Одна змеиная физиономия, одна кошачья и две лисьи. Все — устало-вопросительные и помятые после десятичасового рабочего дня. Не раздражены потому, что он незаметно подпитывал каждого, обворожительно блистал, отвлекал и немножко заставлял себя хотеть. Самую чуточку. Троих он знал, с четвертым предстояло познакомиться.
Ангел позволил им рассесться как попало вокруг стола-бублика, забив на субординацию. Сам встал силуэтом супермодели и супер-убийцы на фоне панорамного окна и густеющего закатного неба, бросая тень на полкомнаты. Встал так, чтобы максимально скрыть лицо: оно крайне мешало присутствующим сосредоточиться.
— Выслушайте меня, это не займет много времени — и я отпущу вас по домам. Ваш деспотичный хозяин экстренно уехал, покинул небоскреб, не оповестив ни вас, ни остальных директоров. Настолько импульсивные выходки ему, в общем-то, противопоказаны. Как вы уже поняли, это не запланированная командировка, это и близко не командировка.
— По рабочим вопросам он так не сорвался бы, — пробубнил себе под нос Айши, а поскольку в комнате было достаточно тихо, услышали все. Он это понял и добавил громче, без признаков смущения: — Да-да, дело чрезвычайной важности, вопрос чьей-то жизни и смерти. А бывает иначе? Лучше скажи, когда мастер вернётся.
— Я не смогу ответить, когда он вернётся. Регулярно посещая марсианские заводы и подтверждая разведанные автоматическими бурами месторождения полезных ископаемых, он позволял себе отсутствовать от одного до трех дней, почти не выбиваясь из графика. Но даже полдня исчезновения с рабочего места — преступление против Хайер-билдинг, где он нужен фактически круглосуточно, и он сам гордо сделал себя настолько незаменимым. Готовьтесь к тому, что в этот раз его не будет долго. Так долго, что вы почувствуете себя сиротами. Он не успел оставить особые инструкции, а стандартные вам не подходят — таков официальный протокол безопасности. Поэтому сейчас вами распоряжаюсь я. У Солнечного мальчика, оказывается, двадцать личных ассистентов, Ворчун наконец-то раскололся и сдал мне их. — Ангел развернул и показал список на листке А4 — неожиданно не распечатанный на принтере, а написанный синей шариковой ручкой, вдобавок исчерканный каллиграфически-машинным почерком в завитках. — А сверх простых ассистентов есть четыре правые руки — это вы. И я не подозревал, что вас так много, на зависть многорукому Шиве…
— Нас увольняют? — резковатым тоном вклинился Айши, не выдержав. — Мастер Тэйт не вернется, мы больше не нужны? Скажи по-человечески.
— Говорю. Я распределяю вас. Айши, — коммандер отложил листок и достал из нагрудного кармана миниатюрный разводной ключ. Положил перед нетерпеливо ерзающим черным удавом, — ты остаешься за главного в химическом и аэрокосмическом отделах. Запусти утром испытания в штатном режиме. Я слышал, вы тестируете новое антикрыло и водородные турбины — так что не забудь появиться на аэродроме Гонолулу для приличия хотя бы раз, особенно если я захочу проверить, как хорошо ты справляешься без громогласного диктатора и все ли отчеты пишешь и сдаешь в срок.
— Я опоздал с ними всего однажды, — огрызнулся оборотень. — Ну, дважды. Не надо за мной устраивать полицейскую слежку.
— Побеседуешь об этом с Имп и ее глазами-камерами, а я заканчиваю инструктаж. Лаборатории высотного гранитного сектора также на тебе: просто следи, чтобы очумелые ребята продолжали ходить на работу и генерировать безумные идеи для экспериментов, а токсичные реактивы за них андроиды смешают. Из ассистентов я закрепляю за тобой… — киллер мельком сверился со списком в районе зачеркиваний, — Мэллори, Беннета, Мирру и Хедайю — плюс Флойд, который и так бессменно твой. Теперь Нэнси.
