***
Перемирие. Юнги характеризует тишину именно так. Отец, как истинный меланхолик, решил обойтись без стресса и сгладить конфликт. Свести его на нет. Юнги точно не знает, как именно он того добился. Но мама пишет ему здоровенное письмо с признаниями в любви и выражением поддержки, а также ждет на рождество и вообще на все праздники, потому что соскучилась. Еще она посткриптум уточняет, точно ли у Юнги нет девушки, а то он как-то изменился. Материнское сердце чувствует и волнуется. Юнги вспоминает Виен и разглядывает раскладку на телефоне, размышляя писать об этом или не стоит. Мама скорее всего будет счастлива, но успокоится вряд ли. Скорее пойдет новый виток реактивной заботы, который доконает флегматичного Юнги, и он таки сменит профиль, засев над химией. Виен снова остается не удел. Юнги решает обойтись без лжи и засыпать разновидностью возможностей. Он говорит про смену обстановки, про дополнительную нагрузку и магнитные бури. А после прибавляет забавное на его вкус: Мама, я уже не ребенок! И это работает. Она шлет ему какую-то умильную ерунду и наконец отцепляется. Не будь Юнги флегматиком, он был бы чрезвычайно счастлив, а так ему просто нормально. Снова. Как раньше.***
Юнги кладет руку на стол, немного задирает рукав свитшота и наблюдает за стрелками часов. До конца рабочего дня библиотеки осталось пятнадцать минут. Был сигнал, и теперь вокруг слышаться хлопки закрывающихся книг, шелест бумаги и вжикание молний. Юнги свои вещи успел убрать пятью минутами ранее и теперь просто наблюдает за временем, ждет. Он может уйти сейчас, может уйти через минуту, а может встать за тридцать секунд до закрытия, ведь именно столько ему потребуется, чтобы пройти к выходу. Пройти не спеша. Пройти спокойно и успеть криво улыбнуться охраннику. Юнги не то чтобы злопамятный, не то чтобы издевается. Юнги просто показывает, что он сюда приходит за знаниями. Что эти знания он применит на работе, где будет за месяц получать годовую зарплату охранника. Чтобы этот охранник знал свое место и, втихую куря позади здания, не называл всех и вся кретинами, которые тратят свою жизнь на учебники, когда самое время развлекаться. Юнги кретином не является, а местную братию давно записал в ботаники, чтобы не умалять их способность в эрудицию. Эти ботаники, как и Юнги трудятся на благо своего будущего, и скорее всего им так или иначе повезет. И в их задачи будет входить что-то посложнее открытия и закрытия библиотеки или усмирения особо буйных, которые повысили голос чуть выше шепота. — Давай, пошевеливайся! Флегматичный Юнги отмечает чужую раздражительность и замедляет шаг, постукивает указательным пальцем по циферблату. В их стране каждый имеет свои права, и Юнги подходит к этому со всей ответственностью. Например, следит, чтобы библиотеку закрывали вовремя, ни минутой раньше. Юнги догадывается, что у этого охранника огромное желание подстеречь Юнги где-то в темном уголке и отпинать, как следует. Но на территории кампуса таких уголков нет, и везде камеры. Юнги под защитой государства, и прекрасно об этом знает. Путь до квартиры тоже проходит у всех на виду, Юнги за свою безопасность не тревожится. У него все схвачено.***
Все, да не все. Юнги за полторы недели успел привыкнуть к хорошему. К нему всегда привыкают быстро, а потом хорошее заканчивается, и появляется Виен. Появляется неожиданно. Появляется тихо. Так, что и не заметишь сразу. Юнги не замечает, пока ее ладони не касаются лица. Она заходит со спины, закрывает глаза и шепчет на ухо: — Угадай кто? У Юнги все падает. И телефон на пол, и сердце в пятки, и сам Юнги со стула слетает. Виен смотрит на него удивленно, а потом закатывается. Тычет пальцем и сгибается пополам. — Оппа, ну ты даешь! Вот это реакция. Виен продолжает соловьем заливаться, а Юнги сжимает толстовку в районе груди. Комкает ткань и прикрывает глаза. Сердце стучит так, будто пытается пробить кости, а еще вокруг горла оборачивается что-то невидимое и сдавливает, не дает вдохнуть. Все звуки вокруг постепенно стихают, и свет меркнет. А затем тишину разрывает собственный кашель. Юнги глотает воздух, не может надышаться и чувствует легкие поглаживания по спине. — Оппа... ты как? Прости, я такая дура. Юнги в себя приходит и смотрит на Виен слезящимися глазами. Она тянет руку, чтобы помочь подняться, а Юнги на эту руку смотрит, как на змею. Он не обижен и не зол. Он напуган. Напуган настолько сильно, что вся флегматичность вмиг раскалывается на куски и разлетается по свету. Юнги часто моргает и думает, откуда теперь начать, чтобы собрать ее заново. — Юнги... ты чего? Ну косякнула. С кем не бывает? Ты же никогда так не пугался... Виен снова тянет руку, а Юнги отрицательно качает головой. — Уйди. — Оппа... Виен делает пару шагов назад, упирается в стеллаж с книгами и замирает. Она смотрит с недоумением. Юнги с таким же недоумением пытается разобраться в себе. Но вместо адекватных мыслей в голову отдает болью, и Юнги жмурится. Массирует виски пальцами, а затем осторожно приподнимается, держась за стул. — Это из-за недостатка кислорода. У тебя то ли шок, то ли паническая атака... Давай я провожу? — Виен... — Трогать не буду, обещаю. Просто провожу. А то ты всегда бледненький, но сейчас прям вылитая смерть. По дороге бахнешься, кто за меня проекты делать будет? Юнги приходит в норму и закатывает глаза. — Да пошла ты... — Я пойду-пойду, давай собирай шмотки. И Юнги собирает. Не забывает наклониться за телефоном и сует его в карман. Голова до сих пор побаливает. И горло першит. Юнги двигается спокойно, на автомате и пытается осознать: флегматичность сама собой собралась или он башкой при падении приложился? На данный момент это первостепенный вопрос. Об остальном он подумает позже.