Томуре надоело.
Надоело что-то решать, о чем-то думать и, опять же, принимать важные и сложные решения
одному.
Идя к той власти, о которой он мечтал на протяжении всей своей жизни, которой смог добиться, он не рассчитал, что это будет настолько выматывать чисто в
моральном плане.
Он привык не спать ночами во время того, как всё только началось.
Там, в старом баре.
В его с Курогири баре.
Количество бутылок разбитых из-за его нервов сейчас уже и не счесть. А Курогири его терпел.
В баре почему-то всегда было тепло. За той самой изрядно побитой стойкой, на привычном для Шигараки месте, со стаканом недешёвого виски, было тепло и уютно.
Было спокойно, правда, тогда было больше раздражительности, тогда больше хотелось разодрать кожу у шеи, которая уже успела зажить. Привычка осталась, хоть до крови и царапин он уже не доходит.
Он помнит руки в бинтах, помнит отказ Пятна, вспоминает то, как бесился с этого убогого проигрыша. Усмехается. Надо же, это было настолько давно…
От воспоминаний только сильнее раскалывается голова, если раньше он не спал по собственному желанию, то сейчас он не спит только из-за того, что
не может уснуть. У него дел по горло, он постоянно на связи, и не обращая внимания на помощников, которые согласились бы сделать это вместо него, разглядывает непонятные отчёты.
Цифры и буквы очередного документа расплываются, когда он пытается сфокусировать свой взгляд и прочесть. Он устало потирает переносицу, мысленно извиняясь перед Игучи, и откладывает бумаги, выходя из душного кабинета.
Закрывая двери, он невзначай засматривается на свои руки: бинты.
Неприятные, и раздражают. Местный врач сказал, что так нужно будет проходить ещё некоторое время.
У него ран, мягко говоря, выше крыши после последнего боя. Чего стоит одна рука, которую едва ли спасли после разрыва. Он даже не уверен, хотел ли он этого «спасения».
Томура не был проблемным ребёнком, он был проблемным человеком, в которого неоднократно стреляли из дула пистолета, разрезали плоть дешманским холодным оружием. Желали убить, и даже было, что сжечь. Он снова усмехается своим собственным мыслям, ступая по огромному светлому коридору, где почти нет никого.
В баре коридор был тёмным, без света, как и его комната. Но был в этом для него свойственный комфорт. Не сказать, что он ярый фанат темноты, но ту темноту он не боялся. Не боялся, что там может что-то быть. Курогири тоже был тёмным, он научил, что ночь и отсутствие света — не страшно. Что даже абсолютную тьму можно победить, если у тебя будет слабый огонёк в руке. Он использовал это в одном смысле, но Шигараки всегда видел в этом другой, бывало даже своеобразную мотивацию.
Хотя, многие бы поняли, что здесь абсолютная тьма — злодеи. Или же, совершенно наоборот.
Томура определённо был благодарен Туману за всё, что тот для него сделал. Особенно, что не давал принимать решения спонтанно, и настаивал на том, чтобы красноглазый их обдумывал.
Насчёт решений…
В голове пазлом складывается тот самый день
их первой встречи, когда Гиран привёл бешеную школьницу и горелого придурка. Почему-то воспоминания
его голоса
успокаивают.
Интересно, а где он? Занят своим соратником? Хм…
Голову будто прошибает чем-то, это не похоже на электрический ток или что-то тяжёлое, больше на то, что много маленьких человечков в одно мгновенье ударили тебя такими же маленькими молоточками по всей окружности.
Шигараки останавливается посреди коридора, ближе к стене, не в силе выдержать и соображать с этим чувством.
У него силы нет дойти до собственной комнаты, дожил!
Его причуда из-за длительного неиспользования решила ударить изнутри? А может все в разы проще, и его тараканам в голове стало уже скучно, а семь чашек кофе им не помогли, а только ухудшили проблему?
О чем он только не думает уже, чтобы найти логическое решение этой проблемы. Хотя и слепому, и глухому, и немому,
было бы понятно, что он нуждается во
сне. А думая об этом его почему-то пробирает чувство тревоги, и он отбрасывает эту идею куда-то в папку с именами новых соратников. Папка с названием: «Потом».
«Потом» запомнит имена, «потом» разберется с тем, что Тоге не нравится её напарник-мудак, «потом» года через три поспит, «потом»…
— «Потом» ты сдохнешь и не доживешь до этого, лидер.
Кажется, он проговорил это в голос.
