Как трудно быть хёном

— Положи на место! Не трожь, — Чимин от души лупит макнэ по руке, потянувшейся к огромной связке бананов на кофейном столике в гостиной. — Это не для тебя. — Ты давно таким жмотом стал, а? Один-то можно? — возмущается Чонгук, ибо он с обеда ничего не ел, а уже вечер и жрать хочется, и снова пытается схватить желанный фрукт, но получает по рукам ещё раз. — Да, блять! Какого хуя, Чим? — Нельзя! Убери лапы, мелкий. Это для твоего же блага. Все бананы пойдут на обучение Тэ. — В смысле… — от нахлынувших мыслей Чонгука явно клинит и он замолкает, боясь даже ненароком выдать то, что внезапно ударяет в голову похлеще соджу. — В смысле… — передразнивает младшего Чимин, очищая один из спелых фруктов. — Ты же хочешь, чтобы твой ненаглядный Тэхён научился хорошо брать в рот… — он на секунду смолкает, оценивая округлившиеся от открывающихся перспектив глаза их Крольчонка, --… чтобы он умел принимать что-то большое глубоко, позволяя этому самому достать до задней стенки горла и потереться о неё… — он снова делает паузу, хитро улыбаясь, ибо макнэ явно возбуждается не на шутку, что видно по тому, как он тяжело и рвано дышит и неосознанно ёрзает бёдрами в попытке потереться быстро наливающимся кровью членом о собственные штаны, --… и при этом умел расслаблять гортань, чтобы не давиться и позволить этому предмету входить глубже в горло… и выходить из него… и снова входить… да, Чонгук? — добивает он мелкого, заставляя того рисовать в своём воображении столь неприличные картины, что всё его лицо становится пунцовым от смущения, а дыхание уже больше напоминает яростное сопение, которое издают страдающие спермотоксикозом подростки в период интенсивной дрочки. — Ну, так что? — рука Чимина тянется к паху макнэ и принимается поглаживать напряжённый член, вздыбившийся под свободными домашними штанами. — Будешь хорошим мальчиком? Не будешь больше мешать мне учить Тэ?       Охреневший Чонгук молча мотает головой, закусив губу, чтобы не застонать от удовольствия, ибо Чимин делает так приятно… Ему безумно хочется, чтобы старший сейчас запустил свою маленьку ладошку под резинку и… — Тише, малыш, тише… — предостерегает его тот, уловив сдавленный стон, вырвавшийся наружу, когда его ладонь сжимается сильнее вокруг возбуждённого ствола Чонгука. — Если уж так невтерпёжь, то иди вон туда, за угол, и поласкай себя. Можешь посмотреть на наши уроки, если хочешь… но только не мешай нам с Юнни, чтобы мы с Тэ не делали. Понял? — Чимин хмыкает, видя, как макнэ бысро кивает несколько раз и умоляюще смотрит своими оленьими глазками, всё сильнее двигая задницей навстречу его руке. — Мммм… ты уже такой твёрдый… и такой мокрый… — маленькие пальчики сдавливают набухшую головку, обтягивая её штанами, и скребут ногтями по самому кончику, наблюдая, как липкая влага просачивается сквозь мягкую ткань. — Покажешь мне потом себя… да? — он медлит, выжидая какой будет реакция мелкого, и довольно улыбается, видя, как тот согласно кивает. — И потрогать дашь, а то так не честно, Юнги тебе дрочил, а я — нет, — добавляет Чим уже более уверенно, понимая, что ему только что дали «карт бланш». — Ну, давай! Топай отсюда. Вон… Тэхён уже идёт из ванной. Хорошо, хоть кроме нас никого нет в общаге.       Чонгук послушно сваливает в темноту одного из боковых коридоров, полность согласный с тем, что отсутствие хёнов в общаге — великое благо, ибо то, что Чимин делает сейчас… и то, что Юнги-хён делал с ним вчера… Подобрать правильные слова ко всему происходящему у макнэ не получается и он, вполне в духе героини «Унесённых ветром», решает подумать об этом потом. Потом… когда ему станет легче и он сможет опять нормально дышать… когда жар в крови хоть немного спадёт, сердце перестанет так сильно колотиться и у него получится сглотнуть вязкую слюну, заполнившую рот… когда собственный член не будет так сильно напоминать о себе… когда переполненные яйца уже наконец-то выплеснут из себя всё добро накопленное за последние сутки…       Вот тогда он подумает обо всём, как разумный человек, а пока что, мысли его заняты тем самым неземным карамельным созданием, что только что вошло в комнату, сверкая голым и мокрым после душа торсом, и уселось рядом с Чимом, беря в руки протянутый старшим злополучный банан… Блять! Только бы не выдать себя! Так… надо найти удобное местечко. Он, конечно же, хочет посмотреть на эти «уроки».       