Агрессивно зависимый

      Эйджиро больше не способен контролировать себя. Оставаться без присмотра ему противопоказано.       Все, что он слышит — обрывки слов. Все, что видит — одни и те же лица, не позволяющие ему вырваться на свободу. Лица людей, которые контролируют, чтобы веревки на ногах и руках были всегда крепко затянуты, чтобы наручники, которыми Киришима (просто еще на всякий случай) прикован к батарее, не были сломаны. Иногда сдерживающие приспособления приходилось менять, пока поначалу у Эйджиро хватало сил причудой ослаблять или же разорвать веревки и погнуть, пока не разломает пополам, наручники, едва не вырвав батарею с корнем, оставив дыру в стене, добавив еще больше хаоса в и без того разгромленную и так и не приведенную в порядок комнату. Не до порядка как-то. Порядка в их мире больше не существует.       — Эй… Я уже все, в норме.       — Я не верю тебе, — безучастно, голосом безразличного ко всему живого мертвеца отозвался Кацуки.       — Почему? Смотри, мне лучше. Меня не ломает от боли, рвет всего несколько раз в день. Я больше не сорвусь.       — Я не верю тебе.       — Развяжи меня, пожалуйста. Веревка натирает.       — Потерпишь.       — Кацуки… — жалобно простонал Эйджиро. — Тебе нравится видеть меня таким? Больше не нужно…       — Заткнись, ты останешься здесь.       И по кругу. Эйджиро звереет каждый раз, получая отказ. Понимая, что его нелепая игра не работает, что он в ловушке, у него не получается убежать. Тело начинает извиваться, стены дрожать от безумных попыток рывками оторвать наручники от батареи, натирая запястья в кровь, в мясо, они уже выглядят отвратительно, как у неумелого суицидника или как у сгнивающей шарнирной куклы. Куклы, в которую вселилось некое чудовище, жаждущее насилия, поэтому она брыкается, кричит, разрывая свою глотку и барабанные перепонки окружающих.       — Посмотри ты на себя!       Плевать ему было, как он выглядит. Плевать, плевать, плевать. Это невыносимо, это невозможно терпеть. Ему все еще больно, но сил все меньше — их больше не оставалось на то, чтобы как-то реагировать на ощущение сломанных костей и распотрошенных внутренностей. Время от времени его рвало, но даже это Эйджиро, кажется, уже перестал замечать, как следовало бы. Если бы не ребята, по очереди сменяющие наблюдение за ним, Киришима уже давно мог бы захлебнуться — и это была бы мерзкая смерть мерзкого (уже не похожего на) человека. И он копил силы, чтобы из раза в раз играть спектакль, давя на жалость, причиняя своим лицемерием еще больше боли Кацуки, чтобы потом, осознавая, что это не сработало, тратить эти силы на поведение бешеного зверя, разрывая веревки, расходуя на это время, за которое к нему успевали подбегать и обезвреживать. Первый день его усмиряли втроем, потому что Киришима был сильнее любого из присутствующих. Но затем, когда возбуждающее действие наркотика пошло на спад, он, кажется, становился настолько измученным своим состоянием, что одного человека вполне хватало, если действовать быстро.        Очень много времени Эйджиро проводил вне сознания. Возможно, к лучшему, ведь только так — молча, не двигаясь, не бегая обезумевшими глазами по комнате — он хотя бы издали все еще напоминал того Эйджиро, которого Кацуки так хотел спасти, и этот вид царапал его надежду с противным скрежетом — надеяться на что-то, после всего, что случилось, так страшно.       — В кого ты превратился?       Через пару дней у Эйджиро значительно поднялась температура, из-за чего ему стало хуже, он начал чаще отключаться уже естественным образом. Кацуки был в панике, несколько раз срываясь в истерику, пока на подобное еще хватало ничтожных остатков моральных сил, боясь, что это приведет к еще более ужасным последствиям. И видеть мучения Эйджиро было подобно вонзанию игл в свои глазные яблоки. А никто ведь даже не может вызвать врача. Они не могут рассчитывать ни на чью помощь. Изуку изучал медицинскую литературу, шарил по форумам, советовался с аптекарями, используя самые аккуратные и размытые описания, чтобы случайно не выдать чего-то подозрительного — и это единственный костыль, на который они могли опереться.       Мозг Эйджиро уже не воспринимал слова, которые не вели к идее о побеге. О возможности вернуться на бои. Он не думал ни о чем другом. Он, кажется, даже не узнавал людей вокруг — только тогда, когда ему это нужно. Если он понимал, что эти люди не помогут — на этих людей и на их мнение плевать. По крайней мере, выглядело это именно так.       И Кацуки это видел. Видел, и с каждым часом из его взгляда уходила жизнь. Он хотел бы ослепнуть. Но продолжал смотреть, как его некогда драгоценность, спасшая жизнь, выплевывает добрую часть еды, которую подают с ложки, потому что горло растерзано и глотать что-то плотнее воды получается редко и с трудом. Зато пил он как не в себя. Чувствовал жажду постоянно.       — Как ты, Каччан? — сказал Деку, уже не боясь подойти к Кацуки близко. Потому что Бакуго больше не реагировал резко ни на что, он не срывался, не кричал, не воспринимал заботу в штыки, расценивая это как жалость. Он никак ее не расценивал — он ее не замечал.       Ответом было молчание и взгляд пустых глаз. Они не выражали ничего — сплошная туманная пелена, казалось, даже красный цвет радужки стал каким-то блеклым, будто пигмент из него высох и выцвел. Они были мертвые. Если сфотографировать Кацуки — все скажут, что на фотографии мертвец.       — Нормально, — тихо, почти не вкладывая голоса в слова, наконец сказал он.       — Я послежу за ним, моя очередь. Пожалуйста, иди поспи.       — Я не хочу спать.       — Ты следишь за Эйджиро уже вторые сутки. И до этого ты тоже не спал. Тебе нужно, Каччан. Все будет нормально, я смогу его усмирить, если понадобится.       — Я не смогу уснуть.       — У нас горы снотворного, которые усыпляют даже его, — Изуку кивнул в сторону спящего у стены Эйджиро. — Тебе тоже помогут. Ты ведь так долго не продержишься.       — Мне все равно.       Если бы Кацуки не был разбит, он бы сам удивился, насколько механически звучат его слова, насколько безэмоционален его голос. Он звучит ниже, чем кто-либо из его знакомых и он сам мог бы ожидать. Потому что нет сил больше управлять этим голосом, придавать словам хоть какую-то окраску, даже самую малейшую.       — Я настаиваю, Каччан. Как давно он отключился?       — Я не знаю, я не следил за временем.       — Ясно, — у Изуку сжималось сердце, настолько, что это отразилось на лице сжатой гримасой.       — Он смог поесть? — спросил вошедший в комнату Каминари.       — Совсем немного, но от голода не помрет, — ответил Кацуки — и губа его дрогнула. Он прикусил ее, будто если он не позволит этому повториться — он успокоится.       — Я купил детского питания, — Денки опустил рюкзак на пол и сел рядом с Кацуки, слегка вытесняя его, будто подталкивая покинуть пост наконец. — Им должно быть проще кормить, потому что жевать почти не нужно.       — Приглядываем за ним, словно за инвалидом, — прошептал Бакуго.       И его напугало его собственное сравнение. Инвалид. Что, если это все бессмысленно? Вдруг Эйджиро действительно больше не вернет себе свою личность и здоровое тело, вдруг его психика покалечена настолько, а организм отравлен, что он просто не сможет восстановиться? Вдруг старый Эйджиро потерян навсегда?       — Тебе тоже нужно поесть. Поесть и поспать, — похлопал Денки Кацуки по плечу.       Мидория и Каминари продолжали ходить на занятия, чтобы не привлекать еще больше внимания, ведь отсутствие четверых учеников из одного класса — это слишком серьезно. После уроков они теперь возвращались не к себе домой, а домой к Кацуки, по крайней мере, кто-то один точно, чтобы Бакуго мог отдохнуть. Он не отходил от Киришимы. Он не думал об академии, забыл обо всех подработках и игнорировал звонки работодателей, пока они не прекратились. Ему было плевать. Ему и хотелось, чтобы все о нем забыли. Он сам хотел забыть о себе и обо всем, что происходило с ним в последнее время. Все, чем он занимался — смотрел на Эйджиро, убирал его рвоту, кормил его, измельчая в еде успокоительные, и подавлял вспышки безумства Киришимы, который спал слишком много. Вопрос безопасности пихания в него столь большого количества снотворного поднимался, конечно же, но все же, если сравнить с опасностью и мучениями, которые будут ждать Эйджиро, если его не удержать и упустить — куда более впечатляющие. Все, что происходит — это сюр. Какие-то снотворные не сделают ситуацию еще хуже. И все же Изуку следил за дозировкой, дабы не переходить грань слишком сильно. Будь у Кацуки силы — он бы признал, что ему повезло, что он не один и об их с Эйджиро положении кто-то знает. Потому что Эйджиро мог бы умереть от передоза, а Кацуки от голода — он не ел, пока ему не напоминали о том, что нужно. Он не чувствовал голода. Он не чувствовал, что достоин его утолять.       Единственное, что в нем осталось — чувство вины.       — Я не знаю, насколько убедительны мои слова в этой ситуации, но я верю, что его еще можно спасти, — сказал Изуку. — Я не верю, что ломка будет продолжаться вечно. Он уже стал спокойнее, если сравнивать с первыми днями. Давай будем верить в Эйджиро, что он справится.       Кацуки не мог ни во что верить.       — Ты говорил с дилерами, Каминари?       — Да, я постарался аккуратно выведать информацию, но как я и ожидал, ничего типа противоядий они и не планировали создавать. Либо же они просто это скрывают, что тоже логично. Но я склонен верить, им невыгодно, чтобы было возможно снять действие наркотика, он, в конце концов, поддерживает шоу, на которое они работают. Остальные завсегдатаи тоже этого мнения придерживаются, никаких слухов о лекарстве не было.       — Черт, то есть, мы действительно можем только ждать, — Мидория опустил голову.       Несколько минут они сидели молча и тратили драгоценный воздух в комнате.       — Понимаю, что это не то, что хочется услышать прямо сейчас, — сказал Денки, — но на следующей неделе финальные тесты семестра. Если Эйджиро не станет лучше к этому времени, его могут исключить. И тебе лучше начать готовиться и ходить на занятия хотя бы иногда, Бакуго, ты тоже под угрозой вылета.       — Да чихать на это, — ответил он. — Эйджиро не сможет вернуться в академию. Он преступник, наркоман и убийца. По-хорошему, ему бы скрываться до конца жизни — и не важно, когда ему станет лучше и станет ли вообще. О какой геройской академии может идти речь?       — Не говори так, — простонал Изуку.       Но Кацуки уже ни во что не верил.       — Все его поступки можно скрыть, если постараться. Я уже говорил, что никто не ведет учет убитых на боях. Даже если тот человек числится в списке погибших, то это будут данные работников полиции, а они нашли то место преступления и, получается, сам труп спустя несколько дней, — попытался спихнуть со своих плеч и плеч ребят слишком тяжело нависшую атмосферу Каминари.       — Но если судмедэкспертиза выяснит, какой причудой он был убит? — Кацуки сглотнул. Пересохшее горло завибрировало болью, губы вытянулись в кривом изгибе.       — Я не думаю, что возможно настолько точно определить причуду, — поддержал Изуку. — К тому же, у Эйджиро она не какая-то сверхредкая и особенная.       — Да, к счастью, если можно так сказать, я даже видел на боях похожие силовые причуды. Да и вряд ли медики продвинутся так далеко, чтобы выйти конкретно на причуду отвердения, она весьма банальна и зачастую не оставляет какие-то особые следы на теле, эти следы могло бы оставить банальное падение или удар тупым предметом. Эйджиро сделал это так, что…       — Молчи, — резко выдохнул Кацуки. Он не хотел слышать, каким образом Эйджиро отобрал у кого-то жизнь, разрушив свою собственную. Он не вынесет этого.       — Понял, — кивнул Денки. — Но суть в том, что несмотря на дерьмо, в котором он погряз, от него если нельзя отмыться, то скрыть — я думаю, возможно. Как ему самому со всем этим жить — другой вопрос, над ним можно подумать позже. Нет никаких гарантий, что на вас выйдут, Бакуго.       — Я не верю. Мне плевать. Осталось совсем мало времени до момента, когда я должен отдать долг — мои грехи обнародуют все равно. Рано или поздно вскроется вся правда, дойдет до Эйджиро.       — Черт, я совсем забыл об этом лимите, — Изуку сжал кулаки.       Оставалось около двух недель. За это время Кацуки вполне мог бы насобирать остаток. Если учесть деньги, которые несколько дней назад принес Киришима — не хватало самую малость. Просто поработать и, возможно, немного одолжить у друзей, они бы не отказали, безусловно. Но у Бакуго и мысли не возникало продолжать. Если эта история, которая началась с Кацуки, разрушила Эйджиро, значит, избегать наказания за это просто несправедливо. Если Эйджиро потонул, вступая в эту игру изначально с самыми чистыми и искренними намерениями, желая спасти своего друга, если эти намерения стали камнем, потянувшим его ко дну — Кацуки отправится за ним.       — Я хочу сжечь эти деньги больше, чем отдать их тому человеку. Я сдаюсь.       — Так нельзя оставлять! Тебя подставили, Каччан! Я думал над этим, это точно, тот человек… Он все подстроил и затащил тебя на бои. Это нельзя так оставлять. И долг ты не должен возвращать. Нам нужно лишь вывести его на чистую воду. Отомстить. Нельзя ему позволить и дальше продолжать этот план.       — Кстати говоря, — вступил Каминари, — да, мы с Мидорией это обсуждали. Вполне вероятно, что ты не один такой. Если это правда была подстава, возможно, у них есть схема, которой они вербуют новых участников. А ты — студент Юэй, какой ценный кадр, одна из их целей. Надо выявить схему и собрать ответный компромат, чтобы он не смог тебе больше угрожать.       — Но я ведь уже участвовал. Я уже преступник. Мне уже есть, что скрывать. Ничто не помешает ему вскрыть этот факт, если он связан с боями, как вы полагаете.       — Все равно нельзя не попытаться. Ты не должен сдаваться сейчас, Каччан, иначе все, через что вы с Киришимой прошли, будет зря, и он победит.       Слова мальчиков долетали до ушей Кацуки ошметками. Неужели они не видят, что ему все равно? Они не чувствуют столь ядовитую вонь этой апатии, что излучает Бакуго?       — Если у нас так мало времени, то нужно поторопиться. Черт, как же эти экзамены не вовремя, — шумно выдохнул Денки.       — Каччан, тебе нужно поспать, — сказал Деку, заметив, как Бакуго медленно скатывается еще ниже по стене. — Ты ведь все равно отключишься рано или поздно, зачем истощать себя до предела.       — Нет, я останусь с ним.       Он наказывал себя. Ничего для себя хуже он не мог придумать, чем смотреть на скормившего свою личность жаждущему преступности монстру Эйджиро.       — Он никуда не пропадет, обещаю, — Изуку опустился на колени рядом, аккуратно хватаясь за рукав Кацуки, намереваясь его потянуть, чтобы Бакуго распознал это как знак подняться.       — Иди спать. Вы оба превратились в овощей, — заметил Денки, и заметил абсолютно справедливо. Вместе с Эйджиро куда-то испарилась и личность Кацуки, оставив тело пустым бездушным мешком мяса. Настолько сильна его зависимость от Киришимы, настолько сильно влияние? Что ж, можно надеяться, что покинувшие их тела души где-то далеко встретились и смеются сейчас над тем, как глупо все вышло. Смеются и остаются вместе, счастливыми. Не такими, какими сейчас выглядят материальные Бакуго и Киришима. Они выглядят отвратно — и чувствуют себя так же.       Денки начал медленно качать в ладони бутылку воды, которую достал из рюкзака. Переглянулся с Изуку — озадаченный взгляд того постепенно сменился на понимающий и одобряющий. Пока Кацуки находился в прострации, сверля пустыми глазами лежащего напротив Эйджиро, бутылка перешла в руки Мидории.       — Хотя бы воды попей, Бакуго. Ты ведь не выходил из комнаты, да? С тех пор, как мы ушли. Значит, и не пил. Возьми, — и Изуку против воли (хотя Кацуки не сопротивлялся, его руки обессилено опали и будто бы вросли в колени) приоткрыл рот Бакуго, слегка запрокинул его голову, держась за подбородок, влил немного воды, убедившись, что обе половинки белой таблетки так же попали внутрь. Кацуки проглотил и не почувствовал ничего, ничего не заподозрил. Угнетающая ситуация, ведь если задача заставить принять его снотворное оказалась настолько простой, что он совершенно не сопротивлялся и вообще ничего не показалось ему странным (просто не хотел впускать в голову лишние мысли), значит, его состояние крайне паршиво. Каминари правильно заметил — овощ. И это чертовски дерьмово.       Но теперь осталось подождать, пока действие таблетки активируется. Бакуго не сможет ему сопротивляться — он уже на грани. Как жаль, что отправить его отдыхать возможно, только помогая отключиться, иначе неизвестно, сколько он будет изматывать себя, игнорируя потребности. Но ему это необходимо — и как можно скорее. Чтобы были силы принимать участие в разработке дальнейшего плана действий.       Вдруг послышался приглушенный хриплый стон. Все трое резко повернули головы в сторону Эйджиро.       — Мне… Мне нужно в туалет. Отпустите меня, — было слышно, как ему больно даже говорить. Поэтому он делал это тихо. Парни молились на предположение, что эта боль заставила Эйджиро забыть о своих потенциальных силах, что он больше не станет их пробуждать, что больше не сможет терпеть и испытывать себя на выдержку. Нет ничего невыносимее физической боли — и хотелось бы, чтобы хоть это играло на руку, когда все настолько дьявольски плохо.       — Ты уже знаешь, что мы делаем в этом случае, — выдохнул Кацуки, чье дыхание резко и заметно сбилось, и полез под кровать за заранее подготовленными сосудами, готовясь вновь к не самому приятному ритуалу.       — Это так унизительно, — простонал Киришима. — Вы пытаете меня. Мало того, что держите связанным — я ваш пленник! — так еще и это… Отврат. Вы извращенцы и очень жестокие люди. Это просто омерзительно, — даже голос звучал по-другому. В последний раз Кацуки слышал Эйджиро, которого знал, в тот день, перед тем, как пришлось связать его, пусть после этого Киришима и говорил постоянно каждый раз, когда просыпался.       Кацуки не стал озвучивать первую мысль, что пришла ему в голову — «ты тоже омерзительный», потому что ему не было ясно, обращена это мысль к Эйджиро или к нему самому. Наказывает ли он себя, оставляя в обществе Киришимы, или же он все еще хранит в себе чувства к нему, которые когда-то заставляли Бакуго чувствовать себя самым живым человеком на свете, и именно поэтому не уходит. Останки этих чувств обвили его сердце и ноги титановой цепью, не позволяющей отдалиться от Эйджиро.       — Выйдите, — скомандовал Кацуки, и Деку с Каминари послушно покинули комнату, приоткрыв шатающуюся дверь, но остались стоять рядом с ней на случай, если Эйджиро опять озвереет. После этого Кацуки все же пришлось выйти, дабы подготовить те же сосуды к следующему использованию и не распространять вонь, однако ненадолго: он вернулся обратно и сел на то же место, где сидел столько часов подряд. Эйджиро провоцировал его, выводил на разговор, давил на жалость, издевательски направляя взгляд прямиком в глаза Кацуки, понимая, что он сейчас слабее остальных, взывал к нему — как обычно, но Бакуго просто молчал. Молчал с пониманием, что ему не о чем разговаривать с этим отродьем. Денки и Изуку уже не пытались заткнуть Киришиму, это было бесполезно — да и Кацуки остановил бы их, смиренно впитывая в кожу каждое отравленное слово.       Он ждал, когда вернется Эйджиро. Уже почти не верил в это, но ждал. И все же, надеяться так больно.       