***
— Знаешь, а у коменданта найдется для тебя плата, — протянул «стражник» с самой настоящей бандитской рожей, наклонившись к ней (рост, увы, не был ее гордостью) и слегка щелкнув по носу, — так это отдельные покои на барке для пленных Белочек. Я твою лисью морду вот уже как год лицезрю на плакатах под заголовком «в розыске». Иди отседова, подобру-поздорову, пока не оказалась в еще больших неприятностях. — Я, вообще-то, не какая-то там разбойница, а охотница за головами, — не отступала Бринна, понимая, что без этих денег, продержаться в этой гнилой дыре под название Флотзам ей будет очень нелегко. Работы здесь не было от слова «совсем», или просто никто не доверял эльфу. Честно, девушка как-то даже пыталась продать зайца, так вот никто не купил его из ее рук: в фактории все воротили нос, а в Биндюге ни у кого не нашлось денег — но это уже другая история. — И это вообще не мои плакаты. Сколько таких девушек во всей Темерии? Тысячи! — И у всех есть шрам на левой щеке от звериной лапищи? Шрам? Черт. А она так надеялась, что рана давно зажила! И вообще, зря она сняла с лица маску, наивная, надеялась, что так будет выглядеть поприличней, то есть не как отпетая разбойница и жадная до крови душегубка. Если честно, Бринна не смотрелась в зеркало уже очень давно, иногда казалось, что в другой жизни. И дело было вовсе не в том, что зеркал на пути не попадалось, просто, как бы это описать… Ей становилось дурно при виде себя. Каждый раз, когда даже случайно сталкивалась со своим постылым отражением, видела перед собой никого кроме чистокровного обиралы, без чести и совести. И тут же вспоминала, за что она ненавидела саму себя, за что мать недолюбливала ее, почему к ней все вокруг относились как к отбросу. В общем, чтобы дальше не разводить сопли, она отчего-то совсем не любила как свое отражение в частности, так и все зеркала — в целом. — Волки есть в каждом лесу, любую могли подрать… — Хватит! — резко перебил бандит. — Нету денег, ясно? Вали отсюда, пока я тебя не скрутил да на барке не надавал шлепаков. Его дружок хихикал где-то на заднем фоне, чем еще сильнее раздражал Бринну. И тут вдруг его прорвало поговорить. — Охотница за головами! Ой, не могу… А я… А я тогда известный бард. Ой, насмешила девица. Ты, скорее, на танцовщицу экзотических танцев тянешь, чем на охотницу за головами. А это не с тобой я вчера развлекался у мадам Гарвены, а? Точно, это была ты! Думаешь, я не запомнил тебя? Еще захотела? — Заткнись уже, Бран, — попытался успокоить товарища «бандит» и тут же повернулся к Бринне, указывая на нее толстым, как сосиска, пальцем. — А ты, убирайся отсюда! Глухая, что ли? Разбойница еще постояла несколько секунд в попытках найти убедительный довод или живописное оскорбление, которое она бы пафосно бросила напоследок и ушла бы, не испачкав свою гордость, вот только в голове за место порядочных и умных мыслей глубоким и протяжным эхом отдавался мерзкий смех стражника, и, бросив на «бандита» нехороший взгляд, эльфийка поплелась вон. А тем временем живот снова заурчал, продолжая изображать из себя кита. У Бринны было настолько гадко на душе, что не сделать какую-нибудь мерзкую пакость она просто не могла. У нее так и чесались руки пнуть по пути какого-нибудь ничего не подозревающего стражника, запустить камнем в окно зажиточного купца или… или… И если бы в этот момент на горизонте не появилась очередная группа разжиревших на харчах Лоредо солдат, небрежно тащащих за собой скрученную эльфийку (точно ведь, Белка), то, вероятно, Бри еще немного побесилась, закидала бы мысленно всех людей проклятиями, но мирно бы схоронилась в своей норе, где продолжила бы ненавидеть целый мир часами напролет. Но у судьбы были другие планы… Взгляды Бринны и эльфийки на секунду пересеклись. Это чем-то походило на диалог, на извращенной формы ментальный контакт. