desperate measures (i'll give you something to cry about)

Экономика скучная. Чонгук решает это спустя полчаса после начала лекции в семь вечера, когда профессор начинает говорить об инфляции, и он думает, как было бы хорошо оказаться где угодно, но только не здесь, в переполненной, плохо вентилируемой аудитории с тремястами уставших двадцатилетних студентов. Ему даже не обязательно быть здесь, его профессор выкладывает все свои лекции и заметки онлайн, но Чонгук честно пытается быть хорошим студентом и пропускает занятия только если ему нужно время, чтобы закончить домашнее задание, или что-то важное. Но эта лекция невыносимо скучная, и так сложно сфокусироваться, когда материал такой сухой и неинтересный. И тупая боль в голове на протяжении уже двадцати минут совсем не помогает. Он достаёт свой телефон – несколько сообщений из группового чата, парочка в Снепчате от Тэхёна и несколько уведомлений от Хосока, отмечающего его в мемах. Он проверяет групповой чат, но это были всего лишь Сокджин, пишущий о своей диссертации, и Чимин, предлагающий ему помощь, – ничего необычного. Он отвечает на тупые посты Тэхёна странным фильтром и кладёт телефон обратно в карман, вздыхая и стараясь вновь сфокусироваться на лекции. Слова, кажется, плывут перед глазами, а головокружение усиливает головную боль. Его желудок сжимается, но он отмахивается от этого, как от последствия головокружения. Намного позже вечером, когда Чонгук открывает двери университета, выходя на холодный воздух и сразу же начиная дрожать – его куртка была не такая теплая, но честно говоря, он не может позволить себе достаточно хорошую. Он надевает наушники и нехотя собирается идти домой, сильнее натягивая свою бини на уши и стараясь хоть как-то согреть их. Пока песня играет в его наушниках, расслабляя, Чонгук мысленно проходится по плану на выходные: у него остались бухгалтерский проект, стирка, ещё нужно придумать, что подарить на дни рождения Джину и Тэхёну и заказать онлайн, и, если останется время, может быть он начнёт готовиться к тесту по математике, который будет на этой неделе. О, и ещё у него экзамены в середине семестра, к которым он тоже должен подготовиться. Он шёл, наверное, минут пять, когда вдруг чувствует, как болезненный пламенный жар пронзает всё тело, он задыхается, шатаясь из стороны в сторону и вытягивая руки, опираясь о кирпичную стену. После нескольких секунд, казалось, всё прошло, и он начинает выпрямляться, но тут всё повторяется снова, и Чонгук вскрикивает на этот раз, вцепившись в живот, пока боль пронзает всё его тело. Он никогда раньше не чувствовал ничего подобного, и это пугало потому, что он ненавидел не знать о том, что происходит. Его голова как в тумане, как будто он накидался какой-то наркотой. Его сердце сильно бьётся о грудную клетку, когда он понимает: что-то не так. Чонгук пытается восстановить дыхание – вдох, выдох, вдох, выдох, как Намджун-хён учил его – и старается придумать, что ему делать. Он вытаскивает телефон из кармана и дрожащими пальцами вводит номер того, кто, он надеется, даст ответы на все вопросы. – Гук-а? Что случилось? Уже поздно, – хриплый, уставший голос Юнги приветствует его, когда он берёт трубку, и Чонгук дышит, наверное, облегчённо, потому что Юнги незамедлительно спрашивает. – Всё нормально? – Н-нет, – тяжело дышит Чонгук. – Х-хён, пожалуйста, помоги м-мне. Я… Я не понимаю, чт-что со мной не так, – выдыхает он между рыданиями. Он слышит шум и бормотание на другом конце, и Чонгук понимает, что Юнги должно быть сейчас в кровати с Хосоком и Тэхёном, сразу же чувствуя себя хуже из-за того, что побеспокоил их. – Х-хён, прости, ты должен пойти с-спать. – Нет, Чонгук, скажи мне, что не так, и я помогу тебе, это то, зачем я