ID работы: 8583305

Мы решили, что достигли дна, когда снизу постучали

Oxxxymiron, Слава КПСС (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
371
Размер:
273 страницы, 22 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
371 Нравится 167 Отзывы 100 В сборник Скачать

Неочевидное вероятное

Настройки текста
Примечания:

Люди так мечтают вначале, что пожирают очами и поджидают ночами, Но люди пожинают печаль, и причал сжигают, отчалив, и пожимают плечами

      Мирон раньше частенько получал от ворот поворот, чего уже скрывать-то. В молодости он был лупатым, тонкокостным, длинноносым еврейским мальчиком-одуванчиком с буйными кудряшками на голове. Неудивительно, что девушки особенным вниманием его не баловали. Пускай он очень старался, показывая весь блеск своего интеллекта, потенциальные дамы сердца не проявляли интереса ни к английской средневековой литературе, ни к совершенно не модному тогда в их среде рЕпу, ни к самому соискателю благосклонности. Соответсвенно, перепадало будущей звезде крайне редко, а на вежливые (и не очень) отказы Фёдоров со временем перестал обращать внимание.       В конце-концов, даже сейчас не со всякими партнёрами срасталось, вспомнить хоть ту же старлетку из Серебра. Вроде и хотела, и смотрела влажными глазами, даже на колени присела, стоило только приглашающе хлопнуть ладонью да бровью повести, а вот на открытое предложение продолжить вечер вдвоём ответила отказом. Удивительное рядом. Впрочем, теперь ни сожаления, ни огорчения такие манёвры не вызывали. Хотела девочка продаться подороже, перетрухнула от перспективы или просто вблизи не впечатлилась самым влиятельным рЕпером 2018 года в России по версии Форбс — хуй знает. Но в его настоящем времени на смену одной мордашке очень быстро приходила другая, постельных грелок теперь всегда было в достатке. А конкретно Серябкиной в тот же вечер в том же клубе нашлась не менее приятная замена. Очередная ничего не значащая, проходная куколка, принёсшая с собой в номер сладкий запах пудрового парфюма и механический, привычно-скучный оргазм.       Стабильность в делах, успех в творчестве, как и вышедшая на качественно новый уровень вседозволенность, сделали его менее раздражительным, но более педантичным. Он брал, что хотел, и, наигравшись, оставлял за ненадобностью, шёл дальше, не оборачиваясь, не напрягаясь. Легко перешагивая когда-то обидные отказы и когда-то очень льстившие, страстные, призывные взгляды.       Привык. Молодец.

март 2019

      Славка готовился. Репетировал речь, раскладывал хорошо и ладно. На всякий случай два раза почистил зубы, надел чистую майку и, проверив готовность овощной лазаньи, выключил духовку.       Не сказать, чтобы он особенно старался: листы для лазаньи были покупные, овощи замороженные, а соус на соевых сливках имел недостаточно молочный вкус, но получалось блюдо весьма аппетитным. Мирону нравилось.       В прихожей раздался звонок, он стряхнул с одёжки уже успевшую налипнуть Филькину шерсть и направился прямо к цели. Открыв дверь, от поцелуя не увернулся, потому что не ожидал его, если честно. В смысле поцелуя, конечно, не Мирона. Карелин глубоко вдохнул и, пригласив гостя на кухню, начал излагать в соответствии с ранее заготовленными тезисами.       Окси согласился сразу, едва дослушав Славины доводы. Кивнул, улыбнулся и, вуаля, просто согласился. То есть даже возражать не стал. Внезапно и неожиданно. Откровенно говоря, Слава не ждал, что Мирон прям вот на одно колено встанет и предложит продолжать ебаться, но и столь однозначная реакция задела, лишь подтвердив невесёлые мысли, посещавшие ранее. Обласканный обожанием оксидрочеров всех видов и родов Фёдоров сможет найти ему соразмерную замену. И, скорее всего, много времени поиски не займут. «Незаменимых нет, все разъёмы одинаковы». Хотелось орать и, возможно, даже ёбнуть еврею в нос. Хотелось. Но они же с самого начала привыкли спокойно и без истерик, и заданную планочку приходилось держать. Мирон (в свою очередь также немало охуев) вежливо поблагодарил за то время, что они так или иначе встречались, попросил не распространяться об их романе (серьёзно, так и сказал: роман). Он намеренно принял сделанное Славой (исключительно из вежливости) приглашение по-дружески остаться на ужин, отчетливо понимая, насколько это будет неловко и, возможно, даже очень неприятно. Свои мотивы Окси понимал очень хорошо: зарвавшегося, захотевшего свободы Гнойного надо проучить. С чего это Слава удумал, что это ОН может принимать такие решения?       Карелин чувствовал себя идиотом с раздвоением личности. Одна его часть хотела, чтоб Окси кивнул и свалил, оставляя его наедине с ужином и невесёлыми мыслями, другая рассчитывала, что любовник предпримет попытку всё вернуть на круги своя. Ни один из вариантов не «выстрелил», поэтому Вячеслав, как мог, крепился: поддерживал вялотекущую, подчёркнуто нейтральную беседу, из последних сил удерживая пофигистичную моську (он ведь, дурачок, и правда надеялся, как-то даже нерешительно хотел получить в ответ совершенно не то, что вот это вот всё).       Когда ситуация стала максимально неловкой, а разговор подходил к логическому концу, Мирон окончательно додумал свой дюже гениальный план. Для себя он понимал, что рано или поздно их со Славой «весёлые истории» останутся в прошлом, и они закончат весь этот ералаш. Считал такой исход единственно верным для них обоих, но на данный момент времени готов к этому не был вовсе и слов нужных подобрать не смог. Не промелькнула в налысо бритой голове мысль пойти да завалить кого-то из всегда готовых оказать соответствующую помощь знакомцев. Вместо этого лучше не придумал, чем отомстить совсем по-девичьи. «Возбудим и не дадим», — кажется, такая ересь когда-то была в актуальных трендах у прекрасной половины человечества. Наскоро прокрутив в голове ситуацию, Мирон принял решение и не спешил теперь распрощаться да уйти восвояси. Он спокойно собрал и поставил тарелки в мойку, наклонился к сидящему тут же Славе и требовательно, с нажимом поцеловал горьковатые от чая губы. Гнойный судорожно вдохнул аромат древесного парфюма, раскрыл рот и, не думая даже сопротивляться, мгновенно откликнулся на привычную грубоватую ласку. Кровь потихонечку отливала от мозга в сторону члена, и, как только Мирон углубил поцелуй, Славку нехило повело.       Фёдоров уверенным движением вздёрнул парня с табуретки и, запустив ладони под растянутую домашнюю майку, жарко выдохнул в шею: — Хочешь, да? — Хочу, — покладисто кивнул поплывший Карелин, пряча глаза. — Ты ж моя принцесса, — грубо процедил Окси, но не оттолкнул, как планировал изначально, чтобы проучить Славика напоследок. Не захотел останавливаться. Не смог отказать себе в привычном удовольствии, от предвкушения которого теплело не только внизу живота, но ещё где-то повыше… Продолжил целовать мягкие малиновые губы, попутно кое-как пытаясь расстегнуть молнию на своей толстовке. Мелькнувшую было мысль о неправильности всей ситуации он загнал подальше. Нужно было попрощаться по-человечески и уйти. Непонятное щемящее ощущение слабо дёрнуло внутри. Мирон отбросил сомнения и углубил поцелуй. «Это просто невралгия старческая, межреберная, ничего не значит резкое желание прижать к себе и не отпускать», — напомнил он себе мысленно. Для Славы Гнойного он не мог (не должен был) идти на уступки.       Надо ли говорить, что ебались они, словно под наркотой: восхитительно долго, агрессивно и неутомимо. Слава, кончив трижды, выпал в то блаженное состояние, когда под воздействием окситоцина, серотонина и щедро плеснувших в кровушку эндорфинов, мозг отключается и неосмотрительно перестаёт фильтровать информацию, доступную речевому аппарату. Отрубаясь на плече любовника, он глубоко вздохнул, приладился губами куда-то ближе к ключице, после чего внятно и разборчиво пролепетал: «Люблю тебя, Мир». Окси, поглаживающий Карелина по спине, замер на мгновение, осознавая услышанное. Об ответе на такое заявление и думать было нечего, но Славке, уютно засопевшему у него под боком, никаких слов не требовалось. Мирон притянул задремавшего парня поближе и пролежал с ним, наслаждаясь теплом стройного тела, мягкостью кожи и терпким ароматом, в который причудливо смешались их личных запахи, пока не услышал, как выравнивается дыхание любовника. Вылезая из постели, Окси заботливо накрыл Славку одеялом, поцеловал в макушку и, прихватив валяющиеся тут же джинсы, выскользнул из спальни. Мирон совершенно не хотел уходить от беззащитно расслабленного, умильно посапывающего любовника, рядом с которым стало с некоторых пор уютно и легко. Однако, только сегодня он действительно понял, насколько далеко это зашло и как сильно они привязались друг к другу. Слава в своих размышлениях оказался прав. Фёдоров был совершенно не готов дать что-то большее, чем приятное общение и хороший секс, а значит, продолжать больше не было никакого смысла. Он тихо оделся, потетёшкал вышедшего в прихожую сонного кота и осторожно прикрыл дверь, будучи вовсе не уверен, всё ли сделал правильно.       Утром Карелин ожидаемо проснулся один. Ему оставалось лишь предполагать, ушёл ли Мирон сразу после того, как он отрубился, либо какое-то время всё же предпочёл провести с ним в одной постели, вздремнув после трёх прекрасных оргазмов. Положа руку на сердце, Славе бы хотелось отмотать вчерашний вечер назад и просто, ничего не говоря, довольствоваться страстными поцелуями и мучительно необходимой близостью. Хотелось бы проснуться и, повернув голову, увидеть спящего рядом Мирона, расслабленного и умиротворённого, украденного у всего мира, скрытого под простым и понятным икеевским одеялом кумира миллионов. Хотелось бы, но стоит ли оно того? Продлевать агонию, внутренне замирать, каждый раз назначая встречу или принимая приглашение, ожидать, что именно эта встреча и может стать последней. И да, конечно, уязвлённая гордость также никуда не делась. Карелин растёр лицо ладонями и прислушался к организму. Внутри было пусто, на душе муторно, зато по телу разливалась приятная сытая нега. «За всё хорошее нужно платить», — пронеслось в голове. В конце-концов, жизнь на этом не заканчивается, вполне возможно, наоборот, начинается новая, более интересная веха в его биографии.       Забытую Мироном футболку он нашёл только спустя три дня, которые провёл занимаясь позорным уходом от реальности. Он стримил, пилил истории, писал тексты, пил текилу из горла, пару раз выходил прогуляться и с пацанами в бар, даже поехал с Чейни на какую-то мутную вписку, совершенно беспонтовую, где надрался в слюни, а после проснулся на диване Дена с ним самим же в обнимку совершенно без понятия, как он сюда попал. Скорее всего, ответственный Чейни по привычке утащил тело друга к себе. (Боженька, благослови, пожалуйста, Дениса за то, что он такая сознательная человеческая единица).       Так вот. Слава может быть и раньше заметил краешек ткани, сиротливо торчавший из-под кресла, если бы вообще заходил дальше кухни и прихожей. Вещь, отброшенная Мироном в сторону прямо по ходу движения (что было неудивительно, учитывая как спешно и бестолково они избавлялись от одежды на пути к спальне), Гнойного не смутила. Гораздо больше и, чего скрывать, больнее его резанул сам факт, ведь Мирон настолько спешил покинуть его квартиру, что не потрудился её поискать или забрать.       Он выудил на свет божий простую белую футболку с зачёркнутой надписью и названием прошлогоднего тура Окси. Повинуясь невнятному внутреннему порыву, сначала смял в руках, а потом поднял на уровень лица и просто уткнулся носом в знакомо пахнущую ткань. Простояв так несколько минут, Карелин аккуратно сложил свою находку и убрал под подушку.       Никто и не обещал, что менять привычки будет легко.

