Смерть немного похожа на ветер: невидимая, но ощутимая сила, которая всегда готова сбить нас с ног. Макс Фрай Лабиринты Ехо
Jeon Jungkook — Lost Stars Порой бывают периоды в жизни, что полны дурных предзнаменований: пронзающий до костей холод посреди тёплого лета, серое, низкое небо, беспричинная тревожность — от этого не убежать. В такие дни Тэ считал за лучшее оставаться дома, по возможности запирать вместе с собой всех дорогих и близких людей — как сам любил шутить на подобные темы. Сейчас он сидел на широком подоконнике в чужом доме, укутавшись в плед, и наблюдал за убывающей луной. Ладони грели горячие от ещё не успевшего остыть кофе стенки фарфоровой чашки, а сердце — осознание того, что сейчас он, должно быть, счастлив. Тэхён умел ценить момент, и старался беречь в себе это качество. Он редко задумывался о завтра, жил сегодняшним днём, и иногда это приводило к нежелательным последствиям, на которые ему всё равно было плевать. Ещё никогда эта черта характера не проявляла себя в плохом свете, но сейчас она почему-то отключилась. В голове внезапно начали мелькать самые лучшие моменты, проведённые с Чоном, и Ким мягко улыбнулся, устремляя взгляд в лесную даль. Луна была с лёгким жёлтым оттенком, и напоминала зефир, а вместе с тем приятный гуков зефирный запах, его широкую улыбку и искренность в шоколадных глазах. По-хорошему Ким должен был думать, что дружба с ним была пустой тратой времени, но по невидимым ему причинам к горлу подступал ком, который Тэ попытался сглотнуть как можно незаметнее, так как взгляд Хёнджина вечно цепями прикован к нему. Парень скользнул глазами на сидящего напротив человека, что даже не пытался скрыть пристального внимания к нему. Красные от поцелуев губы маняще приоткрыты в улыбке, одна рука на согнутом колене, вторая держит точно такую же, как у Тэ, кружку. — Красивый. — вдруг заговорил Джин, сильнее натягивая плед. Тэхён сделал глоток из ёмкости и улыбнулся шире, отодвигая её на стол рядом, затем вопросительно замычал, дрязнясь. — Ты красивый. В лунном свете ещё красивее. — продолжал младший, допивая свой кофе и откидывая чёлку назад. Ким помедлил, забирая у блондина чашку и перенося на место рядом со своей, а потом похлопал по месту меж своих ног, приглашая: — Иди сюда. — выпалил осторожно, и Хван сразу подорвался, словно уже ждал этого, пересел туда, куда указал старший и укрылся пледом. Тэхён обнял Джина со спины и вновь откинулся назад, прислоняясь к стене, от которой веяло холодом. Меж лопаток пробежалась стая мурашек, когда под самым носом запахло чем-то сладким, и парень вдохнул до конца, при выдохе обжигая белую макушку дыханием, затем снова уставился в окно, на жёлтую луну, что уже пряталась за облаками. С момента ссоры с Чоном прошли сутки, а чувство вины начало разрастаться внутри только сейчас. Он не пытался себя обмануть — Чонгук действительно был хорошим другом и прекрасным человеком, но что-то отталкивало Тэ от него. Что-то, что могло причинить боль только Гуку, а не ему. Такие мысли посещали его голову ещё минут пятнадцать, пока раздумья не прервала неприятная вибрация телефона, экран которого осветил собой всю комнату, отображая входящий звонок от Джиюн. На часах начало четвёртого ночи, Хёнджин давно мирно посапывает в той позе, в которой сел сюда изначально, прислонившись макушкой к груди Тэ, так что тот не медля схватил смартфон в руки, чтобы не разбудить уставшее тельце, и провёл большим пальцем по дисплею вправо, на автомате произнося тихо «Слушаю». Rammstein — Diamant Голос Джиюн дрожал, она раз за разом всхлипывала, рассказывая что-то о Чонгуке, больнице, и… — Что?! Что с ним, Джиюн, говори точнее! — Ким начал серьезно волноваться, когда услышал слово «смерть», но решил не торопить и без того находящуюся в ужасном состоянии девушку, продолжая уже спокойнее, — Джи, успокойся, тише, не плачь, пожалуйста, говори, куда я должен приехать? Среди неразберихи адрес ему удалось узнать с трудом, но, как только он услышал последнее слово, бросил трубку, заканчивая разговор на фразе «Буду через 10 минут», а через две уже сидел на байке, натягивая тяжёлый шлем. Джина он уложил в кровать, а шторы закрыл от греха подальше. Телефон находился на автоответчике, так как разговаривать с кем-то сейчас было