***
На следующее утро Гарри оделся и позавтракал, ничего не сказав Рону. Теперь оба мальчика сидели на противоположных концах стола и избегали друг друга. Даже Гермиона была немного подавлена: она задала только пять или шесть вопросов о кулинарных ингредиентах Релле и семь — о свойствах некоторых ингредиентов Северусу. После завтрака Гарри предложил Гермионе прогуляться с ним на природу. — Я обещаю, что не позволю никому напасть на тебя, — тихо прошептал он. Гермиона улыбнулась. — Я доверяю тебе, Гарри. — Затем она посмотрела на Рона, который, как она знала, тоже хотел пойти, но был слишком горд, чтобы спросить, и сказала: — А Рон тоже может пойти? Гарри неопределенно пожал плечами. — Нет, — перебил его Северус. — Мистер Уизли должен закончить кое-какие дела для меня. — О, точно, — пробормотала Гермиона. — Я и забыла о твоем наказании, Рон. Рон не забыл, хоть и надеялся, что Снейп забудет. Он с беспокойством посмотрел на своего профессора. Северус ответил строгим взглядом. — Как вы себя чувствуете сегодня, мистер Уизли? Не очень болит, правда? Рон покачал головой. — Нет, сэр. Эта штука, которую вы мне дали, действительно работает. — А вы сомневались? — Нет, сэр. Ваши зелья всегда работают. Мастер зелий поднял бровь. — Спасибо вам за безупречное признание моих способностей, Рональд, — сухо сказал он. — Вы пойдете со мной в лабораторию. Сегодня я буду делать еще одну такую мазь, потому что и вы, и Гарри, кажется, используете ее с пугающей скоростью. — Я буду готовить зелье, сэр? — Нет, мистер Уизли. Быстрозаживляющая мазь находится за пределами вашего нынешнего уровня знаний. Вы будете убираться. У меня есть шесть котлов, десять банок и двадцать пять мензурок, которые ждут, когда вы их почистите, а также ракушки, которые нужно перемолоть, и ивовые ветки, которые необходимо очистить от коры. К тому времени, как вы закончите, я надеюсь, что вы научитесь думать, прежде чем говорить. И ценить человека за дружбу, которую он может дать, а не за материальные блага, которыми он владеет. Ибо важно не то, сколько у вас есть, молодой человек, а то, что вы делаете с тем, что имеете. Пойдемте, мистер Уизли, я не могу весь день простоять здесь, пока вы бездельничаете. — Мы вернемся к обеду, папа, — крикнул Гарри через плечо, когда они с Гермионой вышли через заднюю дверь. Рон бросил на них тоскливый взгляд, прежде чем послушно последовать за Северусом в его лабораторию, чтобы начать свой круг наказаний, рассеянно потирая свой зад. Он никогда не забудет очень острый урок, преподанный игольником, и тот факт, что его ревность все еще могла стоить ему лучшего друга. Когда он начал тереть первый инкрустированный котел большой жесткой щеткой с небольшим количеством мыла, он понял, что очень хорошо понимает дружбу Гарри, полагая, что независимо от того, что он делал или говорил, Гарри всегда будет готов зарыть топор войны. Только теперь он понял, что зашел слишком далеко, и молился, чтобы Гарри нашел в своем сердце милосердие и простил ему его ужасные ошибки. «Поступайте с другими так, как вы хотите, чтобы они поступали с вами». Мать давным-давно преподала ему этот урок, но в какой-то момент он забыл о нем и думал только о себе и своих эгоистичных желаниях. Он стал тереть сильнее, морщась, когда мыло обожгло ему глаза и заставило их слезиться. По крайней мере, так он сказал себе, когда слезы смешались с мылом в котле после того, как он встал на колени и наполовину заполз внутрь, чтобы удалить липкую массу, покрытую коркой.***
