***
Иорвет вдруг остановился посреди зарослей леса. Он вдруг понял, что заблудился, хотя мгновение назад был уверен, что шел верной тропой. Эльф оглянулся вокруг, встречая лик совершенно незнакомого ему леса. Он мог поклясться, что впервые видел эти черные деревья, что не проходил мимо волчеягодника, который сейчас так и светился красными, налитыми отравой ягодами. Все походило на то, что леший завел его в глубокую чащу. Он бы поверил в это, если бы не знал, что в этом лесу водилась тварь похуже лесного лихо. Обычно Иорвет всегда доверял лесу, ведь именно благодаря ему эльфу все эти годы удавалось не только выживать, но и одерживать победы. Но не в этот раз. Этот лес был голодным и хищным, как росянка, только и ждал одинокого путника, чтобы сожрать его с потрохами. Впрочем, дивиться тут было нечему. Магия давно поселилась здесь, она пропитала воздух и почву, растворилась в воде, а растительность жадно питалась ей через корни многие годы… если не столетия. Этот лес управлялся силами хаоса. Тяжелый, густой и пьянящий, как алкогольный пар, воздух смердел магией — даже краснолюд почувствовал бы это. Неудивительно, что здесь водилось много всякой волшебной дряни. Чем дальше эльф шел вглубь леса, тем меньше понимал, где находился. Растительность становилась все гуще, воздух — плотнее, а запах железа неприятно бил в нос. Голова начала кружиться, в глазах рябило. Дорога была извилистой и коварной, чем-то похожей на тонкую тропинку через топь. Казалось, один неверный шаг мог стоить жизни. Именно в такие момент Иорвет не жалел, что провел большую часть своей жизни в лесу. Вскоре до слуха эльфа донеслись странные звуки. Будто звон колокольчика, но более хрупкий и тонкий, словно хрустальный. Легкие вибрации звука волнами разносились по лесу, как круги на воде. Пройдя еще немного, он вышел к скрытой в лесной гуще кособокой хижине. Иорвет тут же заметил, откуда исходил звук. Это была музыка ветра. Свисающие металлические трубочки еле качались и, слегка соприкасаясь друг с другом, издавали нежный звон. Эльф внимательно оглядел дом, который так и хотелось назвать избушкой на курьих ножках. Ведь в этой хижине жила ведьма, которая и заколдовала этот лес и всех его обитателей. А хорошо устроилась, старая карга. Двери как таковой не было, вход был еле прикрыт порослью и самодельной шторой из разномастных бус, так что он без стеснения и церемоний вошел в хижину. Первое, на что Иорвет обратил внимание, внутри практически не было света: окна были завешаны оберегами, корешками или травками, а бусы на входе препятствовали проникновению света в обитель ведьмы. Кроме того, здесь не было ни одной свечи — впрочем, ничего удивительного — ведьме свет был ни к чему. Странно, что снаружи избушка казалась очень маленькой и тесной, но внутри все было намного просторней, даже потолок казался выше. Здесь стоял сильный запах трав и цветов, будто ведьма специально жгла благовония или постоянно варила настои на травах (или то и другое). И все же Иорвету нравился здешний запах. Он вызывал приятные воспоминания. Эльф еще раз внимательно осмотрелся. Кругом стояли стеллажи с древними книгами, подозрительными склянками и коробочками, стеклянные банки с ингредиентами и законсервированными частями тел разных существ. Повсюду были развешаны травы, сушеные грибы и фрукты. В темном уголке что-то булькало в маленьком медном котелке. Рядом с черным, грязным от сажи камином, прямо на полу кучей валялась пухлая лежанка, на которой было множество небольших разноцветных подушек. На каминной полке стояло чучело жирного ворона. Все это, конечно, очень увлекательно, но где сама ведьма? Не могла же старуха пригласить его, а потом сбежать? Иорвет еле вздрогнул, как только птица, ожив, громко гаркнула. Dana Méadbh… как же он ненавидел всю эту магическую дребедень. Ворон, тем временем, недовольно уставился на него и вновь пронзительно закаркал, словно пытался его прогнать. — Seo mo vieras, [это мой гость], — раздался мелодичный голос. Ворон тут же присмирел и замер, обратившись в мертвое чучело. Иорвет перевел взгляд на источник звука. Это была она, местная баба-яга. Как всегда, появилась ниоткуда — эльф уже не был удивлен ее фокусом. С головы до ног вся в черном: от длинных волос цвета вороного пера до траурного наряда… хотя назвать нарядом ее древние, как мир, поношенные тряпки было тяжело. Она стояла к нему спиной, около того самого бурлящего котелка с непонятной жижей. Старуха полностью была погружена в процесс варки очередного зелья, и, казалось, до его персоны ей не было никакого дела. Она схватила очередную банку с чем-то живым, откупорила пробку и добавила содержимое в котелок. Принюхалась к запаху, кивнула сама себе и убрала банку на место. — Признаюсь... не чаяла сегодня принимать гостей в своем доме. Зачем явился? — глухо произнесла она на приятной слуху эльфа Старшей речи. Иорвет тут же к своей радости припомнил, что ведьма никогда не говорила на Всеобщем, хотя, он был уверен, знала язык dh'oine лучше него. Однако, несмотря на свое восхищение родным звучанием Hen Llinge, эльф вдруг впал в подавленное настроение. Он не знал, зачем пришел. Зачем пришел? Ответа кроме как "бес попутал" в голове не находилось. — Я была убеждена, что магии ты верить не склонен, мой друг, — вновь пропела старуха, продолжая колдовать над котелком. — Ты не ошиблась, ведьма, — чуть ли не плюнул Иорвет, выбив ехидный смешок из уст колдуньи. Впрочем, больше она ничего не сказала, увлеченная готовкой. Удивительно, но эльф не провоцировал ее начать разговор, на минуту углубившись в свои мысли в попытках найти ответ, ради чего он свернул к домику старой стервы. — Магию смоешь только магией, не так ли? Я подозреваю, что на мне лежит проклятие. Зачарованный огонек продолжал плавно плясать под котелком, но ведьма наконец отложила свои склянки в сторону. — Проклятия на тебе не чую, однако… — она медленно повернулась в его сторону. Иорвет не вздрогнул, когда увидел ее лицо, хотя