Us

You're a little much for me You're a liability You're a little much for me

      горечью на корне языка разливается медикаментозное спокойствие, от обезболивающего немеют губы, верхняя как после заморозки – едва шевелится, залипает, когда оправдания сыплются ворохом джиа прямо в лицо, ты как, ру(лс), я – никак, то есть, таки-таки, все отлично, как в школе? ее уносит со всего, к чему требуется рецепт, так как ты? ру прячется в ванной и соскребает с лица слезы залипающими под ногтями крупинками ночной глиттерной феерии       Ру смотрит на окружающих и не понимает, в какой момент беспонтовый вселенский порядок вещей встряхнул шарик святого рандомного выбора и раскидал людей к людям, каждой твари – по паре. У Мэдди – ее психопатический полудурок, у Кэсси – не менее придурковатый Маккей, зависший в статусе хер-пойми-кого, у Кэт – кто угодно, а Лекси хорошо с самой собой.       Ру смотрит на милующихся в коридоре Нейта и Мэдди, вошедших, по их словам, в фазу «принятия и прощения» − Ру ебала такую слезливую мозгопромывку и бесконечное терпение Перес, − и снова не понимает. Какого хера. По какой причине. Что за пазл, хитро вырезанный на краях для последующего совпадения-стыкования (привет, самое прямое значение) с другим крошечным кусочком пазла? А бывают дефектные, обломанные кусочки, которые никому не подходят?       У Джии появился кулончик-половинка «лучшие-друзья-на-все-мать-их-года», приложи к другому и решишь, что ты не один в огромной хаотичной, бессистемной и наверняка бессмысленной вселенной, притворяющейся, будто бы на все есть план великого замысла. Ру вертит, зажав в пальцах, кусочек прохладного металла и давит лыбу, поощряющую, ободряющую, Джиа не следует слышать, какой у нее самой на это все взгляд.       Что-то вроде: «Все это нахрен настолько бесполезно, что в сорок ты не вспомнишь, как звали твою подружку или первого парня, засунувшего тебе язык в рот, Джиа, поверь мне, потому что я охуеть какая опытная, и нет, дело не в Джулс или ком-то еще, это нахрен вообще все н-е-в-а-ж-н-о». Ру смаргивает, чуть воспалившиеся от недосыпа веки болят. А что у нее вообще не болит, но Джиа жаждет поддержки, лучшая подружка с первыми разговорами о самых симпатичных одноклассниках – это нужное, подвести Ру не может, язык не повернется.       − Класс. Супер. Мило. Правда.       Лекси Ховард когда-то гуляла в ее «лучших из лучших», пока у Ру не появились свои интересы – ксанакс, фен, колеса разных калибров и посиделки на заднем дворе у своего же пушера с его крутым сопляком-брательником и мистером Стальные Яйца Эштреем. Лекси Ховард делилась с ней школьным завтраком, когда Ру, на первых порах не прокалывавшаяся с сомнительностью выбранного хобби (чем ты занята в свободное время? ловлю глючки и забиваю на домашку), вроде как была в порядке. Лекси расчесывала колтуны ее волос, Лекси втихаря отливала из материнских бутылок, чтобы они вдвоем, лучшие-подружки-навсегда, могли почувствовать себя взрослыми. Потом миссис Ховард сказала, что не стоило так делать, а можно было просто попросить. Им тогда едва стукнуло тринадцать. Ру не знала – не знает до сих пор, − что она когда-то такого сделала, чтобы заслужить Лекси Ховард. Правильную, старательную, добрую, удивительную и всепрощающую Лекси Ховард.       ты думаешь, в жизни все так просто? а у тебя вообще был шанс, депрессивный кенгуренок ру?       Ру – жалкая, в полном понимании слова, это всем видно, это она замечает в зеркале, лишний раз избегая отражения, например, умываясь в темноте, чтобы ненароком не наткнуться на свою серую рожу, подходящую для наглядного пособия, выступающего против легализации и свободного доступа к серьезным медикаментам.       Ру – не такая как мама и Джиа. Эти двое ловят ее взглядом в коридоре дома, осторожно посматривают с кухни уже после того, как Ру отметила три месяца реальной завязки. В нее нет веры, и это понятно, и все же, если бы о таком случае летнего передоза и паршивого поведения в период реабилитации после Беннет рассказал бы кто-нибудь со стороны, придумав несуществующего мистера А, который подвел всех и вся, Ру, не думая ни секунды, предложила бы родным и близким оставить этого мудня наедине с дюжиной горошин экстази и заранее вызвать скорую с катафалком и полицейскими.       я люблю тебя до самого конца света, но если сраный мир закончится завтра, это получится не так и долго, да?       − Как-то херово выходит, да? Она уехала, а я, как ты и говорил, вроде снова в ломке, но на самом деле, Али, получается не так стремно, как раньше. Я как будто въехала, врубилась мозгом в то, что заменила одно другим.       Она мужику к сорока и бывшему торчку (такие бывают?) рассказывает о процессе детокса на берегу речки-вонючки с грязным мокрым песком и брошенной батареей покореженных автомобильных шин, приспособленных в качестве аналога шезлонгов, только задница проваливается в отверстие колеса, и от земли веет холодом. Али молчит и, застыв как в неподвижности, только смаргивает как древняя морщинистая рептилия, существовавшая на Земле еще задолго до людей. Может, так и есть, он ведь столько знает и видит, что у Ру голова кругом.       − Кто бы уехал, если бы любил, да? – она шмыгает носом, кутаясь плотнее в толстовку, над губой мокро якобы от холода, а не от слез, подступивших комком к горлу, в костях ломит.       ну опровергни, пожалуйста, али       − Ты никогда не думала, − Али двигается медленно, но плавно, эдакий титан, преисполненный силы и достоинства, − что выдавала и продолжаешь выдавать желаемое за действительное?       губы у лекси – мягкие и пахнущие мятным бальзамом, ее короткий выдох в сантиметре от лица ру обдает теплом, все окей, без проблем, обращайся, повторим снова для этих твоих экспериментов       Ру скупо пожимает плечами и, чтобы куда-нибудь деть беспокойные руки – признак синдрома отмены, – натягивает рукава выцветшей толстовки на запястья, зажевывает губы, чтобы не дать себе разойтись по швам, расползтись, как старое штопаное одеяло.       губы джулс – прохладные и сухие, она так и не отвечает, плотно сжав рот, дерьмо, я не хотела       − Я скучаю. По ней. И, наверное, по всему, что могло быть нормальным.       губы феса – искусанные и горячие, от него тянет сладковатым душком травы, фес тушуется, ру – тоже, прости, чувак, наверное, я все забуду       − Странный совет, до которого ты своими подростковыми птичьими мозгами в стадии отрицания не дойдешь, но, Ру, − Али поднимается на ноги с шины и хлопает себя по карманам, проверяя, не посеял ли он сигаретную пачку, − скучай по себе. Не будет твоей девочки, будут другие, и за каждого из них тебе захочется зацепиться.       возможно, это всего лишь очередной конец света, кенгуренок ру, возможно, блестки на ее лице – это остаточная пыль далеких, как и она сама, звезд