не лучшей идеей. Больницы всегда отталкивали Тэ: все эти лекарства, врачи, везде чистый белый цвет, который потом ещё несколько часов видением маячит в глазах. Джиюн уже час вздрагивала и заливалась слезами в его руках, всё сильнее прижимаясь к груди, будто хотела полностью переместиться внутрь него, спрятаться от этого всего. Рядом стояли её и чоновы родители, не отходя друг от друга: мать вела себя слегка сдержаннее, но тоже не скрывала слёз, принимая поддержку и утешение от отца, что уставился на дверь больничной палаты и отворачиваться напрочь отказывался. Врач вышел через несколько минут, оповещая всех о том, что мальчик пережил клиническую смерть, и сейчас находится в коме. На любые вопросы о том, можно ли его увидеть, отвечал резким «Нет» или «Приходите позже», но через приоткрытые двери было видно возню медсестёр рядом с койкой. Мистер и миссис Чон остались в больнице, наказывая младшим идти домой, и те через убеждения всё-таки согласились. Внутри Джиюн снова что-то треснуло, и это была, по видимому, уже последняя трещина для того, чтобы она развалилась полностью — такой Тэхён видел её только единый раз: когда Чонгук впал в кому два года назад. Тогда всё обошлось без жертв, но сейчас всё намного серьезнее — как выразился врач. Через несколько часов осознания слёзы полились и у него. Девушка уговаривала Кима лечь с ней в одной кровати, потому что не в состоянии уснуть сама, так что тот под напором всё-таки сломался и согласился, а сейчас выдыхает на ухо кое-как уснувшей Джиюн, моча белую наволочку слезами. Это просто ссора, а Чонгук, как никак, был одним из самых родных ему людей. Тем, кто всегда поддерживал в трудные времена, даже не взирая на то, что не получал от Кима ответной реакции. Тэхён всегда его отвергал. Прошла неделя с момента, когда Чон впал в кому, но никаких известий от врачей не было. В палату пускали только Джиюн и её родителей под пристальным наблюдением медбратов, а Тэ иногда подглядывал, но, видя истощённое и белое, как сама смерть, чонгуково лицо, сразу заливался слезами. «Этот мальчик не заслуживает такой, блять, жизни» — любил повторять Юнги, выпивая очередной наполненный до краёв стакан виски. Он имел ввиду не только болезнь (чёткого представления о которой нет даже у врачей), но Тэхён не понимал подтекста. Юн видел обожание к Киму в глазах мелкого, видел то, чего не видели остальные, потому что сам был таким когда-то. Но то, что пережил Мин — заслужено. То, отчего пятнадцать лет с рождения страдает Чон — нисколько. Ещё через неделю информация, поступившая к ним из больницы была как наводнение, что убило всех и сразу. Джиюн держалась из последних сил — Тэхён не отходил от неё ни на шаг. Он жил с ней в одном доме, готовил для неё еду, помогал её родителям по дому, спал с ней в одной кровати, потому что знал, насколько ей это нужно. Хёнджин начал сам навещать Тэ, вместе с тем и семью Чонов. Юнги уже не просто пил — он пил по-чёрному. Феликс пытался остановить его первое время, а потом понял, что это бесполезно. Феликс таял рядом с Юном, а с пьяным Юном мог делать всё. Только Тэ почему-то развеселила ситуация, когда Мин по пьяни «засосал» его, а потом утащил вглубь чужой спальни — но никто и не был против. Все газетные заголовки кричали о редком случае смерти пятнадцатилетнего подростка от инфаркта микоарда и заверяли людей быть осторожнее с сердечными болезнями, но со временем кипиш в городе поутих, только не для них. Тэхён видел свидетельство о смерти, и чувство чего-то неправильного, неладного списывал на шок от произошедшего. Правда, в трезвом состоянии и Юнги говорил, что бумажка «какая-то не такая». Тело увидеть не удалось никому, похорон не было — кремировали по просьбе родителей, что тоже удивило Кима — все родственники семейства Чон были на кладбище, но он снова не придал этому значения. Все пытались жить прежней жизнью, но не тем было всё: привычного гукового смеха из соседней комнаты не было слышно, чудесного зефирного запаха тоже не слыхать, а приторно-сладкий Джин начинал бесить Тэхёна. Принятие смерти брата особенно тяжело далось Джиюн, которая буквально сошла с ума, решив разрушить остальных окончательно случаем, что отразился именно в памяти Юнги как самое ужасное, что он видел в этой жизни.Flashback.
