В нашем тихом омуте

Чтобы не солгать они встречались месяца три, у них не возникало скандалов или ссор, разве что подколы и те в шутку. Они любили друг друга, и двое считали, что так и будет. Правда эта «сказка» разорвалась на две части, когда Томура позвал Даби поговорить один на один в барной. Даби хочет обнять парня, как это происходит в обычное время, но от него отходят специально на несколько шагов. — Всё хорошо, Томура? — Просто стой, где стоишь, и выслушай то, что я скажу. Даби видит некий испуг и нервозность в лице Шигараки, но решает промолчать в ожидании. Проходит некоторое время, прежде, чем эмоции Томуры сменяются на безразличие и ненависть во взгляде, но он наконец-то говорит то, зачем это всё устроил: — Я думал об этом долгое время, правда, и... — он сглатывает, вздыхая следом, и поднимает взгляд на парня стоящего в нескольких шагах от него, — нам лучше расстаться. Губы Даби дергаются в улыбке, и он молчит, стоя на месте, размахивает руками, в попытке придумать, что стоит на это ответить, когда в голове столько вопросов и ни одного нужного ответа. — Но почему? — единственное, что всё же вырвалось. — Так будет лучше для нас двоих, Даби. — Будет лучше? Кто сказал, что от этого будет лучше? — Я. — Хорошо. А ты обо мне подумал? О том, что я чувствую? — Даби срывается на крик, а у рта со скоб дорожки крови. — Мне плевать. Абсолютно. — хладнокровно отвечает Шигараки, стоя всё также напротив. — Н-е-е-ет, ты не мог так легко выбросить всё то, что ты чувствовал на помойку, — в голосе слышатся истерические нотки, а сам Даби ступает пару шагов назад, один глаз начинает дёргаться. — Ты не мог… Ты не тот человек, который может так легко это сделать… Всё отпустить по одному своему желанию… Неужели ты лгал? — А я играл с тобой. — Томура отыгрывает нужную эмоцию, похожую на безумство, наклоняя голову чуть в бок, — Всё просто. — Ты не мог, Томура… — Запомни: я для тебя - Шигараки. — Ха-а-а, — Даби зарывается руками в волосы, ступая несколько кругов по залу, в попытке связать хоть одно предложение, чтобы было нормально, он останавливается смотря на лидера из-за плеча: — То есть это всё была игра, говоришь? Твои слова о любви, о том, что я хороший, то, как ты хотел, чтобы я тебя обнимал… — он отводит взгляд в пол, — Это всё был обман? — Ты умный парень, Даб- — А ты мудак. — голубоглазый не даёт договорить парню, — Расставание так расставание, плевать. Сделаем вид, что этого никогда не было. Сделаем вид, что нас никогда не существовало. — Рад, что мы смогли это всё решить. — последнее, что произносит Томура, а после скрывается за дверью, уходя в коридор, а там и исчезая в своей комнате. Он скатывается по стенке в самом дальнем углу комнаты, где темно и холодно, и закрывает кулаком рот, чтобы никто его не слышал. С глаз идут слезы, обжигают израненную кожу своим теплом, а воспоминания того, что раньше теплом были его губы, делают только больнее. Томуре хочется кричать, кричать потому что чертовски больно, потому что он любит, потому что хочет обнять и поцеловать. Но он наследник, и Учитель сказал, что у него не должно быть ничего того, что будет ему мешать двигаться к цели.

«Томура, я понимаю всё: возраст, гормоны. Но, я бы хотел напомнить о твоих целях, и к чему ты идёшь. Это единственное, чему ты должен уделять внимание.» Томура сидит сложив руки, не понимая, где же он всё-таки проебался, что Учитель узнал о них с Даби. «Значит, никаких отношений?» Томура слышит в следующей фразе ухмылку: «Смышленный же.» На этом связь обрывается.

Шея отдаёт зудом, и Шигараки хочет, чтобы родные руки не дали ему её расчесать, хочет, чтобы почти зажившие ранки кто-то поцеловал, вызывая приятную щекотку, обнимая со спины. Томура сильнее рыдает, зарываясь руками в волосы, пытаясь их вырвать, превратить в пепел: какая жалость, что его причуда на него не действует. — Сука-а-а-а-а, — произносится на всю комнату, после чего следует очередной сдержанный всхлип и поток воспоминаний. Томуре хочется объятий, тёплых, таких какие были только с Даби. Послушать его глупые шутки, рассказать ему, что-то о игре в которую он играл всю ночь, что он даже не спал. Вместо этого он продолжает рыдать, пытаясь понять за что ему это всё.

***

— Если бы пришлось оценивать дерьмовость ситуации от одного до десяти, я бы поставила 16 рук Шигараки на то, что хуже быть не могло. — произносит Тога сидя на своей кровати, и ребята с ней соглашаются. Шигараки настоятельно попросил их исчезнуть, что они и сделали, уйдя в комнату Химико. — Будем ли мы вмешиваться? Стоит обязательно! Пускай идут нахер. — Даже если бы хотели, — Компресс замолкает, когда слышится звук разбитого стекла со стороны бара. — Это уже вторая. — заключает Спиннер, и Тога склоняет голову: — Мы не должны к ним лезть, особенно к Томуре, ему и так сложно, это не его выбор. Но мы не можем рассказать об этом и Даби, ведь он не должен знать правду. Томура просил об этом. — она вздыхает, опрокидывая голову к потолку, а после падает на колени к рядом сидящему Джину. Слышится новый удар бутылки об стену или пол, и она жмурится. — Нужно ли с ним поговорить, и успокоить? — спрашивает Ацухиро, намекая на Даби. — Нет. — отвечает Тога. — Ему нужно дать волю эмоциям, пока ничего не сжигает - хорошо. Не нужно лезть под горячую руку. Парни кивают.

***

Даби разбивает уже которую бутылку об пол, пытаясь унять раздражительность и желание все сжечь к чёртовой матери. Он не понимает. Он просто, блять, не понимает. В их дерьмовой жизни появилось счастье и тепло, неужели оно было вправду фальшивым? Или же всё сказанное Шигараки только что было фальшью? Для чего тогда? Он его ненавидит? Даби провинился в чем-то? — Что, блять, и когда, пошло не так, — шипит Даби, бросая бутылку из-под вина в бетонную стену. Звук стекла не даёт того, чего бы хотелось: прекратить или хотя бы заглушить поток мыслей. Он хочет узнать правду, он не верит, это всё говорил не его Томура. Даби срывается на крик, разбивая очередное виски, которое взял со стойки, об пол. Стекло раскалывается на несколько сотен кусочков, ровно настолько же, как и всё, что находится внутри парня. В особенности: сердце и чувства. Даби падает на колени, с последних сил пытается не сжечь себя и бар в целом, и не слышит, как с другого конца бара тоже закричали.

Эта ночь для всех была трудной.