CucumberPlane's Adventures in an Extended Existential Crisis

Учитывая то, с чем Шан Цинхуа и Шэнь Цинцю столкнулись на увиденных ранее землях, они имели некоторое представление о том, что встретят там, где когда-то были земли совершенствования. Тем не менее, это не умалило их шок от увиденного. Земли к югу действительно были полны дивных и чудовищных существ, в свою очередь и отличающихся, и похожих на им знакомых. Худшей мыслью, к которой они пришли, находясь в тех местах, было то, что все эти творения не были работой Шан Цинхуа. — Бога ради, я бы, блять, не стал делать что-то настолько дерьмовое! — воскликнул он в перерыве между тяжёлыми вздохами, убегая со своим спутником сквозь густой подлесок от того, что окрестить можно было разве что ревущими демоническими обезьянами. Эти самые монстры в данный момент кидали им в головы действительно отвратительно пахнущие фекалии. — Братец-огурец, имей же хоть толику веры! Шэнь Цинцю обернулся, и, увидев нагоняющих их обезьян, выпалил череду грязной брани. — Прекращай плакаться и беги! Излишне говорить, что без своих летающих мечей оба совершенствующихся приобрели нехилые мышцы ног, в придачу к некоторым... креативным методам совершенствования. (Шэнь Цинцю принялся создавать талисманы с той радостью, какую Шан Цинхуа увидеть довелось давным давно всего на миг. Тогда он подорвал целое озеро, чтобы выманить демона, в поисках семян, которые сформировали бы их новые тела. Всё его существо вздрогнуло с опаской, но Шан Цинхуа обладал феноменальным инстинктом выживания. Он посмотрел на радостное лицо своего компаньона и мудро воздержался от комментариев.) Но всё же это было правдой: Шан Цинхуа не создавал ни монстров, с которыми они столкнулись, ни людей, которых они повстречали. Осознавать это было безумно неприятно. — Братец-огурец… — Мм? Их каким-то образом схватили и бросили в тюрьму важной семьи в том месте, где они шли. Угроза надвигающейся казни за то, что они «обесчестили их госпожу» (чего он не делал: откуда ему было знать, каковы были её намерения, когда она пригласила его на ужин... и почему она так разозлилась, когда он вернулся домой к Шэнь Цинцю? Не могут нынче два холостяка жить вместе?) — ничто в сравнении с ужасом, нарастающим в теле Шан Цинхуа. — Братец-огурец, ты только не злись… Щелчок веера. Тихое шипение. — Нас заперли безумцы, убеждённые, что мы в каких-то отношениях и что нас нужно за это прикончить, но, пожалуйста, скажи мне, почему же я не должен злиться? Он глубоко вдохнул. — Думаю, я знаю, где мы. Так и выяснилось, что они оказались в очередном романе. — Как это могло произойти? — спрашивал Шэнь Цинцю, меряя шагами камеру. Он остановился и повернулся, посмотрев на Шан Цинхуа полным ужаса лицом. — Подожди, ты... ты плагиатил? — Нет! — возразил Шан Цинхуа. Поколебался. — Ладно, возможно, я вдохновлялся некоторыми текстами, что писались в то же время, но, — торопливо добавил он, увидев убийственное выражение лица своего собеседника, — но я никогда не плагиатил сюжет напрямую! Только пейзажи и существ! Ты знаешь, сколько мне пришлось работать над миром, чтобы придать каждой жене Бинхэ немного уникальности! Шэнь Цинцю зарычал. — И во что превратилась эта их индивидуальность, когда все они опустились до содержанок? — выплюнул он. — И даже не начинай мне своё «так работал», ты наполовину всё похерил! Шан Цинхуа успокаивающе развел руками. — Хорошо, братец, я знаю, что все сделал неправильно, успокойся, успокойся, — Шэнь Цинцю глубоко вдохнул пару раз, и он нерешительно продолжил разговор. — Хотя я до сих пор не знаю, как мы могли перенестись в новый роман. Со