***
В длинных высветленных прядях играет солнце, заставляя искриться в своих лучах сотни песчинок, которые Пауль время от времени вытряхивает из головы. Флаке лениво растянулся рядом, потягивая что-то крепкое и абсолютно неопределённое из бутылки. – Шёл бы ты лучше искупался, чем размахивать надо мной волосами. Светловолосый парень смеётся и, зачерпнув горсть песка, высыпает его сверху на друга. – Ах ты гаденыш. – Тот вскакивает и снимает очки, начиная сосредоточенно их протирать. – Если бесишься от безделья, то лучше помоги Алёше собрать веток для костра. – Не-а, – Пауль скинул потертые джинсы, под которыми не оказалось абсолютно ничего, – пойду поплаваю. Волны окатывают обнаженное тело паренька, что расположился на животе у линии прибоя, наблюдая за друзьями. Алёша вернулся с большой охапкой хвороста в сопровождении какого-то мужчины. Он часто приводил своих друзей и знакомых, которые на несколько дней вливались в компанию на берегу. Мужчина достал из рюкзака большую бутылку с яркой этикеткой, пуская ее по кругу среди собравшихся. «Заграничное бухло, – подумал Пауль, – где только Ромпе откопал этого пижона?» Парню сразу не понравился незнакомец. Между тем он взял в руки чью-то гитару и начал перебирать струны. – Эй, – Пауль поднялся, отряхиваясь от капель воды, – положи на место, это моё. Мужчина смущенно улыбается, но инструмент из рук не выпускает. – Я не слишком-то и умею. Если она твоя, то, может, сыграешь нам? Паренёк фыркает, но подходит ближе и становится, скрестив руки на талии. – Ты вообще кто? – Пауль, это невежливо, – вмешивается Алёша. – Это Йенс, друг моих родителей. И не мог бы ты одеться, юное дарование, а потом мы все что-нибудь поиграем? За несколько следующих дней Пауль полностью переменил своё мнение. Холод в отношении Йенса сменился восторженной привязанностью. Ему нравилось разговаривать с мужчиной, нравилось лежать рядом на песке, рассматривая августовские звёзды, нравилось курить один косяк на двоих. Тот ничего не говорил о себе, зато много рассказывал о других странах, чужой запретной музыке, книгах, о которых Пауль даже не слышал. Рядом с ним было хорошо. – Звезда упала, – указывает парень наверх, там, где на небе только что был яркий росчерк. – Это не звезда, малыш, – Йенс смеётся. – Сейчас наша планета проходит один из ежегодных метеоритных потоков. Этот называется Персеиды. А Персей был... Пауль нетерпеливо перебивает, смущаясь своей необразованности. – Я это знаю, просто забыл, вот и все. Мужчина ласково гладит его по щеке, а затем смотрит долгим немигающим взглядом. – Ты красивый. А когда повзрослеешь, станешь ещё красивее. Парень чувствует, как к лицу приливает краска. Хорошо, что в темноте этого не видно. Поддавшись внезапному порыву, он нависает над мужчиной рядом, а затем целует. Губы не встречают сопротивления, на затылок ложится чужая ладонь, притягивая ближе и углубляя поцелуй. Вторая рука скользит по его почти обнаженному телу, которое откликается на прикосновения возбуждением. – Только не ври мне, какой ты опытный, – тихо говорит Йенс, – и я сам сделаю все, как нужно. Дальше все смешалось в памяти. Дни и ночи, заполненные чужими горячими прикосновениями и непривычными ощущениями, от которых мутило рассудок. Пауль любил трахаться, в его неполные 20 у него было много женщин, но раньше ни разу – мужчин. На последний факт было наплевать, ведь он никогда ещё не был так влюблён. В те короткие промежутки времени, когда он все-таки отрывался от Йенса, единственной мыслью, которая его занимала, было то, как дальше устроить их отношения в Берлине. Однако, все сложности казались преодолимыми. Как иначе, если им так здорово вместе? – Я уезжаю, малыш, – спокойно и буднично говорит Йенс одним утром. – А когда вернёшься? – светловолосый парень чертит пальцем узоры на его обнаженной груди. – Я не вернусь, – мужчина ловит испуганный взгляд и отводит глаза. Пауль тупо смотрит перед собой, пытаясь осознать сказанное. Как же так? – А я, Йенс? – А ты достоин большего, чем вот это всё, – мужчина красноречиво кивает на компанию во главе с Алёшей, пьяных ещё с ночи и выкрикивающих нескладные песни. – У тебя всё получится. Он осторожно убирает руку со своей груди и быстро целует любовника куда-то в уголок губ. Пауль стискивает зубы и отворачивается, а бешенный стук его сердца заглушает звук удаляющихся по песку шагов.***
Яркий свет из окна освещает постель. Рихард сонно пошевелился, отворачиваясь от солнца. Пауль наконец устало опускает голову на подушку и устраивается рядом, пытаясь не потревожить сон друга. Что теперь? Он получил все, чего хотел, и о чем думал так долго. Вот только он никогда не спрашивал себя, что будет дальше. Уж кто-кто, а Ландерс знал, что Рихард отличный друг, но определено паршивый партнёр. И с женщинами он расставался без сожалений и часто не слишком деликатно. Впрочем, у него всегда было все по-настоящему и навсегда. С каждой. Обнаженного плеча Пауля касаются мягкие губы. – Просыпайся. Неужто вчерашняя ночь настолько лишила тебя сил? Ландерс секунду лежит недвижимо, а затем медленно оборачивается. – Доброе утро. Сил у меня предостаточно, – он тепло улыбается и проводит рукой по животу друга, – можем проверить.***