— пять недель –

      Чесать языком Слава был мастак, на том и стояли. Мог уболтать кого угодно, оставалось только с собой договориться. Казалось, вовсе не сложно было убеждать себя раз за разом, что так и должно быть. Не реагировать на обновления в инстаграме и твиттере, не читать с жадностью новости, не смотреть новые выпуски ёбаного Фреш Блада, где Мирон Янович бодрил голубей и топил за своих стрёмных птенцов, словно мама-курица. Он отписался от всех аккаунтов Фёдорова и всех фан-аккаунтов, за которыми ранее регулярно следил. Карелин успокаивал себя тем, что больше и лучше бы всё равно не вышло, они и так, можно сказать, достигли своего максимума: Мирон стал слишком гибким, местами даже ласковым, и этот факт, по мнению Славы, был верным признаком полного и бесповоротного регресса их отношений. Он не допускал даже мысли, будто такое поведение может значить в какой-то степени привязанность. Очень сомнительно, — думал Карелин, будто рЕпер Оксимирон мог зашквариться настолько, чтобы появиться с ним, Гнойным, в каком-нибудь хоть сколько-то общественном месте, не говоря уж о чём-то большем. Финита ля комедия.       Тут, конечно, должно было образоваться времечко для хороших качественных страдашек, но тосковать, как выяснилось, оказалось совершенно некогда.       Андрей, позвонивший аккурат на пятый день «безудержного» загула Карелина, был крайне некстати. По мнению самого Славы, конечно. Но отказать Дюхе в просьбе вписать его на некоторые время Вячеслав попросту не смог. Замай был одним из ближайших друзей, родным человеком. Гнойный планировал уйти с головой в работу, желая выплеснуть на бумагу муторные душные мысли, иносказательно запечатлев их с Мироном роман-эпопею в относительно толковых строчках. Так, чтобы только ему было понятно, по ком звонит колокол страдает лирический герой, то есть дофига иносказательно. Для этих целей страдалец вполне запасся настроением и пивасом. (Пенный напиток, кстати, в последнее время в горло почему-то не лез, вставал поперёк и побуждал просветлённый вегетарианством организм пойти потошнить). План был отличным и в нужной степени депрессивным, но материализовавшийся на пороге Замай свёл все титанические усилия по прохождению пяти стадий принятия на нет. Андрей планировал остаться со Славкой, пока не найдёт нормальное съёмное жильё (или ему не предложат вернуться в прежнюю, вполне себе его, Андрееву, собственную квартиру, что было наиболее вменяемым вариантом). Что-то там у него с Юрцом опять не заладилось, и белка-истеричка Дудь выставила мужа, фигурально выражаясь, на мороз. Вячеславу, как никому другому, причины и механизмы поведения эксцентричного интервьюера были понятны, но в семейный конфликт он лезть не спешил. У Андрея с его Юрием Александровичем, заместителем генерального директора, лицом шампуня и известным блогером, вечно всё было не слава богу. Не мог Дудь без драм, как есть, королевна. Замай же был парнем терпеливым, любил и потому многое спускал диве с рук, но тут, видимо, накипело и у него. И вот, в результате взрывов чужого темперамента такой родной, понятный и близкий Андрюха занял вторую спальню в Славкиной трёшке.       В присутствии Замая глупые, нежные и тоскливые мысли отступали. Было ощущение словно они вернулись в их 2013 и снова делили пополам убитую квартиру в ебенях на Елизаровской. Среди рутины обычных дней встречались вписки и выходы в свет, в основном по барам, однако, чаще они рубились в приставку, обсуждали новый Оверхайп и ездили писать материал на студию. Слава чувствовал себя комфортно и лишь иногда немного кривился, мельком увидев где-то новые фотки Мирона.       Именно Андрей, пронаблюдавший в юности беременность старшей сестры и едва не поседевший, пока Юра ходил с Данькой в животе, проявил некую озабоченность состоянием друга. В который раз за прошедшую неделю он внимательно разглядывал овсяную кашу, приправленную горчицей, с аппетитом поедаемую хозяином квартиры на завтрак. Сегодня утренний деликатес зажевывался солёным огурцом. Немного помявшись, Замай всё же решился задать наводящий вопрос: — Славик, ты скажи мне честно, у тебя ничего не болит?       Карелин отрицательно кивнул, как ни в чём не бывало продолжая наворачивать сомнительного вида кушанье. Прожевав, уточнил: — Вообще спать всё время хочется. А ещё странный насморк какой-то. Давление может, или метеозависимость нарисовалась? Хули, старею. — Ты бы, может, к доктору своему сходил, гормоны проверил? Таблетки-то пьёшь? — осторожно продолжил собеседник. — Андрюх, ну я же не совсем еблан, конечно, пью. Вот на счёт доктора ты прав, наверное, нужно и заодно к гастроэнтерологу, пока время есть свободное, а то что-то меня мутит в последнее время, от пиваса в основном, — всё также спокойно жуя, продолжил Слава.       Замай скорчил максимально нейтральное ебло и, показав другу два поднятых вверх больших пальца, встал с табуретки, чтобы сполоснуть чашку. Одолевавшие его сомнения никуда не делись, очень даже напротив, но всё, что ему оставалось, наблюдать и радоваться тому, что Юра так своевременно надумал «взять паузу в отношениях».