А голос знакомый. Почему он не раздражает, хотя должен бы был… Тем более с такой-то интонацией. Почему он
приятный? Почему Томура не может даже поднять голову, чтобы посмотреть на этого придурка?
— Эй? Ты в порядке вообще?
Томура слышит в этом испуг, новый для ушей звук, раньше за него беспокоился только Курогири, а позже ещё и Тога. Он хочет ступить шаг вперёд, от чего отшатывается в сторону.
Чувствует чужую, горячую руку на своей талии. Ему не дают упасть.
— Ты слышишь меня?
Он наконец-то реагирует и отрицательно мотает головой. Парень понимает, что ответ это скорее на первый вопрос, и отпуская лидера, пытается взглянуть ему в лицо, подняв его за подбородок чуть выше, и убрав седые пряди с красных глаз.
Томура улыбается, эти касания до чёртиков приятные.
— Когда ты спал в последний раз?
— Четыре дня тому назад, около трёх часов.
— Ты так серьёзно скоро помрёшь, кто тогда будет вести эту армию?
— Может ты, Даби?
— Не хочу. Тебе нужно поспать, пойдём, я помогу тебе дойти.
Шигараки снова отрицательно мотает головой, оставаясь на месте, когда брюнет отступает на шаг вперёд, тут же останавливаясь. Он знает, что зайдя в комнату, и когда ляжет в кровать он не сможет уснуть. С учётом плохого и совершенного отсутвующего сна, пытаясь уснуть, его начинают окружать галлюцинации.
Красивые, странные, страшные.
Много рук, которые тянутся к нему, чтобы забрать куда-то с собой. И кровь, много крови, она пятнами повсюду. На полу, на стенах, на потолке, на нём самом. Томура даже не помнит, что мог убить столько людей, чтобы было столько крови. А ещё рядом много ярко-синего огня, который почему-то
успокаивает, и создаёт барьер защиты, благодаря которому Томура и проспал те три часа тогда. Огонь ведь должен пугать, а не создавать эффект успокоения. Но, видимо, каждое пламя согревает по-разному.
Даби непонимающе пялится несколько минут на лидера, после потирает шею, вздохнув, отведя взгляд:
— Что же с тобой делать?
— Защитить от кошмаров и галлюцинаций, — Томура устало кивает соглашаясь с самим собой, и союзник подходит обратно, ближе, тёплой рукой снова касаясь непослушных волос, что упали на лицо его лидера.
«Его» смешно. Даби и в правду единственный, кто всегда называл его по должности. А можно хотя бы раз иначе?
— И как ты предлагаешь мне это сделать? — у него глаза яркие, как и огонь, который хозяина причуды сжигает, а Шигараки он почему-то защищает, как может, но почему именно это его защита, ему понять не дано.
— Я не знаю, я слишком уставший, чтобы думать.
Томура улыбается, достаточно слабо, чтобы не принять это за нулевую эмоцию, но Даби улавливает и это. В, на удивление ещё не сгоревшей голове, возникает идея.
Даби осторожно, будно боится сделать что-то не так, одной рукой обнимает лидера за спину. Шигараки не удивляется, верите, силы нет даже на это. Он прижимается ближе, давая понять, что этот вариант ему подходит. Красные глаза без интереса смотрят ещё некоторое время куда-то в пол, пока их обладателя не обнимают и второй рукой.
Всё страшные картинки перед глазами рассеиваются, Томуре хочется рассмеяться. Он чувствует, как тёплая ладонь гладит его по спине, и его глаза смыкаются в желании уснуть.
Даби улыбается, осторожно и невесомо целуя парня в лоб, и держит на себе это расслабленное тело. Странное ощущение, но он не желает этому противиться вовсе.
Томура наконец-то засыпает в объятиях, и не желает просыпаться последующие несколько часов или даже дней.
***
Томура не знает, когда Даби успел его перенести в его комнату, не знает сколько он спал, не понимает, почему не выспался, и почему не может подняться на кровати. И почему ему настолько холодно, где его пальто?
С открытого балкона слышатся шаги, а после знакомый силуэт подходит к кровати садясь с края.
— Сколько я…
— Три часа, Шигараки. Спи дальше.
— Ты уйдёшь?
— Нет. Ты бредил, когда я пытался, поэтому, я останусь, даже если это будет к утру.
— Почему? Зачем?
— Хочу чтобы ты поспал.
— И всё?
— Мы с Лигой беспокоимся о тебе.
— Вот оно как…
Томура устало поворачивает голову в бок. От чего-то обидно, от чего непонятно.
