***
Смерть руки под голову подкладывает, ноги скрещивает, носком одной покачивает. Вокруг кусты колючие и пепел, а она под закрытыми веками море представляет и пальмы зеленые. Люди любят в теплые страны кататься. На песке горячем полежать, под солнцем понежиться, в воде прохладной искупаться. Смерть не человек, ей эти видения не помогают. Злость только появляется. Желание уничтожить все в голову закрадывается. Снова. Смерть уже не знает, что делать и как быть. Как с самой собой справиться, и что за состояние такое, вообще. Она на живот переворачивается и мрамор теперь разглядывает. Все прожилки и цветовую гамму. Хотя что там разглядывать, разбег от черного до грязно-серого. Но тут хоть какой-то разброс, нежели в небе. Она пальцами по холодному камню водит. Ногтями слегка царапает. Знаки и линии чертит, а потом... Глаза расширяются. Она замирает без движения. До десяти про себя считает, ничего не меняется. Смерть на ноги подскакивает, вдаль смотрит долго и с места срывается. Безошибочно одну единственную розу из миллиарда находит. Все лепестки разом оглядывает. Радужка, доселе мглой затянутая, светлеть начинает, теплым карим обращается. Чимин опять здесь. С другим именем и сценарием. Без воспоминаний. Но это неважно. Главное — его душа. Маленькая, яркая, свет источающая. Она манит, притягивает. Смерть улыбку не сдерживает. Уходит, чтобы кресло-качалку достать. Возвращается, усаживается поудобнее и, выбрав лепесток, в чужую жизнь заглядывает.***
Детство у всех одинаковое. Царапины, ссадины и разбитые коленки. Дарен ничем не выделяется, только в отличии от привычного Чимина ревет не так громко, не так долго, не так цепляюще. Оттого, наверное, Смерть сидит себе спокойно, покачивается и даже не думает на помощь прийти. Один раз только зажмуривается, пока Дарен с яблони летит, держа в руках спелый плод. Смерть плача ждет, но ничего. Земля и трава падение смягчили и довольную улыбку даже не стерли. Не Чимин это. У Дарена с возрастом падения сокращаются, потом и вовсе на нет сходят. Абсолютно другой человек перед глазами. Смерть по подлокотнику пальцами постукивает, но не уходит. Дальше глядит, даже не замечает, что, несмотря на отличия, ее все глубже затягивает, не выбраться, не оторваться.***
Дарену около тридцати. На улице ливень идет сплошной стеной. Под крышей бы переждать, но куда там. Все-таки душе этой вечно на месте не сидится, независимо от жизни. Смерть знает, что все будет в порядке. Что человек до дома доберется, но все равно переживает. А мало ли? Хотя на этот раз Тэхена нет, планы спутать некому. Но беспокойство внутри засело, не отпускает. Дарен тормозит посреди дороги. Через пассажирское стекло вглядывается — на обочине что-то рассматривает около минуты. Потом ручку на двери дергает и под тяжелые капли выходит. Машину огибает, бежит к решетке, сливную яму закрывающей. Там, лапками в прорези угодив, котенок барахтается, потоками воды пришпиленный. Как только не захлебнулся до сих пор. Дарен кроху осторожно поднимает и обратно в тепло салона спешит. Только успевает дверь захлопнуть, как котенок в кожу когтями впивается, а следом еще и зубки показывает. Дарен от неожиданности рукой встряхивает, еле удерживает себя, чтобы рефлекторно пальцы не разжать и в сторону кроху не отбросить. Котенок от тряски зубки разжимает, на человека смотрит, а потом шипит и глазами сверкает. — Ну и кто так делает? Я тебя спасаю, а ты вместо спасибо, ругаешься, — котенок опять шипит и коготками сильнее впивается. Дарен в зеленые глаза смотрит, черную шерстку оглядывает, без единого светлого пятнышка, и головой качает. — Маленькое исчадье ада. И что с тобой глупым делать? Обратно вернуть? Котенок еще раз шипит, задними лапками в воздухе перебирает, а потом на жалобное мяуканье переходит. — Не надо назад? — Дарена ничуть не заботит, что он с животным разговаривает и ответа от него ждет. Черный комочек мяучит пуще прежнего, а потом вдруг чихает, ушки смешно прижимая. Дарен хмыкает и кладет котенка на соседнее сидение. Прибавляет мощность печки и спешит домой. Несмотря на такое знакомство, котенок быстро учится мурчать, тереться о ноги и подставляться под ласку. Но Дарен