Обед прошел точно так же, как и завтрак, только теперь Гермиона все болтала и болтала о замеченной ею прекрасной ониксовой лисе и каких-то редких полочных грибах. Рон ничего не мог поделать, так как все, что он видел в течение последних трех часов, было железом внутри котла или мыльной внутренностью мензурки. Северус позволил ему сделать перерыв на ланч, а затем сказал, что как только он закончит, то сразу же вернется в лабораторию и начнет перемалывать раковины раков. — Здесь так красиво, Гарри. Жаль, что я не могу остаться подольше, я вижу так много редких и экзотических животных, и Релла научила меня готовить яйца и печенье. — Может быть, ты придешь еще раз на следующий праздник? — предположил Гарри. Он даже не взглянул на Рона. Гермиона счастливо улыбнулась. — Мне, конечно, придется спросить родителей, но я бы с удовольствием. — Ее глаза метнулись к Рону, который быстро отвел взгляд. Он знал, что сейчас он изгой и будет счастлив, если его когда-нибудь снова пригласят в малахитовую хижину. И хуже всего было то, что он сам во всем виноват. Он резко отодвинул свой стул и встал, больше не испытывая голода. — Я должен вернуться и закончить наказание с профессором Снейпом, прежде чем он придет сюда и потащит меня обратно за ухо, — сказал он Гермионе. — Тогда тебе лучше поторопиться, — кивнула девочка. Уходя, Рон услышал, как она спросила Гарри: «Ты когда-нибудь простишь его?» И Гарри ответил: «Может быть».***
В ту ночь Рон рано лег спать, потому что был измотан, завершая работу. Теперь он понял, что имел в виду Гарри, когда говорил, что после такой рутинной работы он может заснуть стоя. Мерлин, лучше бы его отшлепала мама, чем делать всю эту чертову работу по дому весь день. По крайней мере, один раз — и порка закончилась. Она закончилась, но эти хлопоты продолжаются до бесконечности! Хотя он должен был признать, что во время выполнения этих обязанностей у него было много времени, чтобы поразмыслить о том, почему он их делает, и подумать, как он мог бы избежать этого и снова не оказаться в таком положении. Что, без сомнения, и было единственной целью такого наказания. Гермиона тоже рано легла спать, потому что хотела изучить книгу, которую она позаимствовала из библиотеки Северуса, под названием «Эффективные магические травы и грибы». Она вернулась в свою комнату с книгой, чашкой чая и несколькими вкусными песочными лепешками и вскоре жадно поглощала материал. Но сегодня вечером Гарри почему-то нервничал, и гнев, который он все еще испытывал по отношению к Рону, был похож на горячий горящий комок в животе. И все же, несмотря на то, что он был зол, ему совсем не нравилось игнорировать мальчика, потому что он слишком хорошо помнил, каково это, когда люди притворяются, что тебя не существует. Это было даже хуже, чем если бы кто-то кричал на тебя или тряс. Он гадал, сколько времени потребуется этому упрямому рыжеволосому мальчишке, чтобы прийти к нему и сказать, что он осознал свою ошибку и больше никогда ее не повторит. И тогда Гарри сможет простить его, и их дружба продолжится, залатанная по швам, но снова цельная. Если, конечно, Рон ценил их дружбу и не решил, что не стоит отпускать свою ревность и унижаться. Завтра у Рона будет последний полный день и ночь в хижине, а на следующее утро он отправится домой. Возможно, к завтрашнему дню… Гарри прислонился к окну, которое выходило в сад на кухне, задаваясь вопросом, правильно ли он поступил. В конце концов, Рон тоже был в некотором роде наказан игольником и Северусом. Тем не менее эти наказания ничего не значили бы, если бы Рон не признал, что его зависть почти разрушила их дружбу, и не понял, что его отношение к Гарри было ужасным, и он постарается никогда не повторять этого. Он подпрыгнул, когда почувствовал теплую руку на своем плече. — Ты сегодня беспокойный, Гарри. Гарри повернулся и задумчиво посмотрел на Северуса. — Я много думал, наверное. О том, что произошло между мной и Роном. — Ах. Перспектива потерять его дружбу сильно беспокоит тебя, я так понимаю? — Да. — Гарри беспокойно огляделся. — Мы можем поговорить об этом где-нибудь еще? Северус кивнул. — Почему бы нам не прогуляться? Луна сегодня просто ослепительна. — Хорошо, — быстро согласился Гарри и последовал за Северусом в сад. Несколько минут они шли молча, затем Северус остановился у кованой железной скамьи, расположенной под одной из яблонь, и сел. Гарри последовал его примеру и просто спокойно сидел в течение минуты, приводя в порядок свои мысли. Отец молчал, терпеливо ожидая, когда Гарри заговорит, засунув руки в рукава халата. Гарри