Увядая, он опадает пеплом

Неожиданно для себя, Смерть стала Юнги, а Юнги стал хеном. Много времени для этого не потребовалось. Смерть всего лишь не справилась с эмоциями. Старыми, но давно позабытыми. Она напоминала вышедшего из долгой комы человека, которому пришлось учиться всему заново. Смерть все отрицала, раздражалась, злилась, впадала в отчаяние, но принятие ситуации было неизбежно. Также неизбежны стали встречи с ребенком, который теперь вовсе не ребенок, а Чимин. Он улыбчивый, добрый и общительный. Юнги это нравится. Юнги нравится все, что связано с Чимином, кроме его чрезмерной тактильности. Чимину, как всем детям, необходимо трогать все вокруг, щупать, ощущать, знакомиться с миром. Юнги устает от этого. Устает от постоянного напряжения. Он все время настороже. Юнги за недолгие две недели общения уже больше сотни раз объяснял младшему, что не любит прикосновения. Что ненавидит их. И каждый раз слышит на это: — Тебя просто никто как следует не обнимал! Голос высокий, уверенный и игривый. Но что самое главное — протянутые вперед руки с миниатюрными пальцами. Юнги на это всегда хмурится, губы поджимает и делает шаг назад. — Не смей, — на угрозу не похоже, но предупреждение слышится отчетливо. Чимин дует губы, морщит свой маленький нос, но тянуться перестает. Юнги облегченно выдыхает. Не объяснишь ведь ему, что, дотронься он до Юнги, смерть постучится в двери. Причем, может, и буквально. Но Чимин вряд ли поверит в такое, а еще лучше — решит проверить на себе. Насколько Юнги успел заметить и понять: Чимин очень любопытный и немного недальновидный. Впервые они знакомятся около колледжа. Юнги, устав быть сторонним наблюдателем, решает заглянуть в гости к смертным. С начала учебного года прошло всего пара дней, но Чимин выходит за ворота, о чем-то увлеченно разговаривая с новым другом. Они тормозят недалеко от выхода, мешая другим студентам, но мало обращают на это внимания. Чимин смеется и размахивает руками, пытаясь показать что-то жестами. Второй слушает внимательно. Чимин стоит спиной, поэтому Юнги от нечего делать переводит взгляд на его знакомого. Следит за мимикой и думает, что это удивительно. Тот молчит, но каждое сказанное слово и жест отображаются на его лице приподнятыми бровями, расширенными глазами или широкой улыбкой. Юнги смотрит зачарованно и не совсем понимает, почему ему так интересно. Серьезно. Сколько жизней он просматривал в своем розарии. Сколько подобных улыбок ловил. Почему же здесь ощущения совсем иные? Юнги погружается в себя, пытаясь найти ответы на эти вопросы, и не сразу замечает, что поток студентов почти иссяк, а Чимин уже прощается с парнем. Машет ему рукой, идет спиной назад, что-то договаривая на ходу. Юнги отлепляется от забора, натягивает капюшон черной толстовки, торчащий из-под кожаной куртки, чуть сильнее и думает, что сегодня немного задержится. Проводит Чимина до дома, например. Юнги делает шаг, собираясь пойти впереди, чтобы не привлекать много внимания. Он знает, с какой скоростью ходит Чимин. Знает дорогу, так что если двигаться немного медленнее, то Чимин должен обогнать его где-то шагов через тридцать. Юнги планирует это, потому что люди немного пугливые. Если идти за ними какое-то время, они начинают нервничать. А тут получится, что он вроде как и ни при чем. Юнги, вообще-то, бог смерти. Юнги, вообще-то, может быть невидим для человеческого глаза, но избирает более сложный путь. Иначе чем это будет отличаться от наблюдения через лепестки? Абсолютно ничем. А так имитация участия. Юнги, вообще-то, все еще Смерть. Юнги, вообще-то, привык к тишине и покою, но этот ребенок… Юнги встряхивает головой, понимает, что за своими мыслями просто замер на месте, в то время как Чимин выкрикнул: — До завтра! — и решил наконец обернуться. Юнги понимает, что не успевает. Точнее, он вполне может успеть, но вокруг есть зрители, лучше не показывать им свои особенности. Не вызывать удивление, непонимание, восторги, а затем панику и страх. Потому Юнги просто бросается вперед, не превышая человеческих возможностей, и все, что может сделать, это ухватить Чимина за локоть и помочь подняться. Тот непонимающе моргает, пытается осознать, что произошло. Смотрит расстроенно на испачканные брюки и кусает губы. Переступает с ноги на ногу, морщится. — Под ноги нужно смотреть, — Юнги не очень вежлив, даже немного груб. Он отнимает свою руку от чужого локтя и делает шаг назад. Чимин все еще стоит на месте, смотрит на высокий бордюр, отделяющий выложенную плиткой дорожку от газона. Трава там еще совсем мелкая, прорезается через влажный после дождя грунт. В нем Чимин и измазался. Идя задом наперед, немного закосил, и, когда обернулся, нога неудачно соскользнула с края бордюра и, по всей видимости, еще и подвернулась. Юнги немного удивлен, хоть и не показывает. Он не помнит, чтобы это падение было в сценарии. Если подумать, Чимин и у ворот так долго не задерживался. Махнул своему