не покупается на хорошее поведение и называет его Демоненком. Смерть полностью согласна с такой кличкой, потому что маленькое нечто так орет, когда хочет есть, что эфемерные ушные перепонки лопаются, зубы скрипят от неприятия и хочется избавиться от животного. Смерть разок даже размышляет над этой мыслью. Что ей-то? Одно касание, и нет проблемы. Но быстро передумывает. Не хочет огорчать Чимина даже в другом облике. Демон вырастает большим, гладкошерстным и очень характерным котом. На руки идет только к Дарену, остальные получают презрительный взгляд, а более наглые — угрожающее шипение. Если совсем самоубийцы, то Демон рассекает когтями кожу на руках похлеще лезвия. Смерть в какой-то момент даже радуется, потому что кот может защитить от любого недоброжелателя. А еще, очередным своим зеленым взглядом — будто в самую душу — сподвигает Дарена на написание романа. Смерть думает, а чем бы занимался Чимин? Если бы не умер на несколько десятков лет раньше. Хотя зачем предполагать? Она знает прекрасно, потому что помнит. Все удачные дни и неудачные. Все взлеты и падения. Может даже блокнот взять и расписать каждую минуту. Составить план на сто пятнадцать лет. Сто пятнадцать лет, которые она перечеркнула. Одним касанием поделила на шесть и ответ не карандашом внесла, а ручкой. Чернила въелись, ни исправить, ни стереть. И кто просил лезть? Сидела бы спокойно здесь, наблюдала со стороны. И ничего бы не случилось. Чимин по сцене бы порхал перышком. Будто вес его не килограммами, а миллиграммами измеряется. Но что теперь-то? Чимина нет. Есть его новая версия. Иная, местами неправильная. Но где-то все же привычным отдает. Как тогда, так и сейчас вниманием завладевает целиком и полностью.***
Время проходит незаметно. Смерть наблюдает, смотрит в лепесток — заглядывает через плечо. Читает то, что Дарен пишет и посмеивается. Интересно, почему многие безоговорочно верят в ад и рай, зачем разделяют на такие понятия и разграничивают. Если бы ад действительно существовал, там бы уже давно случилось перенаселение. Хотя, так людям легче справиться с неведением. Оно как известно пугает. А ад и рай дают хоть какие-то ориентиры. Мифические, призрачные, но все же. Несмотря на это, Смерть на самом деле увлекается. Дарен успел прославиться, его серия книг разошлась достаточно большим тиражом. По одному экземпляру каждой есть в розарии. Сложены аккуратной стопочкой на память. Смерть думает, что, возможно, потом, когда-нибудь она возьмется перечитать. Там мысли Чимина предложениями уложены. Это не то эфемерное, что в памяти хранится, это материальное. Что пощупать и потрогать можно. А то, что не Чимин это, а Дарен писал, значение уже не имеет. Грани смываются, как грязь под дождем. Также значения не имеет, что все совсем не так. На самом деле мир цикличен, и это не более чем искусственно созданная локация для подопытных кроликов. Смерть до конца не знает, для чего он создан и к чему стремятся создатели, потому что выхода из круга нет. Сценарии прописаны не только для людей, но и в целом. Есть начало, самое зарождение цивилизации и есть конец. Они всегда одинаковы, всегда в одно и то же время. Жизнь человечества спокойно кладется на заранее отмеренный отрезок. Проживается по сценарию, стирается — начинается сначала. У людей в этом мире есть будущее, но нет прошлого. Сколько бы не рассказывали про машины времени, сколько бы не снимали фильмов, назад пути нет, потому что там пишется уже новая история. Она аналогична предыдущей, разве что имена разные. Потому ответ о том, как же появился человек никогда не будет найден, потому что он заключается отнюдь не в обезьянах. Обнаруженные на раскопках кости, которые якобы подтверждают теорию Дарвина — не больше чем декорации. Люди любопытны по природе своей, но им никогда не найти ответа, потому что они ходят по тому пути, который для них придумали. Как построили пирамиды? А никак. Они были изначально. Человечество просто заехало на квартиру, в которой уже имелась мебель. Только эта мебель не подобрана по цвету, по форме и стоит не по фэншую, поэтому и сбивает с толку. Стоит только приблизиться к "истине", как новая находка рушит с таким