«Хуево»
Отбивает он для Музыченко, грустно поглядывая в сторону третьего ряда, куда переехала его, вплоть до прошлой пятницы, соседка по парте и подруга.«Даже не поздоровалась» «И пересела за другую парту…»
Личадеев понимает, что выглядит жалко перед Юрой, но ему почти до слез обидно. Ему хочется пожаловаться, и чтобы его пожалели. Он не думал, что его так бомбанет, но они со Смирновой довольно плотно общались, особенно, после того, как она сходила к ним на репу. Паше казалось, что с Анечкой они стали настоящими друзьями. Он даже подумывал рассказать ей про Юру, но теперь… «Хочешь я ей напишу?» «Она в ВК тебе тоже до сих пор не ответила?»«Не» «Не ответила, в смысле» «И не, не надо писать» «Я сам» «Попробую после уроков с ней поговорить»
Отвечает Паша и откладывает телефон в сторону, снова берясь за ручку и примериваясь к новому квадратику — все равно математика никогда его особенно не интересовала, но, подумав пару секунд, проводит пальцем по экрану, снимая блок и, чуть нависнув над партой, набирает короткое:«Спасибо)»
«Давай не кисни там <3» Прилетает в ту же секунду, и Пашины губы невольно расползаются в улыбке. *** — Личадеев, ты в своем уме?! — Аня почти шипит, нервно выстукивая каблучками взад-вперед перед сидящим на скамейке Пашей. После уроков он подошел к ней, чтобы поговорить, но она опять включила игнор. Вместо нее в разговор вмешался один из их имбицилов-одноклассников — он стал подначивать Личадеева, дразниться и показательно ржать на весь гардероб. Когда дело дошло до шуток про «защитника Юру» и его друзей — Паша ответил. Ответил так, что чуть было не схлопотал по зубам. Анечка очень вовремя «ожила» и оттащила его в то крыло, где учатся младшеклассники. Здесь тоже три этажа, но вся обстановка кажется игрушечной: какие-то крошечные рекреации, низенькие скамейки, цветочки и радуга на стенах. При виде радуги Паша даже ухмыльнулся. — Вот что ты улыбаешься?! — Анечка истолковывает его мимику иначе. — Думаешь, они не могут тебя побить? — она продолжает злобно шептать, потому что уроки у мелюзги хоть и закончились, но продленку никто не отменял. Из-за двери дальнего кабинета то и дело раздаются приглушенные строгие реплики. — Вот как подкараулят после уроков где-нибудь всей толпой… — Мы с ними это уже проходили… — вяло отбивается Паша, глядя в вымощенный отполированными бетонными плитами пол. — Что? — Анечка даже останавливается. — Это из-за?.. — она не может подобрать нужного слова, и Паше от этого почему-то дико смешно. Наверное, это нервное. — Да нет, — его губы расплываются в широкой улыбке, от которой Смирнова снова хмурится. — Это еще в самом начале было… — он машет рукой. — Если бы они узнали про э-э-э-это, — многозначительно дергает бровями пару раз. — Они меня вообще на месте прибили бы… Договаривает с тихим смехом. Но чем больше осознания повисает в установившейся гулкой тишине, тем улыбка становится грустнее. Паша опускает глаза. — Ты, вон, и то… — Личадеев вслепую машет в сторону продолжающей стоять напротив него Смирновой. — Не смогла смириться с тем, что я — пидарас, — последнее слово он произносит совсем тихо, почти одними губами, строя при этом горестную и желчную гримасу. — А ты, я думал, мне — друг… Паша договаривает снова в пол. Между ним и Анечкой опять повисает тишина. Неприятная, сковывающая и какая-то холодно-колючая. Личадеев чувствует себя отвергнутым и одиноким. Да, у него есть Юра. Да, лучший друг принял их и даже как пару пригласил на свой день рождения, воздержавшись от подколов в присутствие остальных гостей. Но! Из-за реакции Смирновой Пашу настигло осознание: таких людей, способных