***
Юнги смотрит за стрелками на часах. Которые тоже выбрал Чимин. Их ободок нежно-голубого цвета. Чимин принес их на следующий день, после доставки вещей. Сказал, что ничего не имеет против геев, но для всеобщего спокойствия голубой не повредит. Юнги цвета вообще не вредят, они не несут смысла, если этот смысл не придумывать. Маленькая стрелка почти приблизилась к десяти. Чимин сидит на диване уставший и сонный, медленно моргает. Юнги решает, что Чимину нужно домой. — Тебе пора. Уже поздно, людям… и тебе в частности необходим сон. — Да, мне еще задание нужно сделать все равно. — Тем более. Юнги поднимается с пола. Юнги не любит сидеть на полу, но сегодня он решил уступить Чимину диван. Чимин выглядел очень нуждающимся. — Хён, неужели непонятно, что я оттягиваю? — Почему? Чимин хнычет и прячет ненадолго лицо за пледом. — Потому что это философия. Я ненавижу философию и философов тоже! У меня спрашивают, как я отношусь к их взглядам. А я никак не отношусь, хён… Мне все равно, кто и как видит этот мир. Мне все равно, в чем смысл бытия, мне плевать, как понимают жизнь. Я не хочу думать о смысле, я просто хочу жить. И уж тем более я не хочу разбираться в разнице между миром идей и миром вещей! И как сопоставить эту теорию с другими такими же бесполезными теориями! — Но в чем-то Платон точно прав. Тело — разложимо и смертно, а душа — вечна. Чимин выглядывает из-под покрывала, Чимин смотрит на Юнги. Юнги кажется, что так смотрят на врага. И на личного, и на всего народа. Он решает исправиться: — Послушай, в любом случае, если вопрос состоит в том, как ты относишься, это не значит, что ты должен согласиться. Ты можешь опровергнуть, можешь раскритиковать. Демокрит утверждал, что материя первична, а дух вторичен, что идет вразрез со взглядами Платона. А можешь вообще опираться на мнение Протогора, на изменчивость и противоречивость вещей. «Человек есть мера всех вещей, существующих — что они существуют, несуществующих — что они не существуют». То есть ты сам в зависимости от своих интересов и выгоды можешь трактовать этот мир. Можешь по-своему трактовать все эти учения, мнения и утверждения, потому что истины нет. Юнги был уверен, что он помогает, что он действует на благо. Но Чимин теперь смотрел совсем печально. — Хён, я тупой. — Как мы только что выяснили, истины нет, а выводы так же противоречивы и изменчивы, как все вещи в этом мире. Поэтому не спеши, все может поменяться. На самом деле не может. Все такое, какое есть. Юнги воспринимает жизнь определенным образом и по-другому воспринимать не может, иначе он не будет Смертью. Он будет блаженным, будет ходить по розарию с лейкой и опрыскивателем против колорадских жуков. — Хён, я не знаю, кто такой Протогор. Я Платона запомнил, только потому что он созвучен с Пифагором. А Пифагоровы штаны на все стороны равны. Забавно звучит. Но я не думаю, что могу написать об этом в эссе. По мнению Юнги, нет ничего изменчивого, все постоянное. Поэтому Юнги смотрит на Чимина и вздыхает. Чимин пристыженно краснеет и прячется под плед. — Хочешь, я тебе помогу? — Правда? — Да. — Очень хочу! Юнги кивает и идет за ноутбуком. Открывает текстовый документ и начинает писать без долгих расшаркиваний. Делится по мере написания с Чимином, но тот не участвует. Когда Юнги ставит заключительную точку и оборачивается, Чимин беспечно спит. Время без десяти двенадцать, и Юнги жаль будить Чимина. Очень жаль. Но завтра у него пары. Все тетради дома, одежда тоже. Поэтому Юнги сохраняет документ и легко касается Чимина поверх покрывала. — Хей, просыпайся. Уже поздно. Чимин сопит чуть громче, морщится, но упорно не открывает глаза. — Хён тоже устал, мне нужно отдохнуть. На этом Чимин все же поднимает веки и зевает. Потом куксится, пытаясь выпутаться из покрывала. — Я долго спал? — Нет, около часа. Твое эссе готово. Почитай утром, возможно, захочешь что-то добавить. — Ага… Чимин с одним открытым глазом ковыряется в ноутбуке, отправляет эссе себе на почту, а потом, слегка пошатываясь, идет в коридор. — Хён, спасибо. И тянет руки. Юнги отступает. Чимин отворачивается и прислоняется лбом к стене. Хнычет раздосадованно. — Я провожу тебя. Обувайся. — Обуваюсь. И после секундной задержки наклоняется к кедам. — Хён, ты лучший. Если я получу высокий балл, куплю тебе кофе. Хочешь? — Лучше выспись как следует. Чимин краснеет щеками и кивает. — Ладно.***
