— Бля, ну Юра! — Паша подрывается с кухни, услышав гаденькое характерное хихиканье. — Сейчас моя очередь, — он обиженно тянет слова, увидев, что «хорошенький» уже Юрка захватил джойстик и явно не собирается выпускать его из рук.
Они толпой собрались у Музыченко дома, чтобы отметить последний день зимних каникул, пока родители в гостях. Андрей надыбал где-то Dendy со старинными картриджами, половина из которых так и стала пахать. Перебрав все раритетные игрушки, они остановились на классических «Танчиках» и устроили турнир.
В тот самый момент, когда Личадеев отлучился, Ильич с треском проигрывал партию Старому. Следующими схлестнуться должны были Паша и Рудбой, а потом уже настал бы черед Юры и Кикира.
— Нефиг было сваливать, — Музыченко улыбается самодовольно, но не зло.
— Я вообще-то за пивом пошел. Себе и тебе! — делает акцент на последнем слове и машет в воздухе запотевшей алюминиевой банкой с зеленым бочком.
— Отлично, давай! — оживляется Музыченко.
— А вот хуй тебе, — Паша показывает язык, демонстративно шествуя мимо и отдавая банку Кикиру. Тот только ухмыляется, переводя взгляд на Юру, открывает банку и с подчеркнутым удовольствием делает глоток.
— Да ладно тебе, — чуть хмурится Юра, глядя в экран — партия уже началась, и Рудбой не намерен поддаваться. Не зря его окрестили «Ванька-дробовик». — Следующие две мои очереди — твои, — произносит каким-то слегка томным голосом, но никто этого как будто и не замечает.
Юра знает, что Паша сейчас смотрит на него, поэтому складывает губы трубочкой, посылая неслышный воздушный поцелуй в примирение, а потом на секунду все-таки отвлекается от экрана, чтобы подмигнуть ошалевшему от такой наглости Личадееву. И снова улыбается-улыбается-улыбается. Довольный, как Чеширский Кот. А у Паши даже дыхание перехватывает. Он воровато оглядывается, но все вроде бы увлечены игрой. Даже стоящий в нескольких сантиметрах от него Кикир тоже смотрит в экран. Самое время слинять перекурить краску с лица и напряг ниже пояса. Чертов Музыченко окончательно его сломал — теперь Паше постоянно хочется с ним трахаться.
— Не помешаю? — Саня неслышно проскальзывает на балкон. Паша успевает слегка загнаться по поводу выходок пьяного Музыченко, пока Кикир вытягивает из пачки сигареты и неторопливо прикуривается, но отгоняет навязчивые мысли.
— Кто ведет? — спрашивает, кивая на прозрачную балконную дверь.
— Кто-кто! Рудбой, конечно! — усмехается Саня. — Юрец и так не самый сосредоточенный игрок, а под мухой и вообще только так сливать готов! — он глубоко затягивается и выпускает струю в чуть приоткрытую, не до конца оттаявшую створку — за первую неделю года зима заметно сдала в своих правах. Ближе к вечеру еще подмораживает, но днем обманчивое тепло чувствуется все сильнее. Глобальное потепление, чтоб его!
Паша скользит взглядом по Саниному задумчивому профилю, тот смотрит вдаль и едва заметно хмурится.
— Слушай, Паш, все забываю у тебя спросить: Даня, — тут Кикир делает паузу и опять затягивается. — Ну, тот, что у тебя на дне рождения был и на площади потом… — он недолго мнется и добавляет. — Он же твой лучший друг?..
Паша немного удивлен вопросом, поэтому в ожидании продолжения просто мычит и кивает пару раз.
— Он тоже музыкант?
— Кто, Мустаев? — Паша тепло усмехается. — Не, Даня больше слушатель, — улыбается и кидает бычок в раскрытое окно.
— А-а-а, — как будто даже разочарованно тянет Анисимов.
— Он, кстати, просился к нам на репу, — вспоминает вдруг Паша. — Хотел нас послушать.
— Да? — оживляется собеседник. — Так зови! — и следом тут же добавляет. — Интересно будет узнать мнение со стороны.
***
— Ну че, как тебе? — Паша дожидается, пока Юрка свернет к своему дому, чтобы спросить мнение друга тет-а-тет.
— Мне понравилось! — в очередной раз отвечает Даня, вытаскивая сигарету и протягивая Паше открытую пачку.
Они останавливаются у дальнего подъезда перекурить, прежде чем пойти на ночевку к Личадееву. У того родители дома, поэтому «взрослых» посиделок не получится, но зато Даньке не придется торопиться на последнюю электричку, тем более, что завтра воскресенье.