раньше, в далеком детстве, всегда пугался его. Точнее ее пустого взгляда из-под полуприкрытых глаз и красных отметин от ожога, от которых кожа вокруг ее глазниц оплавилась, как воск. Иссиня-бледная кожа только ярче выделяла шрам, так что, хочешь-не хочешь, взгляд всегда тянулся к ее белым нездоровым зрачкам и отметинам вокруг глаз. Он не знал, когда она была ослеплена и за что, да и никогда не задавался такими вопросами. На самом деле, Иорвет практически ничего о ней не знал, кроме того, что ей было не меньше тысячи лет, что ей, как и любой Aen Saevherne, не стоило доверять, и что она ему абсолютно не нравилась. Впрочем, несмотря на ее мертвенно-бледный внешний вид, вряд ли кто-то в здравом уме дал бы ей шестьсот лет… выглядела она хоть и плохо, но как любой Aen Seidhe юно. — Что-то гложет тебя. Надеюсь, причина твоей хандры не безответная любовь? — ехидная ухмылка сорвалась с ее сухих губ. — Не думай, что я глумлюсь. Мне хорошо понятны твои чувства. К драконам тяжело не испытывать симпатию… — Саессентесис тут не причем, — отрезал эльф, но ухмылка не исчезла с лица ведьмы. — Все дело в кошмаре. Мне постоянно снится один и тот же кошмар. Он мешает мне спать и нормально думать. Я хочу избавиться от него и на этом все. Морган ничего не ответила, только закивала своим мыслям. Вскоре, будто приняв какое-то решение, она, наконец отошла от стола и плавно, как толстый драккар, поплыла через комнату, ее платье и длинные волосы, словно черные воды, шлейфом тянулись за ней. Вдруг она остановилась около небольшого стола, уставленного непонятными склянками, пузырьками и древними фолиантами. Морщинка залегла меж ее черных бровей. — Плата? Иорвет просунул руку за пазуху, доставая оттуда крохотный писклявый комок шерсти. Он аккуратно положил его на стол. Не прошло и секунды, как оно зашевелилось, и клубок вдруг обратился в крохотного черного котенка. Ведьма, даже не "взглянув" на него, недовольно фыркнула. — На что мне кошак? — Коты видят в темноте. Мне подумалось, что тебе как раз этого не хватает. Морган протянула руку, точно касаясь кончиками пальцев мохнатой головы котенка и нежно погладив его. Ее синеватые губы ненадолго растянулись в улыбке. Еще один ворон, который сидел на одной из полок рядом с бурлящим котелком, протестующе закаркал — видимо, не понравилось, что у хозяйки появился новый любимчик. Иорвет слышал как-то, что во́роны крайне ревнивые создания. Но ведьма на него тихо шикнула, как птица тут же присмирела и заткнулась. — Принято, — сказав это, она убрала руку от котенка и направилась дальше. Достигнув настила, женщина уселась на нем. Старуха подобрала ноги под себя, но черные от сажи пятки все равно торчали из-под подола юбки. Как только Иорвет сел на пол напротив нее, она протянула к нему ладонь. Эльф без слов понял, чего от него хотела ведьма, и положил свою кисть сверху тыльной стороной. Острые ногти тут же впились в кожу, старуха резко притянула его ладонь ближе к себе так, что ему пришлось неудобно нагнуться. Иорвет, скорее, от неожиданности, чем от боли, звучно втянул воздух, когда женщина без лишних прелюдий полоснула острием ножа по его раскрытой ладони. Ведьма сильнее сжала кисть, выпуская больше алой жидкости из свежего пореза, а затем впилась в рану жарким поцелуем. Она медленно прошлась горячим языком по ладони, стараясь впитать в себя как можно больше крови. Насытившись, эльфийка несколько небрежно отбросила от себя руку, отвратительно медленно облизала испачканные в крови губы и смежила веки. На какое-то время ее бросило в дрожь, губы что-то беззвучно зашептали, а щеки отчего-то покраснели. Когда Морган вновь подняла веки, эльф встретился вовсе не с ее слепыми глазами, а со своими собственными, зелеными, а в них… в них было отражение того, что когда-то видел он сам, в своих кошмарах и наяву: вот он Зверь, дракон в небе, Саския, Верген и его руины, рыжий варг, Вэя и шрам на ее боку... Магичка вдруг задышала так, будто только что бежала сломя голову, и закрыла глаза. Спустя пару секунд ее перестало трясти, дыхание восстановилось, Морган подняла свой пустой взгляд и по привычке устремила его в никуда. Оба ничего не говорили некоторое время. Ведьма все еще приходила в себя, а Иорвет был немного поражен видом не самой приятной метаморфозы. Колдунья заговорила первая, подав слегка дрожащий, все еще хриплый после путешествия в его сознание голос. — Дай мне свою руку. Иорвет сделал, как она просила. Морган залезла противными холодными пальцами в порез, пачкая их в крови. Другой рукой она ловко стянула с его головы повязку и по-матерински нежно убрала в сторону отросшие волосы. Только теперь магичка начала рисовать кровью какие-то символы на его лице, начиная со лба и останавливаясь на губах. Вкус собственной крови неприятно обжег язык, и Иорвет еле скривился. Ручная курица неприятно громко закудахтала под ухо несколько раз. В общем, обстановка ему не особо нравилась, а когда ведьма подвинулась к нему чуть ближе, заставляя заглянуть в ее покрытые пеленой слепоты глаза, эльф напрягся. Кажется, он понял, что вскоре должно было последовать. Это прозрение его совсем не обрадовало. Морган же была так близко, что он чувствовал ее ровное дыхание на своем лице и запах горьких трав, которыми насквозь пропахла кожа и волосы лесной ведьмы. Она, не отнимая холодной ладони от его лица, начала скандировать сложное, ветвистое заклинание, слова которого разобрать даже ему было не под силу. Когда ее голос стих, что напоминал тихий шепот затихающего ветра, эльфийка уже была в неприятной близости, а их губы разделяло расстояние в один сантиметр — если не меньше. Иорвет еле успел глотнуть воздуха, как Морган впилась в него влажным (крово-) жадным поцелуем. Может, ему было не очень приятно, но эльф вопреки собственной брезгливости позволил делать с собой все, что угодно — желание избавиться от сна была сильнее неприязни к Знающей. Самая приятная часть наступила тогда, когда женщина наконец оторвалась от