Звонок чирикает, не переставая. Юнги, морщась, распахивает дверь. За ней счастливый Чимин. В одной держит картонный стаканчик с кофе, другой продолжает жать на кнопку звонка. — Я уже открыл. — Я знаю. — Перестань трезвонить. — Это не звонок. Это звук моего ликования! Чимин говорит с запинками, глотая воздух. Его щеки раскрасневшиеся, дыхание тяжелое и заметны маленькие бисеринки пота на висках. — Ты что, бежал? Чимин отпускает наконец звонок, протягивает Юнги кофе и абсолютно счастливый говорит: — Хён, у вас лифт не работает! — Ты поднялся пешком на четырнадцатый этаж и радуешься? — Нет, я получил самый высокий балл за эссе по философии. Самый высокий, хён! Из всего потока! Юнги приподнимает бровь, забирает кофе, отступает назад и в сторону, чтобы пропустить Чимина. — Ты молодец. — Нет, хён, это ты молодец! Ты же писал! Чимин скидывает сумку на пол. Он даже домой не заходил, чтобы переодеться. Принесся сразу после колледжа. — Преподаватель меня даже задержаться попросил! Так хвалил, так хвалил! Сказал, что знает большое количество чужих статей на эту тему и поэтому почти все работы студентов на один лад. А моя другая! Он пытался обсудить… Ну я, в общем, там согласно покивал, поугукал и сказал, что очень спешу. Хён, ты просто потрясающий! Эта философия такая дурацкая, а ты так легко все сделал! Ох! У Чимина заканчивается воздух, он продолжает говорить жестикуляцией, Юнги подавляет в себе удивление и улыбается умиленно: — Переведи дух. Хочешь воды? — Не-а! Скоро Тэ придет! Но, несмотря на это, скачет вслед за Юнги на кухню и благодарно принимает пачку сока. Юнги закупил немного и поставил в холодильник, специально для Чимина. — Тэ? — Да! Я просто так рад был, так рад! Тэхен сказал, что это надо отметить! Он скоро принесет курочку и колу. Ты не против? Я там тебе отправлял сообщение, ты не ответил. Я поэтому взял тебе кофе, ты же не любишь курочку? Хен, ты должен сказать, что ты кушаешь, я буду тебе приносить. А то ты такой бледный и худой. Ты вообще питаешься? — Чимин, люди без еды не могут жить, так что… — Юнги теряется среди потока информации и вопросов, так что отвечает только на последний. — Ну да, просто я никогда не видел, чтоб ты кушал. У тебя нет расстройства? Ну то, что с едой связано, не помню, как оно там. — Нет, Чимин. Тебе не стоит беспокоиться. Никаких расстройств у меня нет, я просто очень избирателен. Мне не нравятся яркие вкусы. — О… Хен, неужели ты тот несуществующий тип, который любит пресные каши? Хен, серьезно? Это такой ужас. Юнги закатывает глаза и делает глоток кофе. Кофе он любит, но… — Это что?! Чимин замирает. — Ой. — Ой? — У меня спросили, добавить ли сироп, и я… — И ты добавил. — И я добавил… Юнги впихивает стаканчик Чимину в руку. — Зато у тебя выбор прям как в кафе. И кофе, и сок, и газировка. — Хён, прости. Я сейчас схожу за новым! Я просто не подумал. Какой ты любишь? Эспрессо, да? Как я мог так облажаться… Ты только не обижайся, ладно? — Чимини… — А? — Не суетись. — Но как же? Юнги пожимает плечами. Он не ждал кофе и вполне может обойтись без него. Поэтому Юнги останавливает Чимина, который порывается еще пару раз сходить в кофейню и предлагает пока подготовить посуду и протереть стол. Юнги таким не занимается. Так что Чимин моет не только стол, но еще по остальным поверхностям проходится, стирая пыль. А через несколько дней на кухне в шкафу появляются две коробки овсянки для завтрака. Юнги не может не вспомнить, как смеяться.