До того, как Ангел выложил перед черно-бурой лисичкой ее почетный трофей и знак власти — миниатюрную копию инсулинового шприца, Айши Рокк потерял страх настолько, что вскочил и обидел ни чем не повинный стол, врезав по нему кулаком. Его собственная регалия — кукольных размеров разводной ключ — от удара подпрыгнула и покатилась на пол.
— При всём уважении, мистер Инститорис, сэр, ELSSAD не уполномочен вмешиваться в работу научно-исследовательского департамента. А еще мы имеем право знать, где мастер. Разве он не выйдет на связь? Не захочет сам проконтролировать, чем мы занимаемся? Не захочет наорать, обозвать одноклеточными сапрофитами, вегетативными паразитами и тупиковыми ветвями эволюции? Неужели он нас бросил в погоне за непонятно чьей вшивой шкурой, которую вам — я не сомневаюсь, что именно вам — приспичило спасти?
— Сядь, — посоветовала Нэнси с неприязнью и даже жалостью в голосе. — И последи за языком. Тебе повезло ничем не хворать, кроме умственной и глазной близорукости, а также родиться как будто бы с волосатой сосиской и двумя увесистыми тестикулами в штанах. Но некоторые из нас и наших детей живы лишь благодаря его светлости.
— Ты и твоя шайка маргиналок в коротких халатиках…
— Начинается, — прошептал Айвори и переглянулся с четвертым участником фарса. Тот на пальцах показал «срутся, как мои родители».
— …чудодейственной сывороткой его крови все уши прожужжали, и не только мои, надоело, не начинай сызнова! — Айши сел на место и демонстративно обхватил голову, закрывая уши.
— Сыворотка его крови, — холодно и упрямо продолжила Нэнси, с каждым словом, впрочем, распаляясь, — источник универсальных антигенов и антител. Ты там в своем механизированном чулане сидишь безвылазно, вот и не знаешь, с какой напастью они справились. С совершенно незнакомыми инфекциями, с неоткрытыми, неисследованными, а потому безымянными бактериями и вирусами, которые мы, пришельцы из иного мира, радостно внесли сюда, на Марс и новую Терру, вместе с надетым на нас тряпьем, грязью под ногтями, пылью на волосах и немудреными пожитками в плетеных корзинах. В свою очередь, наши тела были молниеносно атакованы местными штаммами микроорганизмов, по-братски поздоровавшимися с иномирными гостями-захватчиками, вступившими в бурную многоступенчатую кровосмесительную близость и чуть не мутировавшими в адскую пехоту судного дня. Самыми уязвимыми оказались девочки — от новорожденных до вынашивающих в утробе новых, еще не рожденных девочек. И не спрашивай, где я набралась цветастых оборотов: интервью о биологической войне, разыгравшейся под дулами микроскопов, давал сам лорд Асмодей в далеком две тысячи четвертом году. Ну, а я не спрошу, на каком сеновале дрых ты и почему тогда не выступал с гневными речами, потрясая кулачками. Зато я прошу тебя заткнуться сейчас.
Молодая женщина быстро опустила глаза, волшебным образом опять напоминая тихую скромную монашку. Оторопевший Айши поздравил себя с очередным витком ссоры с капитаном женской сборной лабораторного этажа и наконец заметил то, что давно отметили все — непропорционально тонкие руки и шею, выходящую за все рамки приличий грудь и полное исчезновение талии. Вторая беременность. А Нэнси и в первую успела отличиться буйным нравом, регулярно выпуская чертей из омута погулять и пошалить. Но перечить ей никто не осмелился бы — разумеется, кроме мастера Тэйта. А он Нэнси если не любил, то уважал, потому что называл не радиолярией или синегнойной палочкой, а всего лишь вздорной лисицей.
— Твоя светлость, — обратилась Нэнси спокойно, не без кокетства, ощупывая влажным взглядом фигуру коммандера, — в одном Айши прав: Хэлл контролирует нас как дышит. Ты метко назвал его хозяином и деспотом. Мы не получим от него ни весточки?