здесь. Чонгук ощущает новою волну обжигающего жара и боль по всему телу, из-за чего начинает плакать, падая на холодный асфальт: – Хён, больно, я не знаю что делать, – хнычет он. Плотно закрывает глаза и старается заглушить рыдание, вырывающиеся из его горла. – Блять, окей, Гук-и, мне нужно, чтобы ты описал, что чувствуешь, чтобы я смог помочь тебе, окей? Где больно? – Ммм, в-везде, хён-и, моё тело всё как будто горит и болит так сильно, и я-я не могу заставить пройти это, – Чонгук всхлипывает, слёзы стекают по его щекам, когда терпеть жар становится труднее. – К-как будто огонь в животе. Голова, как в тумане. П-пожалуйста, Юнги-хён. Помоги мне. Он слышит резкий вздох старшего на другом конце, и Юнги говорит спокойным, заботливым голосом: – Чонгук-и, только не волнуйся, но скажи, ты чувствуешь себя возбужденным? В любых других обстоятельствах, Чонгук бы смущенно запищал в ответ, возможно бросил бы трубку и посмеялся бы над этим позже. Но он замолкает и оценивает то, как он себя чувствует и спустя минуту он замечает это – и осознание того, что подразумевает Юнги сбивает его как гребанный локомотив. Ох. Ох. – Гук-и? – Д-да, я тут, хён… просто- эм… – Ты возбужден, верно? – Юнги действительно спокоен сейчас, и Чонгук просто перестаёт бороться со слезами и позволяет им катиться по его щекам. – Я понимаю, что ты не хочешь это слышать, но у тебя течка, Гук. Чонгук позволяет своей голове удариться о кирпичную стену перед ним, зажмуриваясь, пока волны боли и возбуждения накатывают на его тело, затмевая разум всё больше и больше. Он не может спокойно дышать, всего этого слишком много для одного раза, он хочет просто сдаться и упасть прямо здесь, на холодную землю, но голос Юнги приводит его в чувство, удерживая в сознании. – Где ты сейчас? Дома? – Н-нет, я просто шёл домой с пар, и потом всё это началось, – Чонгук хнычет, рука опускается, впиваясь в живот. – Чонгук-и, ты должен пойти домой прямо сейчас. Хотя нет, это плохая идея. Ты не можешь провести свою первую течку один, – говорит Юнги, его голос твёрдый, и сквозь туман Чонгук вспоминает, как Чимин говорил ему пару ночей назад, как однажды Юнги провёл несколько своих течек один. – Тебе нужно найти того, кому сможешь довериться, того, кто сможет помочь тебе пройти через это, но ты должен добраться туда до того, как твоя течка обретёт полную силу, и у тебя совсем мало времени. Понимаешь? Чонгук действительно хочет просто сесть на этой улице и выплакать свои глаза, потому что к чёрту это, он не ожидал этого, он даже не думал, что станет омегой, но он здесь, тело не слушается и уже хочет узел в себе. Это похоже на ночной кошмар, ставший явью. – Чонгук-а, ты понимаешь? Уходи оттуда сейчас же. Если какой-нибудь тупой альфа коснётся тебя хоть пальцем, клянусь богом, я- , – грозно бормочет Юнги, и этого достаточно, чтобы вывести Чонгука из ступора, в который позволил себе упасть, тяжело поднимаясь на подкашивающиеся ноги. – Х-хорошо, хён. Я иду, – мямлит Чонгук, закидывая рюкзак на плечи и оглядываясь, прежде чем выйти обратно на тротуар. В четверг поздно вечером в этой части города гуляет не так много людей, поэтому пока он в безопасности от всяких извращенцев. – Скажи Чимину, что я убью его, если он не позаботится о тебе, – говорит Юнги, прежде чем бросить трубку, и всё, что может сделать Чонгук – это положить свой телефон в карман и игнорировать то, как его щёки начинают пылать так же сильно, как и его живот прямо сейчас. Как Юнги смог отгадать, к кому Чонгук собирался пойти, он понятия не имеет, но ему всё равно ужасно неловко. Хотя, по правде, для друзей не секрет, что Чимин – его краш уже почти четыре года по факту, Чонгук почти точно уверен, что в неведении остаётся только сам Чимин. Квартира Чимина, на