— Есть ещё одна причина…
— Мои кошмары и твоя защита?
Томура усмехается, чувствуя на себе взгляд непонимания, а после устало цокает.
— Нет. Не совсем.
— Какая же тогда?
— Мои чувства к тебе.
— Что?
Томуре кажется, что он в бреду. В красивом бреду. Красивом настолько же, как и эти небесно-голубые глаза напротив. Томура научился понимать эмоции людей, с такой-то жизнью и не научится. Он видит в этом взгляде смешанную надежду с обидой, а после слышит вздох, и парень от него отворачивается. Томура привстает на локтях, а после садится, упираясь спиной об мягкую подушку, что даёт расстояние между ним и холодной стеной.
Даби молчит, открывая рот, а после моментально закрывая, у Томуры складывается ощущение, что в голове шатена происходит замыкание, которое не даёт закончить операцию, заданную мозгом.
Томура молчит и ждёт. Ему впервые настолько комфортно быть с
кем-то. С кем-то просто помолчать, ожидая чего-то нового, что не связано с работой. Что заставляет окраситься в красный бледные щёки.
Если Даби скажет, то что хотел, Томура знает, что ответит ему на это.
Шатен вздыхает и наконец-то произносит:
— Чувства. Я не могу их объяснить, не могу сказать, что это обычная привязанность или симпатия. Не могу назвать это тем, что происходит между друзьями или братьями, это не тот вид моего беспокойства за тебя. Я беспокоюсь о тебе, слишком сильно, как оказалось. Меня пугает тот факт, что ты не спишь, что ты почти не разговариваешь, что ты не живёшь, а существуешь со своими кошмарами, даже не замечая, как путаешь их с реальностью. Ты знаешь, что сказал Спиннеру, что у него пять голов, и что он дышит розовым дымом? — Даби бросает на лидера мимолетный взгляд, и кивает себе, видя на чужом лице непонимание, — Ты назвал Тогу «Ханой», она даже не стала спорить с тобой, хотя мы даже представления не имеем, кто это! Меня ты недавно назвал драконом, что должен был бы охранять принцессу, чтобы её никто не забрал.
— Ничего не помню… — Томура смотрит на свои колени, подпирая их под себя, обнимая, и подбородком упирается в них, продолжая устало слушать.
У Даби приятный голос. А ещё приятный и ничем не пугающий взгляд, полный беспокойства. И очень приятные касания, что заставляют прикрыть глаза, расслабляясь, когда он снова убирает прядь с лица.
Даби просто приятный для него.
Весь.
— Скажи, принц, — произносит Даби слишком мелодично и тихо, заставляя Томуру открыть глаза и посмотреть на него, — я действительно так плохо справляюсь с защитой?
— Нет. Ты всегда рядом. В мыслях, касаниях, неощутимых, невесомых, созданных моим бредом. Ты рядом
всегда, когда мне становится до ужаса плохо. Твоё пламя меня защищает, даже если оно неощутимо и существует только в моей голове. Кажется, благодаря тебе я и остаюсь ещё на ногах всё время без сна. Даже не разговаривая со мной, ты помогаешь мне идти дальше.
— Томура…
— Что?
Даби берёт чужое лицо в свои руки, убирая с колен, и держа, совсем невесомо, снова целует лидера в лоб. Томура жмурится.
Это приятно.
Это успокаивает.
Одно существование Даби рядом с ним
успокаивает.
Шатен легко стукается с лидером лбами, Томура слабо смеётся в забинтованный кулак. Даби скучал за такими эмоциями.
— Я люблю тебя.
Томура молчит. Томуре слишком комфортно, чтобы думать, Даби улыбается:
— Обнять тебя, чтобы ты смог уснуть?
Шигараки кивает, а Даби переводит всё-такие же тёплые руки на спину лидера, который уверенно утопает в объятиях.
— Даби…
— Что?
— Я тоже тебя люблю.
Шигараки улыбается, слыша, как участилось чужое сердцебиение, и смеётся где-то в мыслях проваливаясь в сон. Чувствует ещё один поцелуй, и сильнее прижимается к чужой груди, как котёнок.
Даби улыбается, поглаживая светлые волосы, считая, что теперь беспокоиться не о чем.
Томура наконец-то засыпает, его не мучают кошмары.
Дракон уносит его вдаль от всех страшных кошмаров. Синее пламя не причинит ему вреда, никогда, он уверен.
Томура улыбается во сне.
