mors in victoria

Hwasa - LMM Холодного молочного оттенка свет насквозь пробивает редкие ажурные крона деревьев, падает на грунт, ложась пятнами на манер расцветки шерсти леопарда. Небо чистое этой ночью, усыпано ярчайшими звёздами, атмосфера в округе так и норовит опьянить и выпустить здравый рассудок из клетки разума. Волшебство, не иначе. Гук наблюдает за мерцанием в небе с интересом, подложив под голову обе руки, слышит бессмысленное, но отчего-то спокойное бормотание Чимина под боком. Слышит, но, к сожалению, не слушает. До тех пор, пока его не колют внезапно в бок соломинкой. — Ты живой там? — Пак приподнимается на локтях и с усмешкой кладёт соломинку обратно в рот, в ответ ему хватает лёгкого кивка в свою сторону, как признака какой-никакой, а жизни. — Думаю... просто думаю. — младший прикрывает глаза, — Ты говорил что-то важное? — Не-а. А думать вредно - уродливые морщинки на лбу слишком быстро появятся. — Мин ложится обратно, закидывая руку на живот Чону. Тот лишь улыбается. — Джисон? — Он самый. Слушай... Я на самом деле жалею, что рассказал тебе. В том смысле, что для него это, наверное, очень личное. Я почему-то понимаю его... где-то глубоко внутри. И даже знаю, почему. — И... — старший глубоко вздыхает, — почему же? — Смотри. — Чонгук закатывает правую штанину и ведёт пальцем по, в некоторой степени, приятному на ощупь рельефному обилию шрамиков вдоль бёдра так, словно видит их впервые. Под лунным светом они, оказывается, особенно видны, — Я не делал этого. Точнее, наверное, делал, но задолго до того, как оказался у вас. — парни хмыкают одновременно, — Тяжеловата у меня была жизнь там. Следы от самоповреждения на самом себе Гук заметил довольно давно, но упрямо их наличие игнорировал, пока кое-что (кое-кто) ему о них не напомнило. Да напомнило так, что парень целые ночи проводил, разглядывая бёдра, считая шрамы... Ровно двадцать два на левом, четыре из которых заметны даже с относительно немалого расстояния и семнадцать, по большей части маленьких и бледных, на правом. Flashback. Чонгук вышел за пределы территории дома, обозначенные красиво цветущими на весне сакурами, чьи ветви изящно свисали с внешней стороны во двор, украшая скучную высокую калитку, впервые за прошедшую неделю. Казалось бы - спокойный лес, маленький уютный домик и вполне ласковые люди вокруг - все это выглядит, как место для отдыха или курорта. Хуй! Работы дома, сказать мягко, было всё никак не переделать. К подобной занятости и нагрузкам Чон привыкнуть и приспособиться не успел, да и делать этого, честно, не слишком уж хотелось. Старик, распределяющий все обязанности, словно намеренно загружал внезапно нового члена семьи с целью не дать достаточно времени... на подумать, к примеру, и найти возможность изменить что-либо из того, что парень разузнал. А ведь именно это с недавних пор являлось его главной, общей с Чимином целью, к которой они, даже вместе, так и не приблизились ни на йоту. Джисон... С их последнего разговора сторонился Гука, при этом совершенно не выглядел так, будто действительно хочет это делать. Напоминая голодного, совсем беззащитного енотика, живущего в лесу, полном хищных тварей и впервые узревшего человека. Зверёк знает, что тот его накормит, ведь от него вкусненьким несёт за версту, а может и отогреет заодно, но сильно боится угодить в очередную ловушку хитрых местных хищников, коим имеет причины считать неизвестное двуногое существо перед ним. Такое сравнение имело смысл. Невольно в мыслях возникла картинка, где Сон наполовину преобразился в енота - ушки на макушке, милая подрагивающая енотья мордочка, длинный, полосатый, пушистый хвостик, лапки, коготки... Ох, чёрт, выбросить из головы, немедленно! Гук тихонько прыснул в кулак, проходя линию вишнёвых деревьев и попадая на тропу, ведущую прямиком в глубь приветливого леса. Ёли приятно шелестели иглами, чуть-чуть дальше виднелась листва, кажется, клёна, за ним