тихо вздохнул и наконец заговорил. — Мне трудно простить Рона за то, что он сказал мне, папа. Я знаю, что должен простить, но я так зол, что не знаю, смогу ли. Он сказал мне, что сожалеет, а я сказал ему, что не прощу его сразу, что он должен доказать мне, что действительно сожалеет, и когда он будет готов снова стать моим другом, он должен прийти и найти меня. Но его последний день — завтра, а он все еще не пришел ко мне. Значит ли это, что он больше не хочет быть моим другом? Ты думаешь, я поступил неправильно, сказав ему все это? Я хочу помириться с ним, папа, но я тоже не хочу быть тряпкой для ног. Северус долго колебался, прежде чем ответить, потому что у него был только один настоящий друг его возраста, и это была Лили. Он едва ли считал себя подходящим человеком, чтобы спрашивать совета по этому вопросу. Но он был отцом мальчика, и он должен был немного успокоить его. — Я думаю, что это было мудрое решение, Гарри. Люди, которые позволяют себе стать половиками, терпят, когда на них наступают. В таких отношениях нет никакого смысла. Я рад, что ты заступился за себя, это, пожалуй, самое тяжелое для того, кто воспитан так, как ты. Тебя учили, что ты ничего не значишь, что твои мысли и чувства ничего не значат. И все же тебе удалось осознать, что ты заслуживаешь такого же внимания, как и все остальные, что тебе не нужно всегда ставить чужие желания на первое место и позволять им ходить вокруг тебя. — Я научился этому у тебя, папа, — тихо сказал Гарри. — Ты был первым человеком, который когда-либо заботился обо мне и заставил меня чувствовать себя особенным. — Хорошо. Потому что ты — это ты, а не только потому, что ты мальчик, который выжил. Ты особенный, потому что ты Гарри. Гарри улыбнулся, и от слов отца его охватило теплое сияние. Северус был одним из немногих людей, которые когда-либо заботились о нем как об обычном мальчике, только о Гарри, а не о знаменитости. Это было одним из лучших качеств Северуса Снейпа и одной из многих причин, почему Гарри любил его. — Спасибо, папа. Мне нравится быть «просто Гарри», ты же знаешь. — Да? Тогда ты точно не очень похож на своего отца. Джеймсу нравилось быть в центре внимания, и чем больше людей скандировало его имя на матчах по квиддичу, тем лучше. Ему нравилось это внимание. — Значит, я больше похож на маму? — Да. Лили никогда не любила быть в центре внимания. Она была вполне довольна тем, что стала обычной студенткой, но ее интеллект был слишком велик для этого. Она закончила школу как староста. Но она никогда не была высокомерной. Она изо всех сил старалась быть доброй к людям, даже к тем, кто был изгоем. — «Как и я», — добавил он про себя. — В тебе много от нее, дитя мое. — Как ты думаешь… Как ты думаешь, она простила бы Рона на моем месте? Северус кивнул. — Она бы простила. Потому что она простила меня за то, что я сделал нечто очень похожее, когда нам было по пятнадцать лет. Это не то, чем я горжусь, на самом деле, это до сих пор заставляет меня съеживаться от стыда, но все же она нашла в себе силы простить меня. — Что ты сделал? Северус поморщился, потому что даже сейчас, шестнадцать лет спустя, он не любил обсуждать этот инцидент. — Я обозвал ее мерзким прозвищем — грязнокровка. — Что? — Это… это оскорбительное слово для магглорожденных. Подобно чистокровным расистским оскорблениям, что-то вроде, если называть черного человека ниггером. Я… назвал ее так в припадке унижения и раздражения. В то время меня мучили твой отец и группа его друзей, похожих на него, — они называли себя мародерами. — К своему вечному потрясению, Северус вспомнил тот давний день, когда Джеймс и Сириус Блэк загнали его в угол, подвесили вниз головой и по очереди колдовали, пока он был беззащитен, делая его посмешищем для большинства учеников, за исключением одной разъяренной рыжеволосой ведьмы, которая всегда была его другом. — Я не хотел называть ее так, но был крайне унижен и взбешен тем, что мне не нужна была девушка, чтобы защитить меня. Моя юношеская гордость была очень уязвлена, и я