Эйджиро начал беситься. Вновь лязг наручников о батарею, глухие удары связанных ног о землю, дрожащие стены и крики. Это больше даже не пугало — это раздражало и заставляло согнуться под весом отчаяния и досады. Но кое-что, наконец-таки, было иначе. И даже не на несколько процентов менее буйное поведение Киришимы, не чуть менее громкие вскрики (он больше стонал — к боли в теле добавилась головная боль от температуры, но он все равно продолжал свой спектакль). Эйджиро плакал. И слезы будто бы частично смогли смыть маску преступного наркомана, протереть пелену перед глазами и позволить вновь разглядеть где-то вдали блеск живых глаз Эйджиро. Возможно — даже, скорее всего — Кацуки просто показалось, потому что он ждал, он так ждал и хотел увидеть изменения, намеки на прошлое. Блеск от слез так хотелось принять за блеск обычно вечно сияющих добрых глаз. Но он не успел понять, правдиво ли то, что он видит. Веки стали весить по ощущениям несколько центнеров, кости в ногах превратились в вату. Силы кончились. Таблетка начала действовать. И два этих совпавших факта победили Кацуки. Пришлось довериться и передать Эйджиро в руки друзьям на время.

***

      — Я уже говорил, что это, конечно же, подстава. Прямых доказательств нет, но достаточно и косвенных, — Изуку наворачивал круги по комнате. — Я, конечно же, верю, что ты ничего не подрывал, это не имеет смысла, даже если этот человек тебя очень сильно раздражал…       — Кстати, ты не в курсе, как его зовут? — почесал затылок Каминари.       — Мудак, — отрезал Кацуки. После сна в нем сил появилось побольше, чтобы вкладывать едва уловимую толику раздражения в слова, однако глаза все еще были стеклянными.       — Согласен, — нервно усмехнулся Денки, — но я спросил, чтобы легче было говорить, а то «тот человек» не очень удобно. Но постоянно произносить плохие слова мне тоже не очень комфортно. Мидория, ты же наводил справки?       — Да. Риккиба Цудзибаши. Это же он, я правильно вычислил? — Деку протянул экран смартфона с портретом человека к лицу Кацуки и получил утвердительный ответ в виде скорченной гримасы отвращения.       — Мудак все еще звучит более подходяще.       — Ты вычислил нужного человека просто по описанию? — с ноткой восхищения в глазах улыбнулся Каминари.       — Я просто сопоставил все факты, которые предоставил мне Каччан, это было не так сложно. Внешность, в первую очередь, потом время, в которое он появлялся в городе. Каччан ведь говорил, что часто на него натыкался после занятий, значит, примерно в это время и Риккиба находился в том районе. Я проследил, куда он уходит по утрам — в бизнес-центр. Там вход по именным пропускам, мне просто нужно было рассмотреть хотя бы логотип компании на нем. А там уже и имя, и информацию найти было возможно. Правда, ее совсем негусто. Зацепиться особо не за что пока. Финансист страховой компании, и, похоже, он обычный тридцатичетырехлетний почти что офисный планктон, даже без причуды и без каких-либо особых достижений, ибо в интернете он практически нигде и никогда не светился, простой заурядный человек.       — Без причуды? — слегка разочарованно протянул Каминари. — Я был почти уверен, что его причуда как-то связана или с иллюзиями, или с изменением графических изображений. Это бы объяснило компроматное видео с Бакуго.       — Я тоже удивился и тоже был склонен верить, что видео — результат его причудных махинаций. Но про его причуду действительно не получилось найти ничего, и образ жизни он ведет совершенно бытовой. Среди работников офисов большинство либо с очень заурядными и бесполезными причудами, либо же без них. Они могут зарабатывать деньги только мозгами и профессиональными знаниями, так что отсутствие у него причуды выглядит вполне правдоподобно.       — Может ли быть, что он просто очень хорошо скрывает свою причуду? — спросил Денки.       — Маловероятно, но может, наверное, — неуверенно кивнул Изуку. — Это тоже придется выяснять нам, пока будем доказывать его причастность к боям.       — И как вы собираетесь это сделать? Пробраться к нему домой и найти компромат? — безучастно выдохнул Кацуки.       — Вообще-то, это я и планировал предложить, — Мидория смущенно опустил голову. — Да, я знаю, ты сейчас скажешь о том, насколько он неприлично богат и что наверняка в его доме экстремально надежная система охраны. Но мы должны как-то это сделать. Я следил за ним несколько дней, похоже, он не ходит никуда, кроме офиса, но в офисе хранить информацию о подпольных боях — глупость, так что искать нужно в его доме.       — Прекрасно, а теперь выкладывай, как ты собираешься к нему попасть? — Кацуки слегка скатился по стене. Ему был совершенно неинтересен этот разговор и поддерживал он его скорее просто для того, чтобы ребята не нависали над ним и не отвлекали. Он смотрел только на Эйджиро и интересовался только им. И то, каким-то пассивным интересом, будто по инерции, ибо старался уже не надеяться ни на что — это все еще больно. Но не мог отвязать себя от него.       — Я пока еще не придумал точно, но что-то уже вертится в моей голове.       — Да-да, я слышу скрежет его шестеренок в мозгу, так обычно бывает, когда рождается план, — закивал Денки, пытаясь поддержать Кацуки. — Возможно, нам сначала нужно узнать, что за система безопасности у него и как ее обогнуть.       — Да, верно, — Деку впервые за долгое время прервал свой ритуал хождения кругами и задумался, наполняя комнату своим фирменным бормотанием. — Но как нам это сделать? Взламывать не вариант, нам это просто не под силу и знакомых хакеров нет. Даже если бы были — опасно привлекать кого-то постороннего. Значит, нужно справляться самим. Но единственный способ узнать о его системе безопасности — узнать напрямую изнутри. Но пробраться внутрь невозможно, не зная об этой самой системе…       — Подожди, Деку, замолкни, — прервал его Кацуки. — Откуда такая уверенность, что у него будет информация о боях? Ты сам сказал, что прямых доказательств его причасности нет, что этот мудак — совершенно обычный человек. Если он не имеет к ним отношения? Мы попремся к нему и навлечем на себя еще больше проблем зазря.       — Я уверен, что он причастен!       — Я согласен с тобой, Мидория, но Бакуго все же прав — для начала неплохо бы найти подтверждение, что он один из завлекал на бои. Интуиция в нашем положении нам не помощник, нужно больше страховок, — протянул Каминари, тоже задумавшись. — Ты говорил, что он ходит только в офис и домой. В этом нет ничего подозрительного, так много кто живет. Ночью он ведь тоже никуда не выходил?       — Нет, по крайней мере, в те дни, что я за ним следил, он не покидал своей территории. Только если какими-то окольными путями, которых я не видел, этого тоже исключать нельзя, ничего в нашем случае исключать нельзя. Что ж, — Изуку вновь заходил по комнате. — А как нам проверить? Я действительно не видел, чтобы он кого-то еще завлекал. Но я этого не увидел, потому что не подходил слишком близко к нему самому и уж тем более к его дому — он довольно далеко от оживленных улиц, как и все жилые дома богачей, да и я просто даже не выходил далеко из толпы и старался всегда находиться рядом с людьми на не слишком закрытом месте, потому что, — внезапно он застыл и резко повернул голову к собеседникам, широко округлив глаза, — я боялся, что он может и меня подставить. Точнее, в моих мыслях такого не было, но сейчас я понял, что подсознательно этого остерегался. Ведь я тоже ценный кадр из Юэй, по слухам, которые передал нам Каминари. Вот оно!       — Я не понимаю, — наклонил голову вбок Денки.       — Попасть в его дом можно, подставившись под его удар! Каччан, ты ведь говорил, что он приволок тебя к нему, да?       — Полностью договаривай мысль, мне не очень нравится, куда она идет, и я надеюсь, что ты не предложишь пожертвовать кем-то еще, — Бакуго скатился спиной еще ниже по стене.       — Ну, вообще-то… Вокруг тебя никого не было, когда произошел взрыв? Не было свидетелей. Чтобы никто не смог подтвердить, что ты невиновен. Это логично, конечно же, но я веду к тому, что твое внимание привлекли, чтобы ты подошел куда нужно, а потом, когда случился взрыв, он ведь сам привел тебя к нему в дом, чтобы продемонстрировать видео. Ты ничего не смог понять и запомнить, потому что ты был в панике, но что если таким образом подсунуть ему подготовленного человека, который сможет извлечь пользу в виде информации?       — Ты совсем? — укоризненно посмотрел на него Бакуго.       — Возможно, но это ведь может сработать.       — Не может, я всегда был под его присмотром и он вышвырнул меня сразу же, как сказал все, что хотел. Максимум, который можно увидеть — расположение камер в нескольких комнатах, и этого явно будет недостаточно.       — Я… я подумаю над этим, — пообещал Деку. — Я надеюсь, будет проще сосредоточиться, когда мы сдадим экзамены и одним отвлекающим геморром станет меньше, — и он потеряно повернул голову к Кацуки.       — Это не обсуждается. Я его не оставлю, — Бакуго уткнулся носом в согнутые колени и смотрел пустым взглядом напротив себя — на Эйджиро.       — Я ранее выдвигал идею, что тебе следует ходить на занятия, — сказал Каминари, — но все же понял, что лучше — если Киришима не станет на ноги — чтобы Кацуки тоже не явился на тесты. Во-первых, потому что если мы все пойдем, то эта катастрофа останется без присмотра, а во-вторых, устроить переэкзаменовку для двоих студентов уломать проще, чем для одного единственного.       — Ты имеешь в виду…       — Да, Мидория, мы будем очень сильно просить об отдельном экзамене для этих двоих, надо придумать им отмазу, типа, не знаю, внезапно уехали в санаторий или вроде того. Учитывая, как они пропадали и выглядели в последнее время — можно будет даже преподнести это правдоподобно. Возможно, стоит и правда купить билеты куда-нибудь, чтобы было подтверждение, отправить фотографии родителям и поддерживать легенду и для них, чтобы те якобы были в курсе, если вдруг учителя захотят поговорить с ними. Благо, у нас есть средства, добытые Киришимой, можно эти грязные деньги использовать во благо.       — Понял, я запишу и посмотрю сегодня, что можно сделать, — Деку нырнул в свой рюкзак и начиркал что-то на полях тетради. Заметку? Как будто бы он мог забыть о чем-то подобном.       — И еще я готов рискнуть и специально провалиться (хотя, знаешь, это даже не специально без проблем получится), чтобы умолять о пересдаче, тогда группа отстающих будет уже из трех человек. Тебе лучше не лажать — для тебя это неестественно. А вот некоторые из нашего класса могут и ненароком затупить и тоже помочь в этом. Главное — успеть разобраться со всем до пересдачи и оживить Эйджиро. Просто выиграть время. И надеяться, что к нам прислушаются.       — Я все равно не понимаю, каким образом можно восстановить мир, который мы с Эйджиро вокруг себя разрушили, — внезапно в ровном тихом голосе проскользнула дрожь и напугала этим Изуку не на шутку. Это не Кацуки, это кто-то совершенно потерянный и несчастный. Как и Эйджиро. — Мы оба преступники, он — убийца, торчок, не может владеть собой. Вы правда считаете, что есть способы и моральное право просто сделать вид, что ничего этого не было? Да даже… ой, черт, — он с силой вцепился в свои волосы. Он не мог распутать свои мысли и импульсивно решил запутать свои волосы хоть для какой-то гармонии. — Мы можем быть героями после такого? Мы сможем жить после такого? Я имею право жить после того, как позволил Эйджиро превратить его будущее в руины?       — Это твой личный внутренний бой, Каччан, и тут ты действительно должен справиться сам, — Деку опустил взгляд. — Но, послушай. Да, ты все еще герой. Киришима тоже. Тебя подставили, а он оступился, тоже по большей части не по своей воле. Не ты разрушил все — тебя подставили. Киришима — герой, потому что добровольно ввязался, чтобы тебя спасти. Ты герой, потому что после ошибок Киришимы все еще не отпускаешь его и переживаешь о его будущем. Ты ни разу не повел себя не как герой. Единственное, в чем я могу тебя упрекнуть — ты неверно определил виновного. Виновный должен быть наказан героями. За то, что он утопил вас в этой ситуации. И виновный — не ты. Виновные — бои, если конкретнее — тот мудак.       — О боже, ты все же назвал его так, — прыснул Денки.       — Я разозлился, — не меняясь в лице ответил Изуку. — Герои не сдаются, Каччан, Киришима тоже так считает, он молча кричит тебе это каждую секунду, просто он в плену обстоятельств и своих слабостей (слабости есть у всех — и их можно преодолеть, только споткнувшись), он не может тебе это высказать, но он точно так считает, я не раз подобное от него слышал. Если ты не веришь мне — поверь ему. Нельзя сдаваться и позволить злодеям сломать вас. Нельзя! Нельзя оставлять это так, это несправедливо!       Резко повисла тишина, настолько оглушающая, что закружилась голова. Сопение Эйджиро в такой тишине било по ушам, но доказывало, что он все еще живой и, как Кацуки сам же и говорил когда-то, пока живой — есть за что бороться. Точка невозврата, истинная точка невозврата все же не пройдена. Будто проникнув в голову и проследив направление мысли, Деку добавил:       — Не ставь крест на Киришиме за убийство и тем более не вини себя за то, что ты это допустил. Это ужасно, я не могу спорить, но он себя не контролировал. Так себе оправдание, несправедливое и неправильное, но все еще оправдание. Если тебе станет легче: того бедолагу мог убить кто-то другой, он ведь ходил в место, где насилие и смерть нагревают воздух. Он знал, куда шел, он знал, в какой мир он вступает. Это случайность, конечно же, именно случайность, никто не планировал заходить так далеко — если Киришима в панике прибежал к тебе.       Да, прибежал именно к Кацуки, разрыдавшись и извиняясь, будто Бакуго — Всевышний и имеет право прощать смертные грехи. Но Эйджиро все же пришел к нему, эта идея была единственной в его голове, он видел облегчение только в обществе Кацуки, ему нужно было понять, что он еще не потерял все, что имел, что Бакуго все еще с ним — и это был паникующий Эйджиро, который искренне сожалел о содеянном, которого не планировал совершать.       Это не смоет черное пятно с кармы Эйджиро, это его не оправдает. Но это дарит надежду (как же больно на что-то надеяться), что человечность не покидала его тело, эту человечность просто перекричали адреналиновые цепи, в которые заковали Эйджиро с помощью поддержания зависимости. Дает надежду, что еще есть, что спасать.       Дает злости, которую хочется направить на суд над теми, кто вынудил оказаться в обстоятельства, в которых приходилось надеяться на нечто подобное.       Вернуть человечности Эйджиро власть над телом. Вернуть Кацуки блеск в глазах. Свершить справедливость над теми, кто заставил бороться за то, что всегда должно было быть на месте.       Найти бы силы удержать этот импульс. Деку чертовски бесит своим умением читать мотивирующие лекции. Однако атмосфера слишком сильно залилась ядовитым свинцом и застыла, чтобы ее можно было так просто разбавить чем-то хорошим. Нужно время, чтобы научиться заново дышать и воспринимать слова, ведь в последние дни сознание сузилось до лежащего и иногда взрывающегося в безумии Эйджиро — остального мира не существовало. Но спасибо, тупой Деку, за напоминание обратного. Надеяться все еще больно, но теперь даже немного хочется. Совсем чуть-чуть.       