— Вот эта, «про пацана» — отличная! — усмехается Мустаев, а Паша довольно улыбается в ответ. — И та медленная мелодия, которую вы в конце играли, мне тоже зашла, — Личадеев кивает, понимая, о чем речь.
Они с Юрой и сами тащатся от этой мелодии — они ее на каникулах наджемили, да только текста пока нет. Музыченко говорит, что хочет что-то про зиму, что мелодия надрывная — нужно с душой… Последние две репетиции таскает мятые листочки, но ничего не показывает, только мычит в микрофон отдельные строчки, хмурится и опять чиркает синей шариковой ручкой. А сегодня и вовсе ничего не пел при Дане — только на скрипке играл.
— И вообще — круто! Неизбито! И сочетание инструментов мне нравится, — Даня продолжает хвалить, и Паша уже готов смущаться. Но ему все равно чертовски приятно. Потому что «Шляпники» — это то, чем он горит последние несколько месяцев.
— Спасибо, — благодарит совершенно искренне, зная, что друг не стал бы говорить всё это, если бы на самом деле ему их музыка не понравилась.
— Слушай, про днюху, пока помню: ты ведь сможешь в следующую субботу приехать? — спрашивает, в последний раз глубоко затягиваясь и глазами ища место, куда лучше захабчить.
— Да, конечно! Я ребят уже предупреждал, поэтому мы репу на пятницу перенесли, все норм, — Паша улыбается и хлопает друга по плечу.
— Отлично! Кстати, тебя не только я буду ждать, — Мустаев хитро играет бровями, «втаптывая» окурок в стенку подъезда кончиками пальцев, в ответ Личадеев лишь хмурится. — После нового года мне Ирка Кислова всю личку заспамила на тему того, какой Паша очаровательный стал, — глухо смеется и отстреливает наконец несчастный окурок в сторону дороги.
— Я всегда был очаровательным, — насупившись, отбивает Личадеев, но тут же понимает, к чему клонится тема и спрашивает обеспокоенно. — А ты ее тоже позвал?
— Ну да, — кивает Мустаев, с силой растирая озябшие пальцы. На улице окончательно стемнело, и столбик термометра явно пополз вниз. — А чё?
— Бля… — Паша мнется и хмурится. Он знает, что слишком долго откладывал этот непростой разговор. Да и врать лучшему другу он не привык. — Такое дело… В общем… — он тщетно пытается подобрать слова. — Короче, я кое с кем встречаюсь… — виновато опускает голову, цепляясь взглядом за носки собственных ботинок.
— Да-а-а?! — тянет радостный Даниил и опять лезет в карман за сигаретами. — Ну че, колись! — усмехается, зажимая губами фильтр.
***
«Юр, я Дане рассказал»
Паша нервно сжимает телефон в темноте собственной комнаты. Мустаев уже провалился в сон и мирно посапывает на диване, а Личадеев, как радушный хозяин, растянулся на полу, на надувном матрасе. С тех пор, как он открылся перед лучшим другом, у него будто камень с души срезали. Сразу стало как-то радостно от того, что теперь он может поделиться своим счастьем с близким человеком. Но сейчас, когда он пишет обо всем этом Юре, внутри почему-то всё дрожит и сжимается.
«О чем?»
Паша поймал себя на мысли, что Музыченко тупит очень не вовремя.
«О том»
Терпеливо отбивает он. И тут же добавляет многозначительно.
«О нас»
«Ааа»
«И как?»
Судя по краткости, Юра напрягся.
«Нормально)»
«Он рад за меня»
«За нас)»
«Фуф»
«Блядь напугал меня!»
«Я уж подумал, что все херово»
Юра строчит, как из автомата — видать, и правда перенервничал.
«Решил, что ты с разбитым лицом»
«Хотел уже в Питер подрываться — кореша твоего бить)»
«Извини)»
«Не, все правда норм»
«Вон храпит рядом»
«Не боится)))»
«Вы там хоть на разных койках, я надеюсь?!»
«Нет, тесно прижимаемся друг к другу»
Ехидно отвечает Личадеев, но следом тут же набирает.
«Не быкуй!»
«Я на полу лежу»
«Могу фотку скинуть)»
«Себя лучше в мою кровать скинь)»
От последнего сообщения у Паши в груди окончательно отпускает. Юра не злился. И Паша благодарен ему за это.
«Прости, что так внезапно»
«Наверное, я должен был с тобой сначала обсудить»
«Но мне не хотелось ему врать»
«Все нормально»
«Он — твой друг»
«Я понимаю»
«Кстати, он приглашает тебя к себе на днюху в ближайшую субботу)»
«Так что это похоже теперь и твой друг :)»