– Вот это было действительно доброе утро, Рих! – Ландерс расплылся в довольной улыбке, зарываясь лицом в волосы друга. Пауль плотнее прижался к обнаженной спине, так что Рихард слышал его учащенное, неровное дыхание, заставляя вновь ощущать желание. Круспе запрокинул голову, удобно расположившись на груди Пауля, и прикрыл глаза. Он ощутил, как нежные губы скользнули к шее, вытирая прохладную капельку воды, стекающую с влажных после душа волос. Мягкая рука снова сжимала его член, не успевший опасть после недавнего оргазма. Пальцы другой руки ласково касались груди, заставляя непроизвольно вздрагивать. – Что ж, Круспе, хочу отметить, что твой рот годится не только для неумелого пения в микрофон. – Пауль тихо рассмеялся, прижав губы к виску Рихарда. – Заткнись, Ландерс. Уж я-то умею побольше твоего. – Рихард высвободился из объятий и неторопливо встал с кровати. – Да куда мне до тебя, сосёшь ты явно лучше, чем поёшь. – Пауль продолжает смеяться, развалившись на кровати. – А знаешь, я даже не буду ничего отвечать на твои дурацкие шутки, – Рихард запрыгал на одной ноге, запутавшись в собственных брюках. – Потому что мне нравится, что ты опять шутишь. А то в последнее время я уж подумал, что ты потерял в этом сноровку. Рихард наконец разобрался с одеждой и, подняв с пола вещи Пауля, бросил ими в друга. – Но ты просто сохнул по мне. – Круспе самодовольно улыбнулся, сложив руки на груди. – Давай, одевайся. Кто-то обещал сегодня сесть за руль. Пауль перестал смеяться и внимательно посмотрел на друга. – Я от своих слов обычно не отказываюсь.***
Жизнь в Берлине шла своим чередом, напоминая о нерешенных делах и трудностях. Пауль хотел поскорее вернуться к студийной работе, но сейчас почему-то часто вспоминал их с Рихардом маленькое дорожное приключение, где все было понятно и легко, а мысли о будущем еще не успели прочно обосноваться в голове. Дома же Рихард очень часто искал встречи, и задавал слишком много вопросов, на которые у Пауля не было ответов. Кто они друг другу? Что они будут делать дальше? Как им стоит себя вести? Он считал, что если классифицировать эмоции, то это поможет их контролировать. А Паулю было важно только то, что они с Рихардом все те же друзья, просто теперь еще более близкие. Так зачем все усложнять ненужными формулировками? Пауль и раньше часто бывал в доме друга, но, откровенно говоря, не чувствовал там себя уютно. Он практически никогда не оставался на ночь, исключая случаи, когда был слишком вымотан физически. Сегодня же было уже слишком поздно, чтобы ехать к себе и ложиться спать на пару часов. – Знаешь, я обнаружил побочный эффект у наших с тобой взаимоотношений, – замечает Рихард. – Теперь ты со мной не споришь и поддерживаешь мои идеи в работе. Пауль нахмурился, ему совсем не нравились такие разговоры. – Вообще-то, я с тобой согласен потому, что наши мнения совпадают, а не потому, что мы трахаемся. И если ты будешь предлагать какую-нибудь херню, то от меня первым об этом услышишь.***
Запись нового альбома не обещала быть лёгкой. Разногласия и конфликты в группе достигли своего предела, словно за последние 10 лет в каждом копилось то, что сейчас выплескивалось в бесконечные ссоры на повышенных тонах. – Как же вы все меня заебали. – Рихард закуривает, стряхивая пепел прямо на пол студии. – Этот альбом будет последним, видеть вас не могу. – О, началось, – устало замечает Пауль, спрыгивая со стола. – У тебя каждая запись последняя. Остынь. Остальные участники если и удивлены поведением лид-гитариста, то только в плане того, что сейчас фокус его недовольства переместился исключительно на них. С Ландерсом он взаимодействовал спокойно, если не сказать – бережно. Интересовался его мнением, легко шёл на компромиссы. Но два гитариста – это ещё не вся группа, поэтому работа над альбомом последнюю неделю фактически стояла. – Не хочу я остывать, на сегодня хватит, – Рихард подходит к Паулю и обнимает его сзади, притягивая к себе. – Пошли отсюда. Плечи ритм-гитариста деревенеют. Ему кажется, что он ловит на себе насмешливые взгляды. Пауль пытается осторожно высвободиться, но не успевает. – Поглядите-ка, – Флаке привлекает внимание тех, кто ещё не заметил идеалистичной цены, – наши ребятки уже наработались. – Ага, – подхватил Тилль, – будут сейчас обниматься и обсуждать, какие мы тут все мудаки, не ценим их идеи, теперь уже общие, кстати. Пауль резко сбрасывает с себя чужие руки и, не сказав ни слова, выходит из студии. На улице его догоняет Рихард. – Пауль, какого черта? Тот оборачивается и раздраженно бросает: – Ты бы ещё за хуй меня при всех подержал, чего уж там. Круспе останавливается в шаге от друга. – Ничего, что мы все обнимаемся последние 25 лет? Если у тебя поменялись планы, так и скажи. – Нет, блять, не поменялись, – отвечает Ландерс. – Если я что-то обещаю, то я это делаю. Только тебе сегодня со мной не понравится.