Как трудно быть хёном

— Мелкий, ты что там застрял? —стучит Юнги по двери уборной. — Выметайся давай! Нам… эээ… то есть, мне ванная нужна. — Хён… — доносится в ответ жалобное скуление. — Прости, хён, но я не могу. Не сейчас, пожалуйста. — Мелочь, ты охуел, что ли? — возмущению старшего нет предела. — Свалил быстро! Сейчас Минни придёт, а мне ещё нужно всё подготовить, — он и не замечает, что не по-детски палится перед макнэ, выдавая их с Чимином тайну. — А… вы с Чимми-хёном, всё же, вместе, да? — тут же смекает Чонгук. — Я так и знал! Я им всем вчера говорил, а они мне не поверили! Я же вижу, как Чим на тебя смотрит… и как ты его трогаешь иногда… — Что-о-о ты видишь?! — от испуга быть пойманными врасплох Юнги орёт так, что его чуть не на всю общагу слышно. — И что ты там кому говорил вчера? Открывай быстро, пока я придушил тебя, придурка!       Злой Шуга-хён — это последнее, что Чонгук хотел бы увидеть в своей жизни, поэтому он тут же отпирает дверь, даже и не думая о том, чтобы для начала привести себя в божеский вид. Ворвавшийся внутрь старший в шоке замирает на месте, внезапно понимая, что мелкий уже, видимо, не совсем ≪мелкий≫, что вчерашнее дитё как-то незаметно выросло и что с этим нужно срочно что-то делать, по крайней мере, не по годам крупный для 16 летнего пацана возбуждённый член, зажатый в кулаке макнэ, говорит именно об этом. — Ебааать! Ты что творишь?       Вопрос, понятное дело, риторический, но это первое, что приходит Юнги на ум, ведь взмокший, дрожащий, дрочащий свой ствол Чонгук ни на секунду не прерывается, даже, когда его хён входит, и покрасневшая разбухшая головка так и продолжает ритмично выныривать из крепко сжатой ладони, натирающей половой орган «дитя». — Хё-ё-ё-н… — жалобно выстанывает наглая мелочь, ускоряя движения руки на члене под пристальным взглядом старшего, — я никак не могу…       Юнги, если честно, младших не особо любит. А если уж совсем честно, то они его порядком бесят! Все. Ну… кроме Чимина, естественно. Хотя, даже эта милая булочка и то умудряется довести серьёзного музыканта до белого каления, когда внезапно вваливается к нему в студию без приглашения, прерывая процесс создания шедевров, и бесцеремонно раздевается перед ним, снимая спортивный костюм и оставаясь лишь в кружевных трусиках поверх накачанной задницы и высоких белоснежных девчачьих гольфах на мускулистых ногах, тут же отвлекая гения от работы, ибо игнорировать это чудо, как и мгновенно вставший собственный хер, становится просто невозможно.       Однако, глядя сейчас на Чонгука, ему вдруг становится жалко этого несчастного перевозбуждённого ребёнка, который, судя по всему, внезапно столкнулся со всеми прелестями подросткового созревания и сопутствующего ему спермотоксикоза, а, будучи давно оторванным от семьи и слишком рано выброшенным безжалостной медиа индустрией во взрослый мир, никого из родных взрослых, кто мог бы ему помочь пройти этот сложный период, не имеет. — Хё-ё-ё-н… помоги… — бедняжка уже чуть не плачет, безуспешно натирая собственный член в попытке получить наслаждение. — Это который раз за сегодня? — насмешливо интересуется старший, вспоминая себя в том же возрасте. — В-в-о-о-сь-м-о-о-й… — томно со всхлипом выдыхает макнэ.       Ну, да. Восьмой за день, учитывая, что уже вечер. В принципе, нормально. Он, Юнги, помнится и по 12-15 раз в день кончал в особо острые периоды. Естественно, что с каждым разом сделать это всё труднее и дольше. Организм подростка, всё же, не железный. — И… кто в этом виноват? На кого стоит-то?       Вообще, он мог бы и не спрашивать. И так понятно, не слепой же. Если они с Чимом старались скрываться, то у мелкого всё было написано на морде крупным шрифтом. Но нужно, чтобы он сейчас сам сказал, чтобы признался, чтобы произнёс запретное, разбередил рану, подстегнул замылившиеся чувства, возбудился ещё сильнее, а иначе, так и пойдёт спать с колом торчащим хером. — На какую-нибудь хорошенькую нуну из стаффа? — подливает масло в огонь Юнги, внимательно наблюдая за младшим. — Не-е-т… Чимин-хён… — выдаёт Чонгук и тут же вполне уже по-взрослому стонет, надавливая на дырочку уретры, из которой сочится липкая влага.       