Агрессивно зависимый

      Поведение Киришимы если не напрягало, то заставляло волноваться. С каждым днем он вызывал беспокойство о себе все больше и больше. То и дело спотыкающийся на ровном месте и бьющийся обо все на свете парнишка сразу же с наигранной энергичностью смеялся над собой и извинялся. Сегодня Кацуки уже отчетливо видел синяки под его глазами, но с уровнем неуклюжести Эйджиро, они уже могли быть даже не от недосыпа.       Перед своей короткой сменой обмолвиться больше, чем двумя словами, не вышло, ибо Эйджиро не успел даже отдышаться, а последний воздух истратил на то, чтобы извиниться за опоздание. Но выглядел он плачевно: глаза явно с усилием широко раскрыты, волосы причесаны пальцами, если вообще причесаны, брюки в коленях в какой-то пыли — видно, по дороге от спешки уже успел упасть раз, а то и больше. И на фабрике поговорить не удалось — их почти сразу же разделили для выполнения работы, основываясь на уместности причуд и просто надобности: Бакуго отправили подготавливать непригодное сырье к утилизации, Киришиму же куда-то на склад, но Кацуки точно не расслышал, хотя очень старался, ибо волновался за работоспособность друга в состоянии, в котором он его видел. Оставалось просто надеяться, что Киришима справится со своей работой и попутно будет искать возможности прихватить что-нибудь без явных последствий, раз его направили, пожалуй, в самое удачное для этого место. И надеяться еще, что ему не взбредет в голову взять что-нибудь слишком рано, нужно просто присмотреться и передать информацию, чтобы вместе продумать безопасные для них действия, иначе их репутация и план рухнут в самом начале. Прошло не так много времени, нужно закрепить доверие за собой. Им не нужны лишние подозрения, да и желательно провернуть все так, чтобы и работодателям не нанести ущерба. Хватит причин ненавидеть себя, их уже достаточно.       Только по дороге в академию, когда точно стало ясно, что усталое лицо Киришимы — не игра света и теней, а неловкость и заторможенность действительно превышают его обыкновенную норму, Кацуки наконец спросил:       — Чем ты занимался вместо сна?       — В смысле? Я спал, — безнадежно неправдоподобно соврал Эйджиро и тут же кивнул, сам осознавая, как нелепо прозвучали его слова. — Я был очень взволнован, так и не смог уснуть.       — То есть, совсем? — злиться было совершенно неуместно, но обжигающая внутренности волна все равно поднялась в животе Кацуки. И это не осталось незамеченным.       — Спокойно, — Киришима замахал руками, держась за невидимое опахало, как бы остужая вспыльчивого собеседника. — Зато это лучший способ поправить режим, надо просто дотерпеть до вечера.       — Ты похожим образом поправляешь режим уже несколько дней, но как знаешь. Терпеть придется долго, нам сегодня еще спасателями детсадовского разряда быть и обследования для донорства пройти после учебы.       — Донорства? Мы продаем органы?       Кровь Кацуки мгновенно дошла до кипения, потому что по лицу и интонации Эйджиро можно было сделать вывод, что это не шутка, а парня действительно проглючило. Но он понимал, что нельзя выливать злость на того, кто сломал свой режим, жертвует своими силами, здоровьем, временем (и кровью в перспективе) ради него же. Даже если это злость не из-за банальной вспыльчивости характера, а из-за неподдельного беспокойства, которое было все еще так непривычно испытывать, а потому и контролировать сложнее. Скорее всего, это даже была злость на самого себя. Бакуго теперь учился себя контролировать.       — Сегодня без репетиторства.       — Что… стой, нет, я пошутил! — и Киришима рассмеялся, но как же неприятно было слышать этот неестественный смех. — Мы не должны отставать от плана в первую же неделю.       — Да ты просто не выдержишь до вечера, зуб даю.       — Ну вот посмотрим! — Киришима стукнул кулаком о ладонь. — За день взбодрюсь и к вечеру буду активнее тебя.       Киришима отключился в середине первого урока, на который они слегка опоздали к досаде обоих, ибо привлекли лишнее внимание, которое им было совсем нежелательно. Кацуки точно засек этот момент, потому что не сводил с несчастного глаз. Сначала Эйджиро демонстративно качал головой, крутил ручку в руках, как бы говоря «смотри, со мной все хорошо, я бодр и свеж». Затем начал сидеть смирно. Через несколько минут он уже клевал носом, а потом медленно начал скатываться по руке, которой подпирал голову, пока окончательно не прильнул щекой к парте. Кацуки даже несколько раз весьма метко кинул в него комки бумаги из безжалостно вырваных пустых страниц тетради — за уроком он не следил, не до того. Но безуспешность попыток разбудить (учитывая, что броски были мощными и кое-кто из одноклассников даже оборачивался на свист пролетающего снаряда) привела к выводу, что лучше уж пусть это недоразумение поспит немного.       