* * *
— Тебе снятся хоть иногда нормальные сны? Вечно пугаешь меня трансцендентной одурью. Нет, это значит, не рассказывай их никому, кроме меня, и мне можешь признаваться всегда. Лишь бы левые прилипалы не начинали копаться в твоих психологических проблемах и предсказывать нам новые неприятности. Ты прекрасно понял, о чём я. Энджи замолчал, больше не вклиниваясь в нервное стрекотание трубки у уха. Вообще-то ему полагалось использовать в автомобиле громкую связь, но сыновьям дьявола закон был не писан. Ману изменил привычке валяться на заднем сиденье, оставив там гитару и даже заботливо пристегнув её как третьего пассажира, чтобы свободно утолять давно сдавшееся и повесившееся любопытство. Ксавьер так старательно скрывал от него личную жизнь, и вот же она, на раскрытой ладони. И как я раньше до этого не додумался. Голос у лайтового мокрушника мирный, упрёки наиграны, но под слоем «доброго утречка» и бесконечного слоновьего терпения кроется что-то ещё. Сугубо адское, с запашком котлов, сковородок и пригоревших мясных окорочков. Необязательно враждебное и уродское, но всё равно неиллюзорно пугающее. Иномирное, ага. Заставит безоговорочно обосраться и поверить в нечеловеческую шкуру этого парня. Ну, а как иначе? Если он почти не прикасается к кнопкам и рычагам, не обращается к вездесущему жополизному ИИ-модулю, встроенному вместо бортового компьютера, и вертит баранку силой мысли. Хотя в остальном он всё равно скучный и приторный. Неужели ему не надоело каждый день косплеить тряпку? Они ехали домой чуть дольше обычного, объездным путём, а телефонный диалог начался ещё до того, как «Angelblood» заявилась на парковке перед стрип-клубом. Мануэль поёрзал на очередном светофоре, давясь миллионом чешущихся на языке вопросов. Шуршание кожаного кресла под задницей казалось ему чем дальше, тем грубее врывающимся в чужую ссору, беспардонно оглушительным. — Не пори чепуху, — вернулся вдруг Ангел обратно в разговор, голосом резким и властным. — Нет смысла сканировать голову, лепить электроды, пить радиомаркеры, жрать стекловату. Физически ты не болен. Размечтался. Ты правда думаешь, что я поверю в твою лояльность к Аморесу и современным больничным методам? Он был и будет заодно с мастером, их соперничество — липа, Мори сдаст тебя с потрохами в лабораторию, сразу и наперегонки, и в данном случае потроха — это буквально. Ещё и заставит Хэлла быть вечно у него в долгу за единственную в своём роде бесценную услугу. Да они же в шампанском утонут по случаю такой победы! Что тебя удивляет? Я на тебе женат, а не на кухонном комбайне. Послушай, нет, ты послушай меня. Ты не можешь сломаться, ты не кусок дешёвого хрусталя. И не надо обращаться к моему отцу, он поступит как всегда, смутит тебя и запутает. Ты не за предсказанием будущего охотишься, твой ответ плачет по тебе в настоящем. И я приблизительно знаю, что с тобой, но ты должен прийти к тем же выводам своими ножками, меня ты не слышишь, и сию секунду тоже, не знаю, зачем ты птичкой повис на этом проводе. Не спорь. Заткнись. Если не нравятся сомкнутые губы, бедра разомкни. Представь, что дома нет наших деток. Сам побудь деткой и заткнись. Ману быстренько зажмурился, борясь с внезапным удушьем. Быстро, да недостаточно. От финальных коротких и хлёстких фраз, приправленным глумливыми интонациями, ему кулаком садануло в грудь, только без кулака — да так, что от боли всё поплыло, покраснело и посинело до неразличимости. Ангел нарочно, что ли? Был пять минут назад обозван тряпкой, и вот — словно он мог обидеться, чтоб доказывать обратное. И как! Близнецы-киллеры редко бывали похожи друг на друга, но если уж бывали… Пытаясь любым способом отвлечься и спастись от холодной повелительной порнографичности, то есть категоричности, то есть… ну что там шквалом обрушилось на него слева, с водительского сиденья? В общем, всячески изворачиваясь улиткой в тесной раковинке мозга, прячась и отбиваясь от эффекта присутствия Демона, оборотень нечаянно зацепил фрагмент обширного телепатического откровения, которое довольно быстро разрешило все невысказанные «что, мать-перемать, происходит?» и «вы с ума сбесились ссориться». Побочный эффект бессмертия.Побочка
Бессмертие.
Сны……это не сны.
Куски чужих реальностей вторгаются в тебя,любимый.
Поэтому некоторые из нас не спят.
Пока не научатся контролировать путешествия по чужим мирам.Когда ты вечно не умираешь.
Ты начинаешь существовать не только в «здесь»……не только в «сейчас».