— Не получите, — ответил Ангел и поднял разводной ключ. Отдал насупленному Рокку. — Настало время оправдать все вложенные им в вас силы, и раздражение, и ор, и смешные витиеватые ругательства. Он не просто сосредоточен на миссии: он дает вам возможность забыть о себе, и себе — возможность забыть о вас. Нэнси, ты назначаешься главой медицинского департамента и экспериментального больничного крыла. Неформально ты и так их возглавляла. На тебе пациенты, препараты, активные программы биологических тестов — но новые программы, пожалуйста, не запускай без согласования со мной — и ежедневные эпидемиологические сводки. Поставь одного из ассистентов на замену учителя химии в школе, пока мастера-инженера нет. Я прикрепляю к тебе Блеза, Кристофа, Агату и Моник — в помощь уже имеющемуся Валентайну. Я разрешаю всю сопутствующую деятельность, кроме одной: не раздавай сотрудникам β-ЛСД и другие тяжелые наркотики, кто бы ни попросил. Отпускать без рецепта жидкую и растертую в порошок смерть дозволено только самому мастеру, потому что только он умеет всласть наширявшиеся трупы воскрешать. Если же инцидент с передозировкой случится у ребят, отхвативших наркоту ранее, вчера и неделю назад — вызывай меня. И не трогай Госпиталь: твой милейший тесть Мори не должен знать, что Хэлл в отъезде, и чем дольше — тем лучше.
Нэнси кивнула и спрятала мини-версию шприца, выполненную из синего муранского стекла, в глубокий вырез платья, неожиданно обнаружившегося под форменным халатом. Айши не удержался и фыркнул. Похоже, его вражда носила латентный сексуальный характер.
— Теперь ты, — лайтовый киллер подошел к соседу Айвори, хиленькому на вид пареньку, веснушчатому, с торчащими во все стороны морковно-рыжими волосами. — Я тебя почти не знаю, в картотеке анкету видел при поступлении — в шестом году. Но ты носишь фамилию «Грин», значит тебя как минимум одобрил Мори, а то и специально рекомендовал и подослал. Ты Силвер?
— Да, твоя светлость. Понимаю, не очень удачное имя, не самое подходящее… с такими выедающими глаза овощными патлами. — Парнишка повел костлявыми плечами, будто извиняясь. — В лабораториях меня обычно зовут «Сил». А не встречался я тебе, потому что хозяин поставил меня руководить литейным заводом и поручал модернизировать плавильни. Я редко бываю в Хайер-билдинг: вот вызвали сегодня для твоего брифинга, наверное, впервые за зиму. Работы по металлу, исследования металлизированной ДНК, технические, драгоценные и ювелирные камни, их выращивание, нарезка и огранка, лазерные сердечники для Айвори, стерильная кварцевая посуда для Нэнси, синтез ядерного топлива для Айши — это всё ко мне.
Коммандер без лишних слов отдал ему третий знак власти — крошечную горелку для дуговой сварки.
— Куинн, Жанин, Алистер и Грегор — твои ассистенты, не считая родного Серласа. Ни перед кем не отчитываешься. В случае ЧП — стандартный звонок в «06», то есть в ELSSAD. А мы дальше разберемся.
— Благодарю, твоя светлость. И Аморес мне не отец, как ты, возможно, подумал.
Ангел и тут воздержался от лишних слов. Маленькие драмы, внебрачные связи, дети-бастарды — сопутствующая побочка, разноцветные мыльные пузырьки на масштабной схеме-панораме корпорации. Силверу Грину гораздо спокойнее и дальше жить душа в душу с отчимом, питать иллюзии о гулящей матери и талантливо руководить несколькими сложнейшими промышленными объектами — особенно сейчас, в отсутствие старшего инженера. А он, киллер, по праву живого бога, конечно, всё знает и всех чувствует, по скрытым линиям крови, по нелегальным узкоколейкам мыслей.
— Ты, — Энджи сразу выложил на стол последний символ, подобный королевскому скипетру и даже превосходящий скипетр в местных краях по значимости — алмазный резец. — Ты — избранный, Айвори Крайст.
— Крист¹, — мягко поправил оборотень. — Но иронию я уловил, спасибо.