Действительно немного, потому что реакция учителя на посапывание ученика на его занятии не заставила себя долго ждать. Лицо Киришимы цветом слилось с волосами, но даже так до конца урока были видны его усилия не упасть обратно в сон.       — Нет, серьезно, ты решил сделать мне сюрприз и ночью вагоны разгружал? — после сигнала о перерыве спросил Кацуки, подлетевший к Эйджиро, опережая остальных, зная, что вот-вот на них обоих могут накинуться со своей неуместной заботой.       — Да нет, я действительно просто не мог уснуть, просматривал наш план и… — Киришима огляделся и понял, что ему теперь нужно следить за каждым своим словом и движением. Глаза его расширились, видимо, дошло, что и неправильное поведение (например, как дневной сон на уроке) могло спровоцировать ненужные подозрения и вопросы. — Бессоница на фоне всего, непривычно до сих пор, думаю, ты можешь понять.       Кацуки недовольно фыркнул, но взгляд его поник. Он чувствует себя виноватым, он помнил, как сам не спал и изводил себя сутками, когда по глупости ворвался в грязь, а теперь втянул друга в это и заставил проходить через то же самое, только совершенно незаслуженно - ведь он чист, но отказаться от помощи не мог. Они оба спали меньше, чем следует, потому что просто не успевали, уставали больше, чем следует, но до полностью бессоных ночей и отключки на занятии самого Айзавы до сего дня не доходило.       — Бессоница на фоне чего? — совершенно ожидаемо ребята привлекли внимание одноклассника.       Бакуго морально был готов к такому вступлению, а вот по Киришиме не скажешь. Он вздрогнул от голоса Изуку, руки сильно задрожали, он распластал ладони по коленям, крепко прижимая, чтобы тремора не было заметно, взгляд бегал по помещению и по лицам одноклассников, но ни на чем не задерживался. Еще одна несвойственная странность. Совсем недавно говорил, что именно он в парочке с Кацуки будет связующим с остальным миром, потому что общаться у него, откровенно говоря, всегда получалось лучше, да и скрывать ему следует намного меньше тайн, на нем меньше пятен, соответственно, и поводов напрягаться. И даже в первый день, когда они явились на занятия, именно Киришима разговаривал со всеми, кто интересовался об их отсутствии, пусть уверенности в его голосе было меньше, чем раньше. Сейчас же он будто отмирает с каждым днем и шарахается от любой потенциальной опасности раскрытия. Неужели настолько переживает за Кацуки, что насквозь пропитался эмпатией? Это одновременно и льстит, и удручает. Уж лучше пусть делает все механически и из чувства дружеского долга, чем от всей души, но с такими жертвами.       — Я очень волновался, достаточно ли выздоровел Кацуки, чтобы идти в академию сегодня, — покраснев, сказал Киришима. Бакуго казалось, что вот-вот — и голос его дрогнет от слабости и страха, что он несет слишком неправдоподобную околесицу. — Всю ночь мерил ему температуру и проверял, все ли в порядке, потому что в это время года вирусы такие цепкие, сам ведь знаешь.       Кацуки чуть вслух не выругался за то, что Эйджиро вписал его в какую-то глупую легенду, которую сложно будет объяснить, не договорившись заранее, но вовремя с облегчением понял, что такое оправдание заодно распространяется и на него. Опоздали ведь они вместе.       — О, вот как, — кивнул Изуку, и Киришима бесшумно выдохнул. — Каччан выглядит неплохо, ты хорошо о нем позаботился. Думаю, уже можно перестать параноить.       Бакуго оскалился, а Деку улыбнулся, слегка отступив и выставив руки перед собой. Он получил подтверждение, которое хотел — Бакуго дикий, вспыльчивый и с ним невозможно разговаривать, значит, здоров.       — Но и о себе не забывай, Эйджиро. Что-то случилось? Мне кажется, волнение из-за простуды друга не может быть настолько сильным, чтобы лишить сна, возможно, есть что-то еще, в чем я мог бы помочь… — зеленые глаза пристально смотрели на парня, будто Мидория знает, что что-то не так. Как невовремя сейчас эта твоя интуиция и филантропность, Деку. Отвали, Всемогущего ради.       Воздух снова застрял в горле Эйджиро, Кацуки отчетливо увидел, как напрягся его кадык. Решив, что его друг вот-вот взорвется от нервов, Бакуго вступил, весьма неудачно:       — Он разберется, не лезь.       — Значит, что-то все-таки стряслось? — этот вопрос Изуку буквально раздавил Киришиму, тот скатился по стулу, словно из него выдавили все кости.       — Так, дружище, оставь-ка соню в покое пока что, — неожиданно за их спинами появился Каминари, а Кацуки и Эйджиро мысленно проиграли фоном победную музыку. Как хорошо, что этот красноволосый болван завел такого друга, иначе будь Кацуки один с обмякшим Киришимой — пришлось бы огрызаться, а это явно не утихомирило бы интереса Деку. — Видишь, у него взгляд даже сосредоточиться не может, думаешь, он тебе внятно ответит? Потом расскажет, если захочет.       — Боже мой, прости, — Мидория присел, заглянув в лицо Эйджиро. — Тебе, наверное, лучше поспать, а я тут с распросами лезу.       — Поспишь тут… — слабо улыбнулся Киришима. — Все хорошо, Изуку.       — Может, тебе в медпункт? Отлежаться, не знаю…       — Не, он же мужик, да, Эйджиро? — Каминари дождался, пока Киришима сообразит кивнуть. — Мужики за свои поступки отвечают. Пусть помучается без сна, будет знать, как настолько болезненно волноваться за таких кабанов, как Кацуки.       — Слышь! — рявкнул Бакуго, но Денки уже уводил Изуку, нервно смеясь в унисон с Эйджиро.       — Я сбегаю за энергетиком и справлюсь со всем, спасибо за беспокойство, — протянул Киришима удаляющемуся к задней стене Деку под руку с Каминари. И поклонился самому Денки, пробормотав что-то про спасение и благодарность до гроба.       Понадобилось еще минута, чтобы убедить собравшихся, что проблемы не стоят их внимания, но большинство не особо верило, что очень сильно ударяло острой и тянущейся болью в животе. Благо, в их неведующих союзниках есть Денки, который все эти дни смягчал потенциальный эффект от их отсутствия передачей хоть и небольших, но все же новостей от Киришимы, причем совершенно бескорыстно в силу своей учтивости (или тупости), однако подозрительности класса это убавило не сильно. Наоборот, как-то отчетливее стало видно, что ребята что-то скрывают, каждый прокол выглядел роковым и сбивал с ног.       Кацуки посмотрел на настенные часы: до следующего урока еще есть время. Схватил под руку Киришиму, чуть ли не свалив его со стула на пол от неожиданности, и выволок за дверь, убедившись, что они отошли достаточно далеко, чтобы их не смогли услышать.       — Возьми себя в руки! — Бакуго прижал Эйджиро к стене, крепко сдавив плечи.       Досада съедала его. Еще пару дней назад с него будто сняли многотонный груз и он наконец смог дышать, потому что обрел союзника в лице действительно близкого и нужного человека, избавился от необходимостии далее нарушать закон, но сейчас на его глазах с грохотом рушится то спокойствие, по которому он так изголодался. Его безопасность трещит по швам, он буквально слышит этот скрипучий звук рвущихся нитей. Но что еще больше его беспокоит — отвратный вид Киришимы. Если придется взвалить на себя еще и вину за друга, который согласился вытащить его из этого вязкого бесчестного болота, но настолько пострадал от последствий своего добродушия, он не сможет этого выдержать.       — Успокойся, — нервно улыбаясь, ответил Киришима. — Ничего же не произошло.       — На нас смотрят с недоверием, не говори, что сам от этого не ломаешься.       — А ты не говори, что не понимаешь этого. Я чертовски устал, Кацуки, — парень опустил голову, казалось, из-за того, что держать ее ровно не оставалось сил.       Нельзя было не согласиться. Бакуго был относительно закален этим давлением, Киришима же находится под ним впервые, и нескольких дней недостаточно, чтобы привыкнуть. Пальцы на плечах Киришимы усилили хватку, лицо искривилось в несчастной гримасе, Кацуки пытался что-то сказать, но внутри него крутились карусели из сожалений, печали, угрызений совести и страха, даже не за себя. И эта чертова вибрация телефона в заднем кармане только ускорила эту мясорубку эмоций. Надо уже придумать, как отписаться от этой проклятой рассылки или сменить гаджет, чтобы лишний раз не раздражала и не напоминала о насущном.       — Прости, Кацуки, — внезапно прошептал Эйджиро, — пожалуйста, прости.       Он заплакал. Безшумно, бездвижно, но слезы полились из прикрытых глаз. Бакуго убрал руки, испугавшись, что давил слишком сильно — и физически, и морально. Что-то внутри него оборвалось, но он совершенно ничего не понимал, потому что мгновенно все мысли улетучились, перед глазами стояло лишь покрасневшее лицо друга. Покрасневшее от слез, до которых он его довел.       — Эй… — Кацуки опешил, хриплые звуки пришлось выдавливать из горла. — Ты чего?       Киришима всхлипнул.       — За что простить? Эй?!       Эйджиро ответил не сразу:       — За мое поведение, — он резким движением вытер слезы, заползающие в рот. — Мы сможем позаниматься сегодня у тебя?       — Почему?       — Мне хочется. Не у себя дома, не в своей обстановке мне будет легче держаться бодрым.       Слова звучали так жалобно и вываливались изо рта Киришимы настолько тяжело, что слушать было невыносимо, хотелось заткнуть прямо сейчас, но Кацуки не мог себе этого позволить.       — Да, — продолжил уже дрожащий Эйджиро, — я проиграл спор, я уснул до вечера, но я правда не хочу пропускать занятия с тобой. Пожалуйста, давай все останется как есть, не будем ничего менять.       