Bipolar Opposites

Марк приходит в себя в такой агонии, какой никогда не испытывал за всю свою жизнь. Первое, что он замечает — крик, а следующее — то, что крик исходит от него. Нога будто горела огнём из-за боли, которая не шла ни в какое сравнение ни с чем другим. В голове всё пульсирует, в ушах звенит, сердце бьётся где-то в горле, и всё, о чём он мог думать, это о Югёме. Кто-то обхватывает его руками за грудь, волоча по листьям, палкам и бревнам. Кустарник задевает его раны, и из горла снова вырывается сдавленный крик. Всё его тело мокрое, одежда прилипла к покрытой мурашками коже, а зубы стучат так сильно, что он боится прикусить язык. Но все, о чём он мог думать, это Югём. Он пытается окликнуть человека, вытащившего его из реки, даже если не может открыть глаза, чтобы увидеть лицо. Хочет сказать, чтобы оставили его и нашли его донсена. Что Югём болен и ему срочно нужна помощь. Что он может быть ранен, сбит с толку и сильно напуган. Хочет произнести всё это, но единственный звук, который вырвался, это стон, когда руки отпускают его, и он ударился об землю. Очень холодно. Ему так холодно, и хотя он уже не в воде, его промокшая рубашка и джинсы продолжали понижать температуру тела до опасного уровня. Чья-то рука хлопает по щеке, чуть более яростно, чем необходимо, но это производит нужное впечатление, заставив его резко разлепить веки. — Ты жив! — доносится сверху взволнованный крик, и в тот момент, когда мигающие огни исчезают из поля зрения, Марк видит склонившегося над ним Югёма. Из-под его волос стекает тоненькая струйка крови, щека исцарапана и покрыта синяками, но в остальном выглядит невредимым. Шлем, должно быть, спас его от худших повреждений, и только тогда Марк понимает, что его собственный защитный головной убор снят. — Гём… — выдыхает он, пытаясь дотянуться и сжать ткань рубашки младшего. — Позвони… п… позвони… в скор… Не может выдавить из себя ни слова. Кажется, что его легкие переполнены, как будто что-то проходит по его венам со злым намерением задушить его до смерти. И ему так больно. — Я думал, что мы умрём! — восклицает Югём, и Марку хочется разрыдаться от улыбки, растянувшейся на лице донсена. — Но это было так здорово. О боже, хён, это потрясающе, правда? Нет. Это не потрясающе. А больно. Так ужасно. Настолько, что Марк уже не может сказать, какая часть его тела болит. Во рту у него привкус чего-то медного и металлического, срабатывает рвотный рефлекс, заставив его издать хриплый спазматический кашель, выпускающий кровь между дрожащими губами. — О чёрт, — на какую-то долю секунды Марку кажется, что Югём наконец осознал всю серьезность ситуации и собирается позвать на помощь. Но потом… — Давай, хён, вставай! Мы не можем оставаться здесь вечно! Его хватают за руку и тянут вверх, Марк не может сдержать крик, вырвавшийся из его горла. Югём тут же отпускают его, и раненая конечность безжизненно падает обратно на землю, искрясь как от уколов тысячи иголок, словно единственное, что удерживает её на месте, — это пара нервов и половина разорванной мышцы. — Упс. Прости, хён. Почему его голос всё ещё остаётся таким… довольным? Марку очень больно. Он чувствует, что, возможно, умирает, а Югём просто счастлив? — Пожалуйста… — просит с мольбой, не зная, капли, скатившиеся по лицу, слёзы или кровь. — Пожалуйста, помоги… Но Югём, похоже, не слушает его. Листья хрустят под ногами, когда он ходит взад-вперёд рядом с бьющимся в конвульсиях телом Марка, счастливо болтает, пока хён затруднённо дышит и сдавленно рыдает. — В момент, когда я увидел приближающуюся машину, действительно думал, что умру там, — говорит он, по-видимому, не подозревая, что его хён цепляется за край сознания кончиками пальцев. — А сейчас? Я никогда не чувствовал себя более живым. Я чувствую… Боже мой, хён, я чувствую себя восхитительно. Нет… потрясающе! Он смеётся пронзительно, как в бреду. Голова Марка склоняется набок, все мышцы шеи отказываются функционировать, и впервые приходит осознание, что Югём не в порядке, как показалось вначале. Один из ботинок пропал, босая нога исцарапана и кровоточит, но продолжает топтать чертополох и сосновые шишки, как будто не чувствует боли. Он прихрамывает. На джинсах чуть выше левого колена зияет дыра, и сквозь рваную ткань едва виднеется кровоточащая рана. Он ранен. Они оба ранены. Но нет никакой помощи. Потому что Югём не вызовет скорую, а Марк знает, что даже если у него хватит сил дотянуться до своего телефона, тот пострадал от воды без возможности восстановления. Последнее, о чем он думает, прежде чем закрыть глаза и позволить этой успокаивающей тьме обнять себя, то, что его донсены обвинят макнэ в том, что случилось. И он вряд ли сможет это вынести. Но ничего не может поделать.