— Ты первый помощник. Причину не выяснял и вряд ли когда-нибудь заинтересуюсь, но назначен ты был точно не зря. Солнечный мальчик доверил тебе прикрывать ему спину. Ты отвечаешь за его настроение, за его приемную, за старательного нерда в облачном гнезде², за поставки отборного колумбийского кофе и мясное наполнение холодильника к приходу специального красноперого гостя, за исправность мусоросмесителя, за внезапные причуды и сиюминутные капризы, за скандалы, за аварии и утечки, за технику безопасности от и до — и за армию андроидов. Ты одинаково хорошо общаешься с уборщиками и журналистами, с полицейскими и адвокатами, с президентом корпорации и с президентом США, если его секретарь вдруг позвонит и назначит официальную встречу с ужином, блэкджеком, шлюхами и военным спецназом… Ты ладишь даже с моим на всю голову нелюдимым супругом. А если ты еще не начинал всё это делать, то приступаешь сейчас же. Почему? Отныне ты — Солнечный мальчик. Это приказ. Он действителен до тех пор, пока Хэлл не вернется. Из перечисленных мною обязанностей ты ближе всего знаком с андроидами и дегустацией кофе в их компании. Ну и наблюдал за тем, как мастер пытает ассистентов, вырезает из рубинов снежинки, ни разу не повторившись узорами, оглушительно чихает героиновой пылью, варит позитронный суп с фруктозой или собирает нанопроцессоры и наносхемы двадцать третьего века и сто десятого поколения роботов. Тебе не нужно копировать его зычный голос и напяливать оранжевые кроссовки. Ты еще не доучился на инженера, даже на младшего. Но ты будешь с важной миной подписывать все бумаги, которые тебе принесут Айши, Силвер и Нэнси. Когда тебе сдадут хорошо проделанную работу и спросят: «Что дальше?» — ты ответишь. И ты будешь знать, что дальше, ты уверенно озвучишь следующий шаг и пункт плана. Ты найдешь этот план в письменном столе и в двух компьютерах мастера Тэйта, а если нет — ты составишь его сам по разрозненным клочкам отчетов, фантазийных рисунков и чертежей. Ты провел с мастером достаточно времени, чтобы изучить алгоритм его действий. Вы тусовались вместе круглые сутки, я прав?
— Прав, твоя светлость.
— Выкарабкаешься. А если у тебя возникнут проблемы — для решения есть ИИ, бери хоть обоих, и мастера Эстуолда по межпланетной видеоконференции хватай, и еще двадцать умных советчиков седлай и пришпоривай. И только если вся эта орда спасует — позвони мне. Осчастливь меня и разбейся в лепешку ради Хэлла, но чтобы я не услышал никакого звонка. Пять оставшихся ассистентов — твои: Вивьен, Черри, Аллен, Тэрон и Тэхиро исполнят все твои желания, особенно те, утренние, о групповом сексе. И я не шучу. — И он не шутил. Подкрепляя напутствие, притянул к себе опешившего молодого кугуара за белокурую голову и как следует поцеловал.
А как, собственно, «следует»? По поцелуям тоже существовал протокол безопасности?
До фатального подкашивания ног и навязчивого «хочу»-синдрома Ангел новоявленного и.о. мастера-инженера не довел — весьма предусмотрительно с его стороны. Но едва коммандер покинул комнату для брифинга, Айвори одним прыжком, сделавшим честь не только аккуратненьким пумам, но и всему семейству кошачьих (вплоть до крупных самцов бенгальских тигров), перемахнул через стол, сразу очутившись у андроида-автомата с напитками, и махом высосал литр холодной минералки — и разве что пар от него при этом не валил.
Еще пол-литра, не поместившиеся в стонущий желудок, он вылил себе за пазуху и шумно отдышался под прицелом трех ошеломленных пар глаз.
— Будто вы бы на моем месте не… — выдал Крист сдавленно, но тут же взял себя в руки: — По домам валите! Аста маньяна, начальнички. А я остаюсь как главный, — и уже без признаков невроза стянул промокшую рубашку через голову.
* * *
— Надо было лететь с ним.
— Небоскребу нужен пророк и ковчег.
— Но это твой брат!