самом деле, была по пути к кампусу Чонгука, поэтому он дошёл до места за десять минут, но с каждым шагом идти становилось всё труднее и труднее. К тому времени, как он тащится в пустом коридоре к лифту, его тело и разум так далеко ушли, что он едва может идти прямо или ясно мыслить. Чудом он добирается до четвёртого этажа – слава богу, лифт оказался пустым, в ином случае подъём был бы катастрофическим – и практически падает у чиминовой двери, сворачиваясь калачиком на полу перед ней. Подняв слабо сжатый кулак, он стучит два раза, сбросив свой рюкзак с плеч прямо на пол. Дверь открывается спустя несколько секунд, и в дверном проёме появляется одетый в спортивки Чимин, испуганный видом перед ним. – Чимин-и-хён, пожалуйста… – Чонгук скулит, смотря на него полузакрытыми глазами. – Пожалуйста, помоги мне. – Гук-и, что… – Чимин осматривает его с ног до головы, и затем вдруг усиленный течкой, мощный запах бьёт по нему, отчего он чуть не падает. – Дерьмо, у т-тебя течка? Чонгук плачем отзывается на это слово, начинает удушливо рыдать, бесцельно тянется к Чимину. – Пожалуйста, пожалуйста, нужно чтобы хён-и помог, – умоляет он, двигаясь, чтобы ухватиться за ногу Чимина, как маленький ребёнок, устраивающий истерику. Но страсть и желание переполняют на мгновение всё его тело, и он начинает бесстыдно тереться о чужую ногу. Чимин в полном неверии смотрит на то, как один из его близких друзей, рыдающий и умоляющий, бесстыдно потирается о него. – Малыш, почему ты не заходишь внутрь? – он старается упросить Чонгука подняться, желая увести его из коридора, где его мог бы увидеть любой из его любопытных соседей, внутрь, где он мог бы попытаться выяснить, что делать с этим беспорядком, устроенным проявленным омегой. Он действительно зрелище: слёзы по его щекам текут вниз, пот увлажняет его мягкие вишнёвые волосы и заставляет их липнуть ко лбу. Чимин осторожно отрывает Чонгука от бедра, но передумав, поднимает его, удерживая на руках. Чонгук хнычет, утыкается носом в шею Чимина, вдыхая воздух рядом с запаховой железой, что Чимин старается игнорировать. Он несёт его в спальню, где аккуратно кладёт Чонгука на матрас и отступает назад, что омеге, кажется, не нравится ни капли. Сразу же после того, как Чимин отходит назад, Чонгук начинает плакать от боли, руки тянутся к Чимину, который не может поверить, что это происходит прямо сейчас. – Гук-и, милый, зачем ты пришёл сюда? Ты должен был пойти домой, – спрашивает Чимин, сидя на краю кровати и наклоняясь к лицу мальчика, развалившегося на простынях перед ним. Он пытается притвориться, что вид Чонгука, лежащего вот так, тяжело дышавшего и нуждающегося, не шевелит что-то внутри него. Он нежно поглаживает ногу младшего, зная, что, по крайней мере, немного телесного контакта чуть-чуть успокоит его. – Это началось, когда ты шёл домой? Чонгук кивает, выглядит измученным, даже после того, что ничего не делал. – Я позвонил Юнги-хёну, он с-сказал не проводить течку одному… сказал, что Гук-и должен найти того, кому я… я доверяю, – он съёживается, прижимая ноги к груди в попытке стать меньше, спрятаться. – Т-ты единственный человек, о котором я смог думать. – Но, Гук, мы не… – он изо всех сил старается правильно выразить свои мысли. – Мы не встречаемся или что-то такое, почему… почему ты пришёл ко мне? Конечно, это не правда, что только парочки проводят свои циклы вместе; довольно частое явление, когда одиночки проводят течки или гоны друг с другом, что-то между партнёром по сексу и близким, надёжным другом. Это определенно не просто какой-то непонятный человек, которого выбирают в качестве партнёра на ночь, это решение требовало много раздумий и размышлений – омега во время течки наиболее уязвимая, и решить, кому можно видеть