A Year in the Life of Sarge's Person (Год из жизни хозяина Сержанта)

- Итак, сегодня последний сеанс, - улыбнулся Баки, садясь на этот забытый богом неудобный стул и закинув ногу за ногу во второй четверг июня. Сегодня он приложил все усилия, выбрав штаны из грубого материала в черную и красную шотландскую клетку с ремнями и пряжками (дань уважения его старому снаряжению Зимнего Солдата, но с модификациями для современного мужчины), плотно облегающую футболку с длинными рукавами, поверх которой он натянул майку с эмблемой группы «Рамоунз». Он заменил свои старые берцы новой, еще более высокой парой с большим количеством пряжек и ремней (очередная дань), надел кожаный напульсник на правое запястье и шипованный ремень. Он сочетался с заклепками на поводке Сарджа так же, как и черно-красная бандана, повязанная вокруг шеи щенка. За последние несколько месяцев Баки обнаружил, что одежда являлась не только способом самовыражения и самопознания, но вдобавок и доспехами, еще одним оружием в его арсенале. И он хотел быть как можно лучше подготовленным, когда ступал на поле битвы. - Будете по мне скучать? Потому что я не могу сказать того же самого о вас. МакАдамс ничего не сказал, а просто смотрел, смотрел и смотрел на него, и его блеклые голубые глаза сузились и стали суровыми. Он ждал, когда Джеймс сломается, но они уже несколько месяцев играли в эту игру, и капитан действительно должен был узнать его лучше. Пока, наконец-то, наконец-то, он не откинулся на спинку кресла, складывая пальцы и подпирая их кончиками подбородок. - Вы так считаете, сержант Барнс? – его голос был низким и протяжным, словно рычание волка, который готовился напасть на добычу. - Ну да, - пожал плечами Баки с фальшивой беспечностью. – Это последний сеанс, по крайней мере, согласно всем тем договоренностям, которые вы заставили меня подписать. Я проверил их дважды. Он как раз сегодня, а затем, в понедельник состоится слушание по окончанию испытательного срока. - Вы так считаете? – повторил МакАдамс, и его голос стал более выверенным, а взгляд еще острее, словно он смотрел на кусок дерьма, который пытался соскрести со своей обуви. - Как я уже сказал, - снова пожал плечами Баки, - это часть соглашения, которое вы все вынудили меня подписать. - Да, я полагаю, что так и есть, - сказал капитан МакАдамс, оставаясь совершенно неподвижным, пока говорил, ни на волосок не сдвинувшись с места. – Но я уверен, что если вы действительно перечитывали соглашение, то также в курсе, что ваше освобождение зависит от моего окончательного одобрения, которого у вас нет, и могу вас заверить, что вы уж точно его не получите. А вот и она, первая пощечина – призыв к битве. Баки ничего не оставалось делать, кроме как принять этот вызов. - И почему же нет? Я выполнил всё, что от меня требовалось, и не пропустил ни одного из этих сеансов. - И все же, каким-то образом, вы всё равно не смогли достичь ни одной из целей, которые мы поставили, когда начинали. - Мы не ставили никаких целей, - возразил Баки, чей голос все еще оставался спокойным, холодным и собранным, несмотря на то, что его ладонь начала потеть, а по спине побежали ледяные мурашки, и эти поцелуи демонов напоминали ему, что дьявол получит то, что ему причитается. – Их ставили вы. И ни одна из них не являлась моей целью, когда всё это началось. Эти цели никогда не были моими. - Вы действительно думали, что у вас есть какой-то выбор в этом вопросе? – усмехнулся МакАдамс. На первый взгляд МакАдамс выглядел точно так же, как и в начале сеанса, но они оба – и Баки, и Солдат, чьи жизни зависели от их способности подмечать даже малейшие изменения (задержка дыхания, подергивание пальца на курке) могли видеть, что мужчина был в ярости и готовился выплеснуть весь свой накопившийся гнев и разочарование на того, кого он считал источником этих эмоций. - Это то, что мне сказали, когда я впервые согласился сюда прийти… - Когда вас схватили и доставили на реабилитацию. - … что если я выполню все, что от меня требуется, если я предоставлю все сведения, которые знаю об остатках ГИДРы и позволю вашим ученым использовать мое тело в качестве морской свинки, то по окончании года, одного года обязательного консультирования, я могу быть волен уйти. Мне это пообещали. Это единственная причина, по которой я на это согласился. И