него, забрав вместе с поцелуем кошмар, и Иорвет впервые за несколько недель смог вздохнуть свободно. Поцелуй сменился легким головокружением и слабостью. Захотелось прилечь и немного отдохнуть, что он, конечно же, не сделал. Сейчас эльф чувствовал то самое недомогание, которое наступает после тяжелой болезни, и знал, что это был знак того, что он наконец-то был свободен. В подтверждение этого эльф ощутил небывалую легкость в голове. Он уже забыл какого это — жить без головной боли. Ощущения были такие, словно с его плеч сняли тяжелый груз. И эльф позволил легкой, но искренней улыбке скромно пробежаться по тонким губам. — Спасибо тебе, — благодарность сама вырвалась из него. Ведьма, поднявшись на ноги, легко и беззаботно пожала плечами. Будто несколько минут назад ее тело не ломило судорогой из-за его крови. — Не за что. Мне было несложно. Пока Морган чесала кота за ухом, Иорвет тоже поднялся с пола. Он осмотрелся по сторонам, словно боялся что-то оставить. Ворон, заметив это, вновь гаркнул и недовольно уставился на него. Глупая птица. — Это все, что тебе нужно? — вновь отозвалась ведьма, повернув голову точно в его сторону. Иорвет нахмурился. Не нравилось ему выражение ее лица. Наверняка что-то задумала. Или постигла какой-то тайный смысл его сна, поэтому так ухмылялась. Эльф уже было хотел ответить привычное "нет", но слова застряли в горле, и вместо этого из него вылетело кое-что другое: — Скажи мне только одну вещь. Зверь. Кто это или... что это за тварь такая? Чего ей от меня нужно? — Зверь, — протянула ведьма, точно пробуя новое словечко на вкус. Странно это, ведь Морган (а Иорвет в этом не сомневался) должно было быть хорошо известно, что представляла из себя эта сущность. — Его роль не так значительна, как тебе могло показаться. Но я утолю твое любопытство. Зверь — это лишь призрак прошлого. К несчастью, по непонятным мне причинам возведенный в статус божества несколькими выжившими из ума островитянами. Наверняка их соблазнил его волчий лик. Но кто бы что ни говорил, этот... Зверь давно мертв. И не бог это вовсе, а обычный смертный. Когда-то он был королем, одним из немногих великих властителей. Только в отличие от остальных был коварным и падким на власть, жестоким и кровожадным под стать дикому зверю. Однажды пришел день, когда король возжелал слишком многого. За поступки свои был он обращен в мерзкого оборотня, а после казнен собственным мечом... как это ни иронично, носящим имя "Волчий клык", — лицо ведьмы на мгновение как-то странно перекосило, а сама она замолчала. Иорвет уже решил, что на этом "откровения" закончились и уже приоткрыл рот, чтобы выразить все свое негодование, как Морган остановила его жестом руки. — Но не все так просто. Думаю, Зверь неспроста вторгся в твой сон. Это была подсказка. — О чем ты говоришь? — О проклятии. Его ты почуял верно — хоть чему-то научила тебя мать. Не беспокойся, твоя кровь абсолютно чиста, только... — Морган вдруг сделала паузу, будто выжидая чего-то (и действуя Иорвету на нервы). — Только что? — раздраженно выкинул эльф, которому надоели игры ведьмы, что она все ходила вокруг да около, будто забавляясь с ним, как лев с мышкой. — Неужели сам не догадался? — она хитренько вскинула черную бровь. — Пролитая кровь скрепила договор, связав тебя с носителем. Боюсь, поэтому проклятый и вцепился в тебя, как клещ. И кровь сосет тоже, как клещ. Лучше от него поскорее избавиться. — Какой-то проклятый не сможет повлиять на мою судьбу. — Как знать. Я тоже так когда-то думала, — ведьма пожала плечами, — пока не лишилась зрения. Ты должен понимать, что любая магия оставляет следы, не говоря уже о темной магии. Она подобна катрионе, особо заразна и крайне смертельна. Последствия ее использования часто приводят в ужас даже самых бесстрашных. Проклятые всегда тащат за собой всякую пакость и дрянь. В твоем случае, магия проклятого принесет в Верген недуг. Ты ведь сам все знаешь, сам все видел в твоем кошмаре. Почему не веришь моим словам? — да потому что Морган была древней, больной на голову ведьмой. И потому что он привык думать своей головой, а не слепо верить чужим словам. А этой старой карге даже его мать не доверяла. — Скажу тебе, это только цветочки. Проклятый хорошенько отравит твою жизнь, пока ты не оторвешь его от себя. — Имеешь в виду Верген? — Верген? Нет, что ты. Верген и без того обречен, присутствие проклятого в городе только подтверждает это, — ему было больно слышать слова ведьмы. Своя судьба была безразлична Иорвету, так как он заранее знал, что светлого будущего ему ждать не стоило. Но узнать, что Верген, за который он вступился, за который впустую будут умирать его народ… было тяжелее, чем Иорвет себе представлял. Разумеется, его часто посещало тревожное предчувствие, что в итоге Верген не принесет скоя’таэлям ни мира, ни покоя, а инстинктивное желание увести скоя'таэлей подальше от беды слишком часто мучило его и раздражало. Но Иорвет дал слово, что встанет на защиту Вергена, и не имел права нарушить обещания. Сейчас ему оставалось только идти дальше. — Но я говорю не о краснолюдском поселении. Куда бы ты ни шел, что бы ты не предпринимал, тебя будет всегда преследовать неудача… и все из-за проклятого. Убей его, не неси тяжесть чужого проклятия на своих плечах. — Еще что-нибудь? — безрадостно проронил эльф. — Последний мой совет. Думай головой, но не забывай прислушиваться к сердцу… к магии, которая течет в твоих венах… — из Иорвета вдруг вырвался презрительный смешок, заставивший Морган замолчать. Черты лица ведьмы резко изменились, казалось, они заострились, как у хищной птицы. Ворон, вновь ожив, неприятно закаркал, будто материл его на своем вороньем языке, как только мог. — Замолчи, — отрезала она, и птица тут же заткнулась. — Магия… — начал Иорвет, некрасиво ухмыляясь (впрочем, ведьма его кривой улыбки все равно видеть не могла... наверно), — магия — это последнее, к чему я буду прислушиваться. — Тебе же хуже, — как бы без обиды