апрель 2019

      Первый месяц пролетел незаметно. Слава записал интервью с Собчак, внезапно сделав ход конём, показал себя в непривычном свете. Чуть меньше постиронии, чуть больше искренности, одухотворённое выражение лица, живой блеск интеллекта во влажных зелёных глазах, не спрятанных за стёклами чёрных очков. Он всего лишь продемонстрировал малую часть себя настоящего, а сидящая напротив Ксения Анатольевна смотрела на него удивлёнными глазами, с одобрением и, кажется, даже симпатией. Слава мысленно поаплодировал себе: иметь такую спорную персону среди положительно оценивающих его личностей — не самое плохое приобретение.       Конечно, они не обошлись без традиционных вопросов, и он позволил себе немного задеть Мирона, чуть-чуть рассказать о детстве, и родителях, и девушках, и своём отношении к феминизму, и своём веганстве. Шутя отвёз привыкшую к жизни в роскоши журналистку на вписку в коммуналку, где живут вовсе не благополучные или хотя бы немного успешные люди, откровенно кайфовал от результата. Собчак была шокирована, заинтересована, и на её несимпатичном лице появилось выражение искреннего сочувствия этим людям. После, когда камеры выключили, ведущая ещё долго общалась с обитателями квартиры и обещала помочь с решением насущных вопросов. В общем, день удался. Заработок приятно грел кармашек, в желудке немного урчало, и Слава, распрощавшись с любезно покинувшей его к метро Ксенией, в хорошем настроении пошёл в сторону дома. Адрес места жительства, несмотря на крупную сумму, предложенную взамен на такую информацию, Собчак он не сказал, разумно рассудив, что не настолько безбашенный. Ведь это прежде всего вопрос безопасности: ебанутых фанатов и хейтеров у него много, а собственным спокойствием он рисковать не желал.       Домой Карелин заваливается, мурча себе под нос хорошо узнаваемую песню про неваляшку, успешно игнорируя мысли о том, чьего авторства композиция. Он неспешно раздевается, аккуратно убирая кроссы в обувницу, и вешает пуховичок. Идёт мыть руки, вдыхая ароматы восточных приправ, овощей и чего-то неимоверно манящего, доносящиеся со стороны кухни. Следуя заведённой после разъезда по разным квартирам традиции, они с Ванькой и Замаем раз в неделю всегда зависают у кого-то на кухне. Андрюха сегодня не занят на студии, вот и заморочился — сделал давно обещанное блюдо.       Слава приветствует товарища и, сунувшись носом через плечо Замая, спрашивает: — Чем это так вкусно пахнет? Неужто мы плова дождались? — и прежде чем Андрей успел ответить, цепляет кусочек аппетитно выглядящего соевого мяса из общей массы риса и овощей. Мясцо горячее и волокнистое, ничем не отличается от настоящей баранины, и он блаженно мычит, по-детски канючит: — Можно мне прямо сейчас поесть? Я такой голодный, а Ванька опять опаздывает! — «Песнь кита», послышавшаяся со стороны славиного желудка, тут же подтверждает его слова.       Андрей осторожно разворачивается к другу и как можно спокойнее спрашивает: — Ничего не смущает тебя?       Вместо ответа Слава отрицательно качает лохматой головой, снова лезет в утятницу (ну нет у него казана, изголяемся, как можем) и цепляет ещё кусочек мяса, закатывая глаза от удовольствия. Замай спокойно берёт из сушки чистую пиалу, щедро накладывает несколько больших ложек плова, ставит перед присевшим за стол другом, честно предупреждая: — Слава, это мясо в плове — баранина, оно не соевое.       Карелин, хмыкнув, тремя пальцами, как учил Андрей, берёт большую горсть и запихивает в рот, блаженно жмурится, ощущая великолепный насыщенный вкус, аппетитного, рассыпчатого риса, сдобренного маслом, специями, овощами, потушенного пусть и в духовке, но всё же такого вкусного. Уже проглотив кушанье, он с недоверием поднимает глаза на Замая. — Нет, братан, ну что я не отличу мясо невинно убиенного барашка от соевого? Нет никакого постороннего запаха, и волокна такие мягкие, и специи так хорошо подходят, не забиваются густым мясным запахом. — В том-то и дело Славик, смекаешь?!       Карелин смотрит на друга, пытаясь понять, не вылетит ли сейчас откуда Ванька с воплями о первоапрельском розыгрыше. Однако, секунды идут, соус в сотейнике задорно булькает, а Замай не спешит опровергать свои слова. Слава вскакивает со своего места, пятится назад и с размаху присаживается на мягкий диванчик, стоящий тут же, на кухне. Андрей тем временем спокойно достаёт из духовки утятницу размером поменьше, берёт с полки пиалу и щедро накладывает в неё дымящийся и исходящий аппетитными ароматами плов. Овощной. Он спокойно ставит блюдо перед Славой и, кивая головой, произносит: — Этот готовил отдельно, специально для тебя. И соевое мясо тушил отдельно. А то, что ты сейчас с радостью проглотил, было живым бараном, дружок. Пойдёшь тошнить или продолжишь хомячить?       Злобно зыркая из-под чёлки, Карелин покладисто берёт ложку, потому что пальцами всё-таки горячо, и, немного подув, пробует предложенную пищу, медленно пережёвывая. — Ну как? — спрашивает повар, слегка улыбаясь. — Отличается, конечно! Блядь, Андрюх, ну нахуя такие подставы?! Я не ем мясо, а ты, ну тоже мне, друг ещё называется!!! — тут же начинает капризничать Слава, и его тон, и надутые губы так нехарактерны для острого на язык пофигиста Карелина, что Замаю не остаётся ничего кроме как проверить свою догадку. Он выходит из кухни только для того, чтобы буквально через минуту вернуться вновь и уложить перед Славой три продолговатых, разной длины и расцветки коробочки. Спокойно заглядывает в глаза, произносит: — Братан, ради моего спокойного ночного сна сходи, пожалуйста, поссы на палочки.       Слава обозревает предложенный инвентарь и поднимает на Андрея идеально круглые глаза, торопливо выплевывает: — Ну нет, нихуя! — Да, Слава, давай, пожалуйста, ДА. Ты много спишь, постоянно шмыгаешь носом, тебя воротит от сигарет, а вчера ты сожрал пирожок с печенью и даже не поморщился! Ещё спросил, где такая вкусная херня продается! С печенью, Слава!!! Мой пирожок с печенью, тихо лежавший на полке в холодильнике. Ты его даже не увидел, а унюхал, так и сказал: «Аппетитно пахнет!!!» Поэтому, да. Сделай тест, давай исключим вероятное и запишем тебя хоть к какому-то врачу, ведь с тобой очевидно что-то не так!       Сметённый аргументами Карелин припоминает, что и правда вчера слопал какой-то пирожок, и, злобно зыркнув на товарища, сгребает со столешницы телефон и разноцветные коробочки, что-то обиженно бурча удаляется в ванную. Спустя пятнадцать минут Андрей слышит глухой, монотонно повторяющийся звук, с которым Слава предположительно бьётся головой об стену. Единственный вывод, напрашивающийся сам собой был потрясающе прост: результат положительный. Оставить балбесину Соньку и дальше сотрясать остатки мозга у ответственного, да и что уж скрывать, по-братски любившего этого Хабаровского дурачка, Замая не было ни сил, ни желания. Он выключил конфорку, предусмотрительно убрав сотейник с плиты, и, щёлкнув кнопку чайника, пошёл в сторону санузла. Славка обнаружился сидящим на коврике между ванной и унитазом, размеренно покачиваясь, он легонько стукался затылком об стену и шептал: «Не-может-быть-не-может-быть-не-может-быть». Андрей бросил взгляд на тесты, всё верно: три раза по две полоски (палочки расположились на поверхности стиралки одна за другой), вздохнул, опустившись на колени, взял друга за предплечья и, потянув на себя, заключил в объятия. — Ну, братишка, ну ты чего. Не раковая опухоль и на том спасибо, — неуклюже попытался взбодрить он друга.       Славка втянул сопли и икнув пробубнил в обтянутое толстовкой плечо: — Нихуя непонятно, спасибо ли на этом.       Замай засмеялся чуть слышно, а Карелин вдруг расплакался, тихо, но беспомощно и горько. Он привык думать о себе, как о взрослом, ответственном мужике, который вполне себе может справиться с любыми проблемами. Впервые Славе стало так дохера страшно, впервые он не понимал, что именно делать, как разруливать, куда бежать теперь с такими новостями. Мелькнула и тут же исчезла мысль об аборте. Он как-то единомоментно осознал своё положение и внезапно понял, что убить своего ребёнка, пусть тот пока ещё только скопление делящихся клеток, не сможет. А как жить беременным тридцатилетним идиотом с гормональным сдвигом в сторону истерии, он и подавно не знал. Поэтому самым оптимальным сейчас действием показалось спрятаться в знакомых объятьях Андрея, который, поглаживая его по голове, шептал жизнеутверждающие слова о том, что Слава не один, у него есть семья и друзья и они справятся со всем на свете, что ж, их как-то вырастили, и мелкого смогут. Вокруг живущих у него людей, нервно водя носом и шевеля усами, топтался, тревожно мяукая, Филя. Такой живописной композицией их и застал пришедший Ванька. — Пацаны, я пиво принёс и роллы, как договаривались, а вы чего тут расселись? — невозмутимо спросил Светло, но тут же осёкся, лишь заметив подрагивающие плечи Карелина.       Положа руку на сердце, Ваня давно ожидал истерики. Слишком уж стойко Славка не уходил ни в запой, ни в загул, молчал и игнорировал любую информацию о Носатом. Накопительный эффект никто не отменял, и прорваться накопленное рано или поздно должно было неизбежно. «Вот оно значит, когда звёзды сошлись», — решил Светло, правда с поводом не угадал. Ещё раз окинув помещение взглядом, он заметил на верхней крышке стиралки и то, чего в ванной холостяцкой квартиры быть не должно. Ваня растёр лицо ладонью, понимая, что грядёт нечто, и максимально спокойно предложил: — А давайте-ка мы переместимся на кухню, выпьем, скажем, водички или водочки, как пойдёт, спокойно обсудим всё, что бы там ни случилось, да?       На том и порешили. Слава покладисто кивнул, отлип от плеча Андрея, и первым вышел из ванной. Ваня поспешил за ним, а Замай взял рассевшегося на пушистой заднице кота на руки и также направился на кухню. Вечер обещал быть томным.