Этот идиот действительно переживает о каком-то неподкрепленном ничем мимолетно упомянутом споре? Кацуки уже и не помнил про него, а бедолагу это настолько тревожило, что он даже расплакался? Звучит как-то глупо, но есть в этом что-то… обезоруживающее. И странное.       Прозвенел звонок. Нужно возвращаться, но если это сделать, то уклончивыми фразами от вопросов уже не избавиться. Черт, черт, черт.       — Иди в медпункт, — приказал Кацуки.       — И что я там скажу?       — Нервный срыв, тебе нужно успокоиться.       — И как я это объясню? — Киришима поспешно вытирал лицо рукавами пиджака. — Это же придется выговариваться, слишком опасно. Мы, конечно, уже живем враньем, но все же я не стал бы испытывать наши умения. Без подготовки я выдаю сущий бред.       — Скажи, что болит живот. Аж до слез.       — Чтобы Исцеляющая Девочка использовала свою силу напрасно? А если меня разорвет? — Киришима слегка улыбнулся, чем растопил Кацуки, сердцебиение начало не так больно отдаваться по всему телу. — Я пойду в туалет и попробую привести себя в порядок, просто слегка опоздаю на урок, никого это уже не удивит.       — Хорошо. Только постарайся недолго, — Кацуки ощутил необходимость обнять друга после того, как ужасно на него надавил, но сдержался, за что себя и проклял.       — Да, — кивнул Киришима. — А ты иди в класс, не опаздывай.       Остаток учебного дня прошел достаточно спокойно, к последнему уроку у Бакуго даже восстановился адекватный пульс. Инцидент с уснувшим на первом уроке Киришимой и опоздавшем на следующий очень удачно удалось вплести в план «разжалобить Момо».       — Так вот почему вы как на иголках, — сочувствующе покачала головой она, когда после уроков они попросили ее пройтись вместе. — Спасибо, что посвятили, теперь я понимаю, как вам непросто. Похвально, Бакуго, ты так переживаешь за трагедию Киришимы.       В этом плане сменились слагаемые, что, в общем-то, не помешало его воплотить. Эйджиро выглядел явно хуже и поломаннее, чем Кацуки, так что роль неудачника, безнадежно потерявшего семейную реликвию, он взял на себя. Выглядеть несчастным у него вышло потрясающе убедительно.       — Он один уже откинулся бы, — сказал Бакуго. — Совсем не спит, совесть мучает, боится, что вот-вот родители заметят и устроят взбучку.       — Но это не так страшно, я ведь заслужил, — всхлипнул почти не наигранно Киришима. — Нужно будет как-то дальше жить с осознанием, что именно я причина исчезновения чего-то столь ценного и дорогого для семьи.       — Это так ужасно, — Яойрозу схватилась за щеки. — Кажется, я догадываюсь, почему вы рассказали именно мне. Дело не в доверии, да?..       — И в нем тоже, — спохватился Эйджиро, обхватив ладонь Момо. Его лицо горело со стыда. Действительно, разговор наметился свернуть в некрасивое русло. — Ты можешь нам помочь, но разве мы стали бы посвящать тебя в такое неприличное и стыдное дело, если бы не доверяли тебе и не считали бы другом?       — Да я же не обижаюсь, ты чего, — улыбнулась Яойрозу. — Я рада, что могу вам помочь и восстановить спокойствие. Все очень переживали, и это здорово, что я смогу положить этому конец.       — Момо… — уже совсем не наигранно всхлипнул Киришима, борясь со слезами.       — Покажите мне то, что нужно создать.       Киришима открыл заранее подготовленную фотографию роскошнейшего, но найденного, на всякий случай, в самой глуши интернета, колье.       — Ого…       Ребята напряглись, боясь за удержание убедительности, но виду не подали.       — Выглядит очень дорого!       — Теперь понимаешь масштаб трагедии? — не допуская паузы, сказал Киришима. — Моя семья живет небогато, а утратить такую солидную вещь, пусть даже мы и не собирались ее продавать, это огромный удар.       — Как ты умудрился его потерять? Оно выглядит большим.       — Его украли, — пришел на помощь Кацуки.       — Тогда надо найти преступника, это же можно считать кражей в особо крупных размерах.       — Полиция нашла его, но сказала, что колье он уже успел перепродать и дальнейший путь этой реликвии неизвестен, — Бакуго никогда не считал себя глупым, но аж сам поразился свой способности настолько быстро сгенерировать отмазку.       — Вы разбирались с полицией? — Момо широко раскрыла глаза.       — А ты думаешь, чего мы постоянно опаздывали или пропадали? — Кацуки после каждой сказанной фразы приказывал себе ни за что не умалять уверенности в голосе. Он видел, как рядом от волнения спотыкается Киришима и тоже хочет вступить, но взглядом попросил его молчать, иначе легенда может запутаться и потерять всякий смысл.       — Вам стоило сообщить об этом учителю, тогда бы вас за это не отчитывали…       — Тогда узнали бы родители, — все-таки сказал Киришима, заметив возникшую микропаузу. Кацуки выдохнул от того, что дополнение Киришимы вписывалось хорошо и ничего не испортило.       — Да, в этом есть смысл, — задумчиво произнесла Момо, заставив сердца мальчиков вновь биться. Кажется, эти грязные лживые оправдания окончены. — Скинь мне фото и распиши, из чего колье сделано. В принципе, про драгоценные камни и металлы я знаю уже достаточно много, но все же, для достоверности, я бы изучила дополнительно, чтобы твои родители точно ничего не заметили.       — Момо-о-о, — Киришима кинулся обниматься, чуть не зарядив Кацуки ладонью по щеке, пока расправлял руки. — Ты спасаешь мне жизнь, понимаешь?       Кацуки, недовольно глядя на душевно обнимающихся одноклассников, подметил про себя, что жизнь она спасает именно ему, а не Эйджиро.       — Да ну, перестань, — засмеялась Яойрозу. — Я действительно очень рада помочь.       Какая же противная горечь наполнила легкие и подступила к горлу. Момо такая добрая и искренняя, действительно верит, что помогает во имя спокойствия, а не является важным звеном в осуществлении большой лжи.       — Мы с Кацуки отблагодарим тебя как-нибудь!       — У тебя же большой особняк, Яойрозу, — Бакуго оттащил Эйджиро за ворот, прервав затянувшиеся телесные нежности. — Мы можем убираться у тебя какое-то время. Бесплатно! — последним словом он очень рисковал потерять драгоценное время, но надежда на сердобольность и хорошее отношение Момо заставила его это сказать.       Раз Момо настроена так великодушно, то нет смысла тянуть с еще одним пунктом плана. Чем раньше начнут, тем надежнее.       — Ох, нет, что вы! — покачала головой Момо. — Это совершенно не нужно, наша горничная справляется.       — Пусть отдохнет. Или мы разделим обязанности.       — Право, не нужно…       — Пожалуйста, Момо! Я не смогу спать, ты же так мне помогаешь, — поймал волну Киришима.       Потребовалось несколько минут, чтобы сломать Яойрозу. Она сдалась и к раздирающей радости поставила условие, что бесплатно они делать ничего не будут, это неправильно. Еще минуту разыграв спектакль о том, что им не нужны ее деньги, они готовы убираться просто так, все же ситуация решилась в сторону ребят. Благо, в этом Момо оставалась непреклонна, уж слишком она совестливая и бескорыстная. Как же досадно и противно от этого, когда-нибудь они ей за ее доброту отплатят. На этом они попрощались, условившись списаться вечером и договориться о графике и подробностях состава несуществующей семейной реликвии.       — Повезло, можно будет придумать самые дорогие камни в это колье, — сказал Киришима, когда они свернули.       — Да, повезло, — ответил Бакуго.       Они оба хотели выплюнуть и раздавить свою совесть за то, что позволяла им поступать настолько мерзко.       Киришима стал выглядеть безмятежнее, пусть усталость с лица никуда и не делась. Бакуго с облегчением заметил, что Эйджиро справился сегодня со своими задачами потрясающе, несмотря на неудачное начало дня. Он сильнее, чем кажется, и Кацуки упрекнул себя в том, что посмел забыть об этом и позволил себе волноваться. Теперь все будет в порядке, надо просто перетерпеть и проследить, чтобы Киришима больше так себя не изводил и спал хотя бы больше трех часов.       Они направились в медицинский центр, но Бакуго вовремя остановился, поняв кое-что:       — Тебя и обследовать не будут.       — Почему?       — Ты выглядишь ужасно.       — Ну спасибо, — улыбнулся Киришима. — Но ты прав, наверное. Надо что-то придумать.       Придумали они зайти в магазин косметики. Со спорами, пройдя все фазы от отрицания до принятия, ничего не оставалось, кроме как согласиться, что сейчас это самый быстрый, а значит, самый подходящий способ подстроиться под ситуацию.       — Нужно было попросить Момо задержаться. Ты хоть что-нибудь понимаешь? — почесал затылок Киришима.       — Как ты, черт возьми, думаешь? — рявкнул в ответ Бакуго.       Кацуки пришлось распинаться перед консультантом, придумывая легенду про «девушку, у которой синяки под глазами и вообще лицо выглядит вечно уставшим, ей нужно помочь» и краснея. Эта ситуация выглядела действительно комично и консультант наверняка сразу все поняла, увидев подходящего под описание Эйджиро из-за плеча Бакуго, но держалась профессионально. Хотя парни были уверены, что она засмеялась и побежала рассказывать своим коллегам историю про мальчика, который стесняется своего замученного лица и хочет его поправить косметикой, которую покупает через друга, стоило им только выйти из павильона.       С горем пополам, они купили самый дешевый тональный крем (округлив глаза от нынешних цен на косметику и обсудив, что оно того не стоит) и закрылись в туалете торгового центра.       — Я еще раз скажу, что нам не стоило отпускать Момо так рано, — засмеялся Киришима, наблюдая за потугами Кацуки нормально размазать незнакомую доселе бежевую субстанцию по лицу друга.       — Я еще раз скажу тебе заткнуться, твою ж, не двигай лицом. Или сам справляйся, — Бакуго с силой всунул баночку в руки все еще смеющегося — непонятно, от нервов ли или от смехотворности ситуации — Эйджиро. Но благо, действительно радовало, что с Момо все сложилось настолько удачно, что они теперь могут спокойно разговаривать и даже улыбаться. Пока что все идет по плану, слишком гладко, и не хочется думать, что обычно после такого наступает черная полоса.       Это заняло больше времени, чем они рассчитывали, так что до медицинского центра пришлось бежать, чтобы успеть к назначенному времени.       — Синяки достаточно затянулись? — спросил Кацуки, закатав рукав.       — Ты живучий, как собака, на тебе все экстремально быстро затягивается, не переживай. Да и зачем им все твое тело осматривать, для донорства это ни к чему.       — Отлично.       На радость парней, они оба оказались настолько здоровыми и нужными, что в этом пункте плана можно было больше не сомневаться. Но из-за того, что кровь сдается не чаще, чем раз в две недели, назавтра было решено записаться в еще один донорский центр, ибо раз они имеют настолько впечатляющее здоровье, как сообщал врач, то нет смысла не воспользоваться этим ресурсом, пусть даже пренебрегая им. Мысли о том, что ослушаться врача и отдавать свою кровь чаще, чем нужно, может вылиться в неприятные последствия, тут же отторгались. Проблемы теперь решаются по мере поступления. Отчаяние парадоксально давало слепую веру во всесильность.Кацуки готов был пускать фейерверки из рук, вновь и вновь осознавая, что его путь к спасению уже начался.       Но вскоре пришлось утихомирить внутренние вихри, потому что Киришима вновь начал вести себя не так, как ему свойственно. Кацуки изо всех сил спихивал это на усталость после насыщенного дня — учеба, две подработки и обследование — и бессоную ночь накануне, ведь замученные люди и на людей-то, бывает, не похожи. Эйджиро то и дело зависал, глядя в разные углы комнаты, мог встать и пройтись вокруг под предлогом, что у него затекло тело, очень часто просил принести ему воды. Это очень мешало занятию и конкретно раздражало Бакуго, но он изо всех сил сдерживался, потому что не хотел вновь доводить настолько чувствительного сейчас товарища до слез и ощущать это противное чувство вины и сожаление. Уставшее лицо Эйджиро и так резало глаз, не хотелось делать картину еще хуже.       Вскоре раздражение сменилось обеспокоенностью. Она нарастала, прямо как сегодня утром, опять вставала поперек горла и сдавливала желудок. Киришима действительно очень старался сосредоточиться, но его мысли витали где-то, и это было уже, кажется, не от недосыпа. Он думал о чем-то постороннем.       Это странно, потому что Киришима всегда льстил Бакуго своим поведением на их уроках. Он сиял, улыбался, прилагал все усилия, чтобы понять тему и тем самым порадовать своего учителя. Не хотел заканчивать занятия, даже когда за окном было уже совсем темно.       Его былое поведение создавало некую гармонию и лишний раз убеждало Кацуки в том, что все будет хорошо, и теперь, когда устанавливающаяся идиллия надломилась, это не могло не ударить лезвием по спокойствию. Смущающе было думать о том, что он скучает по улыбке и пристальному вниманию этого красноволосого идиота, поэтому он убеждал себя, что ему просто неловко, что Эйджиро заплатит ему зазря, так ничего за день и не усвоив.       И эта непробивная благодарность обезоруживала его. Приятное, но отвратительное чувство.       — Ты хорошо себя чувствуешь?       — Да, отлично, — выскочил из транса Киришима. — Уже поздно, наверное, нужно сворачиваться.       Слова пронзили очередным разрядом.       — Останься на ночь. Уже темно, а я как раз прослежу, чтобы ты вовремя проснулся, — напрягся Бакуго.       — Не стоит, я и так тебе отягощаю жизнь.       — Как ты можешь отягощать мне жизнь, спасая ее?! — не сдержавшись, крикнул Кацуки, введя друга в ступор.       Он не ожидал, что желание Эйджиро поскорее уйти его разозлит. Будет абсолютно ужасно, если выяснится, что у Кацуки выработалась от него зависимость в силу того, что Киришима ему необходим. Что он всегда был добр, внимателен и именно он был тем, кто привязан. Обычно он обрадовался бы возможности провести ночь вместе, сейчас же без четких причин отпирается. Это злит, очень злит.       — Что случилось? — Кацуки тщетно постарался успокоиться. — Ты жалеешь, что втянулся в это? Я не должен был тебе рассказывать?       — Нет, конечно! — Киришима поднялся так резко, что опрокинул стул. — Как ты мог такое подумать?       