Подсолнечник

      Честно говоря, деталей я уже почти не помню. Кажется, я тогда что-то отмечал. Или же нет… Сейчас я в этом не особо уверен, но это точно была какая-то вечеринка, на которой я отрывался как в последний раз. И вот черт его знает, накаркал, что ли, с этим последним разом?       Весна подходила к концу, обдавая жителей Японии жарким дыханием, предвещающим не менее жаркое лето. Временами казалось, что еще чуть-чуть - и кожа оплавится, а мозги превратятся в неаппетитную кашицу. То тут, то там раздавался крик цикад, что иногда действовало на нервы. Но конкретно в тот вечер их заглушала музыка, бьющая по ушам своими битами. Это, вкупе с выпитым алкоголем, плавило мозги ничуть не хуже киотского солнца.       Каким же идиотом я тогда был. На пустом месте устроил скандал, в очередной раз показывая семье своё истеричное Я. Акира тогда ещё пытался вбить мне в голову, что я упрямый осёл, который кроме сиюминутного "хочу" ни черта не видит. Но на то я и действительно упрямый осел, что, состроив из себя оскорблённую невинность, удрал из дома, будто мне пятнадцать лет, и иного способа доказать свою правоту у меня нет. Как же я жалел об этом. И до сих пор себя проклинаю.       Сейчас даже вспомнить не могу, что послужило причиной той ссоры с родителями. Но если задуматься, то, значит, не так уж и существенен был повод. Хотя тогда это казалось настолько важным, что я не нашёл иного выхода, кроме как сбежать. Маленький идиот… Сбежал чисто из вредности, а спустя какое-то время обнаружил себя трясущимся под попсовые мотивы в гуще не совсем трезвой толпы. Я и сам был пьян, если судить по тому, как вращался мир, а неоновые лампы прыгали зайчиками перед глазами.       Наверное, на очередном таком развеселом зайчике я и понял какой же это всё идиотизм. Вот уж действительно. Прав был братец – хотелки у меня и правда какие-то однобокие. Не знаю, в какой момент понял, что я не хочу прыгать на танцполе. Всё, что меня окружало, показалось мне таким по-детски глупым, что захотелось смеяться. От самого себя стало тошно. Появилось сумасшедшее желание как можно быстрее свалить домой. Но самостоятельно добраться до родной обители представлялось задачей непосильной – я однозначно находился на противоположном конце города, откуда идти предстояло часа два-три не меньше.       Вызвать такси было первой разумной мыслью, но, похлопав себя по карманам, я выяснил, что пора записываться в клуб алкоголиков, потому как вся наличность, что у меня была, явно потратилась на содержимое бара.       Вот именно тогда и случилось непоправимое, точка невозврата. Один звонок брату с невнятной просьбой забрать меня. Всего один, но сколько последствий…       Я долго и упорно объяснял Акире, где я находился. И чуть ли не умолял его приехать за мной как можно скорее. А после так же долго ждал, усевшись мягким местом прямо на бордюр. Мне было плохо, но не столько физически, сколько морально. На меня давило чувство вины. Вина, которая преследует меня и по сей день.       Тогда я очень удивился, увидев родительскую машину вместо Хонды Акиры, но хоть как-то разборчиво сформулировать свою мысль я не успел – Сузуки-сан под тихие причитания моей матери буквально закинул несопротивляющегося меня на заднее сидение автомобиля.       На какое-то время я вроде даже отключился. Усталость и алкоголь взяли верх, но ненадолго. В себя я пришёл от истошного крика матери, за которым последовал оглушительный удар и темнота.       Это сейчас я могу вполне спокойно вспоминать тот период, когда очнулся в больнице, но тогда истерика, накрывшая меня, была всеобъемлющей. Я не понимал, где я находился, и от этого было ещё гаже. Не знаю, что такое Ад, но по моим представлениям случившееся было сродни ему.       Голова была тяжёлой, будто в нее насовали свинца или же как будто меня накануне хорошенько приложили о что-то твёрдое. С трудом раскрыв глаза, я первым делом увидел Акиру, сидящего на чьей-то постели. Он молчаливого смотрел в стену и со стороны напоминал восковую статую имени себя. Я видел его напряжённый профиль, тёмные круги под глазами, плотно сжатые губы, а сам Сузуки был настолько белым, что можно было подумать, будто из него выкачали всю кровь.       – Аки, – голос был слабым и еле слышным. – Акира, что с тобой? Эй, братишка! – это молчание давило на уши, в которых и без того звенело.       С большим трудом выбравшись из кресла, в котором я себя обнаружил, я неуверенно встал на ноги. На секунду картинка поплыла перед глазами, а после я обратил внимание сразу на несколько вещей.       Первым делом в глаза бросился календарь, на котором я сосредоточился, пока вселенная в моей голове отплясывала джигу-дрыгу. Семнадцатое июня. Но я отчётливо помнил, что в клубе я был в мае. Как с того момента могла пройти половина месяца? Что вообще происходит?       