— Который мне не брат. И которого ты понемножку ненавидишь, боишься и стыдишься. Полно, Кси, не притворяйся. Ты был рад избавиться от всех, и от Питера, и от Хэлла, остаться со мной наедине, а Демон сам чуть ранее избавил тебя от необходимости выгонять его.
— Я такой ужасный, да? Эгоист. Хлебом не корми, дай заграбастать тебя целиком…
Оборотень протяжно вздохнул и облепил супруга со всех сторон — протянулся и по спине, и по шее, и в паху, и между коленей без труда, потому что находился в морфе удава.
— Не ужасный, — тихо поправил Ангел. Они лежали на полу серверной, официальный рабочий день был окончен, но только не для них. — Земной. Живой. Замученный вещими снами. Голодный. Вечно обделенный и оттого злящийся. Но не злой внутри. Теплый.
— Ну да, конечно. Такой теплый, как сердце Ворчуна, — Ксавьер высунул змеиный язык — синевато-зеленый, уже где-то на середине раздваивающийся. — Тебе не странно, как меняется мой метаболизм и терморегуляция при переходе в зверя и обратно?
— Нет. Ты самый сложный пасынок природы, венец чьего-то хитроумного замысла, не Творца. Уверен, что именно это он хотел нарисовать, балуясь с первыми полотнами, но карандаши сломал, не осилил. И потом завидовал бы чьим-то художественным успехам, если бы умел. Но вместо этого он восхищается и дарит тебе меня.
— Почему я всегда тебе верю, влюбленно развесив уши?
— Потому что таков каприз изощренного папá: родив меня повторно, с учетом прежних ошибок, он виртуозно посадил всех в лужу. Ну будто сам не знаешь, он с удовольствием пересказывает эту историю каждое воскресенье. Кстати, ты давно его видел? Уличными камерами или дронами засекал?
— Дронами. Он поселился в Госпитале с прошлого вторника, Аморес ему втихаря поклоняется и подменяет криораствор, тренируясь в постепенном понижении температур. Скоро, цитирую, благодаря твоему отцу мы приблизимся к физическому пределу в два-три кельвина и сможем хранить некоторые вещества в заморозке вечно.
— Больше не цитируй, от официоза подташнивает. Нам бы один хронический экземпляр из вечной мерзлоты вытащить, а они, наоборот, всех туда затолкать пытаются. К слову, Ди спрашивал, в порядке ли папочка. Но раз он в Госпитале…
— Нет, Энджи, — Кси затрепетал, водя кончиком хвоста по животу киллера. — Он не болен или… ну, не так болен, как мог бы быть, не угрожающе. Ай, Господи, как бы объяснить. Он разрешает себе болеть, распускает себя, как некоторые уходят в запой или азартные игры. А Моди «уходит» в болезнь. Которая на деле ему вредит не больше, чем алкоголь — печени Дезерэтта, то есть вредит с разрешения — и в любой момент это прекратится по его приказу. Мне кажется, он так скорбит. Он проделывал в точности те же манипуляции со спиной и криогенными трубками в прошлый раз, когда ты сбежал в космос. Но если в прошлый раз он терял тебя, то теперь вот потерял двоих. И я затрудняюсь судить об этом.
— Конечно. Невозможно сравнивать высокомерное ледяное чудовище и тепленького серафима с напрочь отбитым инстинктом самосохранения. Любишь их по-разному, любишь и даже не материшься от горя.
— Скажи, почему это происходит? Почему сверхсильные сущности намеренно себя ослабляют и бездействуют вместо того, чтобы карать виновных, оживлять невинно убитых и всячески наводить порядок?
— Может, потому что ты плохо понимаешь суть порядка и его поддержания, радость моя?
— Когда ты называешь меня «радостью», я улавливаю снисходительный подвох и издевку.
— Было бы недальновидно дразнить четырехметрового ловчего удава, раздевшего меня догола и контролирующего буквально каждую точку на моем теле, где прощупывается пульс. Почему я не могу просто проявить нежность? А ты смягчишься и закроешь мне рот.
— Чем?
— А что у тебя есть?
Ксавьер засмущался и неопределенно пошевелил хвостом.