набросился на единственного человека, который этого не заслуживал. Моя мать постыдилась бы называть меня своим сыном, если бы знала об этом. — Спорим, она заставила бы тебя проглотить целую бутылку того отвратительного ополаскивателя для рта, а? — И это тоже, — признался Снейп, поморщившись. — Потом я пришел в ужас и хотел извиниться перед ней, но она сначала отказалась меня видеть. Я провел ночь перед гриффиндорской башней, пока, наконец, она не согласилась встретиться со мной и позволить мне извиниться. И, о чудо из чудес, она простила мне мой характер и сказала, что она все еще мой друг. Именно в тот день я понял, что прощение — это для всех. О, я знал это чувство, моя мать и я иногда посещали церковь, когда я был ребенком, и мы могли ускользнуть от моего пьяного хулигана-отца. Это было одно из немногих мест, куда мы могли пойти и куда он не пошел бы за нами. Но прощение было мне чуждо, потому что мой отец никогда не прощал меня за то, что я не был нормальным сыном, и я никогда не прощал себя за то, что позволял ему иметь власть надо мной. Только Лили показала мне истинное прощение и дружбу. — Значит, ты считаешь, что я должен последовать ее примеру и простить Рона? — Ты должен делать то, что считаешь нужным, Гарри. Если ты ценишь дружбу Рона и считаешь, что она стоит того, чтобы ее сохранить, тогда ты должен простить ему его необдуманные слова. Вот что я тебе скажу: мне показалось, что он искренне раскаялся, когда работал со мной в лаборатории. — Но если он действительно сожалеет, то почему не пришел и не сказал мне об этом? — Может быть, потому, что ты не дал ему шанса? — просто сказал Северус. Гарри покраснел, потому что замечание отца было совершенно справедливо. Он не давал Рону никакой возможности поговорить с ним, фактически избегал его, насколько это было возможно. — Ты совершенно прав. Я буду… Я позабочусь, чтобы у него был шанс завтра утром. А потом посмотрим. — Сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, чем несколько часов назад. — Ну, это было не совсем то, что я ожидал обсудить с тобой, когда мы пришли сюда, но я полагаю, что тебе нужно было услышать именно это, — заметил Северус. — И это хоть как-то помогло? — Да, очень много. Спасибо, папа. — Гарри встал, с тоской глядя через обнесенный стеной сад на залитый лунным светом луг за ним. Он чувствовал, как в его крови шевелится прежняя тоска, желание бегать, играть и бродить в лунном свете. — Папа, пойдем поохотимся. Он ожидал, что отец откажется, так как знал, что Северус провел долгий день, готовя зелье и наблюдая за Роном, но, к его удивлению, старший волшебник согласился. — Очень хорошо, птенец. Он поднялся и превратился в Призрака. Гарри ухмыльнулся и между двумя вздохами превратился в Шепота. Затем детеныш снежного барса прыгнул на отца, с диким восторгом его кусая. — Хай-ё! Папа! Детеныш игриво зашипел на взрослого барса и побежал прочь, запрыгнул на верх садовой стены и едва смог перелезть через нее и спрыгнуть с другой стороны. Призрак фыркнул на выходки своего отпрыска, а затем небрежно помчался за детенышем, одним легким прыжком преодолев садовую стену. Он вышел на луг, принюхиваясь к воздуху, пытаясь найти детеныша по запаху. Он чуял нетерпение детеныша и знал, что маленький кот где-то поблизости. Призрак присел и начал скользить вперед, совершенно бесшумно. Хотя луг был открыт, на нем было несколько камней и кустарников, которые могли служить укрытием для коварного детеныша, чтобы тот мог спрятаться и попытаться устроить засаду. Конечно же, Шепот выскочил из-за зарослей утесника и атаковал хвост Призрака, издавая детский вариант полного горлового кошачьего воя. — Попался! Попался! Я победил! — Ты так думаешь? — прогремел Призрак, вращаясь вокруг, как молния, и шлепая детеныша очень мягко, но достаточно сильно, чтобы слегка ужалить, но не более того. — Я в это не верю. Шепот удивленно отпустил отцовский хвост, а потом зарычал. Мгновение спустя он уже мчался за большим котом, который игриво бегал по лугу, дразня своего отпрыска тем, что