я это сделал, я всё это выполнил, так что теперь настало время вам и всем остальным в ЩИТе выполнить свою часть сделки. - Но вы, по-видимому, забыли о том, сержант Барнс, что, опять же, это зависело от вашей успешной реинтеграции в мир, доказывающей, что вы больше не являетесь угрозой, а вместо этого вносите свой вклад в жизнь общества. - И я сделал это, я выполнил всё, о чем вы меня просили. - Чушь собачья! Это был первый раз, когда Баки услышал брань от МакАдамса. Казалось, тот всегда гордился своим контролем и способностью не опускаться до уровня простых смертных. Но, и Баки теперь убедился в этом больше, чем когда-либо, МакАдамс никогда не был человеком, а только обрюзгшей, прогнившей свиньей, которой приходилось копаться в слабостях других людей, чтобы почувствовать своё превосходство. - Хотите начистоту, сержант Барнс, давайте будем честными, - продолжил он, поднимаясь из-за своего стола и впервые делая шаг за пределы надежного щита из красного дерева. – Мне поручил вас сам Николас Дж. Фьюри, поскольку я – руководитель отдела психологической подготовки и лечения ЩИТа с надеждой, что мы сможем создать что-то полезное из того бардака, который вы устроили из своей жизни. И хотя я был настолько терпеливым и полезным, насколько это возможно было ожидать, предлагая методы и руководящие принципы, которые уже доказали свою успешность, вы демонстративно проигнорировали их все. Вы провели весь прошедший год, а в особенности последние шесть месяцев выставляя меня дураком! - Потому что все они были несусветной чушью! Баки поднялся на ноги, и теперь они оба стояли меньше, чем в футе друг от друга, потому что если этот еблан думал, что Баки позволит ему попытаться устрашить себя своим размером, заставить его отступить и испугаться, в таком случае МакАдамс понятия не имел, с кем тягался. Баки пережил это гребаное кресло. И Баки, именно Баки стоял рядом с человеком, который был солнцем и даже ярче, чем солнце, и смеялся, смеялся, смеялся. И хотя он мог быть сожжен снова и снова, он все ещё там стоял. И эта извергающаяся обезьяна была ничем, ничем по сравнению со всем этим. - Вы никогда не хотели мне помочь. Вы просто хотели добавить еще одного суперсолдата в свою коллекцию. - Это то, кем вы являетесь, и кем всегда будете, сержант Барнс, и чем скорее вы это примете… - Меня зовут Джеймс! – теперь настала очередь Баки поджечь и распалить собственные костры. Потому что капитан МакАдамс был не единственным, кто пребывал в ярости и чертовски сильно устал от игры. – Не сержант, не сержант Барнс, не даже гребаный Зимний Солдат. Меня зовут Джеймс Бьюкенен Барнс, и я попросил так меня называть с самого начала. Если ты не можешь уважать даже это, уважать человека, когда он просит тебя называть его по имени, тогда на кой черт мне слушать всё то, что ты говоришь, Грег? - То, как ты решил себя называть, не имеет значения, - лицо МакАдамса покраснело и начало пульсировать от гнева, когда он шагнул ещё ближе в пространство Баки, так близко, что тот смог увидеть капилляры в его глазах и брызги слюны в уголках рта. – Здесь ты – сержант, а я – капитан и твой командир. И тебе это может не нравиться, но мне в действительности на это насрать. Я заработал все свои звания и с гордостью их ношу. В отличие от тебя, который оказался здесь только из-за того… МакАдамс прервался, когда снова, во второй раз за все время их сеансов, раздался звонок его телефона. На этот раз МакАдамс его проигнорировал, развернувшись, чтобы стукнуть рукой по базе, прежде чем снова сосредоточить всё своё внимание на Баки. - Из-за чего? – прорычал Баки. И он оказался не единственным, кто это сделал, потому что Сардж, сидевший у его ног, тоже поднялся и зарычал. Его шерсть встала дыбом, а зубы обнажились, и Баки никогда раньше не видел, чтобы щенок делал что-то подобное. - Из-за друзей, которые у тебя когда-то были и которые не поняли, что времена изменились, и теперь мы живем именно в этом мире. – МакАдамс посмотрел на Сарджа и усмехнулся. – И возьми под контроль этого гребаного зверя прямо сейчас, или я позвоню в службу контроля за животными и сообщу им, что здесь злобная собака, которую нужно усыпить ради общественной безопасности. Баки чуть его не ударил. Он почти отвел левую руку, механизмы которой пришли в движение и подобрались, готовясь к