тебя в таком состоянии, было нелегко. Хныкание вырывается из горла младшего, и Чимин напрягается. – Хён не хочет… не хочет Гук-и? – Чонгук кусает губу, глаза намокают от одной мысли, что он отвергнут не просто каким-то старшим альфой, а тем, на которого у него был краш четыре года, тем, с которым он мечтал быть вместе до конца. Медленно он начинает подниматься, пока плохие, жестокие мысли заполняют его голову, говоря, что он недостаточно хорош, недостаточно мил для альфы – для Чимина – чтобы тот захотел позаботиться о нём. Он поднимается с некоторой сложностью, но потом, когда только встаёт на ноги, волна интенсивных судорог сильно ударяет по нему, и он плачет, когда его ноги подкашиваются, а сам падает на пол. Свежие слёзы бегут по щекам, но он не может смотреть на Чимина после того, как он отверг его. Не знает, сможет ли он ещё когда-нибудь посмотреть ему в глаза после этого. Чимин борется с собою: с одной стороны, он не может отправить Чонгука в таком состоянии домой, проводить свою первую течку самому, но он также знает, что между ними никогда и ничего больше не будет прежнего, если он сейчас поможет омеге пройти через это. Чимин тянется и кладёт руку на чонгуково бедро, мягко сжимая. – Малыш… это не значит, что я не хочу помочь тебе, я просто… не уверен? – вздыхает он, наклоняясь и поднимая младшего с твёрдого пола. – Всё изменится между нами, если мы сделаем это, Гук-и. – Н-не волнуйся, – скулит Чонгук, извиваясь, пока не усаживается удобно на бёдрах альфы, головой утыкаясь в плечо Чимина. – Нужен хён. Т-так больно, Чимин-и, – он втягивает в легкие воздух рядом с запаховой железой Чимина, позволяя с губ сорваться тихому стону, когда запах морской воды и сосны забивается в нос. – Пожалуйста… альфа. Одного этого слова, произнесённого скулящим, полным желания голосом, достаточно, чтобы Чимин застонал, а член в штанах начал твердеть, пока он пытается обуздать свои гормоны, которые просто кричат сделать этого омегу своим. Чонгук отзывается, сжимая бёдра, лбом утыкаясь в плечо Чимина и задыхаясь от возбуждения. – Чимин, пожалуйста, помоги мне. Т-трахни меня, – бормочет он, а Чимин не может ничего поделать, когда его бёдра поднимаются по собственному желанию, встречаясь с чонгуковыми, пока те трутся о чиминовы. – Чёрт, Гук, мы не должны- не должны делать это, – говорит он сквозь стиснутые зубы, пока чужие бёдра потираются о его полувставший член, который теперь уже видно из-за тонких штанов. – Пожалуйста, я буду х-хорошим, – дыхание Чонгука сбивается, когда их бёдра встречаются, наслаждение проходит сквозь него, словно электричество. – Очень хорошим для альфы- Чимин убирает одну руку с тонкой талии Чонгука, вместо этого кладёт её на его попу, сжимает крепко и стонет. – Блять, ты, малыш, такой хороший мальчик. Боже, посмотри на себя, мм? Так грязно и отчаянно нуждаешься в моём члене, да? – он не знает, когда принял решение пройти через это, грязные слова вылетают из его рта с лёгкостью, но он знает, он хочет этого и уже нет пути назад. Бёдра Чонгука дрожат, задушенный стон слетает с его губ от этих развратных слов. – Д-да, хочу его, хочу твой член так сильно, пожалуйста, пожалуйста- , – он опускает руку между ними и касается выпуклости на штанах Чимина, сжимая её как можно плотнее. – Хочу его во рту, хён, могу я? – Дерьмо- да, конечно, малыш. Соси мой член очень хорошо, мм? – Чимин передвигается, чтобы усесться в изголовье кровати, и смотрит, как Чонгук стоит на коленях перед ним, такой красивый и развратный, когда протягивает свои руки и стягивает вниз спортивки Чимина, подставив его обнажённый уже твердый член холодному воздуху. Рот Чонгука мокрый, Чимин не очень длинный, но такой толстый, Чонгук не может не представить, каково это иметь