точно стояла парочка берёз. Лес этот поистине удивлял своей разнообразностью. Сакуры у дома прекрасно дополняли образ, успешно создавая ощущение сказки и нереальности окружающего мира. Веря слухам, относительно недалеко от дома стоял небольшой старенький колодец, он скрылся за густой листвой и попасть туда можно было лишь обойдя. Именно оттуда парни носили воду, Гук же ни был в том месте ни разу, хотя, как отзывался о нём Чимин, оно служит не только для обеспечения местных жителей водными ресурсами, ибо само по себе сопровождается непередаваемой атмосферой уюта и комфорта. Совсем близко к колодцу - чистейшее озеро, отражающее в себе грациозно нависающие над ним ветви огромных деревьев, в частности дубов, что, к слову, окружали всю эту территорию. Она же представляла из себя поляну, сравнительно большую в диаметре за счёт размеров водоёма, сами ветви создавали впечатление огромного купола. Всё это Чон узрел самостоятельно, стоило только раздвинуть ладонями кустарник, к которому парень быстро добежал по протоптанной старшими тропе. Это место так и норовит окончательно исказить Гуково представление об истинной реальности. Принудить думать, что он в сказке. Правда, очень жаль, сказочного принца своего он безвозвратно потерял. Чонгук прошёл чуть дальше, с каждым неспешным шагом восхищение чудности места в шоколадных сверкающих глазках росло, парень во все стороны оглядывался, пока... Вдалеке, стоя уже почти на береге, но ещё по голень в воде, виднелся силуэт человека. Солнце светило ему в спину и лицо было не рассмотреть, по крайней мере, с такого расстояния. Чон не решался ступить вперёд, но лишь первое время, пока не осознал, что в месте этом, с первого камешка обустроенном семейкой Хан, априори никто больше водиться не может... И вправду. Сократив немного расстояние до берега, Гук чётко рассмотрел знакомый свитер, ха! — Джисон-и! — завопил младший. Сон замялся и сел в воду, не оборачиваясь. Линия воды доставала ему до пояса, показались голые колени, но он был одет, свидетельствовал об этом тот же свитер. Хён решил искупаться в одежде? Не услышав ответа, Чонгук приблизился ещё, на этот раз смелее. Теперь он стоял рядышком с самым колодцем, до Хана несколько шагов, но тот словно совсем абстрагировался от внешних раздражителей. — Джисон-хён? — старший в ответ устало вздохнул, натягивая длинные рукава на ладони. — Может, обернёшься? Royal & the Serpent - Overwhelmed — Нет. — отрезал Джисон. Чон слегка растерялся, — Иди домой. — Идём вместе... — Нет. — снова, — Вали отсюда. Пожалуйста. Гук нахмурился, вопреки просьбам хёна сел рядом, прямо в воду, не боясь влаги. Странно, но стало теплее. — Чонгук, мне не нужна компания! — наперекор тону Джисон не выглядел требовательно, скорее... отчаянно. И совсем уж потерянно. Вода рядом со старшим казалась темнее. Не спеша, постепенно... Из просто тёмной воды вокруг Хана вырисовывалось тусклое красное пятнышко. Все молчали. Для Джисона, кажется, это было в порядке вещей, но он замечал внимание Чонгука к происходящему. Последний же просто... сидел в ступоре, не реагируя даже тогда, когда, предполагаемо, кровь настигла его опущенную в воду руку. — Хён... — Гук немного нервно сглотнул. Сон подрывается с места, намереваясь убежать, но младший не поднимаясь успевает схватить его за прикрытое тканью черного свитера запястье, крепко сжав. Хан шипит и поджимает алые губы, словно заместо ладони Чона руку его обволакивает колючая проволока или браслет из нагретого до предела металла. Меж пальцами у Гука что-то внезапно стекает. Тот, вместо того, чтобы отдёрнуть руку, тянет застывшего Сона на себя, заставляя упасть рядом на колени, и только тогда решается отпустить. Посмотрев мельком на пальцы, подмечает, что тонкие линии на ладони теперь создают впечатление кровавых рек. Вода вокруг неспокойно колышется. Джисон не пытается больше убежать. Обессиленно опускает голову на Чоново плечо, тихонечко