стоном его спутник осел на пол. — Вероятно, этого и не произошло, — проворчал Шэнь Цинцю. На непонятливый взгляд Шан Цинхуа он издал ещё один стон. — Подумай о том, что ты рассказывал мне о южных землях. — То, что они были местом, — лицо Шан Цинхуа побледнело. — Чудес и леденящих душу историй, — закончил он шёпотом. Шэнь Цинцю опёрся подбородком на руку. — Когда я только перенёсся, я спросил Систему, делала ли она подобные вещи с другими франшизами, и она мне не ответила. Но также и не сказала «нет», — вспомнил он. — Что, вероятно, означает… — Что наличие такой открытой земли позволяет мирам из других историй проникать в этот, — закончил Шан Цинхуа. Они посмотрели друг на друга с равным страхом в глазах. И одновременно: — Блять. Подтвердить догадки они смогли после того, как вырвались из дома семьи, что заперла их (Шэнь Цинцю снова был слишком счастлив, подрывая талисманы, и Шан Цинхуа волновался). 1. Они были не просто в сюжете ещё одного романа: они были окружены многими. Благодаря тому, что Шан Цинхуа был писателем и имел доступ к определенному кругу авторов, писавших подобные веб-новеллы, а Шэнь Юань — читателем этого же («Не добровольно: ты действительно думаешь, что я бы коснулся их, если бы мог дойти до библиотеки!?»), они быстро могли определить сюжеты, происходящие пред ними. Некоторые из них были мирными, бытовыми историями. Другие охватывали поколения и обширные земли. Но, к счастью...     2. Знания о будущих событиях вокруг, а также свобода от Системы означали, что они могли очень легко эти истории обойти и в них не влезать. Что было, наверное, к лучшему. Ни у кого из них не было желания снова угодить в подобную дурость, не говоря уже о том, что они не были особо привязаны к персонажам, которых видели. (— Если бы на их месте был Бинхэ, — сказал Шэнь Цинцю тихой ночью, — …честно говоря, я помог бы даже без системы. Шан Цинхуа допил свою чашку алкоголя и взглянул на своего спутника, который наполовину прикрыл глаза. — Братец-огурец, он тебе действительно нравился, а? Шэнь Цинцю улыбнулся и кивнул в знак согласия. — Он был хорошим персонажем. Видя безмятежное выражение на его обычно пустом лице, Шан Цинхуа промолчал. Но в глубине души он не мог не подумать: «Он же нравился тебе не только как персонаж, да?» Всё в порядке. В конце концов, только встретив Мобэй-цзюня, Шан Цинхуа понял, что действительно создал его по подобию своего идеала.) С такими мыслями шли годы. Под влиянием сюжета земля со временем менялась и развивалась настолько, что, когда они возвращались в страны, где раньше находились ордена совершенствования, они могли делать это с твёрдой уверенностью, что вряд ли столкнутся с кем-нибудь знакомым. Сюжет Пути Гордого Бессмертного Демона закончился, и начались другие истории. В конечном итоге он сильно отошёл от оригинального, но даже слушая людские сплетни, Шэнь Цинцю знал, что Ло Бинхэ всё ещё жив, всё ещё процветает, независимо от того, что рассказывает простой народ. Почему же ещё вся демоническая раса могла так долго молчать? (Он был жив. Он был в порядке. Он должен был, потому что, если это не так, Шэнь Цинцю не знал, что сделал бы...) О, они, конечно, не могли полностью сдержать своё обещание не вмешиваться в чужие дела. Не было никакого вреда в спасении какого-то пушечного мяса тут и там, верно? Это ведь не изменит сюжет историй слишком сильно, верно? Тем не менее, они должны были вдвойне стараться не встретиться с главными героями этих рассказов. Оба были согласны: если они их повстречают, игра будет окончена. В конце концов, одной из общих черт главных героев была их способность