такую толщину внутри себя. Раскрывающую его изнутри. Оборачивая ладонью основание члена, Чонгук опускает свою голову и вбирает головку в рот, как котёнок, лаская её дразняще. Чимин кладёт руку на затылок омеги, нежно сжимая волосы, и давит вниз, пока весь его член не оказывается во влажной теплоте рта Чонгука. – О, блять- так хорошо, мне так приятно, Чонгук-и, – Чимин стонет, задавая темп рукой на чужой шее. Чонгук двигает головой, вбирает Чимина на всю длину, позволяя кончику члена ударяться о заднюю стенку горла, пока он не начинает слегка задыхаться, Чимин сразу же отодвигает его, позволяя дышать: – Шшш, всё хорошо, ты сделал всё правильно, малыш, – успокаивает он, мягко поглаживая заднюю сторону его шеи. Чонгук наклоняется, чтобы попробовать снова, вбирая член Чимина и посасывая кончик, зарабатывая стон и усилившуюся хватку в своих волосах. Он медленно опускается ниже, пока член не скрывается почти полностью в его рту, на этот раз быстрее двигая головой и используя руку, надрачивая ту часть, что была вне его рта. Он смотрит вверх на Чимина, не отрывая своих слезящихся глаз от альфы, когда сглатывает с членом во рту, а Чимин издаёт самый громкий стон. Прежде чем понять, Чимин чувствует, что он почти на пике, поэтому слегка дёргает Чонгука за вишнёвые волосы в качестве предупреждения. – Этого достаточно, милый. Сделал мне так хорошо, малыш, – Чимин аккуратно отводит его от своего члена, с обожанием ласкает его щёчку, пока мальчик смотрит на него с широкими, яркими глазами и красными, припухшими губами. – Такой прелестный, правда, Гук? – тихое, слабое хныканье вылетает из горла Чонгука, когда он ёрзает и краснеет от этих слов. Чимин посмеивается, лохматя его волосы. – Малышу нравится похвала, мм? Так мило, – он улыбается, когда Чонгук неуверенно двигается, напоминая прелестного домашнего котёнка. Чонгук садится на колени, жуя губу и поскуливая мягко. – Что такое, милый? Что-то хочешь? Скажи альфе, – мягко спрашивает Чимин, успокаивающе поглаживая его бёдра. – Нет… это смущает, – бормочет Чонгук, опуская голову. – Хей, – говорит Чимин усаживая его обратно на свои колени. – Не стесняйся меня теперь, малыш. Давай, ты можешь быть хорошим и сказать мне это. – … просто- хочу поцелуй. Сердце Чимина тает. Улыбка появляется на его лице, и он воркует, кладя ладони на его щёчки и притягивая к себе, пока расстояние между ними не сокращается до пары сантиметров. Чимин проводит большим пальцем по нижней губе Чонгука: – Малыш хочет поцелуй? Всё что тебе нужно – это попросить, милый, – с этими словами он двигается ещё ближе, сокращая между ними оставшееся расстояние. Поцелуй начинается мягко, но с нарастающей интенсивностью, язык Чимина скользит по нижней губе Чонгука – младший мгновенно размыкает губы, позволяя чужому языку углубить поцелуй. Чонгук теряется в этом моменте, когда внезапно чувствует, как его живот скручивается, и у него совсем нет времени понять, что не так, когда чувствует влажность сзади. Он громко скулит, чувствует себя неловко, ёрзая на чиминовых бёдрах. – Что такое, Гук-и? – спрашивает Чимин, разрывая поцелуй, чтобы посмотреть на мальчика. Чонгук надувает губы, двигаясь: – Я мокрый, – всё, что он говорит, но Чимин понимает и тянется ему за спину, чувствуя пропитанный влагой материал. – Бедный малыш, – говорит Чимин. – Хочешь избавиться от этого? Чонгук кивает и поднимается, чтобы помочь Чимину стянуть свои влажные джинсы. Как только его штаны и трусы оказываются стянуты и брошены в сторону, комната сразу же наполняется пьянящим запахом омежьей смазки, и без того сладкий запах Чонгука усиливается, забивается в лёгкие, заставляя задыхаться им. Чимин стонет: – Пахнешь так хорошо, малыш. Уверен, на вкус ты такой же сладкий. Дыхание