ничего хорошего. — Ого, ты только посмотри на это! — за обедом мать ткнула пальцем в запись в местной газете новостей. — Мальчик сгорел заживо! В собственном сарае! — Какой? — лениво поинтересовался Реджинальд, переворачивая страницу пособия по медицине. — О боже, да это же Сэмюэль Фергюссон! Он же племянник Линды, у нее живет! — женщина приложила ладонь к губам. — Какой ужас! Джеймс с подозрением посмотрел на маленькую Марту, которая спокойно ела запеченное мясо. — Ты слышала об этом, Марта? — обратилась к дочери Джейн. — Он же ходит с тобой в группу для детей с особенн… Ну ты поняла. — Да, мамочка. Чудовищный случай, — в этот момент Джиму показалось, что на губах у сестры блеснула жестокая улыбка.…
— Эй, это она! — закричал Толстяк Боб, которого по-настоящему звали Седрик, но дворовые мальчишки почему-то дали ему такое прозвище. Марта насупилась и тряхнула короткими курчавыми волосами. — Поглядите на это чучело! — заливисто засмеялась Элайза, очень красивая девочка с длинными белокурыми волосами. У всех девочек были длинные и красивые волосы. Элайза держала в руках такую же красивую куклу. — Девочка с каре! — Чучело! — посыпалось со всех сторон. Названия «Девочка с каре» и «Чучело» закрепилось за Мартой с самого детства. — Она же сирота, ребята! Девочка с каре! Иногда детей из детдома выпускали гулять на площадку с обычными ребятами, но Марте не нравилось гулять ни с теми, ни с другими. Она нигде не чувствовала себя хорошо, на месте. Везде ее прогоняли. — Девочка с каре! — поддразнила Элайза, подходя к Марте. — Эй, где твои родители, девочка с каре? Марта молчит и тогда Элайза пинает ее, марая голубое, самое любимое платье девочки. В глазах Марты-Эквилон зажигается недобрый огонек. Она резко поворачивает голову и Элайза кричит. Ее кукла в один момент становится лысой и местами с порванным платьем. — Что? Что это? — бормочет Толстяк Боб, пока не слышит еще один крик. Это кричит уже Элайза. Ее волосы заметно поредели. — Ну и кто теперь девочка с каре?***
— И куда это ты собираешься уйти, моя сладенькая? — прокричала Нина, продолжая формировать ком энергии, который уже ярко блестел у нее в руках. Я мысленно простонала. Ну что ж, ты сама напросилась, сволочь. Не успела Нина выпустить энергию, полную самой изысканной и искусной злобы, как в моей руке уже материализовался энергощит, как я сама его называла и Стрэнджу это никогда не нравилось, и ее энергия со звонким хлопком ударилась об этот щит, рассыпавшись в воздухе. Белесые глазки ведьмочки сузились и я поняла, что она действительно в ярости. Не понимаю из-за чего она так разозлилась? Неужели не ясно, что я — свободолюбивый человек? И запирать меня в тесной комнате — почти тоже самое, как и подписать себе смертный приговор. Хотя, возможно за минуты нашего знакомства я показала себя еще той размазней? Пора бы это исправлять! Я напрягла все свои извилины, собрала мозги в кучку и настроилась на результат. Тут же почувствовала, что моя рука словно бы тяжелеет под весом силы, которую я туда вложила. А вложила я туда помимо силы, всю свою злобу, которая у меня накопилась. А накопилось ее у меня дай бог сколько много. Красного головореза я не обнаружила. Это мне было даже на руку и спустя секунду, я обнаружила как моя новоявленная героиня летит к противоположной стене встречаться головой с камнем. Нина упала поодаль и не вставала. Я заметно запаниковала. Не знаю, есть ли в этом мирке полиция и будет ли кто-нибудь заботиться о ней, но мне лучше сматываться. Когда я уже собралась развернутся и уйти в скользкий коридор, то почувствовала как мою спину даже сквозь толстый слой одежды зажгло и я свалилась прямиком носом в грязь. — Ах ты сволочь! — завопила позади меня Нина и я почувствовала, как меня придавливают сзади. Я попыталась перекувырнуться и скинуть с себя нежелательную даму, но Нина впилась острыми коготками мне в лицо, царапая его и кусая. Я лягнула ее сбоку коленом по бедру, но Нина, словно дикий зверь, еще больше разозлилась, и я краем глаза увидела, что в ее руке формируется еще один шарик. Она яростно царапала мое лицо, словно желая совсем раскрошить