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга, и они знали, буквально ощущали на собственной коже, что чувствовала каждая в эту секунду: ярость, ненависть и горькую обиду. Может, в обычной ситуации Бринна и ненавидела белок, но сейчас в самый раз была применима поговорка «враг моего врага — мой друг», и эта эльфийка мгновенно стала, если не близко подругой, то товарищем по несчастью, наверняка. Тем временем негодование, чуть ли не доходящее до уровня лютого бешенства, кипело внутри Бринны, бурлило и пенилось, пыталось вырваться во внешний мир. В каком-то неукротимом исступлении руки начали дрожать, к лицу (на этот раз предусмотрительно спрятанному под тканью маски) прилила кровь, гейзером ударяя в мозг. Мимо друг друга они прошли в напряжённом молчании. Каждый хотел что-то сделать, как-то напакостить, но так и не решился. Бринна чувствовала, как возможность выплеснуть злобу со стремительной скоростью уносилась прочь. Когда группа только-только оказалась за ее спиной, и разбойница выдохнула чуть ли не огонь от перенапряжения, как острым нечеловеческим слухом уловила презрительное: —Тьфу, эльфская погань. Она, разумеется, не была фанатом эльфов и как минимум дважды в день отзывалась о представителях этой расы точно таким же образом, если ещё не добавляла пару-тройку грязных словечек. Но сейчас это обращение именно к ней вызвало новую волну возмущение и обиды, словно ее с головы до ног облили свежими помоями. И Бринна на мгновение почувствовала, что ее праведный гнев достиг своего пика. Может, она испытывала неприязнь к Белкам (вопреки всему, в глубине души ее не покидало злорадство при виде схваченной эльфийки), но людей Лоредо Бринна ненавидела лютой ненавистью и со всей искренностью желала им сифилиса и глистов-гигантов. Бри резко остановилась. Обернулась. Слова солдата подействовали на неё как волшебный пендель, который испокон веков пробуждал людей всех возрастов и культур к действию. А ладонь так некстати легла на пару бомб. В общем, Бринне долго раздумывать не пришлось. К несчастью солдат выбор девушки пал на «смердяка» — вроде безобидной бомбы, но мерзкой настолько, что еле сдерживаешь слезы от тлетворного запаха. За себя Бринна не переживала — а на что у нее на лице была маска? Рыжая со злостью замахнулась и… пути назад уже не было. Бомба попала прямо под ноги солдат, мгновенно распространяя дурной запах гнили и обволакивая в густом дыме зелено-коричневого цвета недоумевающих людей и несчастную заложницу. Ну, была не была. Почувствовав прилив сил, Бринна чуть ли не дельфином нырнула в плотный туман и, без труда отыскав в болоте девку, ловко перерезала сковывающие ее путы. Белка тут же начала оседать на землю, продолжая громко кашлять и содрогаться от смердящего дыма. И вот тут стража сквозь дурман начала понимать, что к чему. Один из них как заорал во все горло: «Белки атакуют!», так что Бри без особых размышлений, замахнувшись, ударила того кулаком по носу. — Не сбежишь, проклятущая тварь! — сквозь кашель прохрипел другой мужик в попытках схватить беглянку, которой, в данном случае, не повезло оказаться именно Бринне, так как белка, давным-давно свалившись на землю, уже очухалась и медленно пыталась выбраться из этой каши. Когда разбойница попыталась ответить на приставание солдата, на нее вдруг свалился, махая при этом кулаками, какой-то увалень, по неловкости запнувшись о ползущую под ногами эльфийку. Кто-то вдруг ее схватил сзади, да так сильно, что она на мгновение забыла, как дышать, и поднял в воздух. Бринна только и успела, что ударить его затылком, как тот выпустил ее из захвата, уклонилась от летящего в нее железного кулака, который так некстати врезался в лицо того самого типа, который держал ее секунду назад. Бринна предусмотрела далеко не все. Ей нужно было держать в уме, что, может, она и повстречала солдат на окраине фактории, но Флотзам был небольшим, а людей здесь было много. Так что ее шалость не осталась незамеченной. Когда ее ушей коснулись какие-то охи и крики на помощь, она поняла, что пора делать ноги. И разбойница с превеликим удовольствием сделала бы это, если бы какой-то кретин не вцепился в ее ногу. Тут то как раз подоспела ее подруга по несчастью, со всей силы ударив захватчика веслом по голове. — Пора уходить, — шикнула она и выпрыгнула вон из тумана, который, впрочем, начинал медленно рассеиваться. Бринна медлить не стала и под аплодисменты (а именно, ругань и крики зевак) кинулась за эльфийкой в какие-то кусты, предусмотрительно бросив под ноги еще одного «Смердяка».***