Чонгука сбивается, и он не может не откинуть голову назад, обнажая шею и подчиняясь своему альфе. Чимин облизывает губы, обхватывая талию мальчика одной рукой и лаская чужую щеку другой. Он наклоняется и подчиняется своим инстинктам, ведя носом по челюсти Чонгука и его запаховой железе. – Мой малыш, – бормочет он, больше себе, чем кому-то, но Чонгук всё равно слышит и хнычет слишком отчаянно. – Мм, повернёшься для меня, милый? Хочу увидеть твою прелестную маленькую дырочку. Уверен, она вся мокрая из-за меня, мм? Чонгук, не теряя времени, поднимается, разворачивается и снова ложится на бёдра альфы, открывая вид на свою обнажённую, чистую попу Чимину, который мычит оценивающе: – Такой прекрасный, малыш. Боже. Посмотри на себя, – не медля, Чимин хватает воздушные половинки Чонгука и разводит их широко, чтобы стал виден его проход, розовый и влажный от смазки, такой, каким он его себе и представлял. Он проводит большим пальцем по краю, слегка проскальзывая внутрь, когда мягкие вздохи омеги эхом разносятся по всей комнате. – Хочу попробовать тебя на вкус, малыш. Это не слишком? – Боже- д-да, пожалуйста, альфа, о- ох-! – слова Чонгука прерываются высоким стоном, когда он внезапно чувствует тёплый язык Чимина на своей дырочке, нетерпеливо слизывающий его смазку. Чонгук прячет лицо в подушку и поднимает попу выше, прижимаясь к лицу Чимина в отчаянной попытке стать к нему ближе, глубже. Его ладони сжимают простыни, когда он стонет, такой потерянный в наслаждении, отдающийся горящему у него в животе огню. – Такой сладкий. Как грёбанные персики, – бормочет Чимин, отрываясь на мгновение, и снова припадает к дырочке, проталкивая язык внутрь, слыша громкий, задушенный стон Чонгука. Непристойные звуки, издаваемые Чимином, такие хлюпающие и грязные, подводят Чонгука к краю. – Х-хён, я б-близко, – шепчет Чонгук через пару минут, бёдра трясутся от наслаждения и силы приближающегося оргазма. – Кончи для меня, малыш. Кончи для альфы. Чимин протягивает свою гладкую руку и оборачивает её вокруг твердого, оставленного без внимания и истекающего смазкой члена Чонгука, надрачивая его и в то же время облизывая и обсасывая его дырочку. После всего нескольких движений рукой, младший изливается на руку Чимина с громким криком, руки подкашиваются и роняют его на кровать. Однако, это только начало, и всего через несколько минут Чонгук снова стонет и ёрзает, пытаясь усесться. Чимин всё ещё сидит в изголовье кровати, голова откинута назад, глаза закрыты, пока он лениво поглаживает себя. Такой вид заставляет Чонгука хныкать, он не может даже думать о том, чтобы смущаться, когда протягивает свою руку, принимаясь ласкать мокрый, всё ещё чувствительный проход указательным пальцем. – Малыш снова готов? – тянет Чимин, его голос низкий, опьяняющий. – Мило. Хочешь подразнить свою дырочку для меня? Только не кончай. Чонгук скулит, откидывая голову назад, когда его палец почти полностью погружается сквозь тугие мышцы внутрь, дрожь проходит через всё его тело. – Ммм, хён- – Каково это, Гук? Чонгук только хнычет, проталкивая палец в проход вплоть до костяшек, скользит легко, благодаря смазке, вытекающей из его дырочки. – Используй слова, малыш. Давай, скажи альфе, как тебе хорошо трахать свою узкую маленькую дырочку своим пальцем, мм? – Так… так хорошо, альфа. Но не- не хватает, – омега сгибает палец в попытке найти лучший угол. – Нужен хён, нужен ты внутри. Чимин улыбается, наблюдая, как младший стонет, когда добавляет второй палец, его бёдра отрываются от постели, когда он поднимает свою попу выше. – Растяни себя для меня, и тогда получишь член хёна, хорошо? Чонгук кивает неистово, быстро вставляя третий палец несмотря на то, что не был готов к такой растяжке, и плачет, бёдра