ответила магичка. — Думаешь, все эти годы тебя спасала удача или случай? Здесь все далеко не так просто, как тебе кажется. Магия... Забавно. Мы пользуемся ей каждый день и даже не замечаем этого. Хочешь ты того или нет, она течет в твоих венах, она часть тебя, часть этого мира, — старуха вдруг затихла и тяжело вздохнула. Кот как раз оказался рядом, и она ласково прошлась желтоватыми когтями по его мягкой шкурке, — Хотя кому я все это рассказываю? Судьбу того, то избрал Taith an Marwolaeth [Путь Смерти], не изменить. Я бы могла поспорить с этим, да не стану. И не вини магию в том, что случится. Вини в этом только себя, Иорвет. С этими словами Морган, резко схватив котенка за шкирку... вспорола животному горло. Даже Иорвету, "террористу и мяснику", стало плохо от этой картины. Он не собирался как-то это комментировать. Не имел права. Это была ее "законная" плата. Тем временем, ведьма переложила умирающее тело животного в глубокую чашу. Схватив нож, которым она совсем недавно прирезала кота, эльфийка порезала запястье правой руки и позволила темной крови стечь в ту же чашу. Она что-то заговорила-зашептала, колдуя над мертвым телом котенка. Мгновенно заштопав руку каким-то заклинанием, ведьма наконец отставила чашу в сторону. Ворон, сидящий рядом с ней, тихо закаркал, как если бы боялся, что Иорвет сможет подслушать его. Ведьма вдруг обернулась. Лицо у нее было слегка удивленное. И очень недружелюбное. — Ты все еще здесь? Морган явно более не жаловала его в своей халупе. Впрочем, он не имел никакого желания задерживаться дольше. От этих благовоний ему уже становилось дурно. И когда он уже развернулся лицом к выходу, услышал странный писк. Звук заставил эльфа остановиться и обернуться. К его удивлению, из чаши вдруг выполз живой котенок, хоть шерсть его была перепачкана в крови. Зверек как-то странно посмотрел на него и неприятно громко мяукнул. Иорвет перевел взгляд на ведьму. Ее глаза… Она смотрела на него глазами кошки. Сглотнув ком в горле и мысленно выругавшись, эльф вышел вон и направился по дороге обратно. На него вдруг нашло странное чувство, чем-то похожее на падение в пропасть или на мимолетную потерю сознания. Иорвет вдруг выпрямился и постарался удержать равновесие на земле… что удалось ему с завидной легкостью. Он обернулся, чтобы проверить, были ли правдивы его подозрения. И в правду. Хижина исчезла. От ведьмы не осталось и следа. Иорвет вернулся туда, откуда начал свой путь к ее избушке.***
Для ребенка ее сестра бегала быстро. Даже слишком. Как бы она ни старалась, Бринне никак не удавалось догнать малявку, которая, как перепуганный русак, бежала зигзагом и ловко проныривала под кустами. Старшая уже начала обдумывать, как она отомстит сестре, но мысленный процесс был прерван. Гвен отчего-то резко остановилась. — Гвен, все в поряд… ке? В порядке все точно не было. Это Бринна могла сказаться наверняка. От открывшейся картины внутри все сжалось, а она, казалось, от ужаса забыла дышать. Окровавленное тело Ханны, женщины из их поселения, выглядело чудовищно. Это зрелище было кошмарнее всего того, что Бринне случалось видеть в своей жизни. Женщина лежала неподвижно и как-то неправильно, напоминая сломанную куклу. Русые волосы беспорядочно разбросаны по зеленой траве, рядом валялась сломанная корзинка, из которой выпали только что срезанные грибы. Платье испачкано кровью, травой и грязью, зеленые глаза широко распахнуты, а ее лицо… наверно, ни одна театральная маска не была настолько ужасной, как побледневшее от страха лицо Ханны. Прошло больше минуты, как Бринна очнулась и заметила рядом сестру. Гвен точно также, пребывая в шоке, не могла оторвать взгляда от мертвой женщины. Рыжая тут же закрыла глаза сестры, заставляя младшую отвернуться. Фрея, что тут произошло? — Что случилось с тетей Ханной? Ее убили? — робко пропищала Гвен, аккуратно хватаясь тонкими пальчиками за ладони сестры и без особого труда убирая их с лица. — Я… — у Бринны совсем пропал голос. — Я… Я н… не знаю. Наверно… — Это сделали дикие звери? Это было то чудище из легенды, не так ли? Которое живет в лесу и... Но почему тетя Ханна? Она же была хорошей, а... Дикие звери? Чудище из страшилок отца? Нет. Все было куда проще. Смотря на раны на теле Ханны, рыжей вспоминалась охота. Отец учил их выслеживать дичь, сливаться с листвой и с большого расстояния попадать ровно в движущуюся цель. Поэтому Бринна достаточно хорошо знала, что такое стрельба из лука… и какие раны на теле остаются после стрел. Можно было с уверенностью сказать, что Ханну убил лучник. Да, он уже собрал стрелы, но успел ли уйти далеко? Догадка неожиданно ударила под дых, и ее скрутило от страха. Она крепче прижала к себе сестру. Бринна тут же отчаянно завертела головой во все стороны, надеясь, что ей не удастся найти убийцу взглядом. — Пойдем отсюда. Только тихо. Прошу тебя, Гвен, иди тихо, как я учила, помнишь? — почему-то Бринне это показалось самым здравым решением в сложившейся ситуации, хотя рассуждалось в ее состоянии с трудом. Может, она доверилась логике, которая подсказывала, что лучше было рассказать о случившемся взрослым, а, может, страху и непреодолимому желанию оказаться в самом безопасном на свете месте — дома. И девочки, пробираясь сквозь кусты и заросли, срезая по всевозможным тропинкам, вскоре вышли на прямую дорогу к дому. Слух Бринны уловил крайне неестественные крики, а нос — неприятный запах пожара и сгоревшей до черных углей еды. Заметив странные звуки и запахи, Гвен еще сильнее впилась в одежды старшей сестры. Малявка уставилась огромными глазами на Бринну и спустя пару мгновений, будто боясь произнести и звук, тихо зашептала: — Произошло что-то очень плохое. Очень-очень плохое… — Не сейчас, — отрезала Бринна, не желая думать об этом. Сейчас было главное вернуться домой, пусть даже ради этого придется продираться через терновник и царапать кожу о колючки. Однако чем ближе сестры приближались к поселению, тем становилось яснее, что ничего