И не просто посмотреть, а увидеть, как Тэ открывает рот, и представить на месте банана собственный член, уже дёргающийся в сладких судорогах в собственных руках… прижаться покрасневшей головкой к стене, воображая, что это плотно сжатые губки Тэхёна, и надавить сильнее, будто с силой врываясь во влажную мякоть… и залить густым семенем эту самую стену, мечтая о горячем горле того, кто сводит его с ума одним лишь своим существованием в этом мире…       Интересно, если ему, Чонгуку, так сложно сдерживаться рядом с Тэ, то как же Чимин собирается это делать во время «уроков»? Не будет же он приставать к Тэхёну, так ведь? -----------------------------------       Мдээ… Какой красавец! Макнэ вполне можно понять. Чимин откровенно залипает на полуобнажённом теле Тэхёна, который плюхается на диван рядом с ним. Да уж… У бедняги Чонгука нет шансов не влипнуть. И никогда не было. Пройти мимо ЭТОГО и не ощутить стояк — просто невозможно! Тут даже и не знаешь, посочувствовать макнэ или поздравить с тем, что ему такой охеренный парень достался. За Тэ, так-то, не только бабы, но и мужики хороводом ходят. Да уж чего греха таить, он, Чимин, и сам от этой сасной задницы не отказался бы! Если бы они с Юнги не были бы вместе… Так. Хватит. Юнги — лучшее, что случалось с ним в жизни. Но… если получится и этого малыша затащить к ним в постель и от души поразвлечься, то… почему бы и нет? И несчастный мелкий со своим спермотоксикозом тут как нельзя кстати! Ну, всё. Пора начинать первый урок. Ох, Тэхённ-а… Мы с Юнни те ещё учителя! Тебя ждёт масса всего интересного! — Тебе не холодно? — не каждый смог бы уловить нотку фальши в полном, казалось бы, искренней заботы голосе Чимина, но Тэ, уже приготовившийся откусить кусочек спелого фрукта, на секунду замирает и подозрительно косится на друга.       Чимин мысленно чертыхается. Вот же зараза такая! Эта его, Тэхёна, чёртова интуиция, которая опять проявляется так некстати, чуть не портит ему все карты. Он старательно изображает самое тревожное выражение лица и повторяет свой вопрос, пытаясь выглядеть, как можно более убедительнее. — Это я к тому, что у тебя соски затвердели. Значит, ты замёрз… — он не менее старательно округляет глазки, вполне невинно хлопая пушистыми ресницами, и осторожно касается пальцами одного из напряжённых сосков друга, --…или возбудился… — ангельский взгляд тут же сменяется хитрым прищуром, что вкупе с ехидной ухмылкой заставляет Тэхёна поперхнуться всё же откусанным бананом и закашляться, прикрывая зардевшееся лицо руками.       Твою мать! Какого хера, Чим? Что ты делаешь?! Тэхён разрывается между противоречивыми чувствами, что охватывают его, и словно зависает в небытии. С одной стороны, разум диктует ему, что нужно немедленно сбросить чимову руку со своей груди, подальше оттолкнуть от себя этого извращенца (а то и в морду дать!), и с видом оскорблённой добродетели покинуть этот " вертеп разврата».       А с другой стороны, Чимин делает так приятно… Он, Тэхён, и не подозревал, что у него такие чувствительные соски! Он выяснил это совсем недавно, пару месяцев назад, когда трахал одну из новеньких корди-нун в гримёрке Soribada. Та дурочка прохныкала, что ей больно, мол, он слишком сильно сжал её соски, и Тэ ничего лучше не придумал, как проверить это на себе, приложив те же усилия к своим собственным, что тут же нехило добавило ему возбуждения и заставило почти сразу же кончить. Хорошо, хоть вынуть член успел, а то не хватало ему ещё беременной сучки под боком для полного счастья!       