трясутся. – Ч-чимин-и, – всхлипывает он, лицо спрятано в простынях, пальцы двигаются отчаянно быстро, чтобы подготовить себя, как можно скорее, чтобы альфа смог хорошенько оттрахать его. Он практически бредит, так он нуждается в этом, задыхается от слёз, стекающих по его щекам: - Пожалуйста, Гук-и был хорошим, пожалуйста, пожалуйста! Стоны. Рука Чимина надрачивает член в быстром темпе, его взгляд ни на миг не отрывается от Чонгука и от того, как его же рука разрабатывает проход, исчезая внутри; пьянящий запах ванили и персиков, наполняющий воздух, такой яркий, что его можно попробовать на вкус. – Чёрт, малыш. Знал бы ты, как прекрасно выглядишь прямо сейчас. Мог- мог бы сделать красивую фотографию моей маленькой омеги-шлюшки, тебе понравилось бы? Уверен, что да, – Чимин вздыхает, когда подушечкой большого пальца касается чувствительной головки члена и позволяет себе откинуться на изголовье кровати, его глаза закрываются. Чонгук смотрит на Чимина, видит, как он возбуждён, и стонет, вытаскивая пальцы с хлюпаньем, смазка стекает по внутренней стороне его бёдер, когда он поднимается, чтобы подползти к старшему. – Хён-и, я готов, – говорит он, заползая на бёдра альфы и оставляя засосы на его шее. – Пожалуйста, трахни меня, Чимин, ты так н-нужен мне. Чимин открывает глаза, видя отчаянного, податливого малыша на своих коленях, умоляющего трахнуть его, и стонет. – Мм, хочешь объездить меня, малыш? Покажи хёну, насколько сильны эти бёдра. Чонгук давится стоном, кивает Чимину в грудь: – Хочу, очень хочу, – он обхватывает руками шею Чимина, приподнимая бёдра, пока старший берёт в руку свой член, пристраивая его ко влажному входу омеги, и, наконец, Чонгук опускается вниз, его глаза с трепетом закрываются, когда его заполняют до конца, ноющая пустота, которую он чувствовал прежде, теперь исчезла. – Так много тебя, хён-и, так хорошо, – бормочет он, привыкая к размеру. Чимин, не стесняясь, стонет громко и низко. Ощущение влажной обжигающей теплоты Чонгука вокруг члена невероятно, наслаждение, окружающее его подавляет, в хорошем смысле. Он рывком поднимает бёдра, без предупреждения врываясь в податливого, нуждающегося омегу на нём, который испускает задушенный стон, руки крепко хватаются за плечи Чимина, когда он со знанием дела опускает бёдра, принимая толчки альфы. – Ох, о блять, – Чонгук откидывает голову назад в наслаждении, поднимая и опуская бёдра, прежде чем находит нужный темп, делая бёдрами маленькие восьмёрки, подпрыгивая вверх и вниз. – Х-хён, альфа, б-блять, так- так хорошо. Взглянув на Чонгука, его мокрую от пота чёлку, прилипшую ко лбу, приоткрытые розовые лепестки губ, с которых сыпались сладкие, плаксивые стоны, Чимин был поражён осознанием того, насколько Чонгук прекрасен. И возможно его влечение к младшему было чем-то, что он всегда скрывал, запирал в самом дальнем уголке своего сознания, боясь, что эти чувства и мысли могут разрушить их дружбу, которую он так старательно строил. Чимин мысленно возвращается на все эти годы назад – милый, маленький второкурсник Чонгук, такой расстроенный, потому что не справлялся с математикой и такой отчаянно нуждавшийся в помощи, и как, может быть, Чимин подошел к учительнице младшего и предложил себя в качестве его репетитора, практически умоляя её позволить ему помочь Чонгуку и подтянуть его, а не завалить, как она планировала. Тэхён дразнил его. Называл его влюблённым идиотом за то, что он сделал бы что угодно, просто чтобы провести больше времени наедине с прелестным мальчиком с кроличьими зубками, который год назад забрёл в танцевальный класс со своими большими, полными восхищения глазами. Но Чимин об этом не беспокоился, просто двигался дальше, и в конце концов его старания были вознаграждены – хотя он и