Ладонь со злостью стукнула по дереву. Корчмарь ошарашено обернулся на звук и, уловив здоровым ухом звон монет, паскудно ухмыльнулся. — Ладно, я согласна. Говори, что знаешь, — со злостью бросила слова в мужчину разбойница. Он посмотрел на ладонь, зажавшую горстку блестящих монет, перевел взгляд на саму девушку и отрицательно покачал головой. — Теперь шестьдесят. — Шестьдесят? — возмутилась Бринна, не веря, что ее собирался нагло ободрать какой-то вонючий корчмарь. Знал бы он, каким трудом достались ей эти орены, то в жизни бы не попросил лишней монетки. Или, как говорится, деньги не пахнут? — Повышение цен, — безразлично пожал плечами мужчина. — Сорок, — тут же бросила в ответ разбойница, немного наклонившись к корчмарю и заглядывая ему прямо в глаза, одновременно добавляя еще пару монет. — Сорок и точка. Голос Бринны трудно было назвать приятным, но в нем всегда присутствовало что-то странное. Эта еле уловимая нотка в ее немного скрежещущим на слух голосе часто ассоциировалась с резким запахом крови, шальными язычками пламени, теми самыми которые легко и случайно, как будто забавляясь, могли охватить целый дом безжалостным пламенем, и горьким пеплом. И чем старше она становилась, чем больше убивала, тем отчетливее эта смесь была различима. Бледность на мгновение покрыла лицо корчмаря. Ему не нужны были проблемы, и, поразмыслив не больше пары секунд и опасливо оглянувшись вокруг, он коротко кивнул и, накрыв ладонью плату, ловко спрятал ее в карман. Наливая местные помои, он наклонился к уху девушки и прошептал то, за что ей пришлось заплатить целых сорок оренов — почти все ее деньги. Ведь, разумеется, никто не стал ей платить за мертвых белок. Все, что она получила после попытки вытрясти из коменданта честно заработанные деньги, — только разбитая и раздувшаяся нижняя губа. Разумеется, все могло бы обойтись без мордобоя, но, когда тебе плюют в лицо, тяжело остаться хладнокровным и не впасть в состояние неудержимого бешенства. И, чтобы не жалеть о потерянных деньгах, разбойница залпом выпила крепкую настойку. Алкоголь неприятно обжег горло. В корчме воняло потом, рвотой, пивом и кровью — никаких вам заморских уютных пряностей и запаха готового ужина. На весь зал раздавался топот каблуков, крики, скрип гниющей мебели, громкие удары и хруст костей — звуки, которые успели стать почти родными, ведь Бринна, казалось, последние годы только в корчмах да тавернах и жила. Но она часто останавливалась именно здесь вовсе не потому, что была не против поглазеть на кулачные бои или просадить все деньги за игрой в карты, а потому что здесь подавали другое блюдо — информацию: иногда всякого рода сплетни, небылицы и приукрашенные байки, а иной раз что-то по-настоящему стоящее. Так просидишь целый день в корчме — и вот уже знаком не только с каждым жителем, но и с его припрятанным в шкафу скелетом. Корчмари же зачастую с радостью продавали не только питье, но и разного рода сведения — настоящий деликатес для любого разбойника. — Кстати, — вдруг окликнул девушку корчмарь, — тебя кое-кто разыскивал. Бринна бросила недоверчиво-настороженный взгляд в мужчину. Во-первых, она совершенно не могла себе представить, кому могла понадобиться в этой глуши, а во-вторых, даже если ее кто-то на самом деле искал, то потому, как хотел вытрясти с нее денег (если не ее никчемную жизнь). Хотя, если подумать, даже это было бы лучше конвоя солдат, желавших в наказание проводить ее на тюремную барку за недавнюю шалость. Бринна заскрипела зубами. Не день, а сплошное приключение. — Какой-то рыжий тип. Сидит в углу. Она вздрогнула. Медленно обернувшись и подняв взгляд, Бринна встретилась глазами с тем самым рыжим типом, занявшим ее любимый столик в самом углу корчмы — тихом, темном и неприметном месте, из которого открывался вид практически на весь зал. Ей всегда сиделось спокойнее в таких