Увядая, он опадает пеплом

Юнги недалеко от колледжа сидит на лавочке и думает о будущем. Спасти ребенка один раз — случайность. Два раза — стечение обстоятельств. Три раза — уже закономерность. Приглядывать за ним последующие годы тянет на нездоровое поведение. Познакомиться не заочно, а в реальности похоже на помешательство. Решиться на дальнейшее общение… Юнги барабанит пальцами по своей коленке. Он уже несколько раз прокручивал всю эту цепочку, но на последнем пункте застревал. Его не устраивали и итоги предыдущих. Слишком уж по-человечески. Юнги всегда склонялся к логичности и прагматичности своих поступков и действий. Многое обдумывал и раскладывал по полочкам. Благо, времени на это предостаточно. Теперь же привычные рамки и грани расползаются. Юнги не отличается особым любопытством, но если взыграет интерес, он не говорит себе «нет». Зачем отказываться? Так произошло в начале, когда он заметил рождение долгожителя. Простой интерес, не более. Первый же лепесток, пронзительный плач младенца. Это должно было оттолкнуть — и оттолкнуло. Но вместо того, чтобы забыть про одного маленького человечка, Юнги полез дальше. Год за годом, а потом и вовсе перешел на дни. Где произошел сбой системы, приведший к подобным последствиям? Юнги не любит человеческий мир. Он громкий, шумный, горячий, кипящий жизнью и ужасно утомительный. Здесь столько раздражителей, что Юнги заново учится раздражаться. Это очередной звоночек, чтобы встать и уйти. Юнги встает, только не возвращается в розарий, а шагает по аллее к воротам колледжа. Он просидел полчаса на лавочке, чтобы вдохновиться атмосферой и придумать правдоподобную историю очередного столкновения. А в итоге впустую потратил время. Время… Вот в чем проблема, Юнги не привык за ним следить. Он двигается неспешно. В запасе еще пять минут. Пять минут, чтобы накидать краткий сюжет. Кто он, где и почему. А потом Юнги замирает на месте и спрашивает себя: зачем? Кому какая разница? К чему такие сложности? Где-то там, на задворках сознания ответ имеется, но Юнги успел закидать его совершенно ненужной информацией и попытками осознать неосознаваемое. Юнги встряхивает головой и двигается дальше. Мысли путаются. Где-то недалеко слышится шуршание шин по асфальту, громкий сигнальный гудок. Рядом пробегает парень, из наушников которого играет музыка. Шумно. Слишком. Юнги морщится. Не лучшее состояние у него сегодня, можно сказать, отвратительное. Он прислушивается к этому отвратительному и добавляет новое ощущения в копилку. У каждой души есть своя система координат. Горизонтальная и вертикальная прямые от нуля до бесконечности. Где душа неспешно двигается по горизонтальной, проживая свою жизнь. Она может не отделяться от прямой, а может скакать зигзагами, взлетая на несколько отметок вверх или ныряя в отрицательные числа. Юнги знает, что подобная система есть у обычных людей. Ее просматривают после их смерти, чтобы оценить возможности, деятельность и желание души продолжать и перерождаться. Также Юнги знает, что последние прожитые им жизни душа не сходила со своей прямой. Просто двигалась степенно по написанному сценарию. Не искала приключений, не ходила по грани. Просто жила, просто думала каждый раз, когда же это закончится. Закончилось. Юнги перевели из ранга смертных в ранг бессмертных. В надсмотрщики. Идеальное повышение. И его все устраивало, да и сейчас устраивает. Единственная проблема — это возрождающиеся эмоции. Такие простые и примитивные, но не для Юнги, для него это слишком. Они выбивают из привычного сонливого безразличия. — Извините… Мин Юнги-щи! Юнги слышит окрик не сразу, а точнее, не сразу осознает. Он даже на имя не отозвался, потому что оно тоже непривычно. Зато на другое реагирует без замедления. Резкий шаг в сторону и разворот. Ладонь Чимина пролетает мимо плеча, не