— восемь недель –

      В этот раз на ежеквартальный приём к андрологу он шёл, как на казнь, предполагая, что разговор предстоит не из лёгких. Врач, у которого Слава наблюдался с самого переезда в Питер, был приятным дядечкой чуть за пятьдесят, сухопарыми и жилистым, с интеллигентным лицом и спокойным взглядом серых глаз. Его, как высококлассного специалиста по конкретной узкой направленности, очень советовал доктор, наблюдавший Карелина в Хабаровске. Так сложилось, что многие бигендеры были вынуждены всю жизнь принимать специальные препараты для поддержания оптимального гормонального баланса в организме. Однако, помимо высокой квалификации его нынешний доктор был особенно суров тем, что предъявлял строгие требования к режиму приёма лекарств и категорически настаивал на постоянной барьерной контрацепции. К тому же не уставая напоминал о возможных осложнениях при возникновении незапланированной беременности, поэтому Карелин очередного визита к эскулапу побаивался. Как выяснилось, очень даже зря. Пётр Семёнович выслушал его короткий рассказ, не перебивая, и вместо ожидаемой Славкой трёпки ободряюще улыбнулся. Долго и по-доброму расспрашивал о самочувствии, реакциях организма на стандартные раздражители, пищевых и вкусовых изменениях. Серьёзно уточнил, действительно ли Карелин понимает, на что подписывается и готов ли с полной долей ответственности принять возможные последствия для своего организма. Они и раньше, подбирая чётко выверенные дозы гормональных лекарств, обсуждали, что в его конкретном случае вероятность родить, в отличии от вероятности оплодотворить женскую яйцеклетку, есть и оба были намерены эту возможность сохранить. Жизнь складывается по-разному, и, возможно, когда-то Карелин захочет выносить ребёнка самостоятельно. Но на том этапе все эти разговоры были чем-то из области «в одной далёкой-далёкой галактике», а теперь, здесь и сейчас, принималось очень важное решение. — Я понимаю риски и согласен на них, — серьёзно заявил Слава, на что Пётр Семёнович лишь одобрительно кивнул. Он, как врач, проблем в самой беременности особо не видел и считал, что во избежании ухудшения здоровья все-таки лучше родить.       На том и порешили.

— ooo –

      Из прихожей Славиной квартиры хорошо просматривается кухня, и то, что он видит, вернувшись домой, его ни разу не радует. Вокруг стола собрались Замай, Ванька, а также почему-то Дудь, и стоило только Карелину войти в квартиру, все они дружно замолчали и уставились в сторону хозяина жилплощади. — Что за партсобрание, Андрюх? Вы бы ещё маму мою позвали! — возмутился Слава, снимая кроссовки и куртку и явно набрав в лёгкие воздуха, чтобы продолжить тираду, но тут же был прерван вышедшей из-за угла Дашкой: — Не переживай, вместо мамы сегодня буду я. — Андре-е-е-ей! Ваня, ну я же просил! — взвыл Карелин. — Чего ты просил, бестолочь! Я твоя сестра родная, старшая, если что! Считаешь, не заслуживаю знать о твоей беременности? Ты совсем с ума сошёл?! Карелин, тяжело вздохнув, зашёл в кухню, бесцеремонно отодвинув родную старшую сестру и достав чашку (по осени привезённую Мироном, кажется, из Лондона), бросил туда щепотку зелёного чая с душицей. (Такой любил пить Фёдоров, и Слава распробовав стал регулярно покупать этот сорт, заваривая в отдельном френч-прессе, если знал, что любовник заедет вечером). К сожалению (и доктор сегодня это подтвердил), теперь лёгенькие травяные чаи для него — один из самых оптимальных вариантов, наряду с овощными фрешами, фруктовыми смузи и прочими полезными белками, жирами и углеводами, не только растительного, но и животного происхождения. Последнее было особенно болезненно, но андролог настаивал, стращая анемией и прочими громоздкими медицинскими терминами, обозначающими отрицательное влияние на здоровье плода (как будто у него будет не младенец, а кабачок). Кстати о плодах. — Андрей, — прервал Слава гневную речь сестры, поэтапно обличающую его распиздяйство и бессовестное отношение к семье, — ладно Дашка, но журналист Дудь тут каким боком? Юрец, без обид, но вот хуй тебе, а не сенсация.       Замай перевёл взгляд с друга на мужа и попросил: «Расскажи сам, раз собираешься поучаствовать». Дудь вздохнул, но соскакивать было поздно. Он, в своё время прошедший с первой беременностью все круги ада, зачастую растерянный и совершенно ничего не понимающий, совсем ещё молодой парень был искренне благодарен всем, кто поддерживал его в тот непростой период.       Славин секрет Юра узнал случайно. Пришёл мириться, звал Андрея обратно домой, просил прощения, говорил, что дети скучают и он сам тоскует, зачем уж тут скрывать. И был немало удивлён, увидев состояние вышедшего на кухню бледного Карелина. Не долго думая, он спросил напрямую, что случилось, а Слава возьми да ляпни, мол не просто приютил задерганного Юриной любовью Андрея, но и залетел от него, переспав по старой памяти. Замай побледнел, а Дудь, знавший, что никакой «старой памяти» между этими двумя никогда не было, просто рассмеялся и уточнил, не перепутал ли Гнойный, того ли рэпера назвал. Слава покраснел, смутился и, пробурчав что-то, ушёл с кухни, а Юра вновь принялся неумело (потому что с непривычки) и очень искренне признавать свою вину и звать Замая обратно домой.       Мирились в обжитой Андреем гостевой спальне, а на утро, за завтраком, Юра невзначай проронил, что Слава, если нужно, может на него рассчитывать. В предложении Дудя не было ни корысти, ни лукавства, он искренне хотел помочь, и не только из-за Замая. Гнойный, а точнее Вячеслав Карелин, подопечный его Андрюши, Юре нравился. Добрый, приятный парень, пожалуй, даже слишком наивный и горячий для своих лет, Славик, научившийся прятать интеллект за мерзким и гнилым на язык сценическим образом, был любопытным, интересным собеседником, тактичным человеком, хорошим другом. Он мог наворотить дел по незнанию, испугаться, потеряться в сложившейся ситуации, а значит, нельзя пускать всё на самотёк. — Я не для сенсаций присутствую, Слав. Всем известно, что у меня двое детей, — предельно спокойно, как для душевнобольных, начал рассказывать Дудь. Слава кивнул, и Юра продолжил, — двое рождённых мной детей. Первая беременность застала меня в относительно юном-безмозглом возрасте и, мягко говоря, врасплох. Мы с моим тогдашним парнем как раз решили поставить точку в наших отношениях, и он крайне настаивал на аборте. Мне, начинающему журналисту, девятнадцатилетнему балбесу казалось, что дети это вообще не про меня и что там в шесть недель такое? Просто набор клеток. Я собрался, и поехал, и лежал, раскинув ноги, на гинекологическом кресле, и был крайне в себе уверен. Но при виде медсестры, принёсшей бокс со стерильными инструментами мне внезапно стало плохо. Когда я узрел эти огромные жуткие даже на вид «щипцы», как в фильмах ужасов, страх буквально парализовал меня. Казалось, внутренности заледенели, по щекам потекли слёзы, и я просто-напросто свалился на пол, подвывая на одной ноте. Меня в прямом смысле колотило от ужаса. Конечно, персонал распознал начинающуюся паническую атаку, мне вкололи успокоительное и отправили «чуть-чуть полежать» в палату, где на сохранении лежали беременные девочки и один мальчик. Они решили, что у меня тоже угроза выкидыша и принялись подбадривать, успокаивать, рассказывать, что всё будет хорошо и не нужно расстраиваться! И мне внезапно стало так погано. Я смотрел на этих измученных страхом потерять своего ребёнка людей и понимал, насколько вообще мне повезло. Ведь естественная беременность у бигендеров — явление крайне редкое, счастливая случайность, можно сказать. Много чего я думал после того, как успокоительные отпустили и получилось добраться домой. Казалось, не так-то страшно остаться одному, в конце-концов у меня есть семья и, если поднапрячься, от государства вполне возможно получить минимальную помощь, да и картинка пухлощёкого курносого малыша, нарисовавшаяся в голове, окончательно склонила меня к мысли о родах. Сейчас вообще не представляю, как бы жил без Алёны. Поэтому, раз уж ты решил пройти весь этот путь, я бы хотел и главное могу тебе помочь, советом и на практике. При этом мне совершенно не обязательно быть обозревателем сплетен, достаточно того, что ты лучший друг моего любимого человека. Но мы ведь и раньше об этом разговаривали. Поэтому я здесь.       Дашка удивлённо хлопнула густо накрашенными ресницами, Ванечка нервно икнул, а Слава, доселе спокойно попивавший чаёк, хотел что-то сказать, но странно булькнул, пустив чай через нос. В этот момент отмер Замай и, наградив супруга нежным взглядом, пробормотал: «Я тоже тебя, Юр», — принялся мягко постукивать Карелина по спине, вытирая сопли бумажным полотенцем. Дудь, ласково улыбнувшись в ответ, отчего его хищная вытянутая мордочка стала даже какой-то милой, перевёл взгляд с Замая на Фаллена и твёрдо сказал: — Я обещаю, что буду молчать. Второго отца, насколько я понимаю, уведомлять Слава не собирается? Или нет? Мирон знает?       Карелин икнул, отрицательно покачав головой, Андрей насупился, Ванька уткнулся лицом в ладони, а Даша Машнова, распахнув глаза, перевела ошарашенный взгляд на младшего братца и взвыла: — Ты всё-таки ебался с Фёдоровым?! Ты вообще в своём уме, Слава?! — Сестрица, из новостей: секс с Оксимироном это ещё не все мои достижения в жизни, — рычит Карелин, смаргивая внезапно выступившие злые слёзы, — я даже ухитрился от него залететь! Ты разве не в курсе, ебаный же в рот, о теме сегодняшнего междусобойчика? Я жду ребёнка от Мирона! Получился сюрприз?       Сколько Дашка его помнила, младший брат, будучи больным, уставшим, упавшим с велосипеда или просто расстроенным, никогда не плакал, даже по детству безропотно выслушивая нарекания, терпел лишения («Сегодня гулять не пойдёшь!»), ограничения («Никаких мультиков до среды!») и наказания («Второй стих выучишь в нагрузку!») стоически. Поэтому мокрые дорожки на впалых щеках ввергли её в ступор. Она и так-то истерила больше для проформы, но тут Остапа понесло. Материнский инстинкт в женщине всё-таки непаханое поле потенциала. Притянув будущего папашу к себе, Дарья запричитала: — Славочка, родной мой, хороший, ну не ругайся на меня, не трепи свои нервы. Мне всё равно, Козявочка моя маленькая, неважно это, с кем и как, главное, чтобы с тобой всё было в порядке, — и, окончательно заграбастав высоченного, длиннющего Славу в нежные объятия, принялась поглаживать его по спине, успокаивая, как в детстве. — Ещё б ты и процессом поинтересовалась! — всё ещё обиженно прогундосил Вячеслав, но из объятий не вывернулся и от полотенца, протянутого Юрой для осушения слёзных рек, тоже отказываться не стал.       Спустя несколько минут, возможно, с десяток, когда ажиотаж спал и все успокоились, расселись за столом, а Замай, раздав желающим пиво, долил Карелину кипяточку, и досыпал Филе корма, воцарилась блаженная тишина. Андрей присел на диван и на правах старшего попросил: — А теперь, рассказывай, что сказал врач и как мы будем жить дальше, — а на удивлённый взгляд будущего папаши только закатил глаза и по-доброму заявил, — неужто ты думал, что я, или Ванька, или вон Дарья, бросим тебя одного со всем этим богачеством в черепной коробке?