всхлипывая, и в который раз прячет под водой запястья. — Хён... — младший произносит спокойно, понимающе, по-взрослому. — Хён... Дай глянуть. Сон заливается слезами. Крепко сжимает ладошку Гука, когда он сам берёт его длань в свою, сплетая пальцы. Не сопротивляется даже когда тот без просу закатывает рукав Хана до локтя, рассматривая кровоточащие порезы поперек руки и громко недовольно цокает... — И чем же ты так?.. — вопрос не требует ответа, Чону, честно, всё равно, чем, так что он продолжает: — Хён, как давно? — Ч... что? — заикаясь от слёз, старший поднимает неловкий, но переполненный доверия к Гуку взгляд. — Делаешь это... — парень нежно, изо всех сил стараясь не сделать больно, водит большим пальцем по царапинам, размазывая кровь, — ...С собой... И почему? — Давно... — и больше ничего. Молчание... Немного неудобное. Чонгук наклоняется и теплыми губами прижимается к чужой макушке, лишь бы успокоить. Хан вздрагивает, покрывается приятными мурашками, дыхание его несильно учащается. Hwasa - LMM Хочется просидеть вот так до ночи, пока в аловатой синеве водицы не отразится чернота неба и ясность звëзд. В убаюкивающей теперь уже тишине шелест свежей листвы над головой, глухие вздохи парней и мнимые стуки истерзанных, трусливых одно перед другим сердец. Джисон так и уснул бы на руках у брата, но тот за плечо трясёт старшего и просит из воды выйти, мол, так и простудиться - раз плюнуть. И ведь, оказалось, - правда. Через какое-то время парни вместе возвращаются домой, Чон уводит Хана в свою комнату вместо того, чтобы оставить посреди дома, или, в лучшем случае, у дверей в его покои, садит на кровать, не беспокоясь, что постельное бельё вскоре насквозь промокнет, приносит сменную одежду и сам переодевается. А вечером Сон жалуется на жар, пока Чонгук, сидя напротив на кровати под приглушëнным светом керосиновой, расписанной витиеватыми узорами лампы, ватой и разведëнным водой спиртом тайком от остальных членов семьи обрабатывает чужие раны. Гуку остаётся только тоскливо вздыхать. На ближайшую неделю он берёт на себя ответственность за здоровье хëна, всë свободное время отныне проводит в комнате, где тот отдыхает и лечится. Зачастую, это утро, лишний час после обеда и весь вечер. Один из таких вечеров Чон принимает решение провести необычно, вместе с двумя большими чашками пряного ромашкового чая с кусочками засушенных фруктов тащит в чужие покои две ароматные свечи, где-то найденные Чимином, теплый, на ощупь мягкий шерстяной плед и тарелку свежих ягод винограда, лично им в саду за домом собранных, старательно отмытых и красиво разложенных. В полутьме звучат томные, приглушëнные голоса парней, поверх пледа укрывшихся одеялом. Тарелка пустует, ладони греют лишь полупустые кружки, озаряющие комнату удачно слившимся с благоуханием свечей приятным ароматом. — Хëн-а... — зовёт Чон, предварительно сделав скромный глоток, старший вопросительно мычит, — А ты... сильно скучаешь... по сестре? Хан сглатывает, с уст его постепенно сползает улыбка. — Скучаю... Сильно.  — Сколько лет прошло? — ...Три... Три года. Чонгук мягко улыбается, отставляет чашку на тумбу и приобнимает Сона, продолжая: — Ты очень любишь Ëнхок, да? Всë ещё... — Знаешь, есть человек, который тоже очень рискует стать объектом моей любви. Думаю, это затмит любовь к Ëнхок и... Может быть, убавит боль от её ухода. — Неужели Чимин? Джисон хмыкает, отрицательно мотая головой, чихает и отпивает из кружки. Гук обхватывает её руками, убирает туда же, где и его, сплетает пальцы своей ладони с чужой, тëплой и нежной. Жизнь Хана хорошенько потрепала, залила тьмой поначалу светлую, мягкую, многогранную душу, нагло заострив каждый угол и, кажется, Чону постепенно удаётся сгладить их вновь. В полночь, дождавшись, пока старший под боком задремает, Чонгук выбирается во двор, обходит дом и в лилейном свете посреди поля замечает Пака, надумавшего выспаться под Луной. Flashback end.