Прямые линии прямы лишь на коротких отрезках.
Другие просто не успевают понять.
Кто из них догадался — сбивается с пути.А кто не сбился — умирает, не успев дойти.
Подходя к горизонту, ты начинаешь замечать.
Кривизну и несовершенство места,в которое попал.
И постепенно проваливаешься в новые места.Похожие, параллельные и перпендикулярные.
Они тоже кривы и несовершенны.Но вместе много маленьких кривых
образуют шар.
Пока ты гуляешь по его поверхности…
Лишь изредка застревая ногойв мягком изломе пересечений.
А когда провалишься весь……опустишься на максимальную глубину…
…попадаешь в самый центр шара.
Увидишь толщу миров.
Просунешь руку сквозь каждый.Я не обещаю тебе волшебное откровение.
Это не смысл жизни или вселенной.
Лишь их часть.Естественная часть.
Когда ты начнёшь «быть» по-настоящему
и твоя палитра зрения пополнится……ещё на семь миллиардов оттенков.
Орущее благим матом грудное месиво из мяса, нервных корешков и выгнутых рёбер превратилось в обычное негромко колотящееся сердце, а трусливо сбежавшая с поля боя голова приползла обратно с повинной и встала на место. На удивление спокойный вздох. На удивление не горький. Жизнь учит подозревать подвохи. В отсутствии смерти тоже стоило бы их поискать. Это не сыр из мышеловки, наказывающий за жажду халявы, за веру в заслуженность бесплатных благ и наград, но и не чистосердечный дар. Это всё-таки сделка. В кредит. Очень по-еврейски. Интересно, если бы тот ад, о котором я читал в библиотеке у мессира папчика, тот, который хочется назвать сказочным, потому что уж очень он складно устроен, принимал на постоянку людей — население там состояло бы из одних евреев? — Сильно скучаешь по Демону? Да ты издеваешься?! Куда подряд без очереди, закрыто на переучёт, идите нахер и возвращайтесь завтра! Ну какого опять бить в больное место? Ещё и не дав ни хрена оклематься! Я в себя не пришёл, то есть если и шёл сейчас куда-то — то точно не в себя! Высвободившись из лап негодования, Мануэль тут же смутился, обеими руками хватаясь за мягко пружинящее сиденье — его качало. Он феерично просрал окончание разговора от накала мимолётного возбуждения, потом от злости и нервического шума в ушах. С кем не бывает?.. С ним! И он готов лопнуть от досады, потому что прослушал, до чего повздорившие супруги Инститорисы в итоге договорились. Ангел бросил телефон в бардачок и похлопал руль в выжидательном жесте. Они застряли в медленно движущейся колонне автомобилей из-за аварии на Бетель-стрит, о чём сообщило радио: ещё не пробка, но уже смертельное перенасыщение трафиком в деловом центре. Ману испытал искушение нажать на дверную ручку, несмотря на блокиратор, без вариантов светившийся красным диодом. Дверь разблокируется лишь когда скорость упадёт до нуля. Но уже вот-вот, пробка намечается до самого предместья. Можно дойти домой прям по этой же дороге пешком: не более получаса займёт, даже с тяжёлой гитарой. О велосипеде в багажнике он, разумеется, забыл. Лишь бы сбежать, не тянуть кота за хвост. Лишь бы не участвовать в болезненном разговоре об уберкиллере с его распрекрасным братцем-киллером. Ангел даже повернулся к нему всем корпусом, оставив руль в покое. Действительно, вопрос предназначен не Сэлинджеру, Стокеру или Байрону, но им было бы проще ответить какую-то свою прозрачную и однозначную правду, а не судорожно сочинять её так, чтобы она походила на правду. На его личную ненавистную правду о Демоне. Ну зачем, зачем тебе меня пытать? Ты наслаждаешься этим? Я и так едва-едва выношу воздух, которым мы в твоём пидорско-модном алом Феррари по очереди дышим. Вот что ты хочешь от меня услышать такого, что станет новостью месяца? Мало просто ненавидеть в бесконечной, застарелой и прочно укоренившейся обиде. Мало терпеть и надеяться, что всё однажды поменяется, резко или постепенно, чудом или закономерно. Мало в сотый раз исповедаться, что любишь и всепоглощающе обожаешь чудовище, а проснувшись поутру, мечтаешь, чтоб оно за завтраком подавилось кровью из вены очередной жертвы. Или чтоб оно никогда не рождалось — в плохие утра под лозунгом «долой полумеры». Или, родившись, чтоб никогда приближалось, а приблизившись — не мелькало во снах, а мелькая — не бросало тебя к себе в разверстую чёрную пасть, из раза в раз разрывая на мелкие кусочки и смачно пережёвывая. Мало признаться, что невольно скучаешь. Но не по последней версии машины по выслеживанию и отлову инсайдеров, а по тому безвременно канувшему софт-киллеру, которого приманил, приручил, а потом взял и зажрался его