— ooo –

      Утро добрым не было. Снова нещадно тошнило. И если поначалу казалось, что слабость и головокружение — это венец страданий, десятая неделя показала, что раньше был просто детский лепет. Вот уже пятнадцатый день каждое утро, вне зависимости от приёмов пищи, погоды и перечня запланированных дел, Славка обнимался с фаянсовым другом минимум полчаса и выходил после «водных процедур» откровенно зелёным. За дверью санузла жалобно пищал Филя, тарахтел Гриша и вздыхал Ваня, переехавший к Карелину после «кухонного совещания». Юра, потратив ещё несколько ночей на примирение, наконец-то упросил заартачившегося Андрея вернуться домой, пообещав «вести себя хорошо и не бесить на пустом месте». Дашка взяла на себя заботу по подготовке мамы к радостным новостям и также отбыла восвояси, но теперь ежедневно отслеживала жизнедеятельность братца в фейстайме, а по пятницам навещала лично. Ванька, находящийся в свободном полёте, без особых обязательств и отношений, оставался со Славой всё чаще, и в конечном итоге они решили временно съехаться, чтобы рядом с будущим отцом всегда был кто-то близкий, заботливый, компанейский. Кто-то, кто мог обнять, помочь надеть тёплые носки, выключить забытый ночник, забрать брошенную на пол ослабшей рукой задремавшего Славы книгу и накинуть дополнительный плед. Кто-то, с кем было бы легче справляться с бытовыми трудностями, делиться мыслями, решать возникающие задачи. Кто-то, кем на самом деле мог быть только один человек, но его, к сожалению, как раз рядом и не наблюдалось.       Данная тема между ними не обсуждалась, но всем участникам мероприятия было понятно, что одному Карелину будет совсем не просто, и морально, и даже немного физически, потому что переносил первый триместр он так себе. Кружилась голова, периодически накатывала слабость, усталость, временами плаксивость и, конечно же, постоянная, утомительная тошнота.       Славка нервничал весь вечер, сточил два пирожка с печенью, сходил в душ, долго не мог уснуть, понюхал сигареты (крепкие и сладковато-терпкие, которые как-то забыл у него Мирон), шуганул разбесившихся котов и словил воспитательных пиздюлей от мирно спавшего доселе Фаллена, который в отличие от праздно прогуливающего рекламные деньги Славика ежедневно ходил на работу и не мог перехватить пару часов дневного сна.       Завтра был день «хэ», так решили между собой называть поездки Карелина в клинику. Иван по такому случаю взял выходной. Совмещая приятное с полезным, утром планировали везти питомцев на прививки, а потом, оставив на сутки пушистых в стационаре, подскочить со Славкой в клинику, чтобы вместе отправиться на первое скрининговое УЗИ.       В конечном счёте, будущий отец, проворочавшись с боку на бок, снова выполз на кухню, где застал сидящего на диване Светло. Ванька что-то быстро печатал на тихо шуршащем ноуте. Коты, развалившись тут же, мурлыкали в такт. — Блин, прости, что разбудил всё-таки, — виновато буркнул Карелин. — Да ладно, ясно же, что переживаешь. Вот что твоя голова неспокойная опять надумала? — А вдруг с ним что-то не так, Вань? Вдруг малыш больной какой-нибудь или неполноценный?! — пролепетал Карелин, грустно оттопырив нижнюю губу.       Надо заметить, что гормоны, захватившие его тело, творили со Славой дичайшие вещи. Вновь появившиеся вкусовые предпочтения были просто цветочками по сравнению с поведенческими особенностями. Он мог начать истерить на ровном месте из-за сущего пустяка и точно также мгновенно успокоится, вернувшись на прежнюю волну, взяться за что-то, не доделать, начать заново, расстроиться, и снова успокоиться. И так по кругу. Он старался, но в этой борьбе с собой проигрывал заведомо, в соответствии со статусом превращая свои прежние привычки и черты в набор традиционных для беременных барышень закидонов. Никто из «тайного общества свидетелей беременности Вячеслава Машнова» внимания на эти, порой вовсе не милые, завихрени старался не обращать. Они общались с ним так, будто ничего не изменилось, не желая лишний раз показывать Славе его собственную уязвимость. Поэтому Ваня не задумываясь тут же нашёлся с ответом: — Слав, ну не придумывай глупостей. Ты уже сдал кучу анализов, и доктор говорит, что показатели хорошие. Благодаря твоему изначальному гормональному расстройству организм получал все необходимые витамины и медикаменты, не знаю, ты же вон пачками какие-то комплексы с ай-херба жрал, что тоже немаловажно. Вот увидишь, завтра всё будет в лучшем виде. Давай обнимашку?       Карелин глубоко вдохнул и без лишних раздумий подался вперёд. Дружеские объятия успокаивали, а притихшие коты, развалившись по обеим сторонам от Фаллена, продолжали мурчать, добавляя терапевтического эффекта. — Спасибо, Айван, ты настоящий друг. Ванька ещё раз прижав Славу к себе, погладил лохматый затылок, вздохнул, — Давай-ка иди спать, не заморачивай голову.       Фаллен заставил скуксившегося Славку вернуться в спальню, самолично уложив в постель. Они немного поболтали о бытовых пустяках, и, когда расслабленное бормотание молодого отца стихло, а дыхание стало размеренным, Светло осторожно привстал с его постели. Он прошёл к окошку, открыл пошире форточку и накинул на друга дополнительный плед из шерсти альпаки, лёгкий и тёплый. Слава был очень мерзлявым, к тому же частенько раскрывался во сне. Карелин вздохнул и, потянувшись в сторону рук, бережно укрывших его мягкой тканью, не открывая глаз пробормотал: «Не мёрзну я, Мирон, иди сюда». Светло замер, даже дыхание, кажется, задержал и, лишь убедившись, что разговаривал Слава во сне, решился выйти из его спальни.       Вслух, конечно, никто из них не высказывался. Даже наедине друг с другом члены их маленькой секретной ячейки, образованной в Антихайпе, не решались обсудить очевидное. Так или иначе они замечали и печально отстранённый взгляд, и влажные иголочки ресниц, и вычурную стеклянную кружку с двойными прозрачными стенками, пить из которой не разрешалось совершенно никому, и белую майку с логотипом чужого тура, что лежала под подушкой в Славиной спальне. Карелин скучал и, возможно, сам не понимая этого, совершенно не скрывался. Нет, он не стал ныть или постоянно припоминать Мирона в разговоре, даже на последний дисс согласился со скрипом, но ничто не мешало его подсознанию, не скованному нормами бодрствования, выдавать свои великие секреты (о которых совсем не сложно было догадаться).