трудом выстроенные мосты. Смерть думает, что у создателей есть чувство юмора. Возможно, такое же черное, как мрамор в розарии. В самом начале своей работы, Смерть прошла небольшой ознакомительный курс. А еще посетила экскурсию почти по всем временным отрезкам, прежде чем заступить на должность. Она какое-то время еще смеялась, пока эмоции не атрофировались за ненадобностью. Все величайшие изобретения человечества, не больше, чем хорошо продуманный ход и нужная душа с правильно подобранным сценарием. Вот человек живет в настоящем, пользуется благами цивилизации и горя не знает. Умирает. А через какое-то время рождается в отрезке несколькими столетиями раньше. Блоки на память стоят и никуда не деваются. Но как известно, человек с амнезией, который не помнит даже свое имя, не забывает названия фруктов, городов. Может читать и писать. Так же и тут. Душа попадает в новое время, но, просыпаясь ночью, рефлекторно ищет выключатель, чтобы без происшествий сходить на горшок. Не находит. Ощущение неправильности и нехватки чего-то важного достигает апогея. В голове запускается процесс создания и разработки. Не зря, все выдающиеся изобретатели сопровождались неизменной фразой: «Они обогнали время». Так повторяется каждый раз. Прогресс неизменен. Как только начинается новый виток эволюции, в определенное время и определенное место закидываются души, умершие в будущем. Сколько уже рождалось Вольтов, Менделеевых и Ньютонов сосчитать невозможно. И они продолжают рождаться, под новыми именами и фамилиями. Потому что в какой-то момент временные отрезки заканчиваются. Технологии развиваются до угрожающего раскрытию истины уровня, и человечество затирается. А по их следам идет новая партия. Продирается с самого начала, через пещеры с наскальной живописью и пирамиды с лабиринтами. Поэтому в прошлое отправиться невозможно — прошлое это настоящее для очередного человеческого рода, запущенного на линию прямой в момент уничтожения предыдущего. Всего лишь конвейер. «Не оглядывайся в прошлое, живи настоящим» — Смерть успела по достоинству оценить всю комичность. Пожалуй, узнай об этом люди, начнется какое-никакое восстание. Информация начнет разлетаться, пока создатели не уничтожат неугодные факты. Потому, такую информацию получают такие как Юнги, но не как Чимин. Последний обязательно навел бы шороху. Первый просто радуется, что не ходит в дураках и вообще существует вне Земли и ее законов. Смерть еще немного думает над возможностью как-то намекнуть Дарену. Раскрыть пару карт, подтолкнуть к написанию нового бестселлера. Но идею сворачивает. Для этого нужно будет выбраться в реальный мир. Познакомиться лично... Нет. Смерть не собирается больше допускать такую оплошность. Она не хочет убивать. Только не Чимина.***
Время в реальном мире оказывается быстротечным. Смерть наблюдает, как Дарен женится, как у него появляется первый ребенок, потом еще один. Он наблюдает, как Демон стареет, становится неповоротливым, перестает запрыгивать на какие-либо поверхности выше дивана. Как у него выпадают усы... Дарен переносит потерю сложно. Перед близкими он показывает лишь малую долю своих чувств, но потом, собирая игрушки Демона, его лежанку и корм с наполнителем, не выдерживает и нервно отирает мокрые щеки. Все ненужное теперь отправляется в приют для животных, потому что выкинуть сил не хватает. Смерть грустит, ей тоже жалко кота. Или Чимина. Или обоих сразу, что становится вдвойне неправильным. Смерть себя отдергивает, дальше смотрит. С уходом Демона, Дарен больше не садится писать. Как-то на интервью проговаривается, что автором был не он, а кот. Что тот сам подкидывал ему сюжет и идеи, а Дарен лишь записывал. Ведущий посмеивается. Издательство, с которым он работал, тоже посмеивается. Думают, это временный перерыв. Но Дарен действительно больше не пишет, ни одной строчки. Муза умерла, а с ней погибли надежды на новые свершения. Несмотря на это, дома он не сидит. Деньги с гонораров остаются лежать на счетах. Потом нужно будет оплачивать обучение детям. Дарен устраивается работать обычным клерком и даже успевает подняться немного вверх по карьерной лестнице. Он целиком и полностью отдается