закутках, она чувствовала себя… в безопасности, и, случись что-либо, Бри бы первая об этом узнала. Кроме того, на нее часто не обращали внимания. Никому не было дело до тихони, забившемуся в уголке корчмы. Мужчина, кивнув, смотрел на нее в ответ хитрыми глазами. Рыжие кудри его были забраны на затылке в короткий хвост, на лице отросла приличная бородка — прямо-таки гордость лесного дикаря, а на щеке по скуле, начинаясь от уха и еле касаясь верхней губы, проходил старый ровный шрам. Одет мужчина был, если не сказать, что с иголочки, то вполне прилично для обычного наемника: добротная кожаная куртка, качественные наручи, подогнанные по фигуре штаны — ее одежка, к примеру, была снята с трупа (или даже с нескольких трупов), а вовсе не сшита на заказ. Покорно понурив голову, Бринна нехотя направилась в сторону излюбленного угла. Она небрежно плюхнулась на свободное место и, поправив капюшон, некоторое время делала вид, что была увлечена кулачным боем. В общем, "кулачный бой" — громко сказано, сие действие, скорее, походило на самую обычную возню и бессмысленные махания кулаками. — Бринна, — коротко поприветствовал девушку рыжий. Та в ответ легко кивнула. — Все еще сердишься? — Нет, Иан, разве я могу на тебя сердиться? Нарочито безразличная интонация ее голоса так и сочилась затаенной обидой. Рыжий тяжело вздохнул и на пару мгновений, копаясь в собственных мыслях и подражая девушке, уставился на кулачный бой (Наизжоп сегодня был как раз в ударе, и каждый его выпад сопровождался свистом, выкриками, чуть ли не признаниями в любви). — Значит, обижаешься, — рыжий перевел на девушку настойчивый взгляд. — Прости. Но... — … но я не мог поступить иначе, — закончила за мужчину Бринна и гаденько ухмыльнулась, хоть рыжий и не видел ее кривую, презрительно изогнутую улыбку. — С ним хоть все в порядке? — Разумеется, я обо всем позаботился. Зато теперь я тоже здесь, готовый помочь тебе всеми руками и ногами, чтобы ты могла как можно быстрее с этим покончить. Только, прошу, прекрати этот детский сад. Давай... начнем с примирительного ужина? Голос у мужчины был именно таким, который обычно называют приятным и вкрадчивым, его влиянию было легко поддаться и ненароком выдать даже самый страшный секрет. Рыжий говорил медленно и спокойно, изредка растягивая гласные, словно смакуя каждую букву. Самодовольный индюк! — Ну ладно, — пожала плечами Бри — поесть у нее всегда была охота, просто деньги не всегда водились. Ее можно было легко отнести к тому роду «людей», путь к сердцу которых лежал через желудок. — Думаешь, они подают здесь пироги? Я такая голодная, что съела бы один целиком. Нет, три! Взгляд мужчины с сомнением прошелся по тощей фигуре девушки. У нее был такой вид, словно такие слова как «обед» или «еда» были ей не знакомы. — Не многовато ли для тебя одной? — Поголодал бы с мое — понял бы. Мужчина очаровательно улыбнулся, по-доброму и без злой усмешки. Все-таки, каким бы засранцем он ни был, Бри скучала по этой дубине стоеросовой. Что все-таки за фрукт такой Иан? Если вкратце, он был всего-навсего ее близнецом. А по виду и не скажешь... Здоровый широкоплечий мужлан и низкая сухотелая эльфийка с лицом разбойницы — иногда казалось, что у них не было ничего общего кроме цвета волос, ведь даже по складу души близнецы вышли полными противоположностями друг друга. Под ее внимательным взглядом рыжий заказал три пирога и два кубка с элем. — И так, как идет твоя охота? Судя по свежим брызгам крови на твоей одежде, дело движется, только непонятно в каком направлении. Во имя Фреи, Бринна, сними уже этот капюшон! Я себя неловко чувствую, когда разговариваю с пустотой, — сказав это, рыжий протянул руку и стянул накидку с головы девушки. Хоть она и не шелохнулась, только по одному ее взгляду было понятно, что ей это далеко не понравилось. — Холера... Распухшая в пол лица разбитая губа в бледном свете свечей казалась еще больше, жирнее и краснее, точно огромных размеров слизняк. Наверняка, ей любая ухмылка сопровождалась неприятной болью, но это не останавливало Бринну. Девушка безразлично, под