Мальчик из космоса

Стайлз с открытым ртом осматривает домик. — Так, — говорит он, кидая рюкзак на диван и абсолютно безуспешно пытаясь звучать спокойно и буднично, — Чем хочешь заняться? — Я думал приготовить ужин, — Питер отходит в дальний угол кухни, чтобы дать Стайлзу возможность привыкнуть, — У тебя есть на что-то аллергия? — Нет, — Стайлз проводит по нижней губе языком, — А что ты хочешь на ужин? — Ничего особенного, — говорит Питер, — Как насчет пасты карбонара? — Я только за, — отвечает Стайлз, — тебе помочь? — Нет. Возьми газировку, если хочешь, и расскажи мне о себе, пока я нарезаю грибы и бекон. Стайлз достает банку из холодильника: — Хорошо. Что ты хочешь знать? — Хм-м-м, — Питер задумывается, — Например… Что ты на самом деле думаешь о «Когда я умирала»? Стайлз смеется, прислонившись к столешнице: — Ну, не могу сказать, что я её ненавижу… Но почему вся литература такая… безысходная? Неужели мы не можем почитать что-то со счастливым концом? — Как бы ты тогда понял, что жизнь — это череда страданий и боли? — поддразнивает Питер. Стайлз перестаёт улыбаться. — А разве мы не убеждаемся в этом на собственном опыте? Серьезно. Питер внимательно смотрит на него: — Да, мне кажется, ты прав. И именно поэтому почти все книги, которые считаются шедеврами мировой литературы, посвящены любви и смерти. Потому что ничего важнее в жизни нет. Согласен? — Наверное, — Стайлз водит пальцем по банке газировки, собирая капельки конденсата, — Мне жаль, что с твоей мамой такое случилось. — М-м-м, — Питер нарезает грибы, — Ты об этом слышал? — Ага, — говорит Стайлз, — Город-то маленький. А когда настоящий профессор литературы решает внезапно начать преподавать в школе… Ну, тут явно есть какая-то причина. Стайлз замолкает, прикусывает губу, а потом говорит: — У меня мама умерла, когда мне было восемь. Наверное, это в любом возрасте полный отстой. Питер морщится от ноющей боли где-то в области сердца: — Да. Наверное, в любом. — У мамы была разновидность деменции, — тихо говорит Стайлз, — Было… сложно. Питер вспоминает контрольную работу Стайлза. «Поток сознания Эдди продолжается и после её смерти. Возможно, Фолкнер так выражал своё отношение к религии или хотя бы просто надеялся, что после смерти мы продолжаем существовать как разумные существа. Но некоторые люди исчезают еще до остановки сердца. Что, если бы сознание Эдди умерло раньше, чем её тело? Что бы это значило?». Оказывается, это не пространные размышления, а открытая рана. — Мне очень жаль, — говорит Питер. — Это было давно, — Стайлз пожимает плечами и грустно улыбается. Очевидно, рана до сих пор кровоточит. Стайлз прочищает горло, — Извини. Боже, я правда порчу всем настроение. — Не извиняйся. Я хочу узнать тебя. Всего. Стайлз опускает голову и краснеет: — Ты, наверное, единственный. — Тогда остальные многое теряют. Правда, солнышко. Стайлз улыбается и краснеет еще сильнее: — Я знал, что мне понравится, когда ты меня так назовешь. — Мне нравится тебя так называть, — говорит Питер, кладет нож на разделочную доску, подходит к Стайлзу, берет парня за подбородок и вынуждает поднять голову, — Солнышко. Улыбка Стайлза тонет в очередном поцелуе. *** Если бы Питер нормально обдумал происходящее — а он, естественно, вообще не думал, потому что понимал, что самоанализ может всё разрушить, и был слишком поглощен желанием и похотью — то понял бы, что им со Стайлзом должно быть неловко. На самом деле ничего такого нет. Стайлз умный, разговорчивый и, что самое главное, совсем не нервничает. Это ведь не деловая встреча, а свидание. Разговор течет плавно и естественно, иногда раздается живой смех, и остальной мир — боль, сожаления, сомнения и страх — просто не существует. Питера потрясает то, какую власть над ним имеет простой мальчишка. Стайлз может изменить мир Питера, просто находясь рядом. — Ого, — говорит Стайлз, убирая грязные тарелки и снова начиная нервничать, — У тебя здесь что, даже телевизора нет, что ли? — Нет, — соглашается Питер, — но я взял ноутбук на случай, если мы захотим что-нибудь посмотреть. Он оставляет решение за Стайлзом и планирует делать так всегда. Он не будет давить. — Да? — спрашивает Стайлз, — Может, посмотрим что-нибудь? Они вместе садятся на диван, и Питер позволяет Стайлзу выбрать фильм. — Супергерои? — с улыбкой уточняет он. Стайлз пихает Питера локтем: — Истории, где добро побеждает, тоже имеют место быть. А еще супергерои дохрена крутые, и ты не сможешь меня переубедить. — Я бы даже не стал пытаться, клянусь, — в груди становится тепло от энтузиазма Стайлза и его открытости. — Ну вот и отлично, — улыбается Стайлз и включает фильм. Питер едва успевает вникнуть в сюжет, когда Стайлз внезапно наклоняется, закрывает ноутбук и усаживается Питеру на колени. — Черт, я такой идиот, — дыхание парня обжигает шею Питера, — Я ведь приехал не для того, чтобы смотреть кино. Стайлз целует Питера, запуская пальцы ему в волосы, а