У вас в школе были дискотеки, на которых безумно хотелось совершить что-то безбашенное? А учителя-надзиратели, мешающие это сделать? У нас все было именно так. Но наш класс сегодня был в ударе, ведь первая победа на конкурсе — это вполне себе хороший повод отметить. Когда наконец се перестали меня поздравлять, включили музыку, и народ повалил танцевать, а наш класс — колбаситься в конвульсиях и смеяться от кайфа и удовольствия. Зрелище то еще, на ночь лучше не смотреть, а то целый месяц видеть во снах одноклассников, двигающихся, как эпилептики, под хардбас и Тиму Белорусских, мне не хотелось.
И это еще не все. Угадайте, кого поставили следить за нами? Великую троицу: Даниила Марковича (его класс был самым буйным), Сергея Викторовича (следил, чтобы этот буйный класс не разрушил его спортзал с новеньким ремонтом) и Этери Георгиевну, смотрящую на нас, как на контактный зоопарк.
Мне показалось правильным незаметно улизнуть вместе с последней, но радость от победы выливалась в желание остаться вместе со своими одноклассниками и веселиться с ними. Поколебавшись, я выбрала второе. Этери поймет меня, ведь она особенная, а вот до моих одноклассников вряд ли дойдет, почему виновница сего торжества сбежала с праздника в ее честь, а математичка таинственно исчезла.
Разгорячившись от танцев, мы с Алиной подошли к столам с соком и печеньем. Я взяла первый попавшийся стакан, как оказалось, с яблочным соком.
— Круто ты их всех сделала, — сказала мне Алина, надкусывая шоколадное печенье.
— Хватит о конкурсе, — отмахнулась я. — Печенье вкусное?
— А то! Повара у нас не промах.
Тут к нам подошел Даниил Маркович, и Алина вмиг прекратила жевать и мило улыбнулась. Было забавно наблюдать, как она меняется и робеет в его присутствии. Наверное, со мной происходит то же самое, когда рядом Этери.
— Еще раз поздравляю, Женя. Мы гордимся тобой, — Глейхенгауз поздравлял меня, но его глаза были направлены в сторону моей подруги с румяным личиком. А ведь неплохая вышла бы из них пара. — Ты написала очень хороший стих. Он посвящен кому-то? Я думаю, все шедевры пишутся в порыве чувств.
Я зарделась. Может, не отвечать и сказать, что это личное? Лучше бы мой классный руководитель занялся своими чувствами с Алиной. Так и хотелось сказать ему об этом.
Я настолько отвлеклась от реальности, думая, что бы мне ответить учителю, что когда до моей спины кто-то дотронулся, я вздрогнула, резко повернулась, а сок из моего стакана выплеснулся прямо на пиджак Даниила Марковича.
— Ой, — сзади меня сдавленно ойкнул Морис, который и напугал меня, — простите, не хотел, чтобы так вышло.
Я оглядела масштаб устроенной мной катастрофы: большое пятно на одежде Даниила Марковича, с ошеломленным выражением лица смотрящая на это дело Алина и пытающийся не засмеяться Морис. Я опять натворила делов.
— Давайте замоем пятно в раковине в столовой, — вдруг спохватилась Загитова, — если сделать это вовремя, то следа не останется.
И моя очень сообразительная подруга вместе с классным руководителем удалилась в столовую. Как ни странно, в этой ситуации я была рада за нее. Ведь первые шаги в их отношениях сделаны, пусть и таким неприятным для учителя образом. Можно ли уже называть себя свахой?
— Ну и что у тебя такого важного, что ради этого вылила сок на учителя? — я обратилась к Морису.
— Хотел пригласить на танец благородную даму. Надеюсь сама Мисс Осень мне не откажет? — парень склонился в шутливом поклоне.
Пригласить на танец? Я и не заметила, что в зале играет музыка для медленного танца. Почему бы и нет? Я уже хотела сделать что-то вроде реверанса, но заметила на себе заинтересованный взгляд Тутберидзе. Могу ли танцевать медленный танце с Квителашвили, зная, что она смотрит на меня? Кажется, совесть проснулась.
Я одними движениями губ спросила: «Можно?», и Этери кивнула мне в ответ.Ни ревности, ни следа грусти не отразилось на ее лице, только спокойный кивок. Но значит ли это, что все действительно в порядке? Ладно, я поговорю с ней и разъясню позже, к тому же, у нас есть куча времени для совместных танцев. Я все же присела в легком реверансе, и позволила однокласснику закружить меня по залу, прислушиваясь к словам песни:
Нарисую мелом, напишу:
«I love you».
Два сценария одной судьбы,
Разный взгляд и цвет одной игры.
Напишу о том, что ты ушла,
Но вернулась вскоре навсегда.
Ты же рисовала на открытках
Двери для меня, что впредь закрыты.
Не пиши «The end», я придумаю Happy end.
Поверну всё так, чтоб два сердца вновь бились в такт.
Всё ведь как в кино, разреши лишь доснять его.
Не пиши «The end», я придумаю Happy end.
Если бы не знакомые лица одноклассников, я бы почувствовала себя принцессой на балу. Вот уж не ожидала, что Морис окажется довольно неплох в таких делах. Но даже его умение никогда не смогло бы разжечь во мне такого огня чувств, как умела это делать Этери. Я всегда буду помнить наш первый танец во время моего дежурства. После этого внезапно подкравшегося воспоминания мне вдруг захотелось перебежать через весь зал и продолжить танцевать с ней. Это желание жгло изнутри, пытаясь вырваться наружу, но я знала — нельзя. Мне бы не хотелось ставить нас обеих в неловкое положение и ошарашить всю школу, а это именно то место, где слухи расползаются быстрее скорости света. Я пообещала себе, что мы с блондинкой обязательно потанцуем вместе, но только когда на нас не будет направлено столько взглядов.