успев коснуться. Его брови удивленно приподнимаются, а Юнги тихо выдыхает. Он, конечно, в куртке, и вряд ли непрямое прикосновение к коже навредит человеку, но Юнги не хочет лишний раз рисковать. В случае с Чимином не хочет. — Привет, — говорит тихо, отстраненно. — Здравствуйте. Я хотел вам сказать еще раз спасибо, ну за вчера… — Чимин говорит быстро, очень, и щеки, по-детски припухлые, снова краснеют. Юнги кивает и плечами пожимает. Ему на это «спасибо» плевать с высокой колокольни. Что его действительно заботит — это уход в себя, настолько глубоко, что он умудрился пройти ворота колледжа и разминуться с Чимином. Хорошо хоть, тот сам его заметил и нагнал. А еще его беспокоит: — Как твоя нога? Чимин переминается с одной на другую. Легонько подпрыгивает и улыбается. — Все в порядке, спасибо. Ничего серьезного, поболела немного, но к вечеру расходился. — Хорошо, — Юнги не отличается многословностью. Ему бы, наверное, еще что-то сказать или добавить, но он не знает что. Стоит безмолвной скульптурой, смотрит. Видит, что Чимин мнется, лямку пальцами теребит — ему неловко. Да, именно. Юнги знает значение слов «неловкое молчание», потому прочищает горло, размыкает губы, опять смыкает и кивает. Он пытался. — Ну… Ладно, я тогда пошел, мне еще нужно… дела. Да, — Чимин машет рукой и двигается боком, как мелкий краб. Юнги улыбается на подобное поведение, делает шаг в ту же сторону и тоже боком. Чимин кусает губы и тихо смеется. Юнги не смеется и, повернувшись, уже идет как нормальный человек. — Тебя проводить? Чимин округляет губы, выдает удивленное «о» и отрицательно качает головой. — Не стоит, со мной же все хорошо. — Я знаю, мне просто в том направлении, а ты меня догнал. Я думаю, что идти рядом, но делать вид, что отдельно, будет неудобно. Чимин повторяет свое «о». — Тогда да… Да, я думаю можно идти вместе. А еще можно зайти в кофейню. По дороге есть одна, там очень вкусные заварные пирожные и кофе тоже вкусный! — Нет. Чимин осекается и опускает голову, смотрит себе под ноги. Юнги это все еще нравится, меньше вариантов падения, но вот грустный Чимин ему не нравится. Так что… — Я не взял кошелек. Вышел ненадолго, знаешь… — Юнги неопределенно машет рукой, потому что сам он не знает, но Чимин должен придумать. Третье по счету «о», сопровождающееся понимающими кивками головы. — Я думаю, что могу угостить. Да, думаю, могу. Тем более за вчера. Я должен. Вообще-то, Чимин Юнги ничего не должен. Вообще-то, Юнги не помнит, когда последний раз что-то пил или ел. В розарии его тело эфемерное, а не реальное, да и здесь Юнги не берется отвечать за действительность. Скорее уж макет, внешне похожий как две капли воды, но вот внутреннее содержимое… Юнги никогда не вдавался в такие подробности. Зачем? — Ты разве не спешишь? Дела ведь? — Юнги поворачивает голову к Чимину, наблюдает за ним. — А… — Чимин думает, кусает губы. — Если дела могут подождать, то я не против. Чимин тут же расплывается в улыбке, шумно выдыхает и прибавляет шаг. Походка становится немного прыгучей, как у детей в режиме крайней степени нетерпения. Юнги усмехается и мысленно проговаривает: «Ребенок». В кофейне не очень шумно, хоть и большинство столиков забито студентами. Разговоров мало, бо́льшая часть людей уткнулась в телефоны, ноутбуки или тетради. Чимин первым делом стремится к столику у окна, но Юнги окликает и указывает на дальний у стены. Он не хочет наблюдать через стекло: и так одним только наблюдением занимается. А чтобы следили за ним, и подавно не хочет, это как-то странно. Смена позиций не для Юнги. Чимин заказывает себе мокко и что-то на десерт. Юнги ограничивается эспрессо. Он плохо помнит вкус и запах, но точно знает, что в какой-то из жизней частенько брал именно его. На предложения Чимина о пирожном, мороженом и других сладостях Юнги отрицательно