— ooo –

      Микси со своим революционным предложением валится им на голову совершенно внезапно и несвоевременно. Освободившись от узурпаторского гнёта Версуса и менторства его Носейшества, этот голубь хочет отмщения. Ну и бабла. Особенно бабла. Он говорит, что на сложившейся ситуации можно хайпануть и, использовав продакт плейсмент, поднять деньжат, а также немного подразнить Мирона и весь Версус в придачу.       Пока Юра с Андреем спорят о целесообразности его поездки на съёмки рекламы пива в ЮАР, Карелин сидит на своей кухне и спокойно пьёт воду с лимоном, размышляя, стоит ли вообще связываться со взбалмошным и суетливым Максом Юговым. Гораздо важнее сейчас сосредоточиться на делах, что гарантированно принесут профит, а не просто позволять развлечься на досуге. У них подготовлены необходимые документы, специалисты со стороны Балтики утрясли вопросы с перевозкой нужных медикаментов через границу. Подписаны двусторонние договоры о неразглашении, а в качестве компаньона (няньки, надсмотрщика и просто для отвода глаз от небольшой выпуклости живота, едва виднеющегося под майкой) предложили взять бывшую подругу, Сашку. Даже задаток перевели.       Замай, за последние два месяца прочитавший о паталогиях, акушерстве и материнстве столько литературы, сколько не осилил даже во время беременности мужа, долго орал, распинаясь, что смена климата, перепад давления и ещё тридцать три несчастья непременно настигнут Славу-путешественника, но Юрка, притормозив супруга, категорически заявил, мол, Слава не болен и пока может работать, не нужно ему мешать. «Потом наступит период стагнации, в творчестве так точно. Да и непонятно, что будет со здоровьем новоиспечённого папашки после появления ребёнка на свет, а деньги лишними не будут», — спокойно подлил масла в огонь Дудь. Андрей разорался пуще прежнего, теперь уже на не умеющего держать язык за зубами Юрку. Наблюдать за этой перепалкой было бы забавно, если бы речь шла не о нём и возможных последствиях для его организма. Засунув эту мысль подальше, Слава напомнил, что решение о поездке принято им окончательно и два ляма на полу не валяются, а доктор подтвердил, что показатели хорошие, ребёнок развивается без отклонений, тонус матки в рамках нормы, а то, что Карелина тошнит без остановки, это к полётам вообще не относится.       Замай смачно выругался и хлопнул дверью, Дудь поспешил следом за ним, по пути голося: «Андрюша, подожди!». Слава растёр глаза ладонями, на смену тошноте пришла головная боль. В животе, пока ещё едва округлом, но неожиданно упругом на ощупь, заурчало. Ванька, доселе молча сидевший в углу и не моргнувший во время «великого ора» глазом, тут же встал с насиженного места и деловито осведомился: — Есть будешь? — Да, можно, чё дают? — кивнул Славик, лениво потянувшись. — «Лебединое озеро» в Мариинке! Чего ты как, а точно ты же и есть, да… — Ванька улыбнулся, передёрнул затёкшими плечами и полез исследовать холодильник.       На кухне было уютно и спокойно, словно минуту назад здесь и не разрывался гневными воплями Замай.       Все понимали, что Андрей переживает, опасаясь осложнений, и только, наверное Карелин, точно знал, чего тот боится больше всего. Внезапно став вместилищем для своего будущего малыша, Слава сделался очень сентиментальным, уже не раз помянутые гормоны, расшалившись, творили свою, никому неподконтрольную магию. И пока друзья пеклись о благосостоянии и самочувствии, Замай наперёд задумался ещё и о психологическом здоровье беременного. Он был уверен, сложись так, что Слава потеряет ребёнка, любые нынешние закидоны покажутся безобидными прихотями. Ответственный, добрый и ласковый, рубаха-парень Славка свалится в тяжёлую и затяжную депру, не нужно быть гадалкой, это ясно наперёд. И пусть буквально неделю назад доктор дал добро на поездку, а непосредственно перед вылетом они сходят в клинику ещё раз, Замай боялся. Банально и не совсем по-взрослому боялся отпускать друга так далеко, пусть и под присмотром Саши, хотя, как уже и говорили ранее, вопрос со съёмками был решен: в начале июня, пока его положение ещё можно скрыть, Гнойный на две недели улетает. «Остынет чуть, тогда и поговорю с Андрюхой», — решили Славка и пустил развитие ситуации на самотёк.

май 2019

      На вписке в честь дня рождения Карелина вновь нарисовался Максим Югов. Его туда никто не приглашал, но парня это вообще не смутило. Теперь у него есть совершенно чёткий план и концепт сайфера, и он готов и рвётся в бой, а Слава смотрит на него холодно, даже немного сквозь. Но Микси словно не замечает, сверкает глазами, говорит вдохновенно и с запалом, заглядывает в рот, почти не слушая ответные реплики, ржёт, трясёт и без того не дружащего с вестибулярным аппаратом Славку за плечи. Настаивает, что такая пасхалочка для бывшего ментора будет просто верхом оригинальности. Славка, устав от потока сознания юной звезды, соглашается обговорить всё на трезвую голову (о том, что в бутылке Карелина был простой «Дюшес» людям знать не обязательно).       Слово, как известно, не воробей, и обещание Слава держит. Встреча, состоявшаяся спустя две недели, продуктивной не была, а разговор не клеился, наверное ещё и потому, что Максим рассматривал его как-то очень уж пристально. Слава тратит кучу усилий на поддержание своего обычного, высокомерно-распиздяйского образа. Ему не нравится манера Максима притрагиваться к собеседнику во время диалога. Югов мнётся, не зная, стоит ли лезть в душу собеседника, найдётся ли там рычаг давления. Или же наоборот, не будет ли он послан на хрен насовсем. — Спрашивай, — «любезно» предлагает Гнойный, теряя терпение. — Вы же, говорят, встречались с Мироном Яновичем, пока эта девчонка не появилась, — без напускного стеснения, глядя прямо в глаза Славе, рубит Максим. Он весь в этом: наглый, прямолинейный, с хорошо подвешенным языком и глазами навыкате. Неплохой парень, если честно, имеет своеобразное обаяние, но для Гнойного, полчаса назад закончившего звать Ихтиандра, энтузиазм новоиспечённого союзника привлекательным не кажется, да и делиться личными кулстори он малость не в настроении. — Говорят, — спокойно произносит Карелин, загадочно улыбаясь, и добавляет, — а ты не слушай сплетни, давай ближе к делу. — Не поделишься? — продолжает настаивать Югов, и Слава прикладывает немало усилий, чтобы не послать парня нахер. — Не о чём там рассказывать, Максим, — с нажимом повторяет Гнойный. — Если ты хочешь впилиться на сайфер по идейным соображениям — добро пожаловать, если из любопытства где и сколько раз мне сосал твой бывший ментор — тема закрыта. — Было значит? — склонившись к самому уху Славы, нетерпеливым шёпотом спрашивает этот мамкин голубь. — Последний раз, повторяю: или мы обсуждаем дела, или я ухожу.       Микси вскидывает обе руки вверх, показывая, что сдаётся, и, опустив глаза, качает головой.       Следующие пару часов они активно спорят и обсуждают концепт и реализацию, Гнойный набирает Андрея, тот подключает Витю, и в общей конфе среди мнений и предположений рождается что-то похожее на сценарий. Ещё некоторое время уходит на согласование дат и сроков съёмок: оба, и Слава, и Максим, каждый по своим причинам, хотят провернуть всё максимально оперативно и эффектно, выложив видео в сеть, как можно скорее. Договорившись, наконец, обо всех нюансах, Югов предлагает Гнойному пропустить по пиву, обмыв тем самым достигнутые договорённости. Славка ожидаемо отказывается, ссылаясь на неважное самочувствие, мол всю ночь писались, спал мало, голова болит. Максим понимающе кивает, зная, какими жёсткими иногда бывают порывы творческих приходов. Напоследок пожав друг другу руки, они почти расходятся, когда в спину Славе прилетает: — А знаешь, я думал у вас с МиронЯнычем и правда отношения. Так он бесился, когда ты к «Тигрятам» на коучинг приходил, сам бы не видел, не поверил бы.       «Хорошая попытка, — думает Слава, — но нет, Максик, инсайдов не будет». Он оборачивается и, чуть приспустив очки, нарочито мерзко гнусавит: — Между хорошей еблей и творчеством я всегда выбираю второе (тем более, ебут тебя не в первую очередь, а время от времени, чисто по фану). И тебе, Максим, советую поступать также, особенно если ебаться зовёт сам Оксимирон. (Или завидовать молча, потому что вообще не понятно, кому повезло больше: влюблённому мальчишке, которому так и не перепало, или постоянному любовнику, который попробовав однажды, остановился с огромным трудом)