поддержать его выбор, всегда будет меньшинство. Их всегда будет недостаточно. А те, от кого ты ожидаешь поддержки, совсем необязательно тебя поймут и подставят дружеское плечо. — Ты серьезно? — голос Анечки звенит злостью, и Паша невольно выныривает из своих невеселых мыслей. — Ты правда думаешь, что я поэтому с тобой не разговариваю?.. — говорит медленно, щуря глаза. — Хорошего же ты обо мне мнения!.. Выпаливает чуть громче, а потом резко делает шаг, хватает сумку, что еще секунду назад стояла рядом с Пашей на скамейке, и разворачивается на каблуках. Пашка вскакивает и едва успевает преградить ей путь с этажа. — Ань… — тянет он и получает по лицу прядью рыжих волос, взметнувшихся от сердитого поворота головы. — Ну, а что я должен был подумать?.. — Анечка не поворачивается. — Ну Ань… — он жалобно и по-детски дергает ее за рукав кофты. Он делает это раз десять, продолжая канючить, после чего уголки ее губ начинают предательски дрожать. *** — Привет! — Серговна машет Паше, потом наклоняется через стол, чтобы клюнуть Анечку в щечку. Она выглядит взволнованной и какой-то расстроенной. — Ребят, что случилось? — девушка кое-как пристраивает сумку на железную спинку стула и присаживается на краешек. — Мне Юрка ничего не сказал. Сразу после уроков сюда потащил, — она кивает на парня, тот тоже опускается на стул, успев заговорчески кивнуть Смирновой и, пристально взглянув на Пашу, пожать ему руку. Вся компания сидит в условно взрослой части детского кафе-мороженого «Холодок», в неприметном двухэтажном зданьице из белого кирпича. На первом этаже — санузел и гардероб, верхний этаж по большей части — это стеклянный прилавок советских времен и светлые столики со столешницами под искусственный мрамор, за которыми дети поглощают литры молочных коктейлей и килограммы пломбира с крем-брюле. И только в углу, за невысокой перегородкой — четыре темных стола. Обычно за ними скучающие родители (читай, отцы) скрашивают ожидание за кружечкой чего-нибудь пенного. Когда Паша с Анечкой поднялись на второй этаж, все столики были пустыми. Разгар рабочего дня: для прогульщиков — поздно, для отличников — рано, для алкашей без детей — слишком цивильно, для алкашей с детьми — не выходной. Кассир посчитала парочку достаточно солидной, чтобы без документов отпустить кружку пива — кавалеру и вазочку с двумя шариками ванильного — даме. Под всё это пиршество Смирнова втолковала своему мнительному другу, что злилась она на него вовсе не из-за небесной ориентации. Ей было обидно, что он не доверился ей раньше. А еще из-за вынужденного воспитательного бойкотирования Смирнуха не знала, может ли она обсудить всё случившееся с Никитиной — Анечка не хотела врать теперь уже близкой подруге, и от этого по новому кругу злилась на Пашу. — Это все из-за той драки? — Серговна же взволнованно переводила взгляд с одного на другого, явно не понимая, что происходит. — Кто-то заявил? — Ань, расслабься, — мягко сказал Юра. Паша написал ему, как только они с Анечкой вышли из школы. Это была Юрина идея — встретиться в кафе и вскрыть карты, чтобы не ставить никого в неловкое положение. Он был уверен — Никитина поймет. — Мы просто хотели поделиться одной новостью, — виновато улыбнувшись, сказал Паша. — Ну, не то, чтобы новой новостью, — хохотнул Юра, скользя ладонью по столешнице. Когда он накрыл Пашины пальцы своими — Смирнова расплылась в улыбке, а Личадеев почувствовал, как жар ползет от шеи к щекам. Это было странно — чувствовать желанное внимание в присутствии свидетелей. «Выход из шкафа», даже для такой небольшой, но значимой аудитории, ощущался чем-то совершенно