хорошего их дома не ожидало. Запах пожара, крики и плач становились только сильнее. Из-за них Гвен ударилась в истеричные слезы, и Бринна почувствовала, как от слез намокла ее рубаха. — Гвен, пожалуйста, успокойся. Я уверена, все в порядке. Наверно, просто амбар загорелся, ничего страшного, — и все же рыжая точно не знала, кого она этим старалась успокоить: сестру или саму себя. Когда они были настолько близко, что можно было разглядеть вдали поселение, Бринна вновь остановилась. На этот раз она была умнее и попросила сестру подождать ее вдали. Гвен поначалу сопротивлялась и ни в какую не хотела отпускать ее, но все же согласилась. Когда старшая подкралась чуть ближе, настолько, что можно было разглядеть родную деревушку, тихо охнула. Все было намного хуже, чем она представляла. Сказать, что происходившее в поселении привело Бринну в ужас, значило ничего не сказать. Все поселение полыхало. Настолько яростно, что напоминало горящую кучу дров под печкой. А люди... Бринна видела, что по улицам лежали люди. Мертвые люди. Кто был весь в крови, у кого был распорот живот, а других расколота голова... Бринна отвернулась. Она не могла больше на это смотреть... и, если честно, совсем не хотела. Происходящее больше походило на дурной кошмар, чем на реальность. Рыжая была готова взмолиться всем известным ей богам, чтобы все это на самом деле ей только снилось. Ведь ей не хотелось, чтобы на них в самом деле напали, чтобы по-настоящему убивали, грабили, сжигали и… и насиловали. Чтобы все было в точности, как в ужасных сказках отца, которые он часто приносил с войны. Глаза тут же увлажнились, но рыжая усилием воли запретила себе лить слезы. Только не сейчас, когда Гвен была рядом и ни о чем не догадывалась. Бринна, от шока разучившись нормально ходить, еле как вернулась к сестре. Старшая видела, как Гвен съедало любопытство, но не могла выдавить из себя и словечка. Весь словарный запас покинул ее, и Бри уставилась пустым взглядом, отчаянно обыскивая содержимое головы в поисках подходящего ответа. — Домой нам нельзя, — глухо заключила она, продолжая смотреть в одну точку. Перед ее глазами до сих пор стояли только пламя и кровь — морок, который Бринна не в силах была прогнать. Она еще никогда не помнила себя настолько напуганной и шокированной. — Почему? — Домой пришли плохие люди и… — ее неестественно спокойный голос на миг сорвался, — сделали много очень-очень плохих вещей. Несмотря на старания Бринны не подавать виду, Гвен все равно догадалась, что старшая многого не договаривала. Она была как проклятый телепат. Ей не нужны были слова, чтобы понять сестру. Реакция всегда бесстрашной Бринны была намного красноречивей ее скупых на подробности объяснений. Малышке хватило всего несколько секунд, чтобы переварить, а затем усвоить полученную информацию, после чего она со всей злостью потребовала от Бринны ответ на самый важный вопрос… и старшая с ужасом ждала его, заранее зная, что ответа у нее не было. — Но там же мама... Что они сделали с мамой? Бри, что произошло с мамой? Бринна, пожалуйста, — она громко всхлипнула, — не молчи, ответь мне… — Я не знаю, — тихо проронила Бринна, надеясь, что этого сестре будет достаточно, но понимая, что это не так. Она знала, что чем дольше молчала, тем быстрее Гвен теряла контроль над собой. Ей нужно было срочно собраться… ради сестры и матери, но… Бринна ведь тоже была ребенком. Ей тоже могло было быть страшно. Сейчас она не знала… не представляла, что ей делать. Сидеть здесь и ждать? Нет, ведь их все равно найдут. Бежать? Но разве они могли бросить мать. Идти за ней? Бринна до крови закусила нижнюю губу. Нужно было что-то делать. Потому что пока она ничего не делает, у них оставалось все меньше времени. Но… могла ли она пойти за мамой? Разве у нее был шанс добраться до дома живой? — Мы должны ее найти, — слишком уверенно, слишком храбро заявила Гвен. — Мы найдем ее. Мы обязательно сделаем это! — Да, обязательно, — потому что в обратном случае мать умрет, и Бринна никогда не простит себе ее смерть… — Мы найдем ее. Я… я найду ее, — старшая прижала малявку к себе. Так становилось спокойней, и чуть менее страшно. — Я пойду с тобой, — запротестовала Гвен, но старшая только отрицательно закачала головой и сильнее сжала ее в объятиях. Бринна вдруг почувствовала странную, еще неизведанную доселе решимость… граничащую с отчаянием и попахивавшую откровенным безрассудством. Это чувство было совершенно отличное от того, которое возникает при случае наворовать фруктов в чужом саду или ослушаться родительского запрета. Это было нечто большее, чем обычная храбрость. Но Бринна сейчас была слишком взволнованной, чтобы разобрать, что именно с такой силой толкало ее на столь безумный поступок. Фокус страха сместился, и она вдруг осознала, что не так уж сильно боялась огня и меча чужаков… в сравнении со страхом навсегда потерять мать. — Нет. Я пойду одна. Тебе там опасно, — Бринна снова закусила губу. Несмотря на решимость, план будущих действий думался плохо. — Так, Гвен, помнишь наше место, где мы часто прячемся? Оно недалеко отсюда, за старым дубом, — когда младшая кивнула, Бри продолжила. — Спрячься там и ни в коем случае не высовывайся. Я найду тебя. — Но… — Держи рогатку наготове. Используй ее только в самом-самом крайнем случае, ты поняла меня? — Но я не хочу, чтобы ты уходила, — вновь зашлась слезами Гвен. — Но так нужно! Мама сейчас совсем одна, и ей нужна помощь! Не волнуйся, я скоро вернусь. Вот увидишь, не пройдет и десяти минут. — Обещаешь? — сестра уставилась на нее огромными оленьими глазами, от взгляда которых у Бринны сжался желудок. Чувство вины вновь закололо сердце так, что захотелось за него схватиться и взвыть. Разумеется, оставлять сестру совсем одной было опасно. Более чем опасно. Но… она не могла позволить себе даже думать о том, чтобы уйти и оставить мать на произвол судьбы. — Обещаю. — Хорошо, — Гвен медлила, определенно мысленно подвергая сомнению план сестры, но