позволял подбегать достаточно близко, чтобы наброситься на него, а затем набирал скорость, с которой малыш не мог сравниться, и убегал от него. Однако Шепот был упрям и твердо преследовал отца, пока тот не устал от игры и не позволил детенышу поймать себя. Шепот вскочил на спину Призрака, торжествующе мяукая. — Опять попался, пап! Я самый лучший в этой игре, да! Призрак замурлыкал от удовольствия. — Может быть, и так, но ты еще и пыльный, и мех у тебя свалялся. — Ну и что? Да какая разница? — Большая, — и прежде чем Шепот успел убежать, Призрак схватил его своими мощными челюстями и поместил между массивными передними лапами. — Я думаю, что пришло время купания для одного детеныша. — Оу… пожалуйста, папа! Я ненавижу ванны! Мне нравится быть неряшливым! — Слишком плохо. Ни один мой детеныш никогда не будет таким… неряшливым. Как у бродячей дворняжки. — Призрак сморщил нос, глядя на наглого детеныша, пригвоздил лапой маленького беглеца и начал нежно лизать его макушку, разглаживая и очищая пятнистую шерсть. В конце концов, в течение нескольких недель Шепот перерастет свое отвращение к ваннам и начнет сам себя чистить, но сейчас работа барса состояла в том, чтобы содержать детеныша в чистоте. — Папа, ну же! Я хочу играть! Рррррр! — Шепот всхлипнул, немного сопротивляясь. Призрак просто поправил свою лапу и затем начал тщательно чистить пушистую шерсть, мурлыча, чтобы успокоить детеныша. Постепенно Шепот расслабился, потому что большой язык, бегающий вверх и вниз, был очень похож на массаж, и он задремал, позволив отцу закончить ванну без жалоб. — Ну вот. Это было не так уж и плохо, не так ли? — Нет, — зевнул Шепот. — Вот только сейчас мне хочется спать… — Он бросил на отца возмущенный взгляд своих зеленовато-голубых глаз. — Ты сделал это нарочно, старый подлец… — Шепот! Следи за своими манерами! — Да, сэр, — вздохнул детеныш, прижав уши от упрека. Но его покаянная поза была испорчена еще одним зевком, и он свернулся калачиком у груди взрослого барса, зарывшись в густой мех. — М-м-м… Ты самая лучшая подушка, папа. Спокойной ночи, — и совершенно измученный детеныш заснул. Призрак тоже задремал примерно на двадцать минут. Проснувшись, он решил снова превратиться в человека. Как Северус, он оказался с Шепотом на коленях и нежно почесал спящего детеныша, прежде чем подняться на ноги и отнести его в дом. Он не хотел будить сына и не мог оставить детеныша в комнате Гарри, поэтому вместо этого он взял Шепота в свою спальню. Он перенес детеныша на свою кровать с балдахином и быстро приготовился ко сну. Всю ночь он спал на одной стороне кровати, но где-то ночью Шепот подполз к нему и прижался к нему пушистой кучей, и Северус заснул с шерстью детеныша, щекочущей его нос самым недостойным образом.***
На следующее утро Гарри проснулся и понял, что он не в своей комнате. Он медленно сел, протирая глаза и оглядываясь вокруг, и обнаружил, что он был в огромной кровати и рядом с ним мирно спал Северус. Как же он оказался в папиной постели? Он нахмурился, пытаясь вспомнить, что же произошло прошлой ночью. Он вспомнил, как вышел поговорить с отцом, решив дать Рону шанс извиниться и признать, что тот был неправ, а затем превратился в Шепота и играл с Призраком на лугу. Он помнил, как отец чистил его, а потом он задремал между его лапами. После папа, должно быть, превратился и принес его сюда, потому что не хотел, чтобы кто-то еще видел его в анимагической форме. Гарри улыбнулся и ушел, оставив Северуса спать дальше. Бог свидетель, этот человек заслужил, чтобы ему позволили спать допоздна хотя бы один раз в течение лета. Он направился в ванную, взял из своей комнаты комплект одежды, затем быстро принял душ и оделся. Он слышал, как Релла напевает что-то на кухне. Дровосек обычно просыпалась первой в доме; она объяснила, что ее сородичи не нуждаются в большом количестве сна по сравнению с людьми, они отдыхают в каком-то трансовом состоянии, называемом сновидением. Он босиком вышел на крыльцо и натянул сапоги, так как хотел полетать вместе с Бореалом, а