взаимностью и фактом одомашнивания. И мало проклинать себя за чисто человеческую натуру, которой со временем приедается всё что угодно. К красоте привыкаешь, к уродству… даже с приставкой «супер» или «über». А к чему не привыкаешь, то из зоны своего комфорта выгоняешь. Вот как… Ангела. С огромной неохотой Мануэль распрямился под ремнями безопасности из ядовитого скрюченного узелка, чтобы взглянуть на красавца-дьявола из-под насупленных бровей. Ну да, совершенство, рыбной костью вставшее поперёк горла. Ну да, лицо сахарно-белое, как у всей семейки мессира, но не безжизненное, не откровенный манифест «привет, я родич Дракулы». Ну да, глаза невероятно выделяются, до подбешивания. И хули в них, в такие эксклюзивные, долго пялиться? Но Ману смотрел дольше обычного, из непонятного упрямства решив разыскать то, что заставляет его избегать прямого зрительного контакта, фыркать и вообще поворачиваться спиной или жопой. Воспоминание. Обида. Одна какая-то, в череде многих других обид, не самая жгучая. Длинный коридор, две высоченные фигуры — на тот момент высоченные, ведь он плохо рос до тринадцати лет. Он обнимал в истерике ту из фигур, что напоминала слендермена, совсем костлявую и, по-хорошему, если подумать, нехило наводящую ужас. Но он доверился похожему на шпалу бледному уродцу в костюме с тростью, потому что на поверку тот источал доброту и силу… которая не судила его и всё прощала. И тихо ненавидел второго, от которого бежал, который повторял слово в слово мать, учителей и пару других умников-отморозков. Который не захотел разбираться. Но можно ли винить Ангела в том, что он тоже был ребёнком и эгоистом? Просто на двадцать сантиметров выше. Акселерат долбаный. Ну и насколько все участники того спора набрались вселенской мудрости и альтруизма за три года? А всё-таки он не разобрался, какого хрена ему постоянно хочется отвернуться. Словно это ангельское лицо, которое по нерадивости ленивых гастарбайтеров забыли наклеить на витраж в соборе святого Павла, его… слепит. Твою мать, да. Да. Это же так просто. Он не желает смотреть на солнце — как и любой нормальный человек или оборотень. И когда прямые солнечные лучи бьют в морду, то всех и каждого, а не только его, заставляют закрываться руками, очками, матерками, искать тень, прятаться в тени. И хоть на его здоровую кожу прекрасно ложится загар, в детстве он наелся под завязку развесёлыми приключениями Ксавьера с покраснениями и ожогами после каждой вылазки на открытую местность. В свете этих ожогов удивительно, как впоследствии брателло рискнул связаться с ходячей термоядерной звездулькой. На причинном месте от высоких температур волдыри не вскакивают? Ману заулыбался в новой похабной тональности мыслей и признал, что не злится больше и не обижается на того мелкого киллера, неумело пытавшегося выставить его вон из отчего дома. Значит, солнце. Ладно. Тогда Ди — проклятая сверхмассивная черная дыра. — Ну, скучаю. Ну, сильно. А тебе-то что? — Мы оба ему сейчас не нужны. Он думает, что искусно скрыл от меня неприятности, в которых барахтается с момента воскрешения, но я просто следил за ним, помалкивая в тряпочку и постепенно разбираясь, что его проблема мне не по зубам. И тебе не по зубам. — Ты ведь сейчас не про дебильные кибервзломы корпоративных данных толкуешь? — Нет. Хотя эту ерунду ему тоже предстоит решить походя, играючи. — Что ты предлагаешь? — Ты заметил, что мы как-то слишком долго в сторону дома едем? — Если ты замыслил побег и отпуск в тундру, то я не против сначала всё же попасть на хату, чтобы пожрать нормально, принять душ и переодеться. Ушанку и валенки какие-нибудь тоже не мешало бы откопать. — С ELSSAD мне отпуск не светит, новый набор скоро. А кто будет зелёных стажёров гонять и заставлять по двадцать раз на день накладывать в штаны, если ещё и я сольюсь с дистанции. — Сразу предупреждаю — меня одного в какой-нибудь Бойсе или Сан-Диего ссылать не надо! — Не мельтеши, это всего в часе езды от поместья, немного к югу, за островом Санд. Даже на своих педалях сможешь вернуться, если надоест. Но чёрта лысого тебе надоест. Ещё никто не захотел вернуться. — Долго там ещё пробка рассасываться будет? — проворчал Ману, заинтригованный до крайности. — В следующий раз на вертолёте меня похищай. И если это помесь Дэзиного «Addiction» с блэкджеком и шлюхами и бронированного бункера от корпорации «Р.А.Й», то потрахать меня не забудь. Шутка. Тупая шутка. Как это ни грустно, но в отсутствие Демона только тебя об этом и можно попросить.