Следующее, что пронзило моё внимание, это монотонный писк, который врезался в мою гудящую голову, словно пытаясь раскрошить черепушку. Медленно повернувшись на звук, я увидел медицинскую аппаратуру. Множество трубочек и проводов тянулись к постели, на которой сидел Акира. Как это вообще понимать?       Страх, сковавший меня в тот момент, я не забуду никогда. Брат всё никак не реагировал на мои оклики, что пугало ещё больше, но, повинуясь своему природному упрямству, я понял, что мне жизненно необходимо понять, что же здесь творится.       Жалею я об этом до сих пор, если честно. Не каждый день обнаруживаешь себя самого на больничной койке, опутанного проводами, которые следят за жизнью в твоём теле. В абсолютно бессознательном теле. Но при этом, ты стоишь напротив и, вроде как, вполне способен существовать без всех этих мониторов и капельниц.       Увиденное повергло меня в такой шок, что я с трудом мог держаться на ногах. В попытке найти опору я было положил ладонь на плечо Сузуки, к которому медленно подошёл, но моя рука прошла насквозь, а сам я, не удержавшись, свалился на пол. Акира на это не обратил внимания. Его взгляд теперь был сосредоточен на мертвенно-бледном лице. На моём лице, черт возьми! Как такое вообще возможно? И что произошло секундой ранее?       –Аки... Эй, Акира... – голос срывался, пришлось откашляться, чтобы слышать самого себя. – Сузуки, мать твою, я здесь! – попытки привлечь внимание брата были тщетными. Он меня не видел. Как и врачи и медсестры, приходившие в палату. Я в отчаянии тряс перед их лицами руками, надеясь хоть на какой-нибудь отклик. Орал во всю глотку так, что у самого уши закладывало, но все впустую. В конце концов я сдался.       Перестал пытаться дозваться хоть до кого-нибудь. Забился в дальний угол комнаты, где можно было представить, что меня не видят лишь потому, что я очень хорошо спрятался.       День сменялся ночью, не принося абсолютно никаких изменений. Одно и то же, по кругу, пока от однообразия не начнёт тошнить, а жалость к самому себе не затопит по самую макушку.       Я сбился со счёта дней, перестал следить за временем. Не видел в этом смысла. На календарь не смотрел из принципа, боясь увидеть как долго я нахожусь в таком состоянии. В таком эмоциональном затворничестве есть один плюс – ты учишься игнорировать неудобные для тебя моменты.       Когда до меня дошло, что наши с Акирой родители погибли в той аварии, я плакал как маленький ребенок, но не чувствовал слёз. Боль от потери близких и чувство вины, которое червяком поселилось где-то глубоко во мне, било по самообладанию с такой силой, что ещё некоторое время я ничего не видел и не слышал. Не уверен даже, существовал ли я в тот период.       Сейчас, спустя время, я в какой-то мере абстрагироваться от всего, что со мной произошло. Научился относиться ко всему философски и даже с долей юмора. Чёрного юмора, но это уже хоть что-то. В конце концов, кому от моих истерик лучше? Уж точно не мне самому. Тут хоть ножкой топай, но чуда не произойдёт. Тело на больничной койке не двигалось уже очень долго, а я постепенно терял надежду. Мало у кого после подобного она могла бы сохраниться.       Сегодня должен был прийти Акира, но видеть его почему-то не особо хотелось. Мне тяжело смотреть на его осунувшееся лицо, ловить взглядом эту боль в глазах, что никуда не исчезает, сколько бы времени не прошло. Я бы сделал всё, что угодно, лишь бы снова увидеть настоящую улыбку брата, а не ту вымученную пародию, когда его из вежливости спрашивают как он себя чувствует, а Акира так же из вежливости растягивает губы в фальшивой улыбке и говорит, что всё нормально.       К сожалению, я не мог просто так по своему желанию покинуть палату. Вопреки распространённому мнению я не умел проходить сквозь стены и прочие предметы. Лишь натыкался на них, но при этом не ощущал ровным счётом ничего. И лишь живых я не мог коснуться. Они проходили сквозь меня, будто так оно и было задумано.       Я бесцельно сидел в кресле, поджав под себя ноги, и ждал, когда кто-нибудь зайдёт в палату. Тогда можно будет спокойно проскочить в открывшуюся дверь, и побродить по зданию. Проведать обстановку, так сказать. Вообще, должно быть, со стороны такие прогулки выглядели так, будто я осматриваю свои владения. Но что поделать, если заняться мне здесь решительно нечем, а развлекать себя хоть как-то необходимо? Иначе я могу сойти с ума. Если не уже…       За своими размышлениями я пропустил момент, когда дверь тихо скрипнула, пропуская кого-то из персонала. Старт от кресла до дверного проёма можно считать заведомо проигранным – дверь громко хлопнула прямиком перед моим носом, отрезая от внешнего мира.       – Доброе утро, Мацумото-сан! – дежурная улыбка на лице медсестры и она не спеша приступает к проверке аппаратуры на наличие каких-либо знаков, что моё состояние хоть как-то поменялось. Бесполезная трата времени – на этих мониторах ещё ни разу ничего не изменилось. Девушка делала пометки в бланке, сверяясь с предыдущим результатом. Если честно, она могла бы и просто переписать вчерашние данные, особо не заморачиваясь. Я понимаю, что у них обязанности, в конце концов они следят за моей жизнью, но мне уже откровенно плевать. Я банально устал от такого своего существования.       – Ну когда же ты уже закончишь… – тихо пробубнил я, надеясь, что вот-вот и мне откроют дверь. Когда же это наконец произошло, медсестра прошла сквозь меня, уткнувшегося лбом в дерево двери. Я такого не ожидал, а потому чуть ли не выпал в коридор, с трудом в последний момент удержав себя в вертикальном положении. Вряд ли бы мне было больно от встречи носа с кафелем пола, но проверять, будут ли последствия, не сильно хотелось.       От скуки я прогулялся по этажам больницы, где была возможность беспрепятственно пройти. Где-то приходилось сидеть в утомительном ожидании открытия дверей, но я никуда не торопился. Когда появляется столько свободного времени, понимаешь как же всё-таки бесцельно можно проводить дни, не зацикливаясь ни на чём конкретном.       В фойе первого этажа увидел Акиру, направляющегося к лифту. В руках он снова тащил подсолнечники, и это меня даже рассмешило. Чем же эти цветы так привлекли твоё внимание, Сузуки? Оторвав взгляд от этих маленьких солнц в руках брата, я обратил внимание на его хмурое лицо. И улыбаться мне как-то резко перехотелось. Вернулось беспокойство о единственном родном человеке, который всеми силами пытался показать, что он сильный и способен со всем справиться. Никто в этом и не сомневается, Аки, но даже самым сильным этого мира порой требуется помощь.       Не имея никакого желания и дальше убиваться от беспомощности перед братом, я поспешно ретировался от лифтов. По ощущениям прошло достаточно времени, можно возвращаться в палату. Даже в окнах уже начало темнеть, а это значит, что Акира уже ушёл. Он вообще старался не сидеть подолгу, было видно, что это его угнетает и не даёт спокойно дышать. Нет, он меня, конечно, любит, но подобное нелегко даётся, а уж тем более, когда его единственная поддержка сейчас – бестелесный дух, который бродит от скуки по зданию больницы…       На обратном пути мне не посчастливилось застрять у входа в своё отделение. Дверь была закрыта, а того, кто мог бы её открыть всё не было. Мне уже доводилось как-то проводить ночь вне стен своей палаты, это не так уж и страшно, хотя по первости я откровенно боялся сделать даже пару лишних шагов от своей постели. Но со временем природное любопытство взяло надо мной верх, и меня потянуло на приключения.       – …кабинет уже готов к Вашему переводу, не переживайте! – послышалось с лестницы примерно этажом ниже. Цокот каблуков раздавался все громче, ударяясь о бетонные ступени. – Мы давно ждали такого специалиста. Вы даже не представляете как сильно Вас не хватает в интенсивной терапии! – о, значит это к нам. Наконец-то мне откроют эту чёртову дверь. Спустя несколько быстрых секунд я имел честь наблюдать заведующего нашим почти безмолвным отделением интенсивной терапии. Фудзинума-сан бодро поднимался по лестнице, попутно обещая невидимому кому-то в трубке телефона "прекрасный светлый кабинет, недавно после ремонта, Вам обязательно понравится!". Что ж, такой у нас действительно имелся. Я лично застревал в нем пару раз, зазевавшись и не заметив как от туда уходили рабочие. Приходилось ночами гипнотизировать дверь, даже не надеясь, что кто-нибудь захочет заглянуть ночью в пропахший краской кабинет.       Но неужели у нас появится новый врач? Спустя столько времени хоть какое-то движение. Думаю, медики называют это позитивной динамикой. Мною снова овладело любопытство и желание узнать хоть что-то интересное в стенах, где ничего особенного практически и не происходит. Я, будто приклеенный к заведующему, пробрался вслед за ним в отделение, всё так же жадно прислушиваясь к его телефонному разговору. Но, к сожалению, больше ничего, что могло бы хоть немного занять моё внимание, уловить не получилось. Но зато я услышал массу восторгов от Фудзинумы-сан – мужчина был действительно рад появлению нового лица в коллективе.       – Что ж, до встречи! Буду ждать Вас завтра в восемь утра, Укэ-сан! Всего доброго, – поговорив это, мужчина завернул к себе в кабинет, а я остался под дверью своей палаты, обдумывая полученные новости.       – Надо будет завтра взглянуть на этого доктора, а то мало ли что… – задумчиво произнёс я, сам не понимая этого своего "мало ли что", и принялся в очередной раз ждать, когда мне кто-нибудь откроет дверь.