***
Сглазили. Юнги не верит ни в сглаз, ни в порчу. Но никогда не поздно начать. Потому что у него появляются проблемы со сном, а тревожность набирает обороты, угрожая перерасти в паранойю. Юнги сидит дома, закутавшись в одеяло. Думает, позвонить Ким Соне и утверждается в своем выводе — точно сглазили. Конечно, он никому не звонит. Сам рыщет на просторах интернета, пытается примерить на себя чрезмерную усталость, перегруженность, истощение. Но это такой бред. Юнги, конечно, учится много. Работает. Но насколько он помнит, в таком темпе он жил всегда. Пусть об этом не знали. Юнги к подобному распорядку привычен. К тому же спит он достаточно и нормально питается. Не брезгует овощами и фруктами, недавно пропил курс витаминов. Юнги все еще заботится о своем светлом будущем, и здоровое тело является неотделимой частью. Спустя несколько статей и тестов, Юнги каким-то лабиринтом выходит на рак мозга и решает закругляться. Решает просто отдохнуть подольше. Перед сном бежит в круглосуточную аптеку, берет что-то среднее между успокоительным и снотворным и, закинувшись таблеткой, бахается лицом в подушку. Это не от усталости, Юнги просто проверяет, что произойдет раньше: уснет или задохнется. Засыпает. А просыпается по будильнику, лежа на спине. Смотрит сонно в потолок и, кажется, впервые настолько сильно не хочет никуда идти. Ему бы просто вот так валяться и ничего не делать до конца своих дней. Сонливость спадает ближе к обеду. К этому времени Юнги успешно выкидывает снотворно-успокоительное, потому что лучше он будет тревожным, чем амебным. Юнги флегматик, он по жизни никакущий, с таблетками совсем печаль.***
Виен крутится неподалеку. Со своим «угадай кто» больше не лезет, зато лезет со всем остальным. Смотрит взволнованно на дерганого Юнги и повторяет коронное: — Оп-па. Нервная система расшатывается, как корабль во время шторма, и Юнги узнает, что у него оказывается морская болезнь. Юнги мутит. Юнги скручивает в узел. Юнги даже забывает проследить, во сколько сегодня закрылась библиотека. Он понимает, что происходит нечто странное, и крыша у него съезжает так, будто опаздывает на поезд. Но Юнги все еще не хочет погружаться в разбирательства и рефлексию, уповая на то, что все как-то решится. Само по себе. Не решается. Юнги упускает хороший заработок из-за своего состояния и начинает злиться. Он покупает чай на травах, заваривает его и садится вместе с чашкой на пол. Делает несколько глотков, а потом складывает ноги а-ля тибетский монах и руки на колени опускает. Юнги не то, чтобы собирается медитировать. Но возможно да. Как еще ему обрести гармонию души и тела? Но ни через десять минут, ни через двадцать мысли из головы никуда не деваются, а наоборот пополняются и обрастают вопросами. Отбросить все мирское становится невозможным, и Юнги возвращается к чаю. А потом к Виен. Все началось именно с нее и с злополучного «угадай кто». Юнги пытается вспомнить, не было ли у него чего-то травмирующего в детстве? Может, где-то на детской площадке закрыли глаза, а потом долбанули лопаткой по затылку? Или ладони были все в песке, и появилась резь в глазах? Это, конечно, такая себе травма, чтобы аукнулась аж сейчас. Но, а вдруг? Может, флегматичность Юнги не врожденная? Может, раньше он был очень эмоциональным и впечатлительным? Юнги тяжело вздыхает — снова бред. А что тогда? Юнги не любит прикосновения. Это да. Насколько он помнит: с самого детства. Лет с пяти, наверное, а может и раньше, просто это раньше Юнги не помнит. Совсем, даже обрывками. Обрывками у него первый-второй класс, а дальше уже все ровненько рядами уложено, год за годом, как полагается. И значит, неприятие к прикосновениям оно с Юнги рука об руку давно. Но он особо не задумывался, почему так. Просто неприятно. Просто тело само реагирует и отстраняется раньше, чем Юнги успевает отдать сознательную команду. Но это никак не мешает жить, а даже наоборот. Юнги раздражает большая часть людей, и он хочет находится подальше во всех смыслах. Жаль, это не очень взаимно, но терпимо. К Виен, например, Юнги привык. Лезет и