***

— И вы не пытались их остановить? — кричит Джексон, широко раскрыв глаза и неглубоко дыша, повернувшись к БэмБэму и Ёндже, которые сидят на диване в гостиной, низко опустив головы и стыдливо отводя глаза. — Просто позволили им уйти отсюда и взять этот грёбаный мотоцикл? — Джексон! — крик Джинена заставляет его замолчать, он расхаживает у окна, кусая кожу вокруг ногтей и заламывая руки. — Ты не помогаешь! — Это моя вина, — по носу Ёндже скатывается слеза. От этой фразы Джексон, кажется, моментально растаял, и он падает на колени перед ним, взяв его руки в свои и крепко сжав. — Это не твоя вина, — уточняет заплетающимся языком. — Мне очень жаль. Не следовало этого говорить. Я просто… Я… — Беспокоишься, — заканчивает за него БэмБэм, быстро кивая и не отрывая взгляда от пола. — Мы тоже. — Я знал, что у него биполярное расстройство, — неожиданно говорит Ёндже, голос его истеричный, почти пронзительный, и он вскакивает с дивана. Джексон отклоняется на кофейный столик, наблюдая со смесью горя и смятения, как его донсен проводит руками по волосам. — Ёндже, мы все это знали, — пытается успокоить его Джинён, но это, похоже, не срабатывает. — Нет! — кричит он, и в глазах явно читается отчаяние. — Я знал об этом ещё до того, как всё это случилось. Знал до того, как психиатр поставил ему диагноз. И даже до того, как он напал на Джебом-хёна! Никто больше не пытается перебить его или успокоить. Они слишком озадачены его словами, чтобы сделать что-то ещё, кроме как молча ждать, объяснит ли он свои слова. — Я изучил всё. Когда он начал вести себя странно, я искал, что это могло бы быть, и узнал, что биполярное расстройство. Я знал, но ничего не сказал, потому что не хотел, чтобы это было правдой. Игнорировал это и отрицал, притворялся, что ничего не происходит, и когда наконец набрался смелости сказать Джебом-хёну, у него появился этот грёбанный мотоцикл. Я должен был сказать раньше! Звенящая тишина тянется слишком долго, прежде чем Джинён наконец говорит. Его голос хриплый из-за того, что пытается скрыть свой страх, но, тем не менее, он говорит со всей уверенностью, которую Ёндже необходимо услышать в этот момент. — Ёндже, — начинает он и не подходит ближе, потому что знает, что это не поможет. Просто поворачивается к нему лицом, протянув руки на случай, если младший захочет успокаивающих объятий. — Биполярное расстройство… это генетическое. Вероятно, это всегда было, просто потребовалась травма от потери родителей, чтобы проявиться. Ты абсолютно ничего не мог сделать, чтобы что-то изменить. Он ожидает, что Ёндже расколется от его слов, разрыдается и признается, что ему просто страшно от мысли, что он не знает, где находятся Марк и Югём, но вместо этого тот твёрдо стоит на ногах и говорит со всей ненавистью к самому себе, на которую способен: — Я мог помешать ему забрать хёна. Прежде чем кто-либо успевает придумать подходящий ответ на такое обременённое чувством вины заявление, дверь открывает и входит Джебом. Его лицо бледное, губы почти бесцветные, а костяшки пальцев побелели оттого, как крепко он сжимает телефон. Он замечает слёзы на лице Ёндже, напряжённость в плечах БэмБэма, смирение в позе Джексона и отчаяние в глазах Джинёна. Отметив всё это в считанные секунды, как и положено лидеру, делает всё, что в его силах, чтобы вернуть всё в обычное состояние. — Полиция ведёт поиски, — говорит твёрдо и уверенно, чтобы показать им, что по крайней мере один из них контролирует ситуацию. — Они уже проверили полицейские участки и больницы, и там нет никаких следов Марк-хёна или Югёма, так что это уже хорошая новость. Менеджер-хён поговорил с психиатром Гёма, и она сказала, что он, должно быть, перестал принимать лекарства несколько недель назад, чтобы у него случился такой рецидив. Они все понимают, что виноваты. Перестали контролировать принятие лекарств, желая вернуть ему самостоятельность и доверяя ответственно принимать их. Они не были теми хёнами, какими должны быть, и никто из них не подозревал, что Югём возвращается в обратное состояние. — Но, — продолжает Джебом, всё ещё полный уверенности, чтобы дать им хоть каплю надежды. — Психиатр говорит, что проведённая терапия действительно успешна. И она не думает, что к нему вернётся жестокость, так что Марк-хён… должен быть в безопасности. Должен быть. Он хочет дать им больше, чем «должно быть», которое не так хорошо, как «будет». Это не так утешительно или успокаивающе. Но хорошие лидеры не лгут в такие моменты. Они рассказывают всё, как есть, потому что каждый участник достаточно взрослый и следует доверять всю информацию. Хорошие лидеры не лгут. Джебом иногда жалеет, что ему приходится быть хорошим лидером.