Хотелось высказать все, что Кацуки чувствует, вот только он не понимал, что он чувствует. Он целиком и полностью доверял Эйджиро и взаимность воспринималась как нечто само собой разумеющееся. И теперь, когда эта мысль — хоть что-то, в чем он был абсолютно уверен — потерпела удар и пошла трещиной, равновесие пошатнулось неимоверно. Эйджиро отталкивает его сейчас, но днем выжимал из себя все, чтобы помочь. Он засыпает на уроке, бьется обо все, что встает у него на пути, потому что из-за застланых от недосыпа глаз ничего перед собой не видит, он очень хочет спать, он мучается, и никому бы это не понравилось, но он действительно пытается сосредоточиться и действительно выглядит напуганным сейчас, когда Бакуго предъявил ему, кажется, слишком неожиданную претензию.       — Кацуки! — неожиданно Эйджиро прильнул к другу и судорожно обхватил руками. Бакуго чувствовал, как тяжело тому удержаться на ногах. — Что бы ни произошло, мое отношение к тебе не поменяется. Я сам хочу тебе помочь, я ни капли не жалею и смертельно благодарен тебе за доверие. У меня нет человека ближе, Кацуки. Пожалуйста, всегда помни об этом. Что бы ни случилось, как бы я себя под воздействием давящих обстоятельств ни вел, всегда помни.       Бакуго тяжело дышал и не мог пошевелиться. Все произошло слишком внезапно, но слова Киришимы четко врезались в голову, мгновенно остудив. Все же, его друг действительно хорош в общении, даже с такими сложными людьми, как он.       — Отпусти, — сказал Кацуки, совсем того не желая.       — Хорошо, — ответил Эйджиро, явно нехотя. — Я хочу домой просто потому, что очень сильно устал. Я не хочу тебя обманывать, — он сглотнул, — поэтому не буду придумывать причины. У тебя я вряд ли усну. Но я был бы рад, если бы ты разбудил меня утром сообщением или звонком. Прости, у меня мозг кипит, я не хочу, чтобы ты тратил силы впустую, когда я не могу их оправдать. Тем более, занятие можно считать оконченным, свое время ты отработал.       — Я понимаю, наверное, — ответил Кацуки, недовольно опустив взгляд.       — Выше нос, я ведь стал заметно умнее всего за пару занятий с тобой!       — Но ты сам так просил, чтобы мы сегодня ничего не отменяли.       — Да… Я очень рад с тобой заниматься, и мы провели урок, просто нет смысла его затягивать сегодня. Смотри, если бы я не хотел больше иметь с тобой дел, я бы воспользовался возможностью и согласился бы с твоим предложением отменить репетиторство сегодня.       Неужели Киришима настолько взволнован словами Кацуки, уж очень маниакально он убеждает друга в том, что все в порядке. Бакуго стало стыдно за свои сомнения.       Завибрировал телефон Киришимы, он резко схватил его и разблокировал экран.       — Момо прислала фотографию колье!       — Так поздно? — удивился Кацуки. — То есть, до этого она сидела и изучала составы и свойства материалов, что мы ей перечислили?       — Выходит, что так, — вновь поник Эйджиро. Когда ж их уже так поглотит эта черствость и отчаяние, что ото лжи не будет оставаться послевкусия. — Оно выглядит потрясающе. И очень дорого, возможно, мы сможем получить за него даже больше, чем рассчитывали. Смотри, она его даже состарила.       — Поблагодари ее, как ты умеешь.       — Да, от всей души, сейчас простынь накатаю. И завтра она задохнется в моих объятиях.       Бакуго лишь недовольно фыркнул:       — Смотри, чтобы вас никто не видел, а то вопросы возникнут — и эту легенду про реликвию придется поддерживать перед всеми.       — Да, не нужно нам распространять еще больше лжи, — как-то очень задумчиво ответил Киришима, словно впадая в транс.       Бакуго сжал зубы, дабы снова не начать выражать неоправданного и расстраивающего друга беспокойства. Напоследок Киришима попросил сходить на кухню и принести ему кусок хлеба в дорогу, потому что он вспомнил, что практически не ел сегодня, а дома у себя еды не припомнит.       Почти всю дорогу до остановки они прошли молча. В один момент Киришима легко зажал в между пальцев рукав рубашки Бакуго, на что тот не стал реагировать, боясь спугнуть. В тишине он слышал, как все сильнее и сильнее колотится сердце Эйджиро, как тяжелеют его ноги и как учащается дыхание. Он почти спросил снова, все ли в порядке, и уверен ли Киришима, что не хочет остаться на ночь. Но, опять же, боялся проигрывать ту же пластинку. Тогда он предложил проводить товарища до самого дома и остаться там.       — О нет, нет! — резко возразил Эйджиро, в противовес сжав рубашку Кацуки сильнее. — Ты будешь за меня беспокоиться и не сможешь спать.       — Ты же понимаешь, что на расстоянии, не зная, что с тобой, у меня для беспокойства причин в разы больше?       — Да, но еще дело в том… — он замялся, — я не думаю, что смогу уснуть, когда ты рядом. Меня это будет отвлекать, — руки сжимались сильнее, Киришима явно не хотел говорить такие слова и, тем более, не хотел, чтобы Кацуки отреагировал на них как-то плохо. — Я буду постоянно думать, чем бы тебе сделать удобнее и в таком духе…       Он ранее говорил, что будет следить за Кацуки. Он говорил, что обеспечит безопасность, что спасет, что будет рядом, не оставит одного. И даже сейчас подтверждает свои желания, сжимая рукав так, что вот-вот оторвет кусок ткани. Но все равно хочет остаться один.       Кацуки ничего не понимал.       Он даже не был уверен, что услышал до конца отговорки Киришимы.       — Я напишу тебе сразу, как буду дома. Будь уверен, я сразу же лягу спать, я просто ни на что больше сейчас не способен, — попытался улыбнуться Эйджиро, но такая улыбка не лечила, а заставляла напрячься еще сильнее. Захотелось, чтобы он либо прекратил, либо поскрее ушел, перестав сыпать соль на рану.       Кацуки запутался. В голову начали лезть абсурдные, нелепые и неправдоподобные догадки, которые он даже озвучить не смел.       — До завтра, — успел сказать Киришима до того, как двери автобуса закрылись.       — До завтра, — ответил Бакуго уже почти скрывшемуся во тьме автобусу.       Он не смог пойти домой сразу же. Он сидел на остановке и нервно колотил носком кроссовки об асфальт, пялясь в открытый чат с Эйджиро. Тот был не в сети. Кацуки не понимал, как дошло до такого и почему ему настолько неспокойно. Это ведь нормально — хотеть побыть в одиночестве, тем более, в настолько нечеловеческом состоянии и с осознанием, что завтра будет ничуть не легче, чем сегодня и вчера. Прошло чуть меньше недели с начала их многоступенчатой операции, впереди еще так много работы, так какого черта вообще Кацуки позволяет себе думать о каких-то личных отношениях и не давать поблажки тому, от кого напрямую зависит успех его вылазки из черноты беззакония. Он яростно похлопал себя по щекам несколько раз, а потом снова, пока кожа не начала гореть. Но это мерзкое ощущение какой-то недосказанности и предчувствие чего-то плохого никуда не делись.       — Черт возьми! — крикнул Бакуго в небо настолько громко, что где-то в окнах зажегся свет.       Он никак не мог заставить себя уйти с остановки, несмотря на то, что ночь опустилась темная и холодная, зубы вот-вот начнут стучать друг о друга. Он хотел, чтобы Эйджиро сейчас вышел из темноты и, смеясь, сказал, что все это шутки, что он вовсе не устал от общества Кацуки и готов переночевать у него, все в порядке. Помимо этого желания, где-то позади находилась мысль куда более страшная и нежеланная.       Бакуго Кацуки в сети.       Кацуки: Ты уже дома?       Киришима Эйджиро в сети.       Эйджиро: Я отъехал десять минут назад ^^       Эйджиро: Но автобус едет быстро, я уже скоро буду дома.       Эйджиро: Все хорошо!       Кацуки: Я надеюсь.       Эйджиро: Да правда. Телефон сейчас сядет, но я уже почти дома, сразу же ложусь, не волнуйся.       Эйджиро: Прости меня т_т       Эйджиро:До завтра!       Киришима Эйджиро не в сети.       Кацуки:сообщение удалено       Кацуки:сообщение удалено       Бакуго Кацуки не в сети.       Откуда-то появились силы. Целый заряд, окрыляющий порыв, казалось, если не выпустить энергию прямо сейчас, то тебя разорвет на куски. Бакуго вскочил и ринулся домой, однажды чуть не споткнувшись и не прокатившись лицом по асфальту, освежив едва зажившие ссадины, проклял себя десять раз за то, что запер дверь перед уходом, судорожно всунул ключ в замочную скважину с четвертой попытки, отворил дверь и не закрыл ее за собой, влетел в комнату, не разуваясь и начал лихорадочно осматривать места, на которых взглядом зависал некоторое время назад Киришима. Он внезапно начал соединять точки в своей голове, образуя цельный рисунок, который ему жуть как не нравился и он со всей пылкостью и желанием пытался найти опровержение. Или хотя бы отсутствие подтверждений. Но сложно уловить момент достижения цели, когда ты даже не понимаешь, что именно ищешь. Но в поведении Эйджиро точно был какой-то смысл. Он не просто так пялился в разные места, иногда неестественно запрокидывая голову, не просто так вставал и разминал ноги по кругу, не просто так просил Кацуки выйти под предлогом жажды. Даже настолько уставшие люди не хотят так много пить.       Или нужно доказать обратное.       Остановившись посреди комнаты, Кацуки прокрутил в голове моменты, когда его друг якобы впадал в прострации. И его осенило, пронзив шершавыми иглами изнутри. Он подбежал к полке, где в беспорядочной куче были свалены все его тетради, в абсолютном хаосе и на видном месте, где лучше всего хранить то, что хочешь скрыть.       Тетрадь, в которой он анализировал участников боев, исчезла.