заставлять людей вращаться вокруг их жизни. Так что в том, в какие бы неприятности они не угодили, винить они могли только себя самих. В момент, когда они услышали названия орденов совершенствования и имена их глав, оба должны были понять — стоит избегать этого места. В конце концов, Основатель Тёмного Пути* был чрезвычайно популярной веб-новеллой, да настолько, что даже многие из постоянных читателей Шан Цинхуа читали его, несмотря на совершенно иные вкусы. Естественно, они знали, за какой историей наблюдают, когда видели, как возникают ордена Юньмэн Цзян, Гусу Лань и Цишань Вэнь. Но. Откуда им было знать, что эти события уже произошли? Этого даже не было написано в книге, а только подразумевалось! Тогда Шан Цинхуа аплодировал стоя автору за то, как он хорошо использовал закадровый материал, чтобы развивать сюжет, но теперь ... Лай собак смешался с воплем ребёнка. Оба противника были на пустой дороге, под палящим солнцем, сражаясь за маленькую булочку. Ребёнок был в меньшинстве — один против пятерых — и на его лице можно было увидеть такой, такой кошмарный страх, но он держался, сильнее прижимая булочку к груди одной рукой, отгоняя зверей другой. Это была ужасная сцена, ещё более ужасная из-за того, что её очевидцы отворачивались. Окна закрывали, люди уходили. Жители Илин подобные невзгоды знали слишком хорошо, чтобы думать, что смогли бы как-то их исправить. Шэнь Цинцю и Шан Цинхуа, в свою очередь, замерли: оба пришли к одному и тому же ужасному выводу. Громкий лай заставил Шэнь Цинцю сделать маленький шаг вперёд. Со скоростью змеи Шан Цинхуа вытянул руку и схватил его за запястье. — Что ты делаешь?! Резкие слова, кажется, выбили его спутника из транса. С широко раскрытыми глазами Шэнь Цинцю уставился на руку, сжавшую его запястье. Шан Цинхуа в своей хватке мог почувствовать его бешеный пульс. — Я... — Он главный герой, — прошипел Шан Цинхуа, прикрывая паникой в венах боль в сердце. — Он должен пережить это, с ним все будет хорошо! (Шан Цинхуа не был бессердечным. Крики в переулке ранили его сердце так же, как и его друга. Но в его жизни, которую он провёл, шатаясь с Шэнь Цинцю, это был первый раз, когда у него была хоть капелька свободы с тех пор, как он открыл глаза, когда его встретила приветствиями Система и проинструктировала ещё до того, как он успел хотя бы встать. Шан Цинхуа не был бессердечным. Однако он так, так боялся вернуться к старому, снова оказаться в рабстве сюжета, которому он не хотел следовать.) Шэнь Цинцю встретил его взгляд с той же паникой на лице. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но громкий крик прервал их обоих. Они инстинктивно повернулись к сцене перед собой. У одного из псов кончилось терпение, и он предпочёл проигнорировать еду, прижатую к груди ребенка, и укусить тонкую ручку, отталкивающую его. Ребенок громко зарыдал, тяжело дыша от ужаса, но отказывался отпускать булочку. В любом случае, она уже была неважна: судя по взгляду животных, пометивших ребёнка как добычу, собаки поняли, что есть и другая пища. Шэнь Цинцю издал уязвлённый звук. Шан Цинхуа вовремя отвернулся от ужасной сцены и уловил беспомощность на лице своего друга. Глаза, горящие отчаянием, встретились с его собственными. — Он ребёнок, — прошептал Шэнь Цинцю, затаив дыхание. Послышался ещё один крик и лай, ставшим ещё свирепее. Крики ребёнка постепенно стали всхлипами. Мальчик потерял много сил, и булочка из его рук выпала на землю. Шэнь Цинцю дёрнулся вперёд. Ругаясь, Шан Цинхуа отпустил его запястье и выхватил талисман из рукава. Похоже, их вековая политика "не вмешиваться" наконец-то подошла к концу.