Хочется надеяться, что Эйджиро однажды проснется человеком, который все еще может жить, а не лукавым лицемерным бесстыжим монстром. Хочется надеяться, что в борьбе его личностей одна еще не победила другую, а просто лишила сил и усыпила до следующей схватки. Где-то внутри почти что обмякшего тела душа Кацуки вскинула слабые руки, но они посыплись осколками, наткнувшись на пусть и треснувшую, но все еще непробиваемую стену отчаяния, по которой нужно колотить и колотить, однако сил на это пока нет.       — Хочется прямо сейчас встать и надрать зад всем, кто заставил наших голубков так мучиться, ну даешь, Мидория, — Денки закрутился на стуле, распластав руки в воздухе.       — Что ж, рад, — Изуку покраснел, осознавая, насколько драматично выглядела сцена, в которой он только что был главным героем. — Я поищу места, куда можно было бы вас «отправить», а ты, Каминари, сможешь раздобыть еще что-нибудь с боев? Что угодно, любую информацию. Попытаться выйти на Риккибу хотя бы косвенно. Не называй имени, это подозрительно. Лучше выискивай способы вербовки в бои. Или выслеживай кого-нибудь, кто мог бы иметь отношение к организации. Ищи его, вот, запомни, как он выглядит, — он вновь зажег экран смартфона и показал фотографию под впитывающий взор Каминари. — И прости, что даже когда уже больше не за кем присматривать там, тебе еще приходится ходить…       — Да, понял, — ответил Денки. — Вам повезло иметь такого харизматичного друга, меня все любят. Не обещаю диких топ-секретов, но что-то да постараюсь про способы завлечения новичков зацепить, вдруг кто-то что-то знает.       — Спасибо, — выдохнул Мидория. — Только не спались, прошу, меня радует твоя уверенность, но не позволяй ей тебя ослеплять. Не болтай лишнего.       — Я уже сказал: меня там все любят, не беспокойся. Раз я даже с дилерами общался и ничего страшного не случилось, уж с компанией завсегдатаев я точно справлюсь. Не недооценивай меня — вашего козыря!       — Да, тебя любят, но ты все еще из Юэй, одноклассник этих двоих, а кто знает, может, среди твоих этих завсегдатаев и есть кто-то ответственный за сами бои, и твой интерес может вызвать ненужные подозрения с их стороны.       — Поверь мне, моя харизма сотрет любой факт. Нам же на руку, если кто-то из моих знакомых причастен. Я уже научился ненавязчиво выпытывать информацию и втираться в доверие — всегда удавалось до сих пор, так что должно измениться?       — Для меня это звучит безумно, но я просто поверю тебе на слово, ты безусловно силен морально, наверное, раз продолжаешь ходить на бои и до сих пор не свихнулся, так что предпочту считать, что ты способен на многое, — пробормотал Изуку.       — Я не подведу. Ты шпионь на свету за этим Риккибой, я же буду шпионом с другой стороны под покровом ночи.       — Кто бы мог подумать, что все обернется вот так. Но, по крайней мере, я чувствую движение, это хорошо.       — Не мозольте глаза больше, раздражаете, — сухо возник Кацуки. — Можете идти, вам пора.       Бакуго хотелось поскорее прогнать эти зудящие напоминания о том, насколько крупны и как въедливо распространяются созданные им проблемы. Хотелось тишины и уединения с этим шквалом пронзающих его пик с маркировкой «чувство вины».       А еще хотелось тишины, чтобы в голове четче слышались слова, недавно сказанные Деку, дабы была возможность к ним прислушаться.       Прислушаться к совету поверить в Эйджиро.       — Мне так хочется общаться с Каччаном, как раньше, — не обращая внимания на то, что Бакуго из комнаты может прекрасно его слышать (прекрасно осознавая, что сейчас Кацуки ничего с ним не сделает, он не покинет свою комнату), сказал Мидория, обращаясь к Каминари, завязывая шнурки на своих красных кроссовках. — Знаешь, ну, шугаться, вздрагивать от его крика, видеть эту сумасшедшую мимику. Похоже, наличие этого — показатель, что все в порядке, что все привычно. Не только Киришима потерял себя. Спасать нужно обоих.       — Это имеет смысл, ибо они реально идут в комплекте, — кивнул Денки. — Пока одному плохо, второму хорошо не будет. Какая нудная философская тема, зависимость от людей такой отстой, однако это чертовски мило, если закрыть оба глаза на этот дерьмовый контекст нашей ситуации.       Два звена, слишком крепко сцепленные.       Кацуки молча кивнул сам себе. Да, ему тоже нужна помощь. Да, им нужен Киришима, чтобы спасти его. Только Эйджиро на это способен.       Только Эйджиро, как и всегда до этого, может быть спасением Кацуки.       Мидория Изуку в сети.       Изуку: Помнишь, ты спрашивал, что меня тревожит? ~       Изуку: Я все еще не должен говорить, но, кажется, мне потребуется твоя помощь. Давай все же поговорим.       Изуку: Тебе ведь можно довериться, так? Если я попрошу ^^       Изуку: Увидимся в том сквере, как обычно. Я уже жду.       Мидория Изуку не в сети.