все же сдалась. Понурив голову (как она часто делала, когда была чем-то особенно недовольна), малявка поплелась вглубь леса и даже не обернулась. Ну и ладно. Помириться они всегда успеют. Только когда крохотная фигурка сестры наконец растворилась в желтых красках осенней листвы, Бринна позволила себе секундную слабость. Разумеется, она прекрасно понимала, что лезть в самую гущу событий было крайне неразумным поступком. Рыжая даже боялась себе представить насколько высоки были шансы словить смертельную стрелу за первые пять минут. Наверное, где-то глубоко в душе она была отчаянной самоубийцей, не иначе. Была бы нормальной, давно бы удрала куда подальше. Однако было кое-что еще, кроме сумасбродства, что давало ей надежду на успех. Бринна умела быть незаметной. В частности, на своей территории, где ей известна каждая улочка, каждый поворот, каждый кустик и срез. Бри как свои пальцы знала поселение, где можно спрятаться, а где незаметно для чужих глаз пробежать. Сейчас приходилось полагаться только на свою скрытность… и, если не свезет, на лук. Путь к дому лежал через яблоневый сад — любимое место Бринны, не считая леса. По весне сад цвел так чудно, что ни одна картинка в книжке, пусть нарисованная самым талантливым художником, не могла превзойти его по красоте. В нынешнюю пору, ранней осенью, сад наполнялся насыщенным, пьянящим запахом спелых яблок. Так и хотелось сорвать одно и съесть. Что делать ей, разумеется, было запрещено. И даже не потому что она могла в одного умять целое ведерко. Дело было в том, что сад принадлежал другой семье — родителям ее вечного «врага», Лешека. Впрочем, запрет редко останавливал Бринну, а мальчишка иногда сам впускал ее, и тогда она могла уплетать яблоко за яблоком без зазрения совести. Сейчас сад по каким-то необъяснимым причинам был пуст и нетронут, отчего на это место ложилась слишком приятная иллюзия мирной и благоухающей сельской жизни. Здесь было тихо и спокойно, так, как никогда до этого. Наверное, даже со времен основания поселения. Казалось, что никакого хаоса, никаких чужаков и смертей и в помине не было, а Бринна, вдруг почувствовав на языке сладкий вкус воспоминаний, без сопротивления поддалась мороку. Она будто забыла… или не замечала того, что происходило вокруг. Бродя по усыпанным переспелыми плодами тропинкам, Бринна не ощущала удушающего запаха гари, небо для нее окрасилось яркими оттенками голубого, вокруг стояли только деревья с потяжелевшими от яблок ветвями, а спелый запах пьянил и уносил ее куда-то далеко… Странный звук — будто кто-то уж слишком громко откусил кусочек яблока — заставил ноги остановиться. Бринна тут же опомнилась, неприятно резко, свалившись с облаков на острые камни, и тут же захлебнулась ужасом. Девочка не видела никого вокруг, но отчетливо ощущала чье-то присутствие. И сильно сомневалась, что это был друг. Ей не пришлось долго ждать в неведении и бояться неизвестно чего. Буквально в паре метров от нее (рыжая и не догадывалась, что чужак был настолько близко) послышалось движение: под его ногами захрустели первые опавшие листья, от еле слышно зашуршала одежда. Шензи бесшумно захватила тетиву, готовая — как ей казалось — выпустить стрелу. Не прошло и минуты, как взору девочки открылась личность незваного гостя. Это был мужчина. Очень высокий и стройный. Да и не человек это был вовсе, а… эльф! Признаться, Бринна была в некоторой степени поражена. Она редко встречала эльфов, да и то чаще в детских сказках, чем наяву. Видела как-то раз одного в Вызиме, страшненького такого и сгорбленного, который больше походил на злобного гоблина, чем на представителя старшей расы, а этот… Только посмотрев на его гордый профиль, можно было сказать, что он был самым настоящим эльфом из древних легенд. Он был красивее любого мужчины… и даже женщины. Словом, девочка никогда не встречала настолько прекрасное существо. Тем не менее, чего-чего, а доверия он точно не внушал. И его одежда — как бы хорошо легкий доспех не подчеркивал его фигуру, — была испачкана в свежих пятнах крови… ее друзей и знакомых. Нашивка на плече в виде трех молний на черном фоне намекала, что у эльфа были самые гнусные намерения, которые только можно себе вообразить. От одного его вида, такого прекрасного и одновременно чудовищного, стыла кровь в жилах. Когда мужчина вышел из-за деревьев, сердце девочки окончательно оборвалось. Вновь побежали слезы, стекая по щекам вниз по проторенным солью дорожкам. Пальцы прекращали слушаться, и становилось труднее держать лук. Девочка начинала сдаваться мысли, что перед эльфом у нее не было и шанса, ведь он очевидно был намного сильнее и ловчее ее. Как бы она ни пыталась защититься, он все равно, если захочет, с легкостью убьет ее. Мужчина остановился и нарочито громко надкусил яблоко. Он на мгновение прикрыл глаза от наслаждения, длинные черные ресницы отбросили тень, становясь еще длиннее и пушистее. Без лишней спешки, будто эльф пришел сюда мирно попробовать яблок, а не убивать и грабить, дожевал кусок, а затем слишком медленно повернул голову в ее сторону. Чужак не выглядел удивленным, скорее, удовлетворенным мыслью, что его догадки подтвердились. Он легко ухмыльнулся, и сок под теплым светом солнца заблестел на его губах. Эльф с тем еще превосходством и толикой любопытства смотрел на нее, не отрывая лисьих ореховых глазок, словно Бринна была зверушкой какой — диковинной, но абсолютно безобидной. Желая доказать обратное, рыжая в ответ подняла лук выше, как бы говоря, что она была опасной — могла при желании и стрелой кольнуть. Однако мужчина только рассмеялся, оголяя идеально ровные белоснежные зубы. Бринна прекрасно понимала, что эльф смеялся ни без причины. Ее непослушные пальцы дрожали, ослабленные страхом руки еле удерживали лук, и, подойди чужак чуточку ближе, совсем выпустят оружие из захвата. Но самое плохое в этой ситуации было то, что эльф прекрасно это понимал. Наслаждаясь слишком явным перевесом сил в его сторону, незнакомец