знакомому почти сразу и… — Чимин-а, ты в порядке? — этот самый знакомый, видевший всю картину, подбегает запыхавшийся и взволнованный. — Эм… да, — Чимин мотает головой, будто приходя в себя, и нервно зачесывает волосы со лба назад. — Спасибо вам! Благодарный поклон в сторону Юнги и наконец возвращение на тротуар с тихим ойканьем и прихрамыванием. Все-таки подвернул. — Не за что, — Юнги пожимает плечами, отступает еще на шаг. По-хорошему, ему нужно уйти. Он свою миссию выполнил, первоначальный план пошел трещинами. Но Юнги уходить не хочет. Он наблюдает за его другом, который достал из сумки пачку влажных салфеток, и теперь они в четыре руки размазывают грязь по несчастной ткани. — Это бесполезно, — произносит очевидное. Чимин расстроенно шмыгает носом, топает раздосадованно ногой, стонет от боли и кидает испачканные салфетки на плитку, чтобы уже в следующую секунду их собрать и стыдливо покраснеть. — Ты сам дойдешь? А то мне надо… — Да, Тэхен, все нормально, — Чимин машет рукой и сминает салфетки в ладони. — Извините. Это уже Юнги адресовано. Только не понятно точно за что. За несдержанность, якобы плохое воспитание или за то, что ему пришлось остановиться и помочь неуклюжему ребенку. — Все нормально, — тон Юнги снова не отличается особой теплотой. Чимин глаза опускает. Юнги думает, что над речью еще нужно поработать. — Твой дом далеко? Мне в ту сторону, — Юнги неопределенно кивает головой. — Если по пути, могу проводить. Чимин вздергивает прижатый доселе к груди подбородок и глаза удивленно расширяет. — О, нет-нет, не стоит, это неудобно… — Удобно! — молчавший Тэхен прерывает друга. — Это было бы замечательно, я бы сам, но мне нужно домой. Опаздываю. Так что, если вам не сложно, пожалуйста! В конце своей тирады он пинает Чимина ногой, прибавляя еще один грязный отпечаток на брюки, и, развернувшись на пятках, очень быстро удаляется. — Извините, — Чимин решает краснеть теперь еще и за новоприобретенного друга. — Но… — Пойдем. Юнги устает от диалога слишком быстро. Все эти расшаркивания, проявление такта, извинения. Он не намерен слушать еще что-либо, так что решает тоже перебить. Чимин пытается вставить еще пару своих «но», только Юнги не слушает. Он поворачивается в нужную сторону и не спеша отдаляется. Оглядывается ровно через пятнадцать шагов. Чимин плетется сзади, прихрамывает, морщится и сжимает лямку сумки на груди. Юнги останавливается, ждет, пока Чимин с ним поравняется, и идет с ним в ногу. Он бы хотел помочь, возможно, подставить плечо, но вместо этого держит дистанцию. Прячет руки в карманы кожаной куртки, думает, что и поднимать Чимина не стоило. Мало ли что. Случайный контакт кожи с кожей — и опадут лепестки на девяносто шесть лет раньше. В планы Юнги это не входит. В его планы не входит наблюдать за смертью Чимина до определенного срока. Не для того он в детстве ему шею свернуть не дал и голову пробить. Не для того наблюдал столько времени, знакомился заочно. А для чего? Юнги вытаскивает одну руку из кармана. — Давай сумку понесу, полегче станет. Чимин бурчит свое «Не нужно, неудобно». Юнги держит ладонь раскрытой. Чимин перекидывает лямку через голову, снимает почтальонку. Юнги перехватывает так, чтобы пальцами случайно не соприкоснуться, вешает себе на плечо. — Вполне удобно, — произносит спокойно, подбадривая сконфуженного Чимина, и топает дальше. — Спасибо… О! Я Пак Чимин, — наконец вспоминает, что нужно бы представиться, снова краснеет щеками. — Юнги. Мин Юнги, — не сразу вспоминает фамилию одной из своих прошлых жизней, имя оттуда же. — Мне девятнадцать, а вам? — Старше. — Понятно, а… — Я просто тебя провожу, ладно? Чимин кивает, виновато опускает голову и дальше топает молча. И, что самое главное, смотрит себе под ноги. Юнги это определенно нравится. Оставшуюся дорогу они проходят в тишине. Юнги позволяет Чимину указать нужный подъезд, не выдавая своей осведомленности, и, отдав ему сумку, разворачивается и уходит не прощаясь. В общем-то, если не учитывать некоторых пунктов, проводить Чимина он смог. Еще бы без лишних разговоров, вопросов и неудачного падения. Юнги скрывается в проулке, скользит взглядом вокруг. Людей нет, камер тоже. Следующий шаг смерть делает уже в розарии. Привычная прохлада ласкает кожу. Встревоженные ветром волосы замирают. Звуки исчезают. Смерть скрепляет руки за спиной и плавно двигается меж кустарников. Тут и там оседают пеплом лепестки. Души скрываются в сером грунте. На ветках появляются новые и новые бутоны. Смерть опускается в кресло качалку. Откидывается на спинку, наблюдает, как Чимин заваривает себе лапшу. Проливает пару капель кипятка на тыльную сторону ладони, вскрикивает и машет кистью. Смерть вздыхает и начинает расслабленно покачиваться. Интересно, если завтра они снова встретятся, это не будет слишком подозрительно? Смерть задается этим вопросом, самой себе ответить не успевает, а уже прорисовывается в изменившимся будущем Чимина.