лезет. Ее не отучишь. Юнги пытался — все бестолку. И пусть каждый раз ее прикосновения оседают на коже чем-то тяжелым и зудящим, Юнги научился стряхивать эти ощущения довольно быстро и успешно. В конце концов никто от этого не умирает. А Виен служит неплохим билетом в социальную жизнь. Юнги оно не очень нравится, но нужность не отнять. Виен она и тут, и там. Всех знает, со всеми общается. Юнги к этому не приобщает, зато нужную информацию передает. Юнги в жизни универа участвовать не хочет, а надо. Ему потом портфолио составлять и вообще... Сложно как-то. Мозги они, конечно, ценятся, но асоциальным задротом ты можешь быть только где-нибудь в подземной лаборатории, водить дружбу с пробирками и новым видом плесени. Юнги не считает это плохой перспективой, он готов присмотреться к химии и биологии повнимательнее. Юнги ловит себя на том, что ушел от темы и возвращается обратно в воды рефлексии. Потом смотрит на время и, поразмыслив немного, звонит маме. Мама звонку рада, но больше удивлена. Потому что Юнги обычно так не делает. Инициатором никогда не выступает. Через минуту глупых расшаркиваний, вроде: как дела? как погода? Она начинает еще и переживать. И Юнги переходит к важному. — Мам, скажи, а у меня это когда появилось? То, что я ваши обнимашки не жалую? — С рождения. — В смысле? Юнги хмурится и скатывается в недовольство, пока мама уверяет его, что действительно с младенчества. Юнги задает уточняющие вопросы и сильнее раздражается, а мама все больше нервничает и наталкивает Юнги на мысли о лжи. Она что-то недоговаривает. Что-то скрывает. Юнги бросает трубку и нервно барабанит пальцами по колену. Он пытается пропустить свое состояние через сито, чтобы отсеять паранойю и оставить только незамутненную логику. И то ли сито у него все в дырах, то ли так действительно не бывает. Юнги знает, что дети все разные. У него есть близкие и дальние родственники, часть из них еще маленькие. И вот они друг на друга не похожи. Кто-то тихий, кто-то громкий, кто-то вылез из ада и прикрывается нимбом. Но никто из них не плачет, когда родители берут на руки и не затихает, когда кладут в кроватку. А по утверждению мамы, Юнги делал именно так. Просто вылез из утробы и такой: Воу, воу, руки убрали! Бред? Абсолютный. Юнги возвращается к гуглу и шерстит статьи уже несколько иным методом. А точнее ищет ответы на другие вопросы. Рак головного мозга ему больше не диагностируют, и Юнги предполагает, что копает в нужном направлении. Клад он отыскивает к утру. На сундуке череп и кости, Юнги бы туда не соваться, но это как просить не лезть пальцами в розетку. Пока не шибанет, урок не будет усвоен. Юнги током не бьет. Зато усталостью захлестывает так, что пары он пропускает. И в первый день, и на следующий. Юнги увлекается расшифровкой самого себя и все больше углубляется в тему, которая возможно к нему даже не имеет отношения. Юнги посещает мысль о глупости происходящего, но остановиться — это значит сдаться. Юнги сдаваться не любит. У него на повестке дня тайна века, запутанная головоломка и все потому что Виен решила подшутить. Юнги нет-нет да возвращается к паранойе, а потом нет-нет да откладывает ее в дальний ящик. Юнги не верит матери и звонит отцу. Тот разговаривает странно, спрашивает все ли у Юнги в порядке. У Юнги не все в порядке, и виноваты родители, потому что нагло врут. Дети познают мир через осязания. Трогают, облизывают, кусают. А Юнги, как ему пытаются внушить, даже от молока отказался, предпочитая бутылочки. И все это по собственному желанию. Никакой болезни, никаких отклонений, вот просто он такой... странненький. Юнги считает странненькими родителей. Они серьезно думают, что он поверит? И в психолога, взявшегося из ниоткуда, тоже? Кто водит детей к психологам с ранних лет, если у них все хорошо? Юнги независимо от своей флегматичности начинает психовать. Вокруг тайный заговор вселенских масштабов и закипающий мозг. Юнги хочет отвлечься хоть ненадолго. Пусть на ту же Виен, которая оставила ему больше двух десятков пропущенных звонков и нескончаемый поток сообщений в