кожу до мяса, словно хотела выколоть мне глаза, словно ей так не нравилось то, что я вообще есть на планете. А я-то думала, что мы подружились. Она наносила мне удары по всюду и была существеннее быстрее меня, я просто не успевала отражать их, да и за пять лет мирной жизни напрочь позабыла все уроки Романофф. Немного отклонила голову назад и увидела маленькую девочку в голубом платье и с шариком в руках. Ее кудри от сквозняка развевались. Она мягко улыбнулась и в ее ручке появился синий комочек света. Она кивнула на Нину. В моей крови будто бы стало еще больше адреналина. Я со всей силы ударила Нину по голове, точно не желая сейчас умирать. Года два назад — еще можно, но не сейчас, когда от правды меня отделяет один шаг. Нина оскалилась и со всей силы укусила меня за руку. Я вскрикнула, зубы у нее были такими острыми, словно у мыши. Наверное, годы проживания в этом странном месте делают человека похожим на мышь. Но Нина — крыса, жалкая предательница-крыса, которой место в тюрьме. Мало ли кого она тут убила с такой-то силой. На моей стороне некоторые умения, которые в меня вкладывал Ксавьер долгие годы, а ее — неожиданность и жгучая, первобытная злоба. Вдруг я почувствовала, как Нина будто бы приподнимается от меня и я заметила краем глаза, что ее стальной пояс натянут кверху и он, словно на тросе, летит на нем. Стальной пояс. Стальной. Когда мою чуть-было-не-убийцу отбросило куда-то назад, к скале мусора, я обернулась на локтях, продолжая лежать на земле, истекая кровью из укушенных мест. Мой внеплановый и так вовремя появившийся спаситель стоял около склизкого коридора и отряхивал черное пальто от щепок. — Никогда еще не была так рада тебе, Леншерр! — немного радостно сообщила я. Было приятно знать, что тебя не бросили еще. Пока. Мужчина, которому я недавно нагрубила (как впрочем и всем людям в моей жизни) вяло улыбнулся, подошел и подал мне руку, помогая встать. — Бобби сообщил где ты и я благородно решил помочь тебе, хотя… Как вижу, у тебя все было под контролем, — он кивнул на распростертую на земле Нину. — И мне не стоило вмешиваться, всемогущая богиня ветра? — Оставь сарказм, Леншерр, — уже серьезно сказала я, немного хромая. Кажется, эта сумасшедшая сломала мне ногу, когда кинула шар энергии. — Лучше скажи, с Дрейком все хорошо? — И когда ты научишься называть людей по имени? — я облокотилась о плечо Леншерра, пока он скривился, проговаривая вопрос. — Когда исчезнут все эти Элли, Элеоноры, Энни, Элронды и прочее, — пробубнила я, — да, мое имя очень странное, но это не значит, что нужно насиловать его своими языками. — Мне кажется или ты прямо сейчас сама насилуешь мой слух? — спросил Эрик, пока мы подходили к коридору и он поддерживал меня. Я оглянулась напоследок и с грустью посмотрела на тучи призраков — где-то там ходит мой собственный отец и я не имею ни малейшего шанса отыскать его теперь в этой толпе мертвяков. Я грустно вздохнула и это не осталось без внимания. — С тобой все хорошо? — поинтересовался Леншерр, пока я запустила совсем маленький энергошар, чтобы освещать темный коридор. Из-за упадка сил он получился совсем крошечным, но это хоть какой-то свет. — О да, все хорошо! Я прямо цвету от счастья! — я никак не могла унять свой острый язык. Почему-то сейчас я, даже не обращая внимание на то, что он — один из моих немногочисленных друзей, ему около семидесяти и он намного больше знает о жизни, нежели я, мне все равно хотелось побольнее задеть его. — Также рада как и Чарльз, в тот день, когда ты бросил его! — Ты даже не понимаешь о чем говоришь! — вспылил Эрик, когда мы уже вышли из скользкого места и Стражник словно бы проводил нас задумчивым взглядом. — Ничего! — Я… Я понимаю больше, чем многие люди! Они не прошли через то, что прошла я! — дура, остановись, прошу! Не теряй еще одного! — Я прошел всю войну! Потерял родителей! Потерял дочь и жену! Я потерял всех своих друзей и… Ты не жила в то время, когда мутантов и за людей не считали! — лицо Леншерра постепенно краснело. — Ты не знаешь о чем говоришь, потому что ты — глупая и избалованная девчонка, которая считает, что если ее