другой рукой гладя его по плечу. Стайлз легкий и очень теплый. Он упирается коленями в диван и тихо постанывает в поцелуй. Питер опускает ладонь парню на бёдра, притягивает его ближе, ведет руку выше, залезает под футболку, проводит пальцами по обнаженной спине… Стайлз двигает бедрами, толкаясь вперед. Питер запускает пальцы под резинку джинсов и тонкую ткань боксеров и сжимает чужие ягодицы. Стайлз шумно и рвано дышит: — В кровать, — просит он, — Хочу, чтобы ты меня трахнул, Питер. Приятно знать, что у его стеснительности есть какие-то границы. Питер помогает Стайлзу встать, и тот в ответ протягивает ему руку. Через несколько секунд они оказываются на кровати, и Питер не теряет времени, сразу стягивая со Стайлза футболку. У парня подтянутое стройное тело. Кожа даже здесь усыпана родинками. — Вот черт, — восхищенно говорит Питер, наклоняется ближе и ведет языком вдоль выступающей ключицы. Стайлз запрокидывает голову и резко выдыхает. Питер расстегивает джинсы парня и спускает их вниз. Белье идёт следом. Член Стайлза небольшой, обрезанный, налитый кровью. Головка блестит от естественной смазки, а мышцы живота напряжены. Парень балансирует на грани, и Питер с нетерпением ждет, когда же он сорвется. — Я хочу играть с тобой пальцами, пока ты не кончишь, — говорит Питер. — Я очень сильно согласен, — Стайлз растягивается на кровати и с восторгом наблюдает, как Питер раздевается. Питер, конечно, не такой молодой, как Стайлз, но всё еще в хорошей форме. Даже лучше, чем просто в хорошей, и да, ему вовсе не стыдно открыто об этом говорить. Все часы, проведенные в тренажерном зале, стоят этого голодного взгляда Стайлза. Раздевшись до конца, Питер идет к микроволновке, у которой стоит пакет с презервативами и смазкой. Стайлз смотрит на него, открыв рот, и обхватывает свой член пальцами. — Пока еще рано, солнышко, — ухмыляется Питер. Стайлз дергается и убирает руку. Питер усаживается на кровать, заставляет Стайлза согнуть ноги, а потом широко разводит их в стороны, буквально раскрывая парня. Стайлз тяжело дышит и не сводит с Питера чуть затуманенный взгляд. Питер придвигается ближе: — Ты когда-нибудь делал это раньше, Стайлз? — Н-не с другими людьми, — выдыхает Стайлз, — Но у меня есть вибратор. — М-м-м, — Питер наклоняется и целует бедро парня, — Ты взял его с собой? — Нет, — Стайлз двигается, и на подтянутом животе остается полоска естественной смазки, — Я хочу чего-то настоящего. Питер открывает тюбик смазки и выдавливает гель на пальцы. Усмехнувшись, он надавливает указательным пальцем на сжатое колечко мышц. Стайлз охает и дергается, подскакивая на кровати. Всего лишь от прикосновения. — Ох, солнышко, — говорит Питер и медленно вводит палец внутрь. Питер осторожно и мягко раскрывает Стайлза, и тот ерзает на кровати, распростертый, словно жертва на алтаре, и поднимает бедра навстречу чужим пальцам. С губ парня срываются громкие звуки — «ах», «ах», «ах». Стайлз прикусывает губу. Румянец бежит по его груди, горлу и лицу. Дрожащей рукой он обхватывает свой член. Другая ладонь вцепляется в подушку. Питер, поддразнивая, мягко касается простаты: — Ты такой красивый, — говорит он, наклоняется и берет член Стайлза в рот. Стайлз вскрикивает, когда кончает, и этот звук такой чистый и полный чувства, словно пение птиц. *** Стайлз усталый и сонный, но упорный. Он притягивает Питера ближе, жмется к нему своим разгоряченным телом, оставляет засосы у Хейла на шее и позволяет Питеру толкаться в кулак. Он опускает ногу мужчине на бедро, так что Питер практически обездвижен… Но это всё равно просто идеально. Питеру требуется больше времени, чтобы кончить, и Стайлз ёрзает у него на коленях. Такой красивый мальчик. Когда Питер кончает, пачкая их обоих спермой, Стайлз целует его и смеется, а потом растягивается на кровати в позе морской звезды. Питер идёт за махровой тряпкой. — Нет! — просит Стайлз, когда Питер возвращается и начинает вытирать с него сперму, — Щекотно! — Зато ты будешь чистым. Сам мне еще спасибо скажешь, — мягко говорит Питер, проходясь тканью у основания члена парня. — Эта кровать очень классная, — говорит Стайлз, — И теперь она вся моя. Извини, придётся тебе спать на диване. — Вот это да, — смеется Питер и нежно целует Стайлза, — А теперь встань и залезь под одеяло, солнышко, а то посреди ночи проснешься от холода. Стайлз морщится и трагично вздыхает: — Ну ты и тиран. — А ты наглец, — Питер мягко шлепает Стайлза тряпкой по бедру. Стайлз смеется, но всё же залезает под одеяло. Питер кидает тряпку в раковину, выключает свет и присоединяется к парню. Несмотря на протесты Стайлза, кровать достаточно большая, чтобы они оба там поместились. Некоторое время они просто сонно целуются. Потом Стайлз проваливается в сон. Лунный свет мягко подсвечивает его лицо. Питер ждет, когда его накроет волна сожалений и ненависти к себе, но ничего не происходит. Впервые за долгое время Питер счастлив.