— Джиюн, приём, ты дома сейчас? Где Тэ? — Мин снова звонит посреди ночи, чтобы убедиться, что у них с Тэ всё в порядке. Джиюн стоит рядом с наполненной водой ванной с телефоном у уха и глядит в зеркало. Бледная кожа, сверкающие под светом лампы от слёз щеки, синяки и стеклянные глаза. Противно рассматривать своё тело, даже в последний раз. Мерзость. Она находится на даче у родителей одна, и приехала сюда без разрешения Кима, что опекает её сейчас хлеще родной матери. — Я… Я на даче у родителей. — она не умела врать, и знала об этом, поэтому даже не пыталась сказать своё ложное местонахождение, а вот насчёт Тэ нужно было постараться — Тэхён-оппа со мной, мы просто выехали на природу. — Почему он меня не предупредил? Что вы там делаете, Джи, я сейчас приеду! Нога погрузилась в малость прохладную воду, заставляя содрогнуться, за ней и вторая. — Юнги, не нужно, — голос дрожал, но она пыталась говорить как можно спокойнее — у нас всё в порядке. Тяжёлый выдох из динамика. — Дай трубку Тэхёну, Джиюн. Девушка забралась в воду полностью, ставя звонок на громкую связь и кладя мобильник на полку. — Юнги… — Дай. Трубку. Тэхёну. Я хочу с ним поговорить и убедиться, что с вами точно всё нормально. Чон тянется за ножом, но тот предательски выскакивает из руки и летит на холодный кафель. Звук заставляет Юна волноваться ещё сильнее. — Юнги, прости, пожалуйста, не приезжай, не нужно. — Что у тебя упало, мать твою?! Ты должна быть в кровати, Чон Джиюн, марш спать! Я выезжаю. Нож всё-таки оказывается в ладони и Джиюн проводит подушечкой указательного пальца по лезвию, шипит от боли, слизывает кровь. — Передай остальным «прощай». — Джиюн, блять!!! *** Юнги приезжает к месту назначения меньше чем через десять минут, предварительно вызвав скорую, ибо Джиюн шутить не будет. Картина, которую он видит, стоя в открытых дверях ванной, заставляет его согнуться пополам над унитазом, срыгивая туда всё, что съел до этого. Следом он боится снова принимать вертикальное положение, чтобы не видеть этого вновь, но здравый рассудок побеждает страх, и Мин с опаской подходит ближе, проверяя пульс — жива, видимо, после разговора с Юнги ещё долго мялась. Парень скользит взглядом по оголённому телу Джиюн, мирно лежащему в устрашающе красной воде, и его снова вырывает — кажется, ещё немного, и будет рвать желудочным соком, поэтому он выходит из ванной, нажимая на слив, и выбегает на улицу встречать машину скорой помощи.Flashback end.
Потому что он единственный, кто видел это тогда. ***Момент, когда Юн по пьяни «засосал» Феликса. Написано по просьбе другого человека — читать по желанию.
Юнги залпом выпивает очередной стакан виски и поглядывает на уже пустующую стеклянную бутылку рядом, а потом переводит взгляд на Феликса, неодобрительно смотрящего на него с той стороны дивана. Тэ и Джиюн, пригласившие парней на ночёвку, находятся на кухне, помогают родителям, и вернуться в гостиную должны нескоро. Младший так далеко… Юнги, сидя на диване, поджимает ноги, а потом и вовсе становится на четвереньки, опираясь на ладони лицом к нему. Он старательно сдерживает пьяные взрывы в себе, опускает голову, и на ткани, которой обтянут диван, появляется маленькое мокрое пятно от капли, что сорвалась с глаза. Мин медлит ещё несколько секунд, а потом произносит тихо «Фель…», получает в ответ вопросительное и немного удивлённое мычание, подрывается, двигаясь ближе и примыкает к чужим губам, не давая вырваться из хватки. Русый пытается оттолкнуть, но расслабляется, понимая, что это бесполезно, пытается отвечать. Юн улыбается и проникает глубже, когда чувствует спокойные пальцы на груди, даже не задумываясь о том, что насильно забрал у мальчика правильный первый поцелуй, а потом хватает его на руки и уносит в спальню, даже не включив в ней свет. Кладёт на кровать аккуратно, нависает сверху, наслаждаясь видом, представшим перед ним, а Феликс бегает глазами по пленительному лицу партнёра, невообразимо красивому в оконном свете и сглатывает. Смотрит ещё долго, потом обвивает за шею и снова целует, перехватывая инициативу на себя, Юнги отвечает. Оба не в состоянии вдохнуть. — Ты всё равно на утро ничего не вспомнишь… — выдыхает Фел, невесомо оставляя губами мокрый след у виска. Мин отрывается от чужой шеи, привстаёт, смотрит с любовью, и… Презрением. — Она говорила так же. — имея ввиду бывшую девушку с долей грубости в голосе говорит Юн — Я не настолько пьян, чтобы всё забыть. — Феликс снова нервно глотает слюну и виновато опускает взгляд, сжимая в руках запястья Юнги. Тот пытается уйти, снова заливаясь слезами, прячет их, а Фел не отпускает, обнимает нежно, как мама обнимала в детстве перед сном, кажется, что сейчас над ухом зазвучит ласковый женский голос, напевающий какую-то старенькую колыбельную. Русый успокаивает, вытягивает скомканное одеяло, укладывает Юнги рядышком, укрывает их обоих и притягивает к себе, целуя нежно в шею. Мин засыпает, дыша Феликсом. Просыпается, крепко держа его за руку, и действительно всё помнит. Улыбается, пряча смущение в подушке, а вместе с тем свою истинную сущность, которая всё это время таилась от лишних глаз. Тэхён смеётся, видя на горизонте растрёпанного Феликса, подбегает, распрашивает, а тот молчит, скрываясь за дверями ванной комнаты. — Да не было ничего! — возмущается на все вопросы Кима, а вскоре сам заливается смехом, когда слышит знакомый Юнов голос, оповещающий, что Феликса трогать категорически нельзя.