бою и занимая свою основную линию обороны, прежде чем, и это случилось как раз вовремя, Баки ещё раз взглянул на презрительное и самодовольное лицо МакАдамса и остановился. Потому что это была ловушка. Прекрасно расставленная МакАдамсом, со всеми подходящими капканами и крючками, чтобы его поймать, и Баки практически угодил прямо в неё. Если он поднимет руку, если он атакует, то всё, что сказал о нем МакАдамс, окажется правдивым; он был бесполезным, диким, непригодным для освобождения и не способным жить в обществе, и единственным жизнеспособным вариантом для безопасности всех остальных будет его возвращение под стражу. В своем гневе и разочаровании Баки практически угодил в эту западню. Точно так же, как множество раз случалось с ним в прошлом. Он никогда не брал паузу, чтобы подумать и просчитывать последствия своих действий, потому что считал, что не оставалось никаких других вариантов, а все альтернативы были ещё хуже. Кресло, крио-капсула, а потом о тебе снова забывают, а ты просто делаешь то, что они тебе говорят, то, что от тебя ожидают, потому что альтернатива оказывалась хуже, всегда, всегда хуже. Но на этот раз Баки остановился. И Баки подумал, и наоборот разжал кулак и опустил руку на бок. - Сардж, к ноге, - вместо этого сказал он. Впервые за все время Сардж не послушался. Его шерсть осталась приподнятой, а губы оттянутыми назад. – Сардж, - снова сказал Баки, на этот раз тверже, его голос был низким, но все ещё переполненным всем, что лежало у него на сердце всякий раз, когда он смотрел на своего глупого, пушистого и абсолютно преданного ему щенка. – К ноге. А затем Баки протянул руку и очень нежно положил ладонь на макушку Сарджа. Сардж сразу же посмотрел на него, будучи явно растерянным. Потому что они были стаей, и один из них находился в опасности, и это то, для чего нужна стая. В стае защищают друг друга. Но они также провели месяцы вместе; месяцы, в течение которых Баки тратил всё свое время, заботясь о Сардже, следя за тем, чтобы он находился в тепле, был сыт и любим. Баки направлял их на протяжении всего пути, а Сардж следовал за ним не потому, что его заставляли или тащили туда против воли, а потому, что Баки никогда не вел его по неправильной дороге, Баки доказал, что является тем, кому можно доверять, и что его решения всегда основаны на заботе и желании защитить и, как результат, Баки был удостоен бесконечной, бесконечной любви и преданности в огромном сердце Сарджа. И поэтому, именно поэтому, когда их взгляды встретились, а рука Баки все ещё лежала на голове щенка, Сардж послушался своего альфу и отошел к ноге. - Хороший мальчик, - прошептал Баки, улыбаясь щенку и почесывая его за ушами. Сардж все ещё оставался напряженным, дрожа от желания атаковать, но он сел и остался на месте, прислонившись к ногам Баки. - Ты считаешь, что это что-то доказывает, сержант? – момент прошел, и теперь предстояло разобраться с более насущной проблемой, с более безотлагательной угрозой. Баки снова сосредоточил внимание на МакАдамсе, который стоял слишком близко, сжав кулаки, а его слова, хоть и не были собачьим рычанием, но являлись таким же предупреждением. - Потому что я скажу тебе прямо сейчас, ты, предательский кусок дерьма… - Капитан МакАдамс, простите, что беспокою вас, но… - Не сейчас, рядовой Тернер! – зашипел на нее МакАдамс, когда женщина ворвалась в его дверь. - Да, сэр, простите, сэр – запнулась она, быстро оценив неожиданную сцену, которую она нарушила своим приходом. – Извините, что прерываю, сэр, но это снова Командный Зал, и они сказали, что ваше присутствие необходимо. - Пожалуйста, сообщите им, что я нахожусь в середине решающего сеанса и присоединюсь к ним так скоро, как только возможно. - Да, сэр, я уже доложила им об этом, сэр, - извинялась рядовой Тернер. – Но они сказали передать вам, что у вас нет такой возможности, и что вы должны немедленно явиться на девяносто восьмой этаж. МакАдамс посмотрел на Тернер, которая выглядела униженной и пристыженной из-за того, что должна была сама принести эту новость, а затем снова бросил взгляд на Баки, прежде чем слегка кивнуть ей и, наконец, сделать шаг назад. - Хорошо, - кивнул он. – Скажите им, что я скоро там буду, рядовой. - Я лично должна вас туда сопроводить, в противном случае кто-то из зала сам придет, чтобы доставить вас