Наконец песня закончила играть, я отошла от Квителашвили и виновато посмотрела на математичку. Увидев мое щенячье выражение лица она улыбнулась, и я не смогла сдержать ответную улыбку.
У столика, где я недавно устроила яблочный душ, меня уже поджидала Алина с весьма довольным выражением лица. И я уже примерно догадывалась, в чем тут дело.
— Ну? — я лукаво взглянула на подругу.
— Он сказал, что из меня бы вышла хорошая и хозяйственная девушка, — мечтательно закатив глаза, сказала Загитова.
— Надеюсь, он не договорил, что из тебя бы вышла хорошая девушка для него самого.
Я усмехнулась. Все, ухожу в «Давай поженимся».
***
Наша дискотека эпилептиков завершилась минут двадцать назад, и я все еще с игрушечной короной на голове выходила на улицу, где вовсю лил дождь. Обрадовавшись каплям с неба, как ребенок шоколаду, я выбежала из-под крыши и стала кружиться, раскинув руки в стороны и счастливо улыбаясь. Я люблю дождь в сентябре и лужи на асфальте, именно эти мелочи и многие другие делают нашу жизнь прекраснее.
— Мне нравится видеть тебя счастливой, — рядом со мной оказывается Этери, и я нежно прижимаю ее к себе, пока нас никто не видит.
— А мне нравится любить тебя, — не задумываясь о словах, говорю я.
Мы стояли под дождем и смотрели на серо-голубое небо, сплетая пальцы рук. Когда она со мной любой момент превращается в волшебную сказку. Я снимаю с головы корону и бережно одеваю ее на Этери.
— У каждой королевы должна быть своя корона.
Она ласково проводит пальцем по моей щеке и задумчиво вглядывается в мои глаза.
— Почему ты так любишь меня, Жень? Иногда мне кажется, что твоя чистая любовь — это всего лишь мой прекрасный сон.
Я улыбаюсь и крепче сжимаю ее руки, согревая холодные ладони.
— Потому что ты — это ты.
Я приподнимаюсь на носки и нежно целую ее, чувствуя себя самой счастливой на всем белом свете.
Мы шли в ближайший магазин за тортом, чтобы отпраздновать мою победу. Этери чувствовала себя неловко с короной на голове, но я уговорила ее не снимать украшение и в промежутках рассказывала о своих впечатлений о конкурсе. Блондинка слушала меня и улыбалась, и я старалась рассказывать как можно интереснее и искренне.
В магазине Этери взяла тележку и принялась складывать в нее фрукты, ну, а я вспомнила детство, и когда пришло время идти за тортом, я встала одной ногой на низ корзины, другой оттолкнулась и быстро поехала вперед. Тутберидзе только рот успела раскрыть. А поехала я прямиком к поставленным в пирамиду рыбным консервам. Я завизжала, зажмурилась, потом поняла, что надо что-то делать, и резко крутанула тележку вправо, тем самым чуть не получив инфаркт.
Столкновения с консервами избежать удалось, а вот столкновения моей пятой точки с полом — не совсем. Картина маслом: я сижу на полу, потираю ушибленное место и смеюсь над собой, надо мной обеспокоенно стоит Этери и смотрит на меня, как на обезьянку, но все равно не может сдержать улыбки.
— Ну что, Шумахер, наездилась? — она взяла мою руку и подняла смеющуюся меня с пола.
— Не-а, еще хочу, — ответила я и уже было направилась обратно к тележке, как Этери остановила меня, взяв за капюшон ветровки.
— Ну уж нет. Не хватало еще, чтобы ты весь магазин разнесла.
Я с видом обиженного ребенка двинулась к полкам, пестрящим разнообразием разных вкусных тортиков. И вмиг из Жени-Шумахера я превратилась в Женю-хочу-все-сразу.
— Может, брауни? — я беру упаковку в руки и через секунду кладу ее на место. — Медовик? Или лучше малиновый с горьким шоколадом? О, «Наполеон»! Ой, с заварным кремом! Мы с Алиной однажды ели такой, очень вкусный.
Этери наблюдала за этой сценой и по-тихому смеялась, думая, что я не замечаю. А я и не мешала ей так думать, ведь так люблю видеть ее радостной и счастливой.
В конце-концов, Этери взяла в руки одну упаковку и спросила:
— Как насчет тирамису?
— О, то, что надо!
И мы довольные направились к кассе.
***
— Ого, Тери, тут такой вкусный крем! Я сейчас умру от удовольствия! — я вилкой соскребаю весь крем с верхушки торта и жмурюсь от наслаждения, запивая это великолепие фирменным чаем Тутберидзе. — А начинка — просто шик!
— Жень, не увлекайся слишком, — говорит она мне, а сама нарезает себе уже второй кусок.
Думаю, объяснять, как мы съели все за раз, не стоит.
За этот день я поняла вот что: не стоит бояться открываться людям, лучше всего ездить на тележке в магазине на более спокойных скоростях, и что я до безумия люблю тирамису и и чаепития вместе с Этери. Вкусный торт и любимый человек рядом — много ли нужно для счастья?