ЧИМИН-ХЁН?! У Макнэ встаёт на Чимина? Да ладно! Не может такого быть! Хотя… если бы мелкий хоть раз услышал, как сладко Минни стонет, принимая его, Юнги, толстенный член в свою дырочку… или хоть раз бы увидел его связанным на коленях с торчащим членом, придавленным к полу тяжёлым ботинком, умоляющим о том, чтобы он, Юнги, его выебал… тогда бы старший поверил. Но они слишком хорошо шифруются, оберегая нравственность младших. — Чимин-хён утром сказал Тэхёну, что для хорошего вокала звуку нужно много места. Он сказал, что есть такое упражнение " Глубокое горло» и предложил Тэ с ним позаниматься…       Ёбаный в рот! Юнги в полном шоке закрывает лицо рукой, избегая смотреть на мелкого, который, кажется, и не вкуривает того, что Чим ляпнул на самом деле. Упражнение такое есть. Да. Только называется оно не «Глубокое горло», а «Глубокая глотка»! И учат ему не в вокальной студии, а на большинстве порно сайтов! И Чиминни-сладкая-сучка уж точно им владеет. Звуку, видишь ли, много места надо! Ага! Да это не звуку, а его, Юнги, хую много места надо! У него же, не смотря на всю его щуплость, такая елда… что Юнги до сих пор удивляется тому, как Минни спокойно принимает его в свои дырки. Конечно, добиться такого было нелегко. Он до сих пор помнит, как растягивал и растрахивал младшего с самого начала… — Чимин-хён сказал Тэ открыть широко рот, очистил банан и…       Пиздец! Да этого мелкого извращенца за яйца подвесить мало! Хорошо хоть никто из старших хёнов не видел всего этого блядства. — А Тэхён? Он послушался? — хоть и страшно услышать то, что было дальше, но знать всё необходимо. — Да… Тэхённи-хён открыл рот широко… очень широко… А потом обхватил банан губами, когда Чимин-хён его туда глубоко всовывал и высовывал несколько раз… между губами… Хён, я знаю, что это неправильно так думать, но это было так похоже на… Я сразу представил… И… И вот… — Чонгук растерянно опускает свой взгляд на дёргающийся в руке член и, совсем смутившись, замолкает. Мда… Чиму он потом, конечно, пропиздонов вставит, но вот с ЭТИМ надо что-то делать. Не оставлять же ребёнка в таком состоянии… — Ты… Ты мне поможешь, хён? — Помогу, мелкий, помогу, — обречённо вздыхает музыкальный гений. — Уж как смогу.       Вот же блять! Наградил Господь тонсенами! И почему так трудно быть хёном? — А ты бы хотел показать себя Тэхёну? — вкрадчиво спрашивает Юнги, — хотел бы утащить его к себе в спальню, где вас никто не увидит, и снять перед ним трусы, вытащив наружу колом торчащий член, которому уже давно тесно в штанах? Хотел бы показать ему, какой ты большой и крепкий, и как сильно ты его хочешь? Хотел бы сдвинуть кожу на напряжённом стволе до конца вниз, чтобы выпустить на свет набухшую, налившуюся кровью головку? Хотел бы, чтобы он увидел, что у тебя есть для него… чтобы оценил то, что ему предстоит взять в рот… То, что ему нужно будет вылизывать своим горячим язычком… И то, что он должен будет сосать каждый день? Хотел бы, чтобы он заранее знал, что именно ты будешь вставлять ему в попку не один раз за ночь, и начал бы готовиться, растягивая анус, чтобы не порваться, принимая твой член. — Ах… Хё-ё-ё-н…       Чонгук весь трясётся и неистово надрачивает себе, попадая в плен этого тихого и чуть шепелявого голоса. Юнги-хён говорит такое стыдное и запретное, но такое сладкое… Он теперь никогда не сможет выкинуть эту сцену из головы. Никогда! Пока не попробует. — А теперь представь, — продолжает коварный старший, — как Тэхён протягивает руку и касается твоих тугих яиц. Да… Вот так, как я это делаю сейчас… — тонкие жилистые пальцы тянутся макнэ между ног, принимаясь ощупывать и поглаживать его переполненные спермой шары, — давай, Гукки, закрой глаза и представь, что это Тэхён касается тебя сейчас, а не я, что это он трогает тебя… Сделай ноги пошире. Позволь своему мальчику просунуть руку дальше и как следует пощупать тебя. Покажи ему, как разбухли твои яйца, как много ты накопил для него, сколько всего у тебя есть, чтобы наполнить его ротик и попку. Да… Вот так…       Словно