туда, сэр, - поморщилась Тернер. - Хорошо, - повторил МакАдамс, протягивая руку, чтобы расправить свой пиджак, бросая в сторону Баки последнюю насмешливую ухмылку. – Вы свободны, сержант. Увидимся в понедельник в девять утра. Не опаздывайте. А тем временем, я предлагаю вам вернуться домой и начать собирать то скудное имущество, которое вам удалось накопить, а также свою собаку. Этот эксперимент, очевидно, провалился, и я буду официально рекомендовать, чтобы вы вернулись жить в Башню, где мы сможем следить за вашим прогрессом двадцать четыре часа в сутки, а вашу собаку отдать кому-нибудь другому, чтобы она могла получить надлежащий уход и обучение. Не опаздывайте, сержант. Вы уже и так нажили достаточно проблем. Постарайтесь правильно уяснить хотя бы одну-единственную вещь. И с этими словами капитан МакАдамс развернулся и вышел вслед за рядовым Тернер, по направлению к лифтам. *** Поездка на лифте до вестибюля прошла как в тумане. В одну минуту Баки вошел внутрь, а в следующий миг, он уже преодолевал стеклянные конструкции и выложенные мраморной плиткой полы, а лапы Сарджа свисали у него с плеча, пока Баки нес щенка вместо того, чтобы позволить тому идти рядом с ним, как они обычно делали. Всё было кончено; из-за МакАдамса они собирались лишить его свободы, жизни, выбора… его собаки, и Баки не знал, что он собирается предпринять. Он мог податься в бега, он так и предполагал поступить, но они уже находили его раньше. И он не мог бросить Сарджа, он не мог. Да и характерный размер и расцветка Сарджа заставляли бы Баки еще более бросаться в глаза, куда бы он ни побежал. Может быть, его захочет взять Тереза или даже Тара. По крайней мере, таким образом, он мог бы время от времени видеться с Сарджем, если ему позволят принимать каких-то посетителей. О боже, они собирались забрать его собаку. Что он будет делать без Сарджа? Баки почти дошел до дверей, которые уже открывались, когда услышал шум; звук прочищаемого горла, резкий и настойчивый, но преднамеренно звонкий, чтобы суперсолдатский слух мог его уловить. Когда он поднял взгляд, чтобы обнаружить источник, то прямо там, не слишком далеко, у стойки регистрации стоял Сэм Уилсон. Баки осознавал, что скорчил злобную гримасу, он мог почувствовать, что на его лице написаны весь гнев и ярость, чтобы весь мир мог их увидеть. Но Сэм Уилсон просто остался стоять на месте, терпеливо ожидая, пока Баки на него посмотрит. Как только он это сделал, их взгляды встретились, и выражение его лица не изменилось. Но Сэм кивнул, один-единственный раз, прежде чем повернуться и продолжить разговор с администратором. «Да я услышал тебя, ебаный ты ублюдок. Громко и четко», - Баки снова посмотрел на него острым, словно бритва взглядом, а затем повернулся и вылетел за дверь, оказываясь на улице. - «Шах и мат, и теперь я ваше гребаное пушечное мясо. Премного благодарствую, ебаные вы сукины сыновья». *** - Джеймс, Джеймс, что стряслось? В чем дело, Джеймс? Ты в порядке? Этот теплый голос, раздавшийся у него в ухе, и мягкая тень, упавшая ему на лицо и закрывшая солнечный свет, вырвали Баки обратно в настоящее из его мыслей, которые жужжали и роились, словно пчелы в своих сотах. Моргнув, он поднял голову и увидел, что Тереза опустилась перед ним на колени, стоя близко, но не касаясь Баки, а ее рука почесывала ухо Сарджа. Баки снова моргнул и понял, что сидит на одной из железных скамеек во дворе перед их зданием. Может быть, дома здесь и были для бедных, но было очевидно, что когда-то в прошлом предпринимались некоторые попытки замаскировать убожество, в котором они жили с помощью косметических улучшений. Таким образом, четыре дома, из которых состоял их комплекс, были связаны между собой несколькими тропинками. На одном конце находилась старая игровая площадка, которой днем пользовались дети, а остальные собирались, чтобы поздней ночью поучаствовать в другого рода играх. Там были небольшие полянки помятой травы и ряд из нескольких хаотично расположенных скамеек, которые никогда не знали садовника, который бы за ними следил, и где в теплую погоду собирались многие соседи Баки, чтобы посидеть и поболтать. Дворик, возможно, и был бедным, но жители старались изо всех сил, и здесь появилось то, что стало несколькими тщательно оберегаемыми святынями, и даже одна или две клумбы, разбитые