Азирафаэль и Кроули шли по улице мимо книжных лавок и детских магазинов, которые оба так любили, они говорили, говорили, и не было темы, которая оставалась нетронутой до этих пор, но влюбленным нравилось просто слушать голоса друг друга.
Мимо пробежал ребенок. Девочка упала. Азирафаэль первым бросился помогать, но его словно остановила какая-то сила. Он не мог пошевелится, не мог помочь, и такое бездействие пугало его всегда и в эту минуту тоже.
Азирафаэль проснулся. Увидев блеск золотистых родных глаз, смотревших на него, он сразу же успокоился. Это всего лишь сон, ничего более…
— Представляешь, не мог помочь, вообще ничего сделать.
— Это только кошмар, ангел, — Кроули сидел, подперев голову рукой, и пристально смотрел на него.
Букинистический уютный магазинчик. Самое важное место для них обоих. И вот бы этот момент никогда не заканчивался.
Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми.*
И Азирафаэль с Кроули неудержимо двигались к бесконечности. Почти.
Это снова был сон. Азирафаэлю надоело спать, видеть то, что могло быть у него и то, чего теперь уже никогда не будет.
Он просто решил пойти на кухню и заварить чай, лучшее средство от любых переживаний. На кухне был такой же беспорядок, как и во всем доме, а зачем заниматься уборкой, если тебе нужна лишь одна вещь? Поэтому Азирафаэль взял первую попавшуюся кружку. «Лучшему мужу». Её он подарил Кроули на их годовщину.
— Лучшие мужья не уходят.
Кружка полетела в стену, а он сел на пол и закрыл лицо руками.
— Не оставляют умирать надежды любимых.
Звука раскола не последовало. Азирафаэль посмотрел в сторону кружки.
Она растеклась по стене бесформенной серой лужей. Стена, на секунду словно задумавшись, нужно ли ей это, поглотила её так, как зыбучие пески поглощают и навеки утягивают в недра земли неудачливых путников. И его привычного тоже не стало. Горизонт сместился, черные пятна, свет погас.
Где умирает надежда, там возникает пустота.**
Азирафаэль снова проснулся, теперь уж точно: он явно чувствовал себя намного хуже, чем было во сне, а в глаза светило такое солнце, какое можно увидеть только в этой реальности. Он встал с кровати, чтобы закрыть шторы. С улицы доносились детские голоса.
— Мама сказала, что здесь уже никто не живёт, только приведения. Они могут меня съесть, если подойду к дому.
— Какая чушь, — сам себе сказал Азирафаэль, — приведениям не нужно есть.
Хотя разные дети и подростки приходили сюда чуть ли не каждые две недели и говорили одно и тоже, Азирафаэлю это не надоедало. Всё-таки, ему нужно было слышать хоть кого-то, кроме самого себя.
— Правда, может, не надо? — девочка, видимо, сестра самого старшего из них, пыталась убедить остальных.
— Ты ещё веришь в приведений?
— Нет, но всё-таки.
Азирафаэль подумал, что мальчики тоже испугались, потому что уже через минуту у дома никого не было. Он выпил воды и ушёл перечитывать книгу.
***
Ещё только начинало смеркаться, но Азирафаэль уже спал.
Кто-то постучал в дверь. Это была девочка лет десяти, не больше, с большими голубыми глазами и светлыми прямыми волосами, собранными в тугой хвост на затылке.
— Извините, я потерялась, не могли бы вы мне помочь?
— Конечно! Заходи, тебе нужно выпить чашку чая и успокоиться, — сколько бы времени не прошло, Азирафаэль всегда остаётся добрым и отзывчивым, даже во сне. Он сделал чай себе и ребенку.
— Что случилось?
— Я сбежала из интерната, там ужасно!
— Она широко распахнула глаза, и в них заиграли голубые блики от света лампы. Глотнула немного чая. Она не выглядела смущённой или напуганной, напротив, вела себя так, будто это Азирафаэль только что постучался в дверь и вошёл в дом нежданным гостем, а не она. — Когда мне было четыре года, мы с родителями гуляли по городу, и я побежала вперед. И упала. Мне никто не помог. И когда я наконец встала, — девочка наклонилась вперёд и сощурила глаза, — родителей уже не было.
Такого не может быть. Азирафаэль попытался перегнуться через стол, поймать её, но стол вдруг растянулся, унося девочку куда-то очень далеко. Он не мог сделать ничего, не мог даже говорить.
Девочка вскрикнула.
***
Азирафаэль проснулся, задыхаясь. Срываясь на кашель, он хватал ртом воздух и пытался одеялом вытереть с лица ледяной пот, пока сердце бешено гремело в груди. Ему полегчало лишь когда он, с грехом пополам добравшись до раковины, окунул лицо в воду.
Всё было совсем не так. Но он всё продолжал винить себя и ничего не мог с собой поделать.
Он выпрямился со странным ощущением, что в комнате он не один. Первой мыслью было: «Может быть, дети правы. Может, здесь действительно живут призраки». Однако он отмёл её второй: «Нет призрака, которому я был бы нужен».
С этой мыслью он повернулся к двери.
В следующее мгновение ему в глаза ударил мощный поток белого света.
А ещё двумя секундами позднее он без сознания лежал на холодном кафельном полу.
Белый свет погас.