вновь нарочито медленно откусил кусочек от яблока, наглядно демонстрируя равнодушие к ее угрозе. Вдруг он лениво бросил недоеденный плод на землю и сделал уверенный шаг вперед, навстречу Бринне, которая тут же от страха выпустила лук и сжалась всем телом. Девочка крепко зажмурила глаза, глупо надеясь, что все ей это только снилось, и, открыв глаза, она увидит… Подумав об этом, она вдруг осознала, что совершенно не знала, что могла бы увидеть, если все это лишь кошмар. Бринна никак не могла вспомнить, где она жила и какой была ее нормальная жизнь. Означало ли это, что этот сон и был ее реальностью? Или она где-то допустила ошибку в своих размышлениях? Вспоминай! Бринна, вспо… Услышав новый голос рядом с собой, рыжая завертела головой вокруг. Она надеялась найти глазами обладательницу голоса, но, к своему ужасу, встретилась только со взглядом эльфа. Заметив испуг на ее лице, эльф, будь он проклят всеми богами, выглядел так, будто его невероятно забавляла вся ситуация. Вдруг его лицо сделалось серьезным, а он медленно поднес указательный палец к еще влажным от сока губам, жестом советуя ей не шуметь. После чего летящей походкой зашагал дальше, сокращая расстояние между ними. Бринна боялась, что он просто убьет ее или возьмет за шкирку и утащит куда-нибудь, а потом обязательно убьет, но… но вместо этого просто прошел мимо, не прикоснувшись к ней даже взглядом. Рыжая только успела свободно выдохнуть, на мгновение стянув с горла удавку страха, как услышала, что эльф за ее спиной остановился. — Я мог бы тебя отпустить, — словно песня, полился мелодичный голос. — Как отпускал снова и снова в этом кошмаре, но какой толк? — протянул он, медленно возвращаясь назад. Бринна вновь вся скукожилась, боясь лишний раз пошевелиться. Этот голос… Она не понимала, почему этот голос был ей так хорошо знаком и вызывал ужас, который сковывал все ее тело прочными цепями. — Я мог бы попросить тебя сидеть тихо и не высовываться, но ты же не послушаешься. Все равно сделаешь по-своему. Что мне не понятно до сих пор… тебе прекрасно известно, что твоя мать мертва, но ты почему-то продолжаешь упрямо идти за ней. А знаешь ли ты, к чему все это приведет? Разумеется, знаешь... — мужчина как-то тяжело вздохнул, и его дыхание еле коснулось кончиков ее ушей. Она и понять не успела, что он был так близко, и поспешила сильнее зажмурить глаза. — Может... — мягко пропел он, любяще, словно щенка, гладя ее по голове, — чтобы предотвратить грядущие события, стоит убить тебя прямо сейчас? Тогда, может, мне удастся спасти невинные жизни? Она не понимала, почему испытывала настолько сильный страх перед мужчиной... словно перед ней был не какой-то там эльф, а настоящее чудище из страшных сказок. Сейчас ей ничего не хотелось так сильно, как сжаться до размеров пыли под ногами. Бринна не помнила, чтобы когда-либо еще чувствовала себя настолько жалкой и беспомощной, и от осознание своего бессилия перед эльфом становилось еще страшнее. Омерзительное ощущение. А ведь она всегда считала себя храброй и сильной... — Только подумать, такая малявка, а может наворотить столько дел. Глупая-глупая dh'oine. Ты, должно быть, не перестаешь винить себя. В смерти матери и сестры... — шепнул эльф, попадал острыми словами, будто стрелами, в самое сердце. Они причиняли практически невыносимую боль, потому что были правдой. Настолько чистой и искренней, что казалось, будто это говорил не чужак, а… а она сама. — И правильно делаешь. Продолжай в том же духе. Ведь это ты виновата во всех своих бедах. Если бы ты в тот день осталась дома, смогла бы защитить мать...но ты настояла на своем и пошла в лес. Если бы в нем и осталась, а не отправилась бы за матерью, не потерла бы Гвен. Не потеряла бы Гвен, мы бы не нашли ее. А если бы мы не нашли ее, тебе бы не пришлось сталкиваться со мной... Видишь? Ни скоя’таэли, ни я, ни твой отец, даже... Иорвет... не виноваты в гибели твоей семьи, а только ты. Вина за их смерть лежит всецело на твоих плечах… — Я не... — что-то жалко пикнуло в ней, что-то не согласное со словами эльфа. То ли это было недоразумение, то ли протест, она сама не понимала. — Это не так… — Что? — он явно удивился и… позабавился ее попыткой протестовать. Его насмешливое урчание еще сильнее заставило рыжую почувствовать, насколько ничтожна и слаба она была. — Хочешь сказать, что в этом нет твоей вины? Совсем никакой? Как инфантильно... Возможно, если эльф был настроен к разговору, ей следовало бы его поддержать, но все, на что она была способна, это жалко скулить и беспомощно дрожать от страха. Мужчина недовольно цокнул. Он не был удовлетворен ее молчанием. Видимо, ему было недостаточно видеть ее страх и унижение... он хотел сломать ее полностью. Шутки ради. — Бринна! — откуда-то раздался звонкий голосок сестры, заставив рыжую распахнуть глаза и завертеть головой во все стороны. — Зачем ты бросила меня? Почему оставила меня одну? Гвен? Откуда она тут? Бринна же сказала ей сидеть тихо и не высовываться? Однако вопреки ее указаниям, сестра пришла сама. Гвен с красным от нескончаемых слез глазами, растрепанными волосами и в испачканной одежде, вышла из-за яблонь. Казалось, эльф ее совсем не смущал, словно она его даже не замечала. Бринна инстинктивно хотела рвануть к сестре и сжать ее в объятиях, как скоя'таэль остановил ее жестом руки. Он успокаивающее погладил ее по плечу, развернулся и зашагал в сторону Гвен. — Тебя не было слишком долго, — продолжала рыдать сестра, а эльф тем временем подходил к ней все ближе и ближе. Бринна не понимала, неужели ее сестра его совсем не боялась? Почему она продолжала стоять на месте? — Я испугалась. Мне показалось, что ты уже не вернешься… что ты бросила меня одну! — Нет, не бросила! Я обязательно вернулась бы за тобой! — возразила старшая, откуда-то найдя в себе силы кричать. — Разумеется, вернулась бы… — перебил ее эльф и, наблюдая за тем, как лицо рыжей застывало в гримасе ужаса, по-отечески заботливо приобнял ребенка, — но