посреди травы, как представлялось Баки, добавили бы летом столь необходимый кусочек цвета. Он с нетерпением ждал того, чтобы это увидеть, хотя теперь он полагал, что не увидит их никогда. Баки будет об этом сожалеть, точно так же как и о многих других вещах. Он еще раз моргнул и понял, что Тереза все ещё ждет ответа. - Ох, привет, Тереза, - наконец, удалось произнести Баки, а его голос звучал сухо и хрипло, больше походя на шорох листьев, которые ветер разбрасывал по бетону, когда он впервые сюда переехал. - Джеймс, в чем дело? С тобой всё в порядке? – снова спросила она. - Я в порядке. - Не ври мне, Джеймс, - сказала она, и ее голос стал резким. Но это была резкость из-за беспокойства и заботы, а не из-за жестокости, которая слышалась в голосе хулигана, знающего, что жертве некуда бежать. – Я зову тебя по имени последние десять минут, а ты даже меня не замечаешь. - Прости, - встряхнул головой Баки. – Я должен был тебя встретить? У тебя есть продукты? Она писала ему сообщение? Он должен был с ней встретиться? Баки не мог вспомнить. - Нет, у меня нет никаких продуктов, - сказала она, поднимаясь на ноги и расправляя плечи. – У меня есть сосед, который сидит здесь бог знает сколько времени и выглядит так, словно только что узнал, что его жизнь окончена. Она понятия не имела, насколько оказалась права. У него оставалось всего два с половиной дня свободы, этой жизни, которую он построил; сначала из того, что осталось от Солдата, затем, как Джеймс, и затем, наконец, как Баки. Со всеми ее удовольствиями, лучиками солнечного света, ночами, проведенными в обнимку с теплой собакой, которая облизывала ему лицо, чтобы разбудить и заново научила его смеяться после того, как он более чем за семьдесят лет позабыл, что это за чувство. Когда Баки не исправил ее предположение, Тереза шагнула вперед, наклоняясь достаточно близко, чтобы он почувствовал запах ее розовых духов, которыми она постоянно пользовалась, утверждая, что это всегда был любимый аромат ее мужа. - Джеймс, в чем дело? Когда она это произнесла, то протянула руку и нежно положила ладонь ему на плечо. Прикосновения все ещё по большей части причиняли Баки дискомфорт. Прикосновения всегда несли с собой боль; пощечина, укол иглы, вспрыскивающей огонь в его вены, руки за головой, затягивающие маску, чтобы она впивалась ему в щеки, оставляя порезы, которые он был обучен игнорировать, потому что ему была поручена миссия, и она всегда была в приоритете. Но с тех пор, как у него появился Сардж, он мог выносить прикосновения нескольких людей, чьи руки всегда были нежными: Тара, когда она наклонила его, чтобы поцеловать в щеку. Юна, которая протягивала руку, чтобы распрямить воротник или поправить посадку рубашки, делая это быстро и умело, но с добротой, а ногти на ее тоненьких пальцах всегда были разного цвета. И Тереза, чьи руки были старыми и покрытыми пигментными пятнами, но сильными и уверенными, когда она рылась в своей сумочке в поиске ключей или переключала каналы с помощью пульта. Было нормально, когда эти женщины к нему прикасались. Он никогда не вздрагивал и не чувствовал потребности сделать бросок, ударить в ответ, предотвратить очередной выпад. И они любили его собаку, и были так добры к Сарджу всякий раз, когда его видели. Как же он мог не пожелать им довериться после такого. Может быть, он мог довериться Терезе и в этом тоже. - Тереза, - сказал он, глядя в ее глубокие темно-карие, почти что черные глаза, которые смотрели на всё происходящее вокруг с опытом и мудростью долго прожитой жизни. – Я не знаю, что мне делать. Они собираются снова меня запереть и забрать Сарджа, и я не знаю, что мне делать. Она стояла там, глядя на него, и её взгляд на секундочку стал совершенно бездонным, прежде чем Тереза кивнула, а ее рука, лежащая на плече Баки, начала тянуть его вверх, побуждая подняться на ноги. - Хорошо, - сказала она, как только убедилась, что Баки слушает. – Это звучит как очень длинная история, поэтому тебе придется начать с самого начала. Но для этого мы поднимемся наверх, где я сделаю нам обоим чашечку кофе, и ты мне всё расскажешь. И поскольку Тереза была у него одна, потому что у Баки больше не было никого, с кем бы он мог поговорить, а шум в его голове был слишком сильным и слишком громким, он кивнул и последовал за ней в их здание.