отец — сам Тони Старк, то ей все можно! — Он не мой отец… — медленно, четко выговаривая каждое слово проговорила я. — Не мой. И никогда им не был. — Так ты… все знаешь? — Эрик растерялся. Я видела его размыто из-за подступающих слез, а в горле застрял ком. Эрик молча положил мне руку на плечо и привлек к себе. Я уткнулась ему в плечо, дико зарыдав. Я не плакала с момента с Тони и сейчас это был способ действительно выпустить все свои эмоции, которые словно бомба замедленного действия убивали мою жизнь. Я сжала его черное пальто, марая его слезами вперемешку с выделениями из носа и эхо моих рыданий гулко ударялось о стены канализации. — Успокойся… Ну, Эквилон, хватит… Правда… — Леншерр, видимо, никогда не успокаивал рыдающих подростков (хотя я далеко не подросток). А я продолжала рыдать, да так дико и громко, что, кажется, самому Эрику стало не по себе. — Это из-за него? Из-за Паука? — Я знаю, знаю, Эрик, что ты многих потерял, но… я чувствую это острее, понимаешь? Меня не было там! Я не видела, как они умерли и даже не знала до определенного момента… но видеть их смерть во снах каждую ночь! Ты хоть понимаешь, что это значит! Понимаешь, что значит каждую ночь страдать, понимая, что его никогда больше с тобой не будет! Что ты больше не дотронешься до него?! Что больше он никогда не скажет тебе, что… Да кому я это все рассказываю! Я закивала головой, еще сильнее размазывая сопли и слезы по пальто. Эрик снисходительно улыбнулся, и хотя и я не была так близка с ним, как с Чарльзом, с Леншерром мы понимали друг друга почти всегда с полуслова. Иногда боль роднит даже самых разных людей, но мы с Эриком были похожи в нашей молчаливости и нелюдимости. — Может… может есть надежда на то, что он жив? Я помотала головой и резко отстранилась. Мое лицо противно покраснело, глаза опухли и кожа начала раздражаться. Вдруг, совершенно непонятно откуда я почувствовала злость. Они все… все на что-то надеются, чего-то ждут, какого-то чуда, которое никогда не случится. И мертвых не вернуть никаким способом. Вы еще в прошлое отправьтесь и снесите голову маленькому Таносу. — Если кто-то говорит, что надежда есть, то он лжет. Ее давно нет. Какой бред! Все! Все бред! Бред! Я резко развернулась и пошла большими шагами к выходу, а именно — к той норе из которой вылезла. Эрик остался растерянно стоять возле врат. Мои глаза заплаканные, я не перед кем не извинялась, как планировала, не сказала спасибо. Я полна гнева и хочу умереть. Вдруг я вижу силуэт мужчины, совсем напоминающий призрака отца, которого видела недавно. Он стоит возле одного из отверстий в бетоне по типу той норы, которая спасла меня. Но эта дыра намного больше и крупнее. И я вижу, что там что-то шевелится. Что-то склизкое и большое. Что-то напоминающее монстра. Силуэт скрывается в этой норе. Чувствую, как кто-то хватает меня за руку, когда я уже подрываюсь к этому месту. — Эрик! Отпусти! — кричу я, изо всех сил пытаясь вырваться. Леншерр крепко обхватывает меня руками под ребра и мне становится трудно дышать. Боюсь, что он просто передавит меня на две части! — Там кто-то есть! — кричит Леншерр, — я не позволю тебе туда влезть! Там опасно и если хочешь умереть в двадцать, то… Я пинаю Леншерра по сокровенному мужскому месту, в который раз убеждаясь, что удар в такое место ранит мужчин больше всего и пытаюсь подбежать к норе еще раз. Резко падаю из-за железных наконечников на моих шнурках и хмурюсь, собирая энергию в правую руку. Затем кидаю ее назад и магией больно ударяю Леншерра. Вновь бегу к этому месту и оттуда раздается страшный крик этого монстра. В другом случае это меня бы остановило, но не сейчас, когда я полна решимости. — Папа! — прокричала я. Но силуэт даже не обернулся, никакой реакции, ничего. — Нет! Не смей! — вижу, как из-за этого монстра проход начинает дрожать и стены крошатся, но все равно бегу туда, наплевав на кричащего Эрика, который вопит, что это «верная смерть». — На чьей ты стороне?! — доносится голос Леншерра издалека. — Ты бьешь своего! — На своей. На своей стороне. И я лезу в это ущелье, даже не подозревая, что меня там поджидает. И кто.