под гипнозом, Чонгук раздвигает ноги в стороны и даже немного сгибает их в коленях, позволяя умелой руке ласкать свою промежность. Оказывается, у него между ног всё такое чувствительное! Каждое новое прикосновение там бросает его в дрожь, прошибая холодным потом вдоль спины и заставляя член изливаться влагой ещё сильнее. — А теперь, — Юнги уже просто хрипло шепчет макнэ в ухо, доводя того до предела, — возьми ладонь Тэхёна и оберни её вокруг своего ствола, накрыв сверху своей рукой, и подвигай вверх-вниз. Покажи ему, как нужно тебя касаться, как сделать тебе приятно, как ты любишь, чтобы тебя трогали… Да… Именно так, Гукки. Сожми его пальцы крепче вокруг своего члена… Вот так… Пусть он сам почувствует в руке того, кто скоро будет толкаться в его попку, нещадно распирая узкие стеночки… Кто сделает ему больно, несмотря на смазку, ведь он такой толстый и твёрдый… Кто зальёт его растраханную, припухшую дырочку горячим семенем так, что оно выдавится наружу и будет капать на пол, пока он будет идти в ванную. А, может быть, ты не пустишь его подмываться, вернёшь в свою постель и будешь снова ебать? — Ааааааа......       Гортанный рык кончающего макнэ хриплым эхом раздаётся по всей общаге и белёсая жидкая сперма обильно выплёскивается из измученного члена, заливая руки, животы и ноги Юнги и самого Чонгука, а также и пол вокруг.       Мда… Музыкальный гений недовольно морщится. Он собирался выкупать свою детку, но, похоже, что в ванну с Чимином они полезут вместе. — Хён… — на смущённую морду покрасневшего от стыда макнэ смешно смотреть, — прости меня, я не хотел тебя испачкать… — Да ладно тебе, мелкий! — отмахивается старший, — полегчало хоть? — утвердительный кивок макнэ радует, — ну и слава Богу! А теперь, давай, вали отсюда. У меня тут ещё свои дела есть… — Я догадываюсь какие, хён, — хитро улыбается наглая мелочь, застёгивая штаны. — А ну брысь отсюда! — Юнги пинком под зад выпроваживает Чонгука из ванной. — Хё-ё-ён… — Чимин сразу же заходит к старшему, явно передразнивая макнэ, — ах! Хён… Ты был таким убедительным, Юнги-я, что я чуть сам не кончил прямо тут, за дверью, — его чудо улыбается во все тридцать два, еле сдерживает смех.       Блять! Вот только этого ещё не хватало! Юнги недовольно отводит глаза, избегая смотреть на Чимина, и отворачивается к раковине, чтобы вымыть руки. — Ты был крут, хён! Мне очень понравилось, — горячий шёпот младшего опаляет его ухо, — и я правда чуть не… Потрогай меня, Юнги-я… Посмотри, что ты со мной сделал… — Я на самом деле был хорош? — самодовольно интересуется гений, наливая пену под струю воды, наполняющую ванну. — Очень хорош! Но… Ты же понимаешь, что это только половина дела… — заговорщически тянет Чимин, раздеваясь. — В смысле?! Ты о чём? — О том, что Чонгука ты обработал, а теперь дело за Тэхёном. Его тоже надо как-то сподвигнуть на активные действия, а то он только молча смотрит на мелкого, тяжело вздыхая, и, я уверен, тоже дрочит на него втихаря. Я уже начал немного… — Твоя выходка с бананом… Это был полный пиздец! А если бы кто другой увидел? — Зато я удостоверился в своих догадках о том, что Тэ не против! Видел бы ты, как он послушно принимал в рот, неотрывно глядя Гуку в глаза! И губки ещё так сомкнул, посасывая… Тебе понравится, Юнги-я. — Мне?! Я-то тут причём? — А кто Тэхёна учить сосать будет, а? Мы будем! — уверенно утверждает Чимин в ответ на вытаращенные глаза Юнги, охреневшего от такой перспективы, — он же всё испортит, если не поможем! Ты дашь ему в рот, а я покажу, как надо… А потом уведём всех из общаги под любым предлогом и оставим их с макнэ одних… Авось, сообразят что куда совать… Ну, а что делать-то? Они так до старости буду слюни друг на друга пускать, но сами не решатся, если их не подтолкнуть! У Тэ опыта ноль, а ему не только в рот брать, но и в задницу принимать. Ты это начал, помогая Чонгуку, Юнги-я, тебе и продолжать!       Это пиздец! Юнги целиком погружается в горячую воду, чувствуя приятную тяжесть родного тела на себе и мягкие губки своего мальчика на своих губах!       Вот же мелкие паршивцы! И почему так трудно быть хёном?