новой работе. И, когда человек из издательства приходит к нему домой, чтобы попытаться попросить вернуться или хотя бы лучше подумать, его встречает супруга. Она тоже немного опечалена таким поворотом событий, но быстро берет себя в руки и вида не подает. Смерть успела убедиться, что эта женщина и правда любит. Потому она спокойно отсылает человека восвояси, объясняя, что в глазах мужа она совсем не видит грусти. Дарен не скучает по писательству, в нем нет и намека на ностальгию по прошлому. Он увлекается новым делом и горит только им. Удивительно, но факт. Так мир теряет подающего большие надежды писателя- фантаста, а Смерть оглядывается и с улыбкой осматривает стопку книг. Ей и этого достаточно. Она без лишних сожалений отправляется дальше. Ей важен Чимин, а не то, что он делает.***
Будни сменяют друг друга. Дарен сидит в офисе, у него есть отдельный кабинет. Смерть заглядывает через его плечо, прихлебывает иллюзорный кофе из иллюзорной чашки и составляет с Дареном квартальный отчет. Какой он там по счету? Без разницы, но Смерть уже в курсе всех тонкостей, ей можно самой садиться за компьютер. На рабочем столе маленький кактус с приклеенным искусственным цветком на верхушке. Рамка с фотографией семьи. Стеклянная статуэтка черного кота и часы, на которых беззвучно двигаются стрелки. Это все для зрителей. Для посторонних. А для себя у Дарена есть скрытая папка с текстовым документом. Там уже десяток глав новой книги, которая так и не увидит свет. Зато ее видит Смерть. Читает по мере написания. Дает советы и обсуждает каждый новый поворот. Пусть Дарен не слышит, но в воображении Смерти их дискуссии безумно яркие и увлекательные. Дарен эту книгу пишет долго. Текст уже давно хранится на личном компьютере, в общем доступе и подпись автоматическая: "Новая папка". На следующий день, после того, как он ставит последнюю точку, его забирают в больницу. С сердцем плохо. Возраст берет свое. Врачи делают, что могут. Прогнозируют выздоровление, но Смерть знает, что скоро ее выход. Она покачивается на кресле. Оглядывает последний лепесток. Смотрит на Дарена, который лежит в палате. Белые простыни, наволочки и одеяло. Белый потолок. Все стерильное, пахнет порошком и едва уловимо лекарствами. Дарен седой совсем, кожа морщинистая, тонкая до невозможного, вены на руках обтягивает. Внучка с интересом на эти выпирающие венки пальчиками надавливает, играет. Время посещения заканчивается. Родные обещают заехать завтра, спрашивают, что привезти. Смерть усмехается, мысленно советует купить венки и заказать гроб. Но, когда вечер сменяется ночью, ей уже не до смеха. Голоса стихают. Пациенты засыпают. Врачи и медсестры перестают сновать по коридорам. Тишина сплошная и темнота. Только зеленая кривая на кардиомониторе светится и пищит звонко. Дарен еще не спит. Он голову к окну повернул и смотрит, изредка моргая. Дышит глубоко и размеренно, но это ненадолго. Смерть подбирается вся. Палата эта белая. Пижама больничная. Мерзкий писк и кривая, которая скоро прямой обратится. Смерть сглатывает. Она уже это видела. Жизнь другая, тело другое и возраст. Но для нее оказывается все одно. Все одинаково. Дарена терять не хочется, так же как Чимина. И оставлять не хочется, как в прошлый раз. Тогда Чимин постоянно спрашивал, во сне и в бреду звал. Ждал до последнего, но так и не дождался. И пусть днем умер, но Смерть тогда одну тьму видела. Непроглядную, тяжелую, пожирающую. Сейчас и вовсе света не сыскать, солнце за горизонт укатилось, лучи свои спрятало, обещало завтра вернуться. Только поздно будет. Дарен уже не увидит. Смерть с места поднимается и мечется. Неуютно ей, плохо и тоскливо. А еще картинки все перед глазами всплывают. Лицо Чимина усталое, изможденное. Без привычной улыбки светлой, что вместо солнца ослепила и заворожила. Она бы может и в последний миг была, если бы Смерть в розарии не заперлась, а пришла и поддержала. Сказала бы, что умирать совсем не страшно. Что Чимин еще сотни и тысячи жизней проживет. Университет закончит. Танцевать будет в лучшем театре страны, что смотреть на него будут тысячи и, рассекая ладонями воздух, хлопать громче, чем лопасти взлетающего