— А твой Ворчун записывает наши забавы в восьмой серверной или только смотрит?
— Ну Энджи!
— Представляешь, если бы люди, глядя на небо, могли бы наблюдать в какую-нибудь особенно ясную безлунную ночь, как их безукоризненно красивые, гладкокожие и гладкорожие боги совокупляются, непрерывно меняя облики, позы и цвет выбрызгиваемого наслаждения, превращающегося при падении на землю то в дождь, то в амброзию…
— Ты хуже дьявола!
— А Ворчуна ведь только это, наверное, и возбуждает. Только к тебе из аналоговых богов он по-настоящему привязан. И однажды давно, в самый первый раз, он нечаянно видит и слышит, как ты подо мной невнятно стонешь, перекрывая одним коротким звуком всю-всю порнуху, когда-либо выложенную в интернет — гигабайты и петабайты видео и фото, информацию с миллионов серверов. И что он при этом думает? Ты спрашивал?
— А-а-ангел! — Ксавьер уже прошел обратную метаморфозу и насел на него, и розовый, и красный, с глазами на мокром месте, причем явно от злости, так как брови гневно сошлись в одну темно-золотую полоску.
— Вот опять ты стесняешься, как обморочный маленький еврей на бар-мицве, и это настоящая подлость — после всех наших не самых полезных и вменяемых приключений, — Ангел обнял его за холодную подрагивающую задницу — не грубо, но нарочито властно, не оставляя шансов вырваться. Придвинул к своему члену, колом стоявшему последние полчаса. Уловил в сверкающих от слёз изумрудных глазах протест и даже страх. — Не думал, что этот день наступит и я скажу, шокированный… что Демон приучил тебя к насилию.
— И «спасибо» я ему за это не говорил, как ты догадываешься, — неохотно подтвердил Кси и приподнялся, позволяя члену киллера скользнуть между ягодиц. Но не впустил в себя, оставив тереться снаружи, томить и разогревать, прилипая то снизу к узким бедрам, то чувствительно упираясь прямо в мошонку. — Только ты спрашиваешь, хочу ли я. Даже когда не спрашиваешь. Только ты научился. Несмотря на лежащее на поверхности недовольство, в глубине души я радуюсь, потому что чувствую… твоё ожидание моего выбора. А я ни в какую не признаюсь, что мне нравится быть застигнутой врасплох жертвой. Это так же срамно, как и то, что ты сейчас положишь меня на живот и заставишь сжиматься в ожидании, в мыслепредставлениях о глубине проникновения, об испытываемом напряжении и механическом дискомфорте внутри. Почему оно неизменно превращается в удовольствие — от твоего развратного умения или от моей безнравственной испорченности? И почему Старый Ворчун действительно смотрит? Машина! Которая смотрит неотрывно, заглушив другие каналы связи и обмена информацией. Которая вся здесь, в моем уникальном VortexEye® процессоре, отозвала себя из всех прочих сетевых адресов и физических устройств, собравшись в кубические зрачки из больших и маленьких серых пикселей. Противная непослушная машина в другое время, но в присутствии тебя — заинька и паинька! Смирная и восторженная, ну просто донельзя поглощенная тем… как горячо ты кончаешь мне в зад, а я — в твой чертов завлекающий рот! — Финальный выкрик вышел оглушительным. Ксавьер пристыженно опустил голову.