нависающим над ней тяжелым взглядом брата потянулась через стол, схватила полупустую стопку с каким-то местным пойлом, которое тут же опрокинула в себя. Громко поставив пустую чарку, она раздраженно накинула капюшон обратно. — Тебе не кажется, что ты пьешь слишком много? — продолжал осыпать ее пустыми вопросами рыжий. А тем временем на заднем фоне местные забулдыги разразились криком и свистом — Наизжоп победил Малыша Дода! А она так и знала, что стоило сделать ставку — сейчас бы сидела с потяжелевшим кошельком, а не с десятью последними оренами в кармане. — Мне не кажется, я знаю это, — слегка недовольно протянула недоэльфийка, продолжая глядеть на него наглыми глазами. — А губа… С дерева упала. Мой дорогой братишка, не могу же я обделять вниманием неприятности, а они бедные и несчастные ждут меня днями и ночами напролет? Бринна, несмотря на свой почтенный возраст (и моргнуть не успеет, как стукнет целых тридцать годиков — хотя, с другой стороны, еще совсем юная девица по эльфийским меркам), иногда походила на маленькую строптивую девчонку, которая всегда делала все по-своему — "Такой уж у меня характер, — говорила она в свою защиту, — не подарок, а проклятие", но не стоило вестись на этот трюк. Бринна давно не была маленькой девочкой. — А я то, глупец, надеялся, что ты не имеешь никакого отношения к сегодняшнему происшествию. Хорошо же тебе прилетело! Глядишь, может это научит тебя чему-нибудь. Разбойница только фыркнула. Если бы она становилась умнее с каждой новой неудачей в ее жизни, то давно была бы самым мудрым существом во вселенной с раздутым, как горло жабы, самомнением. — Знаешь, с этими проклятущими ушами никто меня не воспринимает всерьез, а еще эти бумажки повсюду... в общем, трудности имеют место быть. Признаюсь, мне не хватает твоего очарования и голубых глаз, чтобы с одного взгляда убеждать всех вокруг в своей добропорядочности. Мой же вид не внушает ничего кроме искреннего недоверия. Кажется, ты искал меня, чтобы обсудить работу? — эльфийка продолжала вести себя так же беззаботно и чрезмерно легкомысленно. — Как мои дела с Иорветом? Ну, пока… результат на лицо, как видишь, — с привкусом отчаяния хохотнула Бринна, которая начинала ощущать безрезультатность своих трепыханий. Ей на самом деле начинало казаться, что охотилась она за призраком, а не за существом из плоти и крови. — В общем, возвращаясь к нашим баранам, я тут подумала… — разбойница на мгновение замялась, пытаясь правильно подобрать слова. — Уже успел повстречаться с комендантом? — Ты знаешь меня — я не ты, не люблю привлекать к себе лишнего внимания, особенно внимания высших инстанций, — ощерился рыжий, намекая на популярность сестры среди розыскных инстанций. Забавно же, как на охотницу за головами объявили охоту, да еще и небольшое вознаграждение за нее пообещали? — Разговор сейчас не обо мне, — вернула разговор в нужное русло Бринна. — Я это к тому, что не хочу работать на этого ублюдка. Можешь считать это чисто бабской прихотью. Иан выглядел, мягко сказать, озадаченным. Впрочем, она уже подумала о том, что, если дело все же не выгорит, тащить грозу Понтара на горбу до самой Вызимы — судьба не шибко завидная, пускай даже дворяне заплатят на пару золотых больше, но... Нет. Просто нет, даже за миллион оренов Бри бы не стала работать на Лоредо — ублюдков в ее жизни хватало сполна. — Сколько я тебя знаю, а это, ни много ни мало, всю свою жизнь, то могу сказать, что ты не тот тип девушек, склонный к внезапным бабским прихотям. Говори, в чем дело. — Какая разница? Не хочу и все, — на мгновение вспыхнула девушка, как только загоревшийся фитиль свечи. — Даже если нам удастся, о чудо, словить живую Белку, то чисто из принципа и непреодолимого желания поднасрать перед порогом Лоредо не отдам Иорвета этому борову. — Хорошо, — с легко различимым сомнением протянул мужчина, — тогда каков план? — План? Ну, мы можем просто отрезать Иорвету башку, и дело с концом, — Бринна изобразила самую невинную улыбку на веснушчатом лице (а с ее разбитой губой картина была пугающей). — Иан, смотри, наши пироги идут!