не мог избавиться от ощущения, что было бы лучше, если бы их дружба стала чем-то большим. Поэтому, когда Чонгук появился у его двери ранее, течный, плачущий и умоляющий ему помочь, Чимин испугался. Испугался, потому что знал, что если поможет Чонгуку с течкой, то несомненно достанет все те чувства, что так давно тщательно скрывал. Но правда была в том, что он слишком сильно заботился о Чонгуке и знал, что мальчику больше не к кому обратиться за помощью. Чонгук над ним испустил пронзительный стон, когда Чимин толкается бёдрами особенно резко, глаза омеги распахиваются в неверии: – Нххх, п-прямо здесь, да, да, да блятьблятьблять- Чимин, – Чонгук кричит, его тело резко падает вперёд, слишком одержимое наслаждением, чтобы держаться прямо. – Уже близко, милый? – Чимин тяжело дышит, руки движутся, сжимая чонгуковы бёдра, и направляют его вверх и вниз. Он толкается туда, где Чонгуку больше нравится, наблюдая, как его мальчик разваливается на части в его руках. – Д-да, блять, о-очень близко, пожалуйста, альфа, потрогай меня. Чимин убирает одну руку с талии младшего и берёт его пульсирующий, мокрый член, большим пальцем потирая сочащуюся смазкой головку. Он в том же темпе дрочит ему, что и загоняет свой член глубоко в его задницу, снижая ритм, когда приближается к кульминации. Хватило меньше, чем пары толчков прежде чем Чонгук, рыдая, излился горячей спермой на руку Чимина, альфа поглаживает его, пока младший испытывает сильный оргазм. Чонгук разрушается весь, его тело дрожит полностью после испытанного удовольствия. Он издаёт жалостливый стон и прячет своё лицо в изгибе плеча Чимина. – Могу я продолжить? Я уже почти, — спрашивает Чимин мягко, выводя на спине Чонгука круги. Омега только кивает устало, всё его тело лежит на чиминовом, полностью отказывавшееся хоть как-то поддерживать свой собственный вес. Чимин берёт медленный размеренный темп, аккуратно избегая простату Чонгука, когда постепенно приближается к разрядке. Чонгук хнычет, когда чувствует чиминову сперму внутри себя, тёплую и наполняющую его до краёв. Чимин ждёт несколько минут, прежде чем аккуратно вытащить свой член. Омега скулит от внезапной пустоты внутри, дырочка сжимается вокруг ничего, пока сперма медленно вытекает из него наружу. Чимин встаёт и на мгновение исчезает, появляясь вновь с тёплой одеждой и стаканом воды. Он ставит стакан на прикроватную тумбочку и забирается обратно в кровать, садится позади Чонгука и старается его очистить. – Выпей это, – он кивает на стакан, после того как бросает грязное полотенце в сторону и ложится рядом с Чонгуком. – Мм. Не хочу двигаться. Чимин посмеивается: – Давай, будут не очень весёлые выходные, если ты будешь валяться в больнице из-за обезвоживания. Выпей это, и мы сможем отдохнуть немного, перед новым заходом. Ты захочешь, чтобы твоя энергия была с тобой, поверь мне. Чонгук кривит лицо, но он выглядит скорее милым, чем расстроенным, когда его щёчки упираются в подушку, а губки недовольно надуваются. Тем не менее он медленно приподнимается на локтях, хватая стакан с тумбы и выпивая содержимое одним глотком. – Хороший мальчик. Чонгук заливается краской. – Обнимашки? – спрашивает Чимин, когда омега ложится обратно в постель, ёрзая в попытке устроиться поудобнее. Чонгук смотрит на него этими нереальными глазами, в которые Чимин влюбился еще в старшей школе. – Ладно, – бормочет он и прижимается ближе к альфе, укладывая голову на крепкую грудь Чимина и нерешительно обхватывая его живот. Чимин только смеётся на его застенчивость и прижимает к себе ближе. Он закрывает глаза, довольно вздыхая. – Спасибо, хён, – тихий голос Чонгука отдаётся эхом в комнате. Чимин прикусил губу, успокаивающе поглаживая младшего по волосам. – Спи спокойно, Чонгук-и.