вертолета. Оглушительно и до невероятного прекрасно. Но Смерть предпочла остаться здесь. Трусливая и жалкая, она самой себе противна. Настолько противна, что хочется на мрамор упасть, кулаки о камень разбить и самой об него разбиться. Целиком, полностью, в кровь. Чтобы ничего не осталось. Чтобы боль каждой клеткой тела ощутить, как Чимин тогда. Но уже слишком поздно. Прошлое никак не вернуть, есть только настоящее. Смерть метаться перестает по розарию. Глаза прикрывает на мгновение, а открывает, уже стоя в палате. Дарен заснуть успел, и хорошо. Люди говорят, что кончина во сне самая лучшая. Без страданий и ожидания. Просто заснул и не проснулся. Смерть не согласна. Она бы не отказалась утром еще раз на Дарена взглянуть. Увидеть, как его семья опять вокруг соберется. Как посмотрят на него обеспокоенно и вместе с тем тепло. Но увы. Глаза их завтра лишь слезами и скорбью наполнятся. Только Дарену уже плевать будет. Его душа на склад отправится, с воспоминаниями затертыми. Потому, Смерть осторожно, чтобы не разбудить, на краешек кровати садится. Тепло и любовь в себя запускает, а потом их Дарену возвращает. Все без остатка. Одеяло слегка подталкивает. И гладит по пульсометру, надетому на указательный палец. Пластик не холодный, комнатной температуры, регистрирует сокращение сердечных мышц, всего минута, и он станет бесполезным. Смерть находит часы на стене и смотрит за секундной стрелкой. Продолжает пульсометр поглаживать, сейчас защищающий от прямого прикосновения, но создающий его видимость. Стрелка добирается до очередной отметки, пересекает ее. Часы продолжают свою работу. Сердце Дарена нет. Кривая на экране несколько раз дергается, писк сбивается с ритма, а потом идет одним сплошным сигналом, так же как и линия, ставшая ровной. Смерть губу прикусывает. Осторожно сдвигает руку, накрывает морщинистую ладонь. Кожа еще теплая, как при жизни. Может и не умер он, а просто крепко спит. Аппараты ошиблись, Смерть ошиблась, создатели тоже. Обман зрения. На самом деле там еще сотня лепестков. Абсурд. Смерть жмурится. Ладонь в своей руке сжимает. Держит крепко, отпускать не хочет, но нужно. В коридоре шаги чужие, быстрые. Бегут на помощь. Бегут спасать, а спасать уже и некого. Смерть исчезает в тот момент, когда дверь открывается. Растворяется в темноте, как обманчивое видение. Но в розарий не возвращается. Она в дом беспрепятственно проникает, включает компьютер с такой знакомой заставкой. Наводит курсор на единственную Новую папку, клацает правой кнопкой мыши и удаляет. Чистит корзину и ненадолго присаживается в компьютерное кресло. Сидит так же, как совсем недавно Дарен. Гладит клавиши подушечками пальцев. Касается невесомо. Склоняет голову. Она знает, что в книге вместо пролога было обращение к родным. Они бы прочли после его смерти, когда осматривали документы перед продажей устаревшего и уже ненужного компьютера. Они бы узнали, что с уходом Демона Дарен действительно думал, что больше не напишет ни строчки, что вдохновение погибло вместе с любимым домашним питомцем. Но на самом деле оно покинуло его ненадолго и было найдено немногим позже в лице жены и детей, которые остались рядом. Эта книга посвящалась им. Вот только... Тем кто наблюдал, кто читал и стоял тенью за спиной, была Смерть. Всегда, всю жизнь и эту и прошлую. Эта книга слишком личное для нее и для Дарена тоже. Смерть знает, иначе текст не писался бы в тихомолку, скрытый от всех. Смерть не признается, что это зависть, замешанная на ревности. Проникающая глубоко и диктующая свои правила. Смерть оставит этот сюжет только для себя. Будет помнить и воскрешать в памяти, смотреть под закрытыми веками, как фильм. А другие пусть наслаждаются тем, что выпущено и стоит на полках в магазине. По возвращении в розарий, Смерть избавляется от бумажной стопки, которую обещалась хранить. Собирает в охапку и вышвыривает в людской мир. Ей там самое место, а у Смерти есть нечто особенное. Что только для нее. Такое же эфемерное, несуществующее и безжизненное. Но Смерть и на это согласна. Она опускается на мрамор, прижимается щекой к холодному камню, глаза закрывает и по памяти перечитывает предложение за предложением.