— шестнадцать недель –

— Юра!!! — орёт Вячеслав в телефон так, что у бедного Дудя едва не закладывает уши. — Девочка, слышишь! Дочка, у меня будет, Малышка моя, Пироженка, — в трубке слышится всхлип, а на заднем плане взволнованным голосом что-то бодро тараторит Ванька. — Поздравляю, Слав, это реально очень крутая новость! Заебись! — Спасибо! Ты, пожалуйста, Дюхе скажи. И давайте, приезжайте в гости. Мелких берите, устроим безудержный отрыв со смузи, черешней и замороженным йогуртом! — Отличная идея, сейчас сверюсь с планером и перезвоню.       После возвращения Славы и Саши из ЮАР они ещё не виделись, и Юра уже сам хотел напроситься в гости. За время их недолгого, но весьма позитивного общения он ухитрился сблизиться и с Ванькой, и со славкиной сестрой так, словно они были давно и очень хорошо знакомы. — Андрюш, мне Слава звонил. Спрашивал, когда в гости приедем, — бодро рапортует Юра, обращаясь к вышедшему из душа Замаю. — Да я в общем-то и сегодня не занят особо. Соберёмся к вечеру? — Вполне, — кивнул Дудь, прикинув, во сколько заканчивается плаванье у Дани. — И вот ещё, у нас будет девочка!       Замай тряхнул головой и молча пересёк кухню, прижав Юрку к себе. — Знаешь, — прошептал Андрей, — мне иногда реально кажется, что это будет наш общий детёнок, третий блин! Смешно, но я настолько уже привык думать о Славке как о семье, что не представляю по-другому, как воспринимать.       Юра молча кивает, он прекрасно всё понимал и испытывал примерно те же эмоции. Славина беременность действительно сроднила его с друзьями Замая. Кто бы мог подумать. Ведь изначально ни один из соратников Андрея не принял его отношения с известным интернет-журналистом хоть сколько нибудь всерьёз. Они даже спорили, как долго выдержит спокойный и основательный Замай. А теперь, поди ж ты, Юра органично влился в их Антихайповскую семью, он стал полноправным членом экипажа: всегда на связи, всегда готов прийти на помощь, поддержать, дать столько тепла и внимания, сколько нужно человеку, носящему в себе новую жизнь. — Главное, только, чтоб нос у малышки был Славкин, а не второго родителя — фыркнул Андрей и, улыбнувшись, легко поцеловал мужа в уголок губ.       Юра хотел смолчать, но не мог. Он давно уже думал и о Карелинском упрямстве, и об отцовстве Фёдорова. — Лучше, конечно, было бы сообщить Мирону. Пять месяцев, скоро ведь будет совсем заметно, придётся либо прятаться, либо врать. Может поговоришь со Славой?       От тёплой улыбки Андрея мгновенно не осталось и следа. Он посмотрел Дудю прямо в глаза и отрицательно покачал головой. — Это не наше дело. Ты же понимаешь, что реакция Мирона может быть совершенно непредсказуемой: мало того, что любовник уже бывший, так ещё и беременный в придачу. Скандал и разборки в стиле: «А это точно от меня?» — неминуемы, такие эмоции Славику не нужны, — уверенно произносит он. — Ничего-то ты, Душа моя, не понимаешь. Человек — всего лишь высокоорганизованное животное, а гормоны у нашего мальчика пляшут весьма однозначно. Все эти тихие ночные истерики и упорные дневные отрицания своего состояния. Сколько бы мы не дали ему заботы и внимания, для него сейчас это всё совершенно не то… — Это не значит, что он плохо справляется! — Я и не спорю, Андрюша, справляется он хорошо, только вот ему самому от этого плохо. — Без ебли? — хмуро сдвинув брови, грубо бросает собеседник, отдаленно припоминая, насколько ласковым и страстным был Юрка во втором триместре. — Без окончательного понимания, чего он сам хочет. И без секса тоже, это физиология. — То есть теоретически, ну, по твоей логике, отвлечь Славку от фокуса на Мироне может любой другой лысый и безответственный еврей? — с кривой и саркастичной улыбкой уточняет Замай? — Конечно нет, но, спасибо тебе большое, что не предлагаешь услуги доступного и ответственного уроженца Бишкека!

— двадцать недель –

      Если не можешь бороться с чем-то, стань флагманом назревающего безобразия. Так думает Андрей и всеми силами пытается контролировать буйную деятельность Славы, у которого по возвращении из Африки вырабатывается фантастически жажда творить и вытворять. Карелин зависает на студии, часами записывая материал для нового микстейпа, проводит часы в офисах «Балтики» и «ДжойКазино», занимаясь постпродакшеном рекламных роликов и его собственных клипов, где использован оговорённый продакт плейсмент. Порой он проводит пол-дня, просто чиркая рифмы или рисуя стрёмненькие, всратые наброски там же, в одном общем блокноте.       В тот день Андрей со Славкой возвращались из офиса «Леона», где долго и утомительно оговаривали с юристами условия нового контракта. В конечном итоге менеджер сторговался на взаимовыгодных условиях с их юристом и подписал Гнойного на год со всеми положенными неустойками и отчислениями. Даже отпуск по беременности и родам прописали, понимая, что человек с недельным младенцем на руках физически не сможет провести какой-либо ивент. Теперь оставалось отфоткать заметно округлившегося в некоторых местах рэпера так, чтобы рабочие моменты не слились в сеть. Пока Слава вызывает убер, Андрей мысленно прикидывает варианты, как бы провести эту съёмку и можно ли позвать кого-то своего или это, наоборот, чревато. Он решает поговорить с мужем, у того всяко есть надёжный, не болтливый сотрудник, умеющий сделать с десяток фоток, отфотошопив Славино умильное пузико. Удачно, что Юрка как раз заканчивает готовить выход очередного интервью и пару недель будет загружен чуть меньше, чем дохера. Славка, пользуясь прекрасными, традиционно летними погодами Питера, ухитряется весьма удачно маскировать беременность пятью слоями шмоток, но как долго им будет везти, непонятно. Сам вид Карелина в тёплом вязаном кардигане длиной до колен, свободных спортивного кроя вельветовых штанах и удобных мокасинах заставляет сильно задуматься о причине столь резкой смены стиля, а зелёная голова, выкрашенная для съёмок клипа на песню «Аниме Гангрейв», и вовсе качественно выделяет его из толпы. Но раз уж у них вся жизнь — одна сплошная мудрая цитата, Слава, видимо вдохновится посылом: «Хочешь что-то спрятать, положи на видное место». Там, правда, народная мудрость не уточняла ничего по части «и покрасьте ядовитым цветом». — Юр, мы подождём тебя в едальне, а то тут Слава бьёт копытом уже, — говорит Андрей и, дождавшись ответного «угу», отключается.       Они договаривались встретиться в центре и вместе пообедать, но вечно занятой Дудь попросил приехать к его офису, клятвенно пообещав присоединиться через десять минут. Юра вваливается на летнюю веранду «Счастья» спустя полчаса, когда довольно жмурящийся Карелин доедает тёплый салат с подкопчёной печенью Мурманской трески, аппетитливо отправляя в рот предварительно вымоченные в соусе кусочки кукурузной лепешки. Дудь, проходя мимо, быстро прикладывается к уголку губ Андрея и легонько проводит пальцами по отросшим волосам Карелина, на что тот фыркает, но из-под ладони не выворачивается.       Юра садится напротив Замая, и в этот момент подоспевший к столику официант ставит перед ним большую тарелку домашней куриной лапши с половинкой варёного яичка, плавающей в прозрачном бульоне, розетки с гренками и мелко порубленной зеленью. Именно так, как он любит. Дудь благодарно смотрит на жующего стейк Андрея и в который раз думает, что согласившись принять ухаживания непонятного рэпера-гастарбайтера, не прогадал ни разу. Андрей знает его вдоль и поперёк, терпит истерики, обожает детей, не делая разницы между старшей Алёнкой и их общим мелким Данечкой. Андрей любит его и Юра иногда думает, что вообще-то не заслуживает такого человека.       Они обедают, обсуждая предстоящие выходные и вероятность того, что получится выбраться в Кронштадт на пару дней, взять еды, отрубить телефоны и спокойно отвиснуть на даче, где продуваемый с Балтики воздух всяко почище, чем в Питере, а при желании можно даже сгонять на пляж.       Слава, полностью поглощённый поеданием своевременно принесенной карбонары, в дискуссию не вступает, лишь иногда угукает в подтверждение своего участия. Его и раньше-то во время еды особенно не дергали, ведь голодный Слава — невыносимый Слава, это истина известная, а сейчас и вовсе вежливо ждут, когда он сам вольётся в беседу. — Ванька в выходные вроде занят по работе, поэтому коты на нём, а мелкие ваши ведь с твоими родителями сейчас? — спрашивает он, глядя на Юру. — Да, на Кипр улетели позавчера. — Так может вам с Андреем устроить романтический уик-энд? Без котов, съёмок, менеджеров и беременной цапли? — уточняет Слава, пошлятски подёргивая бровями.       Юра смеётся, прикрывая лицо ладонью, а Андрей, замявшись, произносит: — Мы, вообще, хотели показать тебе дом. На случай, ну, знаешь, сейчас ты ещё можешь скрывать живот, но в начале осени будет слишком заметно и тебе, возможно, захочется взять тайм-аут до родов. Там отличное место, все удобства, вай-фай, продукты финские и залив рядом. Прогулки на свежем воздухе, созерцание волн, все дела. — Юркина идея? — подняв брови, уточняет Слава. — Мы обсуждали вместе, — с нажимом отвечает Андрей, — Даша и Ванька тоже беспокоятся. Никому не нужны сейчас интриги-скандалы-расследования. Тебе не нужны. Как ещё никто не догадался, я реально удивлён. — Хорошо, — покладисто кивает Слава, — давайте съездим, посмотрим, что за скворечник вы мне предлагаете.       Дудь с Замаем выдыхают одновременно. Славушкин характер и так не сахарок, а отягощённый гормональными перепадами настроения и вовсе порой невыносим. Они искренне полагали, что он упрётся, но, видимо, фраза, брошенная Карелиным ещё на первом кухонном сборе, не являлась ни бахвальством, ни самовнушением: «Скрыть от всех и, прежде всего от Мирона. Пусть лучше пишут, что я снова обдолбался, и Андрей запихнул меня в клинику, чем правду».

