Увядая, он опадает пеплом

Смерть бродит по мраморным плитам. В глазах то полный штиль, то буря с грозами и тайфунами. Эмоции, ранее недоступные, теперь продираются даже в это место. Пустое, холодное и тихое. Они в сети ловят, цепями опутывают, дышать не дают. Смерти воздух не нужен, но его сейчас так не хватает. Смерть на ровном месте спотыкается и на пол оседает, неведомым грузом придавленная. Тело эфемерное вдруг чувствовать начинает: этот камень ледяной под пальцами; воздух сухой и спертый, с пеплом смешанный; цвета давящие, без единого светлого пятна. Они окружают. Они все, как один: мрачные, темные... мертвые. У Смерти губы в дикой усмешке кривятся. Карие радужки мглой затапливает, они со зрачками сливаются. Смерть на ноги встает, необычайно легко и плавно. По мрамору не идет, а плывет. Улыбаться продолжает, а потом резко перестает. Маска привычная на лицо ложится, без тени человечности. Кукла фарфоровая, не более. В этой маске она ни одну дорожку пересекает. Руки в стороны разводит, роз касается. Заставляет пеплом опасть одну за другой. Первый десяток, сотню, а после счет на тысячи. Там, на земле вдруг уровень смертности повышается. Людей неизвестной болезнью, как газонокосилкой, косит. Смерть в своей стихии. Ей нравится. Она весь розарий хочет пеплом засыпать. Чтобы ни одного красного пятна, ни одной живой души здесь не осталось. Но вскоре останавливается. До пятисот тысяч доходит и замирает. Что такое пятьсот тысяч по сравнению с семью миллиардами. Оглянешься и не заметишь даже. Алым до сих пор все усыпано. Смерть коленями о мрамор ударяется. Как подстреленная падает. Лежит, не двигается, затем на спину переворачивается. Над головой серое небо. Ни солнца, ни облаков не проглядывается, сплошная хмарь безликая. Внутри штиль снова воцаряется. Радужка светлеет, сознание проясняется. Смерть ногтями камень шкребет, царапает, а потом тишину пронзительным криком в клочья разрывает. Она познала боль и отчаяние, теперь пластами их друг на друга складывает. Примириться пытается. Только плохо выходит, пласты эти лавинами сходят, на местах не держатся. Все внутри переворачивают, баламутят. Смерть лежит, к полу придавленная, глаза прикрывает и в сон вечный окунуться желает. Она в себя уходит, так глубоко, насколько может, чтобы все забыть. Чтобы не чувствовать. Чтобы не сожалеть.

***

Смерть от безрассудства себя оберегает всячески. Воспоминания о Чимине закрывает на замок, поглубже прячет, а потом находит себя у куста. Смерть его успела наизусть выучить. Каждую веточку, каждою иголочку, каждый бутон... Она этот куст из тысячи узнает. На нем одной розы не хватает и всегда не хватать будет, даже если миллиметра свободного не останется. Смерть пальцами по пеплу под кустарником водит. Разрыхляет. Глубже руку погружает. Будто найти что-то пытается. Но куда там. Душ здесь нет, они по воронкам, что в пепле прячутся, давно укатились. Их ниже перехватили, рассортировали. А после по накатанной: аналитический отдел, склад и новый сценарий, когда время придет. Смерть пепел в горсть собирает. Кулак сжимает со всей силы и, нарушая все запреты, самой себе установленные, в человеческий мир отправляется. Становится на самом краю скалы. Вниз смотрит. Там волны бушуют, на скалы бросаются, о них же бьются, пеной оседают. Смерть руку вытягивает. Она, как человек здесь была, как человек потеряла, как человек отпустить желает. Она глубокий вдох делает, таким же выдохом вторит и пальцы разжимает. Пепел, соленым ветром подхваченный, кружит мелким ураганом и вместо того, чтобы вперед устремиться, оседает влажными хлопьями на лице и волосах. Смерть вдаль смотрит, на заходящее солнце, а после глаза закрывает. Руки на груди складывает и, сделав шаг, летит вниз. Ей здесь ничего не сделается. А вот пепел под разъяренной водой отступает. Смывается и мелкими песчинками растворяется. Смерть спиной о дно морское бьется, оно в следующий миг мрамором обращается. Смерть, как есть лежит. Мокрая насквозь. Ледяная. Жизни лишенная. Вокруг нее вода лужей собирается. В стороны растекается. С пеплом смешивается. Темнее делает, грязь разводит. Смерть лишь от одной горстки избавилась, не учла, что тут таких миллиарды. Они напоминать всегда будут. Вечно.