какао-ток. Юнги пролистывает их лениво, трет режущие от недосыпа глаза и ничего не отвечает. Отвлечься на Виен не выходит, и Юнги решает, что в таком случае есть лишь один действенный способ. Действеннее не найти. Юнги заходит на ютуб и собирается погрузиться в мир котиков. Они мягкие, пушистые и... То ли гугл начал влиять на ютуб, то ли сам ютуб взял пример у гугла. Но вместо котиков у Юнги половина ленты в рекламе психологов и психотерапевтов. Котики топятся в ведре с ледяной водой, которая предназначалась для Юнги. Сам Юнги просто сменяет тонны текста из статей, на эти же тонны, произнесенные вслух. А потом как-то перепрыгивает на новостные сводки. Можно подумать, что вот оно, свершилось. Глоток свежего воздуха. Но сводки эти старые, еще из девяностых годов. Кто-то потерялся, кто-то нашелся, кого-то убили. У Юнги настроение под стать, так что он с удовольствием погружается в мир раскрытых и нераскрытых дел. Это увлекает, но помогает вряд ли. А потом происходит то, чего Юнги не ожидал, но в глубине души надеялся. А если взять в расчет развившуюся паранойю и все, чем Юнги за двое суток успел забить себе голову, то и то, что искал.***
Оратор в видео своим монотонным, жутковатым голосом рассказывает про далекий 1997 год. Рассказывает про маньяка, который успел похитить девятерых детей. Живыми нашли только троих. Успели. А одного не нашли вовсе. Маньяка-то поймали, и допросы велись многократно, но тот наотрез отказался выдавать информацию. Сказал лишь, что мальчик был слишком хорошеньким, и никому больше не достанется. Делиться им не намерен. Тело не найдено по сей день. Но это Юнги не заинтересовало. Он зацепился за год. Как-то по привычке сопоставил с собой. Юнги на тот момент было четыре. И жертвы датировались от четырех до семи. А потом вдруг и город совпадает с тем, где Юнги жил, и даже район, в котором два ребенка были похищены. У Юнги к этому времени уже целая база по ПТСР наработана. Там между прочим и амнезия, как итог имеется, а еще симптомы, которые могут не сразу после травмы появиться, а спустя годы. Юнги рисует себе заболевание и ставит галочки: избегание касаний — есть; отрубленные напрочь воспоминания из раннего детства — есть; ночные кошмары — есть. Тревожность тоже в гости заглянула, а депрессию ему еще по детству ставили, далеко ходить не надо. Юнги окутывает четкая уверенность в случившемся. Он вырубает незаконченное видео и начинает искать дополнительную информацию. А информации толком нет. Лишь голые факты и немного вырезок из газет и выступлений полиции. Имена жертв изъяты, видимо, чтобы семьи не тревожили. И только имя того мальчика, не найденного указано. По всей видимости, чтобы если на труп где-то в горах наткнуться, знали как и с кем связываться. Юнги открывает ссылку за ссылкой. А потом натыкается на одну, совсем уж давнюю. Скандал на фоне пропавшего мальчика. Семью пытались обмануть, сыграть на горе и указать место якобы захоронения за вознаграждение. А еще в этой статье несколько старых, размытых фотографий. Домик за городом, где нашли выживших. Парочка фотографий во время спасательной операции и одна, самая важная. Ребенок на руках у полицейского. Он спиной, но Юнги видит желтый полосатый свитер и он готов поклясться, что на фотографиях из семейного архива он видел такой же на себе. У Юнги сходятся все точки, строится точная система координат, и он, выключив компьютер, откидывается на спинку кресла. Юнги то ли прозрел, то ли наоборот ушел с головой во тьму, а может оба варианта одновременно. Юнги не спит снова. Разгадывает судоку своей собственный жизни, сопоставляет свой возраст с тем громким делом и убеждается в очередной раз в правоте. С утра пораньше он звонит матери. На этот раз она не на шутку взволнована. Юнги плевать. Он снова и снова спрашивает, ничего ли не происходило с ним маленьким? А если подумать? А если еще лучше подумать? А что на счет похищения? Юнги доводит маму до истерики, отца тоже. Сам находится на грани и наконец отрубается. Солнце проникает в окно, разгоняет мрак, возможно поэтому сегодня кошмары ему не снятся.