— xxx –

июль 2019

      Вылет из Фальконе задерживается на два часа, но расслабленный, довольный даже от этой короткой передышки Окси не злится, просто бездумно серфит в сети, кидая Ваньке мемы с котиками и корректируя вместе с неугомонной Женькой расписание на август.       Телега тренькает новым оповещением, и он лениво переходит в чат с Рудбоем. Вместо очередной картинки с братом меньшим сообщение Ивана гласил: «Зацени! Совсем они уже там все охуели»! Ссылочка на ютуб-канал объединения АнтиХайп прилагается.       Ведомый любопытством и скукой Мирон тыкает пальцем в экран и невольно улыбается. Под незамысловатый биток Слава в компании своих псевдонимов откровенно бесоёбит и дурачится, технично работает языком. Сначала плюется ядом и картавит Гнойный, потом романтично покачиваясь на качелях перебирает струны гитары Валентин Дядька, третьей, свой фаст флоу зачитывает нахалка Сонечка, самая большая Мирошина фанатка (если верить одному очень достоверному источнику). Бегущий в смирительной рубашке Воровская лапа отчего-то вызывает особый прилив теплоты, именно в нём от сценического Карелинского шутовства было больше всего самого Славки. А дальше, дальше Фёдоров вдыхает воздух глубже и ставит видео на паузу. Он даже в начале ролика особо не вслушивается в слова, а сейчас и подавно просто залипает на лохматого, улыбающегося «яблочками» скул Славу. Смотрит на острые коленки, торчащие из шорт, и вспоминает, как податливо разъезжались в стороны эти самые коленки, как смыкались за его спиной, скрещиваясь лодыжками длинные, стройные ноги. Как охуенно было вбиваться в растянутую, влажную дырку, прикусывая мягкие губы, перехватывать пальцами под линией челюсти, сдавливая горло до хрипов.       Мирон качает головой, понимая, что все эти невнятные смутные образы, так долго не беспокоившие его, в одночасье становятся яркими живыми картинками, стоит ему лишь скользнуть взглядом по бывшему любовнику. Он замечает, что майка Карелина едва заметно натянута на сосках, значит он опять забыл вытащить штанги перед съёмками. Или не вытащил специально. Сучонок.       Окси откладывает телефон и растирает глаза ладонями, не понимая, почему его собственное сознание так истово и вероломно заостряет внимание именно на этих на первый взгляд неприметных, но в то же время возбуждающих деталях. До момента, ради которого Ванька и прислал этот шедевр, где в клипе появляется Микси, Фёдоров так и не доходит. Не снимая видео с паузы, он прикрывает глаза, и вновь видит всё, как будто наяву. Приторно сладко и отвратительно желанно. Вспоминает, как проходился зубами по металлу штанги, прикусывал, дул, лизал, снова дул и опять лизал, пока Славка не становится совсем мокрым внизу, пока не начинал скулить, потираясь пахом о нетерпеливо втиснутое между его ног колено Окси. Как Мирон хотел и брал, ласково и не очень, глядя в глаза, никогда вслух не спрашивая разрешения, просто знал интуитивно, что нужно сделать, чтобы обоим было хорошо.       Помнил Мирон и о том, насколько серьёзно смотрел ему в глаза Карелин, в первый раз предупреждая, что давняя, кем-то недальновидным выкинутая и всеми забытая утка-шутка не такая-то уж и ересь. Слава снимал с себя одежду быстро, будто не давая себе шанса передумать. Раздевшись устроился на обитое кожей кресло и, раскинув длинные ноги по подлокотникам, любезно предоставил Мирону на ознакомление визуальное подтверждение своих слов. Фёдоров охуевает, но не подводит. Сначала конечно тупит: смотрит, моргает, вновь смотрит и не верит. Наконец, осмелившись провести рукой вдоль промежности доверительно раскинувшего перед ним коленки Карелина, вновь неверяще качает головой, обнаружив за шелковистой, совершенно гладенькой мошонкой узкую, скользкую от выступившей смазки щёлку влагалища. И стоило только провести пальцами, как нестерпимо захотелось попробовать языком. Мирон вылизывал его тщательно. С энтузиазмом первооткрывателя он игрался с бархатистыми кожными складочками, выводя на вульве только ему известные рисунки и вслушиваясь в стоны переставшего сдерживаться Славика. Окси казалось, что он сошёл с ума, оглушённый ощущениями и острой пряностью мускусной смазки. Не спрашивая разрешения, он добавил к языку палец и по мягкому гортанному стону, прозвучавшему сверху, понял, что не прогадал. Фёдоров не был брезглив и знал, что многие девочки любят куни ничуть не меньше, чем проникновение, но Слава, во-первых не девочка, ну или не совсем, а во-вторых, пиздец, с ним творилось что-то совершенно невозможное. Он извивался всем телом, хныкал, просил, угрожал, ругался матом и поскуливал. Мирон на пробу, в добавок в своему языку и двум ритмично двигающимся пальцам осторожно, по подтекающей, смешанной с его слюной смазке, добавил ещё одни, но только в соседнюю дырочку. Слава дернулся и кончил. Мирон прикрыл глаза и почувствовал, как впервые с подросткового возраста спускает в собственные штаны — до оголения имперских гениталий дело не дошло.        Со временем он понял, разобрался что к чему, научился подстраиваться под настроение и пожелания партнёра и всегда получал соразмерный отклик. Никогда раньше у Фёдорова не было такого, воистину, универсального любовника. Карелин любил оральный, вагинальный и анальный секс одинаково, был охоч до экспериментов, разрешал много и щедро. Порой Мирон жестил. Пусть и по предварительной договорённости, но делал вещи не всем приятные да безобидные, определенно с хрупкой девчонкой такое побоялся бы, да и не только, вообще с женщиной бы не стал применять грубую силу. Но любопытный, не брезгливый и любящий пикантные удовольствия Слава всегда разрешал Мирону и грубость, и воск, и лёд, и чёрт знает что ещё, если это приводило их обоих к оргазмам. Хотя, после особо жесткого секса он бывало требовал ласки, долгих нежных поглаживаний, массажа стоп и поцелуев с языком. Не то чтобы сам Мирон когда-то был против.       Сосаться репер Гнойный любил даже больше, чем баттл-реп, эклеры и куни с дополнительной стимуляцией пальцами.       За последние полгода голодность и новизна нестандартного секса размылась, оставив лишь воспоминания о нежных складочках, и сверкающих матовым блеском в искусственном освещении титановых штангах. Мирон выдохнул, глотнул водички и попытался отвлечься на мысли о чём-то мерзком, но и это не помогло, у него всё равно встал. Прямо здесь, в аэропорту, при всём честном народе. От одного взгляда на коленки и соски Славы Карелина. Охуенно. А ведь ещё вчера, подкидывая бёдра в такт двигавшейся на нём Ди, он считал себя более чем удовлетворённым мужчиной. В его распоряжении находились не только пригодные для жизни средства и ресурсы, но и талантливая молодая женщина, красивая и страстная, отвечающая, казалось бы, всем его запросам.       Изобретательная и раскрепощённая она натягивает портупею на голое тело, обувает мягкие замшевые сапожки и изгибается, отклоняясь почти в горизонталь, вытворяя нечто совершенно необыкновенное. Сжимает его мышцами влагалища, приговаривая, что объезжает Окси, как норовистого скакуна, перемежая стоны и ругательства с комплиментами его размерам и умению держать нужный ритм. Становится немного смешно, потому что ритм, ну, это же его профессиональный скилл, стыдно было бы сбиться, подмахивая ей снизу.       Распластавшись сверху и тяжело дыша, Диляра перекидывает разметавшиеся по спине волосы на одну сторону и, потеревшись носом о его скулу, шепчет: — Я скучала, хорошо что ты смог приехать. — Как я мог тебе отказать, Детка? — отвечает он её макушке, перебирая смоляные локоны.       Она смеется и, встав с постели, легко расстегивает хитросплетенные цепочки и кожаные ремешки, бросает всё там же, на полу и, специально повиливая загорелой, без единой полоски светлой кожи, задницей, танцующей походкой направляется в душ. «Как бы я мог отказать, когда настойчиво приглашает приехать на райский остров такая женщина?» — думает Мирон, переворачиваясь на живот. «Даже если и не скучал — сейчас отказаться, поставить новенькие, с пылу с жару отношения под сомнение». Он смотрит на висящее за окном полуденное солнце, виднеющуюся вдалеке полоску моря, предвкушая вечернюю вылазку на пляж, вдыхает охлажденный сплит системой кислород и почему-то думает о сером дождливом Питере, где наверняка есть человек, который… ради которого… из-за которого… для которого… у которого, омагад, энергии да изобретательности не меньше и тоже есть вагина, если что, но не в этом дело… по которому Мирон и правда соскучился… да блядь…

       «… что, влип, очкарик?»

Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.