качает головой. На предположение о том, что он стесняется, хрипло смеется и говорит, что просто не голоден. Юнги пока достаточно ярких красок и звуков, яркие вкусы могут оказаться лишними. Немного погодя он осторожно прихлебывает кофе. Прикрывает глаза, оценивает весь букет и хочет выплюнуть, но сдерживается. Размазывает горьковатую жидкость по небу и языку, прислушивается к послевкусию. К пятому глотку смиряется и думает, что не так уж плохо. Чимин в это время мажет губы сливками, довольно причмокивает, принимается за десерт. Юнги нравится наблюдать. Нравится вот так сидеть. Юнги нравится молчать, когда тишина не неловкая. Но все хорошее заканчивается с последним кусочком десерта, который Чимин роняет на брюки. Краснеет в который раз, перекладывает сладость в тарелку, отирается салфеткой и подвигает к себе ближе кофе, с которого слизал уже все сливки. — Так сколько вам лет? Юнги, наоборот, отодвигает от себя опустевшую чашку, кладет локти на стол, сцепляет пальцы и на них устраивает подбородок. — Я старше. — Это я уже слышал, но… — Чимин замолкает, о чем-то думает. — Вы учитесь? Юнги слабо улыбается. Хорошо. Ребенок решил идти обходными путями. — Нет. — Не захотели или уже закончили? — А ты настырный, — у Юнги получается произнести это тепло, без грубости. — Я просто… просто хотел узнать побольше. Мне интересно. Я люблю знакомиться с людьми, общаться… — Чимин кусает губы, опускает голову. — Я слишком навязчивый? Мне пару раз говорили… — Я не очень люблю разговаривать. Но не против послушать. Ты можешь начать с себя, — Юнги приподнимает брови, побуждая к рассказу. Чимин думает пару секунд, а затем открывает рот. Открывает и не закрывает ближайшие сорок минут. Юнги еще на пятой понял, что все затянется и заказал себе второй кофе. Бо́льшую часть информации он и так уже знал. Но эмоциональная окраска при рассказе привлекала и делала все в разы интереснее. Чимин сначала быстро отрапортовал по возрасту, учебе, увлечениям, а потом перешел к смешным и не очень историям из жизни. Где-то сам смеялся, где-то, сказав больше нужного, краснел, местами хмурился и сетовал на несправедливость. — Ты можешь называть меня хеном, — в какой-то момент Юнги вспоминает про уважение, культуру общения и не хочет слышать слишком формальное «вы». — Правда? Мне приятно! Хен… — Чимин катает слово на языке, улыбается и продолжает. — Тогда, может, что-то расскажешь о себе? — Обязательно, но в другой раз. Потому что теперь дела у меня. Чимин сдувается, вздыхает и кивает согласно. Достает свой телефон, смотрит на время и кивает повторно. Затем расплачивается и поднимается с места. Юнги снова провожает его до подъезда. Бросает быстрое «до встречи» и бредет к проулку, в котором есть слепая зона. Собственно говоря, попади он в кадр вездесущих камер, скорее всего, его исчезновение списали бы на сбой в системе, но лучше не рисковать.

***

Смерть ступает по черному мрамору. Шагов не слышно, одежда не шуршит. Смерть не торопится. Задумчиво оглядывает лепестки различных роз. У нее появилось занятие на ближайшее время. Придумать себе историю. Еще найти кошелек и деньги. Смерти подвластно созерцание. Она видит то, что людям не дано. Но вот материальные блага… Смерть разрывает тишину недовольным цоканьем. Создавать вещи из воздуха было бы очень удобно. Единственным исключением служит одежда, но и ее выбор весьма ограничен. Смерть решает не утруждать себя, делая собирательный образ из прошлых жизней, которые не были затерты. Вопрос остается висеть над родом занятий. Смерть барабанит по подлокотнику кресла. Смотрит на свои пальцы. Пианист? Музыкант? Продюсер? Тишину прерывает слишком громкий вздох. Мин Юнги. Двадцать один год. День рождения девятого марта. Смерть останавливается на этих пунктах. Остальное само приложится. Для начала хватит и этого.