У него и так, знаете ли, жизнь не сахар. Это только с виду всё прекрасно: мировая слава, бабло и всё такое… Нет, это, конечно же, круто, но… не смотря на все эти прелести, на душе у него кошки скребут, и слёзы, в последнее время, всё чаще заливают подушку. А всё из-за мелкого засранца, их макнэ, Чонгука. И угораздило же его, Тэхёна, влюбиться в этого дурня! Пришедшее с пол года назад осознание того, что ты, мягко говоря, «не такой, как все»… что у тебя стоит на красивого, как чёрт, мальчишку, члена твоей же группы… что ты спишь и видишь, как бы лишний раз, сходя с ума от возбуждения, ненароком прижаться к нему в толпе и заботливо убрать упавшую на милое, совсем не сочетающееся с крепким мужским телом, личико смоляную шелковистую прядь, что сводит с ума фанатов по всему миру (и его, Тэхёна, тоже)… чтобы лишний раз прикоснуться к его не по годам накаченному торсу, отряхивая невидимые соринки в нарочито невинной попытке " ой, Гукки, у тебя тут что-то… давай помогу»… что ты, трахая баб направо и налево, мечтаешь (вот ещё сюрприз!) лечь под этого сасного мелкого, с удовольствием подставляя своё тело под его ласки и поцелуи, и раздвинуть перед ним свою задницу… и что самое страшное, ты мечтаешь сам целовать его, вылизывая слегка потрескавшиеся уголки его рта, посасывая его пухлые губы, врываясь своим языком в его рот и впуская его язык в свой, отдавшись ему во власть, замирая в его руках и деля одно дыхание на двоих… всё это напрочь перевернуло картину его мира, уже сложившуюся, к тому времени, в красивый, а, самое главное, правильный узор и заставило его, Тэхёна, заново переосмыслить такие сложные вещи, как «кто ты» и «где твоё место в жизни», о которых так любит думать слишком умный для них всех Намджунни-хён.       Однако, к лидеру он со своей бедой не пошёл, не желая получить растянувшиеся на пару часов размышления о смысле жизни вместо универсального предложения решить проблему известным способом — напиться и послать всех и вся на хер, с чем ему и помог Хоби-хён, ещё не до конца уничтоживший почти годовой запас вискаря, тайком принесённого в общагу самым старшим хёном. Воздавая должное выдержанному ирландскому напитку и мысленно благодаря Джина-хёна, он, тем не менее, сдержался и не стал описывать свою проблему в подробностях, на что, кстати, Хоби-хён сначала нешуточно обиделся, но потом (слава Богу!) забыл об этом.       С тех пор, терзание собственных сосков превратилось в необходимость, жизненно важную не только в процессе дрочки на желанного Чонгука, но и просто в жизни. Прикосновения к этим теперь почти всегда напряжённым комочкам вызывает в нём такую бурю эмоций, что впору скулить, как пошлая сучка, от переизбытка чувств, выстанывая любимое имя! — Так я прав? Ты… возбуждён, Тэхённ-а? — на удивление сильные для своего размера пальцы друга зажимают один из набухших сосков Тэ и немного оттягивают его, вызывая судорожный вздох, доносящийся из-за ладоней. — Ты трогал себя в душе? Скажи мне честно, ты ведь прикасался к себе? Ласкал себя… делал себе приятно. — Чимин садится сверху на бёдра Тэхёна лицом к нему и принимается за второй сосок, попутно обжигая горячим дыханием слишком чувствительную шею. — Ты пытался облегчить своё состояние, прижимаясь горячим телом к холодному кафелю, но, тем самым, сделал только хуже, невольно добавив возбуждения? Твоим соскам это понравилось, верно?       Да твою же мать! Ну… да! Да, он себя трогал. Ласкал всё тело, грудь и, конечно же, соски. И не только… А кто из них не «трогает» себя в ванной комнате? Они все взрослые парни. Ну… кроме этого… мелкого… который изрядно портит ему, Тэхёну, жизнь, заставляя мечтать о несбыточном. Как же, блять, трудно быть хёном!