упрямая Серебряная стрела настояла бы, чтобы Гарри надел сапоги для полета. — Бореал, давай полетим! Пегас проснулся и рысцой выбежал из конюшни, расправляя свои мерцающие белые крылья и нетерпеливо вскидывая голову. — Доброе утро, Гарри! Куда мы полетим сегодня? — Куда хочешь. Это не имеет значения. — Гарри подошел и обнял гладкую крылатую лошадь, а пегас игриво укусил его волосы. — Прекрати это! Разве я похож на стог сена? — выругался мальчик, шлепнув жеребца по носу. Иногда Бореал тихонько ржал, а потом покусывал еще немного, прежде чем отойти. Гарри закатил глаза, затем вскочил на спину пегаса без седла и уздечки. — Я хочу сегодня летать без седла, — объявил он. Жеребец резко повернул голову. — Без седла? Ты же катаешься всего пару недель. — Ну и что? Я прирожденный, и, кроме того, ты никогда не позволишь мне упасть. — Ты с ума сошел. Если Северус когда-нибудь увидит это… он взгреет твою шкурку, и мою тоже! — Он еще спит. Ну же, Бореал. Только в этот раз. Ну пожалуйста. — Ты просто невозможен! — вздохнул жеребец. Затем он затрусил вокруг, позволяя всаднику привыкнуть хватать его только коленями и бедрами, прежде чем взлететь. Они взмыли в бесконечный свод неба. Гарри легко держался за Бореала, его руки вцепились в серебряную гриву, он смеялся от чистого удовольствия. Он не боялся упасть, он мог чувствовать эмоции пегаса, как если бы они были его собственными, и мог чувствовать, когда большая лошадь меняла направление или искала восходящий поток, и это позволяло Гарри менять свое место и двигаться вместе с пегасом. «Совершенно другое ощущение — лететь на Бореале без седла», — с восторгом подумал Гарри. С седлом он чувствовал себя так, словно едет верхом по ветру, но без седла он становился все сильнее. Ветер, превзойдя гравитацию, вращался и парил среди звезд. Хотя Бореал вполне наслаждался восторгом своего всадника, он не хотел рисковать тем, что Гарри начнет уставать, и полетал всего час, прежде чем сделать вираж и вернуться домой. Он приземлился на лугу с сожалением, потому что любил эти ранние утренние полеты так же сильно, как и Гарри. — Это было потрясающе, Бореал! — воскликнул Гарри, поглаживая пегаса, прежде чем соскользнуть вниз и коснуться земли. — Ты можешь летать без седла? Гарри испуганно поднял глаза и увидел стоящего там Рона. — Да. Но я не очень часто это делаю, папа разозлится, если узнает. — Ммм… Держу пари, — пробормотал Рон. Он прочистил горло, потому что проснулся рано и вышел сюда, чтобы поговорить со своим другом наедине. Но прежде чем он успел сказать о них хоть слово, незнакомый голос позади них произнес: — Вот его высочество, босс был прав, он действительно нашел место, чтобы спрятаться. Бореал прижал уши и оскалил зубы, сердито крича: — Как вы сюда попали, вылизывающие сапоги, скользкие, трусливые гремучие змеи! — Он почти встал на дыбы, предупреждающе размахивая передними копытами и наполовину расправив крылья. Гарри и Рон резко обернулись, потому что не слышали, как кто-то подошел. Гарри вытащил палочку, потому что ярость Бореала заставляла его самого кипеть от гнева. — Эй! Это частная собственность, что вы здесь делаете? — Возвращаем себе нашу собственность, парень, — презрительно фыркнул высокий мужчина, одетый в белые бриджи и нечто вроде красного пиджака с эмблемой в виде крылатой подковы, вышитой на нем и под ним буквами «О’Ши». В одной руке он держал длинный хлыст для верховой езды, а к ремню был пристегнут моток веревки. Он был широкоплеч и вполне мог бы сойти за красавца, если бы не шрам, рассекавший одну рыжую бровь пополам, и кривой нос. Его золотистые волосы были собраны в хвост, а в другой руке он держал белый жезл. — Этот беглый пегас принадлежит Майклу О’Ши, Лорду Киллкарни и конюху конюшен Парящих звезд. — Да, злой мальчик устроил нам веселую погоню, — согласился его спутник, одетый точно так же, только он был низенький и коренастый, с копной рыжеватых волос и небольшой бородкой. — Он ударил мистера О’Ши ногой и повалил стену. Это обошлось боссу в копеечку, но мы получили