Us

I'm livin' for the thrill formula

      Аарон с детства знал, что вся их семейка – это чистый цирк, замаскированный под топовую постановку о воплощении американской мечты, где папаша, напоминающий Боба Патаки, гребет хрустящие долларовые купюры позолоченной лопатой и, как принято у добропорядочных мужей в хлопковых семейниках, спит с женой только тогда, когда решает заделать нового дармоеда. То есть, раза три-четыре за всю образцово-показательную семейную жизнь, способную уместиться в один паршивый фотоальбом, предназначенный для зеленых от зависти соседей и бедных дальних родственников.       Они жили в замке из стекла у всех на глазах. Если старшенький, не проявлявший интереса к атлетике, баскетболу, футболу и боксу, словом, ко всему, что отец авторитетно считал «нормальным занятием», делал-что-то-не-то, Аарону прилетало уколом, упрёком, неодобрительным взглядом и этим идиотским цоканьем. Ая-яй, мальчик мой, я так тобой недоволен.       Лет до тринадцати Аарон, старший из братьев, пытался защитить Нейта, лишний раз подвернуться под руку, напомнить о себе, сместить фокус внимания, за столом сунуть табель с тревожно-красным неудом, услышать строгое «зайди ко мне в кабинет» перед сном. Все, чтобы Нейт оставался незаметным. Аарон кое-что да понимал: у папочки он сам − измалеванный черновик неудавшейся воспитательной работы, типа чертежа производственного здания, которое отец никогда не построит. Экономически нецелесообразно.       Аарон до сих помнит, как однажды Кэл свез их на озеро, оставив мать торчать дома. Нейт, в шесть попавший в подготовительную группу будущих звезд школьной команды по футболу, абсолютно не умел плавать, и одновременно с тем это оставалось единственным, в чем сам Аарон был хорош. Нейт осторожничал, плескался у берега и не отплывал слишком далеко не потому, что отец запретил, а потому, что не находил в себе смелости или уверенности, чтобы уйти туда, где ступни не достают до песчаного дна. Аарон, развлекавшийся сам с собой попытками задержать дыхание на как можно более длительное время, не лез – отец ясно дал понять, что настало время мастер-класса.       И вместо того, чтобы подхватить Нейта, Кэл на глазах Аарона взял его, легкого и маленького, точно за корпус, как бы подбросил в воздухе и позволил упасть камнем в воду в самом глубоком месте. Он делал это снова и снова, вытаскивая Нейта только тогда, когда его тщетные попытки выплыть оборачивались ничем, а потом отправлял и дальше барахтаться и глотать горькую озерную воду. Снова и снова. Нейт с синюшными губами и раскрасневшимися глазами тонул раз за разом, Аарон пытался, канючил, подплыв в самый центр:       − Может, хватит, па?       − Мы занимаемся делом, сынок.       Аарон нырнул в последний момент, чтобы подцепить за подмышки Нейта и вытолкнуть его на поверхность, ненароком обдав отца брызгами. Отец хотел разозлить Нейта, растерявшегося, мокрого и беспомощного, как котенок, брошенный в воду, и его мало интересовали сопутствующие потери выбранного способа. Ведь, как твердил Кэл, главное – не то, как ты придешь к успеху, а сам успех.       Этот принцип продолжил работать во всем, что касалось детей. Нейт поддался легко и заглядывал отцу буквально в рот, ловя слово за словом, поддакивая без конца, называя своим любимым то, что выбирал для себя Кэл. Блюдо? Как у папы, фрикадельки и зеленые овощи. Кино? Только Скорсезе. Девочки? Брюнетки, как мама.       Аарон бунтовал пассивно, действуя по обратному принципу, за что в семейной гонке за звание любимчика навсегда остался в аутсайдерах.       Никаких овощей, футбольной команды, протеиновой диеты, семейных полумарафонов и превосходных табелей оценок. Он запарывал школьные работы почти намеренно, когда не прикладывал усилий или отвечал честно: «Я не сделал». Аарон хотел, чтобы отец обратил внимание, но его стараний никогда не было достаточно, к тому же, Нейт преуспевал буквально во всем, и для фактической победы требовался огромный промах, на который у Аарона, по-прежнему признававшего безусловный авторитет отца, не было ни смелости, ни дерзости.       − Ты на скамейке запасных, братишка, − язвил вымахавший за лето Нейт, едва ли не перегнавший его по росту, хлопок ладони по плечу ощущался как хороший удар, и Аарон удивленно вскидывал светлые брови. Когда Нейт хотел сказать, что старший у него тот еще лузер, он, как и папа, всегда от души улыбался. «Ты мудак» и улыбочка в тридцать два. Как очаровательно.       Ты до конца жизни на скамейке запасных в семье победителей, и именно туда Аарон и рвался. Чтобы от него по-хорошему отвалили и не измеряли стандартами полубожественного совершенства местных монархов, готовых броситься на передовую и отслюнявить хрустящих купюр во имя процветания их славного города.       Так успешно все складывается, не скажешь, что у кого-нибудь в целях на пять лет может быть пункт «стать-блять-невидимым», только именно к этому и стремится Аарон, переставший дергаться каждый раз, как отец требует старшенького выйти вперед и перестать ныкаться по углам на общественных мероприятиях. Он просто молча кивает, сует руки в карманы куртки, сжимая пальцы в кулаки, чтобы никто не видел, и с самым пресным выражением рожи выходит на передний план, где Нейт, перетягивавший одеяло внимания на себя, топил невыразимое недовольство во взгляде.       На ярмарке тучи над ними сгущаются. Конечно, ведь это Нейт дерет бестолковую, но топовую сучку, занявшую трон в статусе самопровозглашенной королевы. Аарону не завистно, он только представить себе не может, что спустя пару лет после школы Нейт притащит Мэдди Перес в отцовский дом как невестку. А та обязательно схлестнется со всеми его домашними, и тогда Аарон просто не сможет сдержаться, чтобы не заржать в голос. Кто бы мог подумать, что управой на них всех станет шумная девчонка, похожая на ходячее клише о школьных красотках.       Он как раз курит за трейлером, прислонившись к стенке, когда Мэдди Перес, взбешенная фурия, проносится мимо облачком удушливого парфюма и бросает ему обвинением, заставив напомнить, что это не тот Джейкобс, не по адресу, девочка:       − Вся ваша семейка такая проебанная!       − Да ты, блять, − Аарон устало усмехается и тушит сигарету о бетонную стену, − даже не представляешь.