новым. В груди приятно теплело осознание всей серьезности и взаимности чувств, а в паху искрило легкое возбуждение от всего происходящего. Серговна не сразу поняла, в чем дело. Она продолжала переводить взгляд с Паши на Юру. Потом увидела умиленное лицо подруги и наконец посмотрела на стол, туда, где пальцами переплелись две мужские руки. — Да ладно?! — в своей манере пробасила она, от чего Анечка прыснула. — Юр, это ведь не одна из твоих шуток? — протянула с недоверием. — Нет, это не шутка, — Юра послал ей одну из своих обезоруживающих улыбок и перевел на Пашу вовсе не дружеский, а вполне себе плотоядный и многообещающий взгляд. — А-а-а! — радостно взвизгнула Никитина, от чего Паша даже чуть-чуть подпрыгнул на стуле, но чужие пальцы так и не выпустил. Смирнова засмеялась и восторженно заерзала на стуле. — Мальчики, я так за вас рада! — Аня бросилась обнимать сначала Юру, а потом и Пашу. — Всегда мечтала иметь друзей-геев, — заговорчески зашептала она, усевшись обратно на свое место. — Я тоже, я тоже! — подхватила Анечка. *** — Ох, — Паша выдыхает, плотно зажмурившись и откинув голову на дверцу кабинки. Юрина рука скользит по его члену, губы прокладывают дорожку к мочке уха. Паша дышит сипло и горячо. Он знает, что из трех кабинок занята только одна, больше в туалете никого нет, но за стенкой — пожилая гардеробщица, которая навряд ли оценит их спонтанную дрочку в общественном месте, поэтому Паша старается максимально сдерживаться и не стонать. — Юра, — Паша опаляет дыханием, смотрит мутно и очень пошло облизывает пересохшие губы. — Так хочу, чтобы ты меня трахнул, — выговаривает еле-еле, пытаясь сфокусироваться на Юриных ресницах. — Блядь, — Юра жмурится и на мгновение притормаживает, чтобы сжать собственный пах сквозь темно-серые джинсы и чуть сбить накатившее возбуждение — он хочет довести до оргазма своего парня, а не щеголять перед сидящими в зале девчонками белесыми разводами на собственной ширинке. — Ты меня с ума сводишь, — шепчет он Паше в ухо, возвращая руке прежний темп. — А ты — меня, — уголки Пашиных губ дергаются в попытке улыбнуться, но оргазм не щадит никого. — А-а-а, — он всё-таки не сдерживается и выдыхает почти в полный голос, глядя, как мутноватые капли медленно скользят по стенке туалета детского кафе. — Иди первый, а то девчонки нас потеряют, — Юра целует его в расслабленные губы между словами, одной рукой помогая оправить одежду. — А ты? — рассеянно спрашивает Паша. — А я скоро приду, — улыбается Юра, буквально выталкивая Пашу из кабинки. — Может, я тебе помогу? — шепчет Паша в щелку между дверцей и стенкой, но тут же слышит, как шуршит ткань, как Юра тяжело дышит, как вдохи становятся короче и быстрее. — Су-у-ука, — шепчет Музыченко через какие-то десятки секунд, а Личадеев вдруг понимает, что начинает заводиться по новой и тихонько матерится себе под нос. — Ты еще тут? — осторожный вопрос из-за дверки. — Да, — ответ вырывается вместе с нервным смешком. Еще через полминуты дверца открывается и появляется Музыченко. — Чего не ушёл? — Юра не сердится, наоборот, расслабленно улыбается. Паша только пожимает плечами в ответ. — Будут стебать, — обреченно, но не слишком расстроено говорит он. — Были бы парни — точно бы стебали. Девчонки постесняются, — авторитетно заявляет Юра под шум льющейся из-под крана воды. — Я надеюсь, — добавляет с улыбкой он, вытерев руки и подпихнув Пашу к двери. Но прежде чем выйти, он приобнимает своего парня за талию и быстро клюет его в губы. — Идём, — счастливый Паша напоследок получает шлепок по пятой точке и неотразимо-блядскую, хитро-довольную улыбку Юры Музыченко.