приказ привезти его домой. Хотя Мастер не слишком счастлив и хорошенько его накажет. Гарри переместился, встав перед разъяренным жеребцом, выставил свою палочку и посмотрел на них средней версией смертельного взгляда Снейпа. — Он никуда с вами не пойдет. Бореал остается здесь, где ему и место. Глаза высокого блондина сузились. — А теперь послушай меня, мальчик. Пегас по праву принадлежит моему хозяину… — Нет, это вы послушайте, мистер! Ваш хозяин лишился этого права, когда выпорол Бореала за проигрыш гонки. Жестокое обращение с пегасом — это нарушение контракта, и Бореал ушел. А теперь уберите свои жалкие задницы с моей собственности! — прорычал Гарри, слишком переполненный гневом, чтобы бояться столкновения с двумя старшими и более опытными волшебниками. — Плохо обращался с пегасом? Ну, мистер О’Ши никогда бы так не поступил. Это грязная ложь, мальчик! Этот жеребец с плохим характером, происходит из низшей породы. — Низшей породы! Да ты… — Бореал, пожалуйста! Позволь мне разобраться с этим, — приказал Гарри, и разъяренный жеребец затих. — Он весь в шрамах от хлыста, — сердито заметил Гарри. — Как вы это объясните? — Мы не можем объяснить, но, может быть, ты сможешь, парень, — сказал Патрик. — Может быть, ты избил его хлыстом и теперь пытаешься оклеветать мистера О’Ши. — Он коротко кивнул. — Да, так оно и есть. — Я? — недоверчиво повторил Гарри. — Я хлестал своего коня? Я бы лучше отхлестал кнутом самого себя, вы, извращенец! — Ну ты и сопляк! — прорычал тот, что пониже. — Ему бы не помешал урок хороших манер, а, Шон? — Это верно, Патрик, — согласился блондин, многозначительно поглаживая хлыст. — Лучше отойди в сторону, мальчик, и дай нам взять то, за чем мы пришли, иначе я дам тебе попробовать вкус старой Молли. Может быть, существуют законы, запрещающие нам бить пегасов, но только не таких наглых сопляков, как ты! — Давай же, попробуйте! — воскликнул Гарри. — Вы не можете отнять у меня Бореала, я его всадник и его раб. И если вы хотите причинить ему боль, то сначала вам придется иметь дело со мной. Патрик разинул рот. — Он связан с тобой узами? О, чертова задница Мерлина! Шон, мы не можем взять его без всадника. Босс будет не слишком доволен этим. — Значит, мы убьем двух охотников одним бладжером и возьмем их обоих, — ответил Шон, надвигаясь на Гарри с палочкой наготове. — Черта с два вы это сделаете! — прорычал Гарри. — Иди попробуй! — Затем он быстро наложил заклинание щита на себя и частично на Бореала. Тем временем Рон медленно отступал к хижине, молясь, чтобы двое мужчин не заметили его. Но они были слишком сосредоточены на Гарри, чтобы обращать на него внимание. Он проскользнул за конюшню и быстрым шагом направился к дому, надеясь, что Северус уже проснулся. Он с грохотом ворвался в кухню, словно стадо единорогов на полном скаку. — Профессор Снейп! Вы должны… — Мистер Уизли, разве ваша мать никогда не учила вас правильно входить на кухню? — раздраженно спросил Северус, отрываясь от своего кофе и хмуро глядя на грубого юнца. — Да, извините, сэр, но вы должны выйти на улицу! Там двое только что объявились, и они сказали, что заберут Бореала, что он принадлежит им, а Гарри не позволил им, и теперь они собираются напасть на него! — О великий Мерлин! — воскликнула Гермиона. — Как они сюда попали, миновав защиту? — Если они не темные маги, то защита позволит пройти, — ответил Северус, поднимаясь на ноги. Его палочка была вытащена, и на лице застыло жесткое выражение. — Я с этим разберусь. Вы двое оставайтесь внутри, понятно? — Да, сэр, — ответила Гермиона. Но Рон простонал: — О, Мерлин! — Затем он сглотнул и кивнул, когда Снейп впился в него взглядом. Северус развернулся и вышел через заднюю дверь, выглядя так, как будто собирался отвесить кому-то твердый пинок под зад. Рон подбежал к кухонному окну и заглянул в него. — Рон! Что ты делаешь? — прошипела Гермиона. — Он велел нам оставаться на месте. — Да. Но он не говорил, что мы не можем смотреть через окно. Снейп надерет им зад, и я не могу дождаться, чтобы увидеть это!