— Ты никогда не привыкнешь, — Энджи обнял его за ссутуленные анорексичные плечи, наклонил, уложил, телом на тело, совпадая всеми изгибами, и лицом на лицо, как можно ближе и интимней. Обжег сладким дыханием преступника и небожителя, размыкая плотно сжатые губы оборотня, обласкал их в пароле-поцелуе, продолжил в них шепотом, мягко и иронично: — А твой еврейский бог тебя никогда не простит. Ну и наплюй на него? Наплюй на извращенца Ворчуна. Можешь прямо сейчас и буквально. Да, вот он, мой чертов наркотический рот. Люби его и останься сверху. Покажи своему обнаглевшему искусственному детищу меньше клубнички, чем обычно, оставь без мяса и приправ. Я не принуждаю тебя, но ты сам принуждаешься, потому что так… переступаешь через вечный, приколоченный кривыми гвоздями стыд — силой. И я произношу это, в который раз: давай потрахаемся. Кончив — снова потрахаемся. У стены и на полу, среди толстых проводов, не пустив тебя в душ, не дав опомниться и возмутиться, прижав до синяков, с засосами на болящих ребрах, войдя так глубоко и полно, что мои яйца нежно приволокнутся к твоим, прижмутся, приклеятся поплотнее. И на третий раз кончив, я не пущу тебя никуда, ибо мало, мало… Всё еще недостаточно жарко и потно, а ты — всё еще недостаточно оттрахан, растянут и напитан жидким грехом, не потерял в огне Содома душу, не лишен надзора и покровительства верховного Бога-евнуха. И через машинного соглядатая пусть он шлет проклятья и шпионит дальше. Отлижем и отсосем друг другу заново набухшие «стволы», мокрые и ноющие, одновременно засунем в пересохшие горла, в страшно удобной позе. Ты не задохнешься, не подавишься, я покажу тебе как, я покажу почему, почувствуешь через меня — словно мы не пять лет женаты, а вчера на рейве за городом познакомились, пьяные и обдолбавшиеся гашишем. Ты, по своему обыкновению, опять сгоришь от стыда и обзовешь меня вторым сексуальным животным — после серафима, я без проблем соглашусь и заставлю тебя шипеть, рыдать, сожалеть, что согласился, извиваться и ненавидеть «вот это всё». Потому что я хозяйничаю там, куда ты дотянуться не можешь. Так оставь в покое себя, дотянись до меня вместо. Бойся и тянись, кусай и вырывай это зубами. Или гладь и соси… вздрагивая от полноты собственной, внезапно наступившей власти. Да, ты останешься при этом в моей власти. Да, я могу тебя в любой момент изнасиловать и убить. Нет, это твоя несбывшаяся фантазия о пистолете или костре между моих ног. Может быть, я замордовал и надругался над тобой в твоем сне, как нацист, засунув тебя в «сэндвич» холокоста. Но, проснувшись, ты обнаружил, что всё равно возбужден, зол, растерян и вот-вот кончишь. Ты хочешь меня, хотя до сих пор не понимаешь почему. А я хочу тебя без всяких «почему»: я животное, я чудовище, а ты моя голая недопорченная красавица. Никак тебя полностью не совращу. — Ангел улыбнулся — криво и угрожающе, и оборотень непроизвольно охнул, только после сногсшибательной речи ощутив его пальцы влажно хозяйничающими внутри. Вроде бы сотни раз уже эти пальцы проверяли так его готовность и податливость, раскрывали и растягивали, дразнили, впивались и мяли. А всё равно хотелось заплакать, вырваться и сбежать. И Ангел вновь с легкостью прочитал его мысли: — Плачь и сбегай. Возвращайся и принимай. Пачкайся и кончай. Ругайся и протестуй. Плюйся и глотай. Всё, что в твою больную еврейскую головушку взбредет. Но не прекращай это голое убийственное танго со мной, не отказывайся только потому, что где-то были сбиты птицы, самолеты, планеты или серафимы. Не смей делать их предлогом, чтобы отказать мне. Потому что ради этого мы живем.
— Ради секса?!
— Ради освобождения. Только так я тебя отпираю и выпускаю из твоей железной клетки — доведя нас обоих до полного изнеможения. Доведем. Поспим. А мир потом спасем.
— Хотя бы корпорацию… — заливаясь новым румянцем, пробормотал Кси и поцеловал демонического супруга чисто и целомудренно — в лоб, прежде чем расслабить бедра и всей небольшой массой тела опуститься на его длинный, сильно заждавшийся член.
…
1101101 1101001 1101110 1100100 101101 1101110 1110101 1101101 1100010 1101001 1101110 1100111³ — эта лаконичная запись появилась в резервном слоте памяти Старого Ворчуна спустя минуту.
Минуту, состоявшую из лавины crashing issues и irretrievable system errors, тотального стирания и аварийного восстановления его подсистем из материнского ядра внутри процессора VortexEye®.