слишком поздно, чтобы спасти малышку Гвен, — и паскудно ухмыльнулся. Ублюдок. Бринна прекрасно понимала, что он мог сделать с ее сестрой. И злость от того, что она совершенно ничего не могла сделать, чтобы остановить этого урода, разрывала ее изнутри. Она до боли прикусила губу, стараясь сдержать себя и не сделать только хуже. — Пожалуйста, — сиплым от ужаса голосом проскрипела рыжая. — Пожалуйста, отпусти ее. Тебе ведь не нужна Гвен. Ты пришел за мной, так? — Какая ты сообразительная малышка... Угадала. Если не будешь делать, что я говорю, твоя сестра умрет. — Нет... — Да, — заулыбался мужчина. — Но! Ты можешь спасти Гвен. Если... — Хорошо! — тут выпалила она, ни тратя ни секунды на лишние размышления. — Но сначала отпусти ее. И тогда я сделаю все... Думаешь, так ты спасешь ее? Откуда-то, словно эхо, раздался недовольный женский голос. Нет, тупица! Твоя сестра давно мертва. Соберись, неужели ты не понимаешь, что он с тобой играет? — Так и быть, — тяжело вздохнул эльф и с какой-то грустью выпустил из объятий Гвен. — Iorweth, — по его зову еще один скоя'таэль вышел из-за деревьев, тут же оказываясь подле ее сестры, — aen luned an taith vort taispeá'va, — второй мужчина только кивнул в ответ и тут же потянул свои грязные лапы к Гвен, поднимая в рыжей неудержимое возмущение. Они так не договаривались! Он же... убьет ее! — Что ты ему сказал? Отпустите мою сестру! Сейчас же! — завопила Бринна, наблюдая за тем, как ее сестру уводили в непонятном направлении. Она хотела подбежать к ней и выхватить из рук убийцы, но первый эльф преградил ей путь. — Эй ты! Отпусти ее! Если с нее хоть волосок упадет, я клянусь всеми богами, что убью тебя! Ты понял меня? Ты... — кричала она вслед удаляющимся фигурам, надеясь их хоть как-то остановить, но напрасно. — Thaess, varh'he, — злобно зашипел эльф. — Поздно уже. Мы обо всем договорились, не так ли? Ты слушаешься меня, а я... оставлю твою сестру в живых. Вот уговор. — Ты сказал, что отпустишь ее... — А разве я не отпустил? Твоя сестра больше не в моих руках... — она так сильно разозлилась от слова эльфа, что чуть не ударила его. Точнее, она собиралась, но не успела и дыхания перевести, как ее тут же прижало к чему-то твердому, а кожу шеи обожгло холодом стали. — Но даже если так, я все равно могу убить ее. Если ты будешь себя плохо вести. Лезвие вдруг пропало, позволяя ей сделать короткий вздох облегчения. Но не прошло и секунды, как чудовищных размеров лапа до боли схватила ее за щеки, сжимая их, казалось, со всей силы. Бринна буквально чувствовала, как пальцы эльфа оставляли на ее коже синеющие следы. Он, крепко схватив ее лицо, заставил поднять голову выше и глубоко заглянуть в его темные глаза. Мужчина смотрел на нее с чистой ненавистью и жгучим отвращением. — Даже не верится, — зашипел он, — что мне встретилась dh’oine с лицом, при виде которого меня не воротит от отвращения. Прямо яркий цветочек, выросший среди камней и грязи… как куриная слепота. Милый, на вид совсем безобидный, но очень коварный цветок, — лапищи Кошмара, отпустив лицо, скатились по шее, слишком нежно зацепились за выпирающие ключицы, едва касаясь, очертили грудь и, далее, спустившись вниз по талии, остановились на бедрах и сжали их до синяков. Бринна вновь зажмурила глаза. Смотреть дальше было невыносимо больно. — Ты… — с напором выдохнул эльф, — такую как ты мало просто убить. Твоя смерть не восполнит весь ущерб, который ты посмела нанести своими ядовитыми руками. Очнись! Иначе страж убьет тебя. Бринна дернулась, попыталась выбраться, выскользнуть из хватки, но эльф в ответ сдавил ее сильнее. Его рука с невероятной силой сжало горло и, казалось, еле приподняло ее над землей. — Не будешь слушаться, и я убью не только тебя, но и твою сестру. Ты этого хочешь? Тебе это только кажется! Это иллюзия! Твоей сестры давно нет в живых. Он не может угрожать ее смертью. Поэтому перестань бояться… Нет в живых? В каком смысле нет в живых? Бринна хорошо помнила, как… помнила… Вертеп Диавола, краснолюды, они разделились, и она осталась совсем одна. Почти одна. Значит …что ты до сих пор находишься в чертовом вертепе. Это не твое прошлое, а лишь иллюзия. А теперь сделай что-нибудь… Меч! У него есть меч! Вырви его из ножен… Она легко отвела взгляд вниз, тут же замечая меч на бедре эльфа. Руки ее, к счастью, были свободны. Оставалась самая малость. — Ты этого хочешь? — в нетерпении повторил кошмар, чуть ли не гаркнув на нее. — Я повторяю, ты этого... — Нет! — Вдруг она почувствовала неудержимый гнев. Он выскочил из нее так же стремительно и мимолетно, как стрела из лука, а Бринна даже ничего не успела понять. Рука сама потянулась к мечу, и когда девушка крепко схватилась за рукоять, у нее вдруг откуда-то нашлись силы оттолкнуть от себя скоя'таэля. Клинок тут же отразил свет, остро кольнув глаза белоснежным блеском стали. Она на мгновение зажмурилась, но тут же продрала ноющие глаза — сейчас нельзя было позволять спускать взгляда с противника. Но когда девушка подняла глаза, слегка опешила. Сад, будто тонкую ткань холста, разрывало на мелкие кусочки. Картинка, медленно распадаясь, открывала знакомую пустоту Вертепа Диавола. Перед ней стоял уже никакой не эльф, а… Фрея... Это была самая жуткая и отвратительная тварь, которая ей когда-либо встречалась на всем белом свете. Уродец жуткой формы — или, точнее, совсем без формы — определенно смотрел на нее и гадко ухмылялся тем, что отдаленно походил на рот. Стерев остатки слез грязным рукавом рубахи, девушка крепче сжала рукоять меча. Только сейчас она отразила, как легко он лег в ладонь, будто был выкован специально для нее: не слишком длинный и довольно легкий. Держа его, Бринна ощущала только приятную тяжесть в руке — намного слаще, чем чувство безоружной легкости. Медлить не хотелось, особенно сейчас, когда